Разрешите влюбиться

Лена Сокол, 2019

Настя Ежова, невзрачная студентка, из тех, кого принято называть ботаничками и заучками, хватается за любую работу, чтобы выжить в чужом городе и получить заветный диплом. А в параллельной вселенной ее однокурсник Рома Гаевский, мажор и тусовщик, прожигает жизнь, устраивает вечеринки и флиртует с девушками. Кажется, нет таких точек, где бы их судьбы могли пересечься. Но жизнь богата на сюрпризы, и, как выяснилось, не только на приятные.

2

Я даже не сразу поняла, что эти слова обо мне. С неба падали одинокие капли и, покалывая, приземлялись на мое лицо, а меня все глубже затягивало в холодные голубовато-зеленые глаза.

Да, лежать в луже под оглушающий смех сокурсников — нелепо, конечно, но я, кажется, потеряла ориентацию в пространстве. А может, ударилась затылком об асфальт так сильно, что не могла даже пошевелиться.

Секунду-две (или больше?) просто лежала и смотрела на него.

Высокий, достаточно крепкий. Воротник кожаной куртки не скрывает небольшой яркой татуировки на шее. Мокрые каштановые волосы взъерошены, на лице презрительная ухмылка. Все такое знакомое, ведь я видела его десятки раз в коридорах, но все же какое-то другое. Необычное. То ли потому, что мне не доводилось видеть его так близко, как сейчас, то ли потому, что я без очков. А кстати, где мои очки?

Не то чтобы я ничего без них не видела, но мир определенно выглядел иначе. Тех, кто остановился, чтобы позабавиться над моей неловкостью, видно было прекрасно, а те, кто стоял метрах в десяти от нас, на ступенях перед входом, легко узнавались по фигурам, одежде и голосам. Еще вчера они слезливо просили меня помочь по учебе, а сегодня так легко язвили.

— Ром, девчонки на тебя уже сами бросаются! — послышался женский голос.

Кто-то простучал каблучками и остановился в паре шагов от нас.

— Ага, даже Ежиха! — другой голос.

— Смелости набралась и кинулась!

Подружки остановились за спиной Романа и расхохотались.

Я приподнялась, опираясь на локти, и замерла, потому что он протянул мне руку. Сам Гай! Роман Гаевский, который никогда не замечал таких, как я, который выбирал самых красивых девушек. И он смотрел сейчас на меня, протягивая руку.

Я испугалась.

Смех почти затих, и все глазели на нас… Внутри меня встрепенулось недоверие. Оно подсказывало, что Гаевский хочет всего лишь посмеяться — подает руку, а стоит мне протянуть свою, тотчас отдернет под новые взрывы хохота. И это еще обиднее, чем позорно пасть к его ногам.

Но Гай казался серьезным.

— Все нормально? — спросил он сурово и холодно. Неужели бесится, что я налетела на дверь его машины и растянулась под ногами? Он, этот парень — весельчак и сердцеед, который с легкостью завоевывает сердце очередной красотки, а потом с таким же легким сердцем дает ей от ворот поворот и идет дальше, он разглядывает меня с таким вниманием.

— Что там, Гай? Что стряслось? — спросил кто-то насмешливо.

И в эту же секунду я вложила свою ладонь в ладонь Гаевского. Он подтянул меня к себе рывком: сильно, но осторожно. И у меня впервые в жизни перехватило дух от близости другого человека. Едва не воткнувшись носом в его грудь, я отпрянула, выдернула руку и прижала к груди.

— Ого, привет! — бросил подошедший к нам высокий брюнет в модном пальто шоколадного цвета и узких брюках. У него даже брови вздернулись от удивления. Он уставился на меня: — Кажется, я тебя где-то видел. Ты же… ты…

Но я его уже не слышала. Приложив руку к груди, я поняла, что плащ распахнут. А значит… Обернулась и обомлела. Курсовая, которую мне сегодня позарез нужно было отдать, разлетелась: какие-то листы порхали по воздуху, остальные, рассыпавшись, плавали в лужах.

Нет! Нет, нет, нет, нет…

— Гай, это что, твоя подружка? — усмехаясь, спросил парень.

Задыхаясь от волнения и ужаса, я посмотрела на Гаевского. Не могла не посмотреть.

— А похожа? — скривился он, глядя на своего приятеля.

Словно что-то переключилось у него внутри. Раз — и к Роману разом вернулись и веселье, и небрежность, и ленивая самоуверенность. Совсем другой человек — тот, к кому все здесь привыкли.

Он улыбнулся лишь уголками губ, но девчонки не упустили новую возможность засмеяться.

— Эй, милая, ты бы смотрела под ноги в следующий раз, — нарочито вежливо обратился ко мне тот, второй парень.

Не слушая его, я бросилась собирать с асфальта мокрые листы.

— Куда же ты так торопилась?

— Отстань от нее! — голос Гая звенел насмешкой.

Ну как же так? Почему? Я ночь не спала, торопилась доделать. Всю неделю провела в библиотеке, отыскивая нужную информацию для этой курсовой. Да, от нее зависит судьба человека. И даже не одного! Ну почему со мной постоянно такое происходит?!

— Пойдем, Дэн!

— Может, нужно помочь ей? — спросил парень с издевкой.

— Сама справится.

Я опустилась на колени, шмыгая носом, и стала собирать влажные листы. Мокрые волосы падали на лицо, мешали, приходилось откидывать их назад. А толпа, кажется, не спешила расходиться.

— Эй, замарашка, научные труды растеряла? — выкрикнул кто-то и засмеялся.

Я встала, прижав к груди грязные листы, и воинственно подняла подбородок. Посмотрела с вызовом. Они могут считать меня кем угодно, могут шушукаться и показывать пальцем, как делали это раньше, но я не позволю унижать себя прилюдно!

— Помолчи, Лид! — попросил Гай. Его просьба прозвучала так резко, что девчонка тут же замолчала, видимо, прикусив свой наглый язык. Роман нагнулся и подобрал что-то с земли. Нахмурившись, протянул мне: — Твое?

Я посмотрела на его ладонь, на ней лежали выпачканные в грязи мои очки. Быстро схватила их, стряхнула и чуть не разрыдалась: стекла треснули. Этого мне только не хватало! Я, конечно, обойдусь без очков какое-то время, купить новые денег нет.

— Бедняжка, разбила свои окуляры, — хихикнул кто-то из собравшихся. — Как теперь крот без своего бинокля?

— Лида, ты чего такая злая сегодня? — Парень в пальто обнял смеющуюся девчонку за талию. — Пристала к девчонке. Она, видишь, увидела Гая и забыла, что под ноги нужно смотреть. С кем не бывает!

Я тяжело вздохнула и продолжила собирать разлетающиеся на ветру листы.

— И ничего я не пристала, — прозвенел с обидой голосок, — мне на нее вообще плевать!

— Может, к Ромке приревновала? Так его ж на всех хватит.

— Чего-о-о?

— Да не смущайся ты! Гляди, какой он красавчик, приехал в дождь на тачке с открытым верхом, чтобы спор не проиграть. Только все равно проиграл.

— Руки убери, Дэн! — попросила Лида.

— Да я тебя просто приобнял, лапочка, — расхохотался он. — Или это только Гаю теперь можно?

Я с трудом сдерживала слезы. Чувствовала, как сырая одежда противно липнет к телу, и почти задыхалась от нахлынувшей стремительной волной обиды.

— Слушай, как тебя? — раздался уже знакомый насмешливый голос над ухом. Гай. Перед глазами предстали его идеально белые, несмотря на осеннюю грязь, кроссовки. — Брось ты их, пусть валяются.

Он не понимает! Я не могу их тут бросить. По крайней мере, нужно найти и спрятать от чужих глаз титульный лист.

— Нет! — я всхлипнула.

— Брось, говорю.

— Нет!

Мне хотелось, чтобы все исчезли, чтобы отстали от меня.

— Ну как знаешь, — бросил он, переминаясь с ноги на ногу.

— Что происходит? Почему все тут собрались? — громыхнул откуда-то знакомый бас. — Настя?

Я не обернулась, только еще быстрее начала собирать остатки курсовой.

— Ежова! — голос преподавателя по физической культуре Андрея Павловича приблизился и раздался теперь уже над моей головой: — Что происходит?

Я лихорадочно продолжала хватать мятые сырые листы и прижимать их к груди.

— Так, расходимся, — решительно сказал физрук. — Ты, Гаевский, хочешь помочь? Если нет, дуй на пары. И живо!

Послышались шаги, затем мягкий хлопок двери, мотор ожил, и красный спортивный автомобиль отъехал на несколько метров в сторону, чтобы там припарковаться.

— Что тут у тебя, Ежова? — Андрей Павлович наклонился, вглядываясь в мое лицо.

— Ничего! — я воскликнула слишком громко, выдав свое беспокойное, взвинченное и близкое к истерике состояние. — Просто…

И замолчала. Оставалось собрать еще пару листов.

Преподаватель сделал несколько шагов, поднял с асфальта то, что осталось от курсовой, и молча протянул мне.

— Спасибо.

— Поторопись, — вздохнул он, глядя на меня с жалостью, — занятия вот-вот начнутся.

— Угу.

Я развернулась и помчалась по лужам к мусорному контейнеру. Слезы застилали глаза. Было чертовски обидно, хоть вой. Видок, наверное, у меня еще тот. Я бросила в мусор ком смятых надежд и вытерла лицо сырым рукавом. Как теперь объясняться? А главное, где взять денег, которые нужны сегодня и срочно? Всхлипнув, я развернулась и припустила к входу.

Уже на лестнице не удержалась и обернулась. Гай стоял возле машины и курил. Я не могла знать точно, но почему-то была уверена: он наблюдал за мной. И от этой мысли по спине побежали мурашки. Трудно будет забыть его взгляд — злой и холодный, забирающийся, кажется, в самую душу. Но еще я запомнила жар его ладони: та, словно назло ледяным глазам, была горячей и мягкой. Такой уютной, что не хотелось отпускать.

Я забежала в вестибюль и понеслась прямиком в туалет, чтобы привести себя в порядок. Но уже знакомый девичий смех за дверью уборной меня остановил.

— Какая же Ежова стремная! — сказал кто-то. — И не стыдно в бабушкином плаще ходить? Фу!

— Курица мокрая!

Не хочу! Не хочу сталкиваться с ними, встречаться взглядами, знать, что они болтают про меня. Я развернулась и побежала в раздевалку, протянула старушке гардеробщице мокрый насквозь плащ.

Студенты подтягивались ближе к аудиториям. В коридоре почти никого не было, наконец-то на меня не глазеют.

— Ох, что это с твоей одеждой, деточка? — Бабулька наградила меня испытующим взглядом.

— Так. Промокла, — вздохнула я, пытаясь пригладить непослушные волосы.

Мои кудряшки в обычные дни жили своей жизнью и с моим мнением не считались, а сегодня, напитавшись дождевой водой, так и вовсе торчали в разные стороны. Безобразие. Кошмар. Просто ужас.

— Так с плаща вода течет! — Старушка нахмурилась. Подалась вперед, наклоняясь на стойку, оглядела меня с головы до ног и поспешила отворить дверцу, пропуская внутрь: — Так, милая, давай-ка проходи.

— Нет, мне…

— Проходи скорей.

Она втянула меня за руку.

— Но…

— Ничего не хочу слышать. Ты же вся мокрая! Гляди, даже колготки сырые. И платье! — запричитала она, подталкивая меня. — Простынешь ведь! Идем, у меня здесь обогреватель. Вмиг высушим тебя.

— Не могу! — Я попыталась сбежать, но не вышло, старушка уже преградила мне дорогу. — Мне на занятия надо.

Она забрала из моих рук разбитые очки и покачала головой:

— Вижу я, как ты со своими учебниками вечно носишься. Второй год уже от библиотеки и обратно, туда-сюда, туда-сюда. То чертежи у тебя под мышкой, то папки с работами. Лучше бы ты в столовку так быстрее всех чесала и пирожки там ела, вон тощая какая стала!

— Откуда вы… Я думала, никто меня не замечает… — Подталкиваемая морщинистыми руками, я буквально рухнула на стул.

— Ну, оно, может, и так. — Старушка живенько ухватилась за громоздкий радиатор и придвинула его к моим ногам. — Но от моего глаза ничего не скроется. Каждый день на вас смотрю. — Гардеробщица бесцеремонно ухватилась за мои коленки и подтянула их ближе к радиатору. — Одни красятся, как пугало, и хвалятся километровыми ногтями, потому что хвалиться больше нечем. Другие курить за угол каждую переменку бегают: «Дай куртку, на куртку, дай снова, забери обратно». Но ладно хоть ума хватает одеться, а то давно бы остатки мозгов простудили!

Я всхлипнула и провела ладонями по сырым колготкам.

— Лучше б я красилась, — я с сожалением посмотрела на разбитые очки в руках старушки, — тогда бы меня не называли страшилой.

— Кто страшила?! Ты? — Она быстро-быстро захлопала белесыми ресницами. — Да я такой красавицы давно не видывала, честное слово! Нашла кому верить, лучше меня послушай, чем этих куриц размалеванных: люди не обязаны выглядеть так, чтобы всем нравиться.

— Но…

— Никаких «но»!

— Мне на пару пора, — жалобно протянула я, глядя, как пожилая женщина заботливо расправляет края моего плаща, чтобы он равномерно высох.

— Нет уж, милая, никуда я тебя не отпущу. — Она замерла, заботливо и по-отечески оглядывая меня. — Посидишь здесь с часок, высохнешь. Ничего с твоей учебой за это время не случится.

— Не могу! — Мне хотелось разреветься.

— Это еще почему?

— Сегодня важная лекция. Пропущу — ничего не пойму. А не пойму — придется материал самой искать по разным учебникам. На это времени совсем нет, у меня работа.

— Откуда же ты такая? Ответственная.

— Из Степановки, — пробормотала я, утирая подступившую слезу кулаком.

Раздался звонок, и кто-то требовательно позвал старушку.

— Хорошо, — вздохнула она, протягивая мне очки, — кофта сухая у тебя? В мокрой никуда не пущу!

Я поежилась, ощупывая рукава, те были терпимо влажными.

— Сухая, — слукавила я.

— Второй звонок прозвенит, и побежишь. А пока пусть колготки твои сохнут, — приказала она. — Придвигайся ближе. Вон, стучишь зубами. И волосы сырые. Караул!

— Пять минут, — словно заклинание, проговорила я и взглянула на висевшие на стене часы. Ровно две минуты до начала пары. — Спасибо вам.

— Не за что, — ответила гардеробщица и, осуждающе качая головой, поспешила к стойке.

— И зачем вы со мной только возитесь? — уже в спину сказала я ей.

— Потому что ты меня всегда благодаришь, а так не все делают, — прозвучало в ответ.

Я опустила голову вниз. Не плакать! Не плакать! Нельзя! Но стоило только вспомнить позорную сцену с падением в лужу, как к горлу снова подкатил здоровенный ком. «Стремная она. Курица мокрая!» — звенело в голове.

— Слушай, Дэн, — где-то совсем близко послышался знакомый бархатистый голос, — давай серьезно!

— Серьезнее не бывает, — ответил собеседник, рассмеявшись.

Меня вряд ли бы услышали в шуме голосов и топоте ног, но я тихонько встала, стараясь не обнаружить себя. Подошла на цыпочках к штанге, завешанной куртками и плащами, и повернулась боком, чтобы лучше слышать. В полуметре от меня находилась решетка, прислонившись к которой и стояли эти двое.

— Твоим условием было прокатиться в дождь на тачке с открытым верхом, — сказал Гай низким, густым, как шоколадный сироп, голосом, — я сделал, как ты хотел. Так?

— Брат, ты реально думаешь, что так легко отделался от меня? — Дэн рассмеялся. — Просто прокатившись в тачке, которую мне же и проиграл? Не-е-ет, ты проиграл мне тачку. Будь мужиком, выполняй условие и гони мне ключи.