Закат Ярила

Лана Мэй (2024)

Пересвет Дивеев уже несколько лет работал в столичном Доме Культуры. Зарплату не повышали, а Масленица прошла просто ужасно. Ещё и с отцом поругаться успел. Чтобы немного отвлечься, он поехал за город и случайно попал на тысячу лет назад. Во времена правления князя Святослава. Там Пересвет набрёл на племя вятичей. Они дружили с богами и промышляли волшбой. Сможет ли человек из будущего выжить во времена кровавых междоусобиц, волхвов, знахарей и воинов? Вернётся ли домой, когда Навь, Явь и Правь учинили меж собой разлад, а надеяться остаётся лишь на себя и на местных богов? Обложка сгенерирована с помощью нейросети Kandinsky.

Глава 3

Пересвет вышел из просторной избы и с благодарной улыбкой отправился в свой новый дом. Дарко кружил над ним, указывая путь. А народ всё гулял. По единственной улице, если можно её так назвать, расхаживали жители окрестных домов, с задором горланя песни. Ребятишки запускали в небо журавликов из бересты. Летают…Парят, как настоящие птицы, удивлялся Пересвет, задрав голову к чистому небу. Ему хотелось спросить детей почему летают, но посиневшие ноги несли его к теплу домашнего очага. Вдоволь насмотревшись на птичек, Пересвет зашёл в слабоосвещённую избу. На длинной лавке у стены сидел Ведомир, склонившись над каким-то кропотливым занятием. Его длинные седые волосы закрывали обзор, поэтому Пересвету пришлось подойти ближе.

Старик плёл лапти.

— Воротился? Шустрый малый, — не отрываясь от занятия, сказал волхв.

— Тут недалеко.

— Одёжу дали?

— Вот, смотри, — Пересвет выставил руки со свёртком и башмаками вперёд, сунув их чуть ли не под нос старику.

— Вижу, вижу, не мельтеши пред очами, — сказал тот, жестом отгоняя запредельца, как если бы тот был назойливой мухой. — Взамен Фетинья что испросила?

— Поручения её выполнять. А ты откуда знаешь?

— Она баба мудрая, даром товар не отдаёт. Выкуп платить надобно, али шелягом рассчитаться.

— Что за шеляг? Может, добуду, и обременять себя всякими поручениями не стану.

— Шеляг — монета серебряная. Расчёт мы ею ведём, — старик поднял колдовские глаза и оценивающим взглядом прошёлся по лицу Пересвета. — Да ты, молодец, хвилый, для тяжкой ноши-то. Токмо за басу твою девичью шеляг не дадут.

Обиженный Пересвет поджал губы и молча ушёл в тёмный угол избы, чтобы переодеться. А волхв продолжил мастерить лапотки. Дарко снова подсел на его плечо. Пламя печи отразилось в блестящих глазах птицы.

Пересвет разложил одежду вдоль лавки. Он надел чистые полотняные штаны, затянул на талии шнурки как можно туже, но этого всё равно оказалось мало: штаны были явно на пару размеров больше. Дальше в ход пошла тёплая рубаха, клиновидный ворот которой украшали тёмно-красные обережные узоры. Она оказалась почти впору, хотя и висела на нём, как на мешке. Пересвет обернул талию поясом с резной бляшкой и накинул подобие плаща, закрепив его на одном плече железной застёжкой, что зовётся фибулой. Мать, когда была на раскопках древнего некрополя, присылала ему как-то фото подобных застёжек. В последнюю очередь он обулся, сперва обмотав лодыжки светлыми тряпицами. Правильный порядок вещей Пересвет запомнил, пока наблюдал за ряжеными гуляками. Когда переоделся, снова подошёл к старейшине. Ведомир оторвался от своего занятия и поднял седую голову. На старческом лице заиграла улыбка.

— Теперича на доброго молодца походишь боле, якоже на красну девицу. Басить по деревне станешь — девки обступят, не отвертишься, — одобрительно промолвил волхв.

— Великовата, правда…Но пояс спасает, — Пересвет поддел большими пальцами опоясавший его кусок дублёной кожи с блестящей бляхой.

— Что верно, то верно. Дровишек принести надобно, очаг затухает. Сдюжишь? Энти колоброды на праздник убёгли, а мне, значится, мёрзнуть?

— Я в помощники к вам не нанимался, — затаив на старика обиду, резко ответил гость.

Старик тоже не растерялся:

— А ты думаешь, коль запределец, так всё вынь да положь? Нет, соколик, у нас такое не пройдёт. Люди Землю-Матушку вспахивают, и ты поди, потрудись, дабы снедь на столе была. Аль не сдюжить страшишься? — колдовские очи хитро сощурились.

Он задел мужскую гордость Пересвета, чем спровоцировал мгновенный уверенный ответ:

— Не думай, старче, что я слабый. Это только с виду так. Я бабуле в деревне ещё подростком дрова колол. И скотину кормил, между прочим!

— Ну-ну, поглядим на твои умения. Я покамест с лаптями докончу, а после угощу тебя блинцами. Есть али нет — дело твоё.

Недоверие в голосе старика вселило в Пересвета жажду доказать, что слабый — не значит немощный. Он сжал бледные ладони в кулак и вылетел на улицу под хитрый взгляд Ведомира. Дверь с глухим хлопком закрылась, и Пересвет твёрдым шагом двинулся к массивным пням, в которых без дела торчали два топора. Он мельком глянул на железный остов того, который бросил военачальник, и недовольно скривился. Схватить холодный обух оказалось не трудно, гораздо сложнее вырвать его из треснувшего пня. Пересвет тянул, напрягая все мышцы тонких рук, но упрямая железка никак не поддавалась. С каждым рывком его ладони становились всё краснее, пока не побагровели окончательно. Вздох отчаяния, смешанный с досадой, вырвался у него из груди. Самоуверенный запределец бросил это бесполезное занятие. Резко отпустив топор, он потерял равновесие и бахнулся на пятую точку. Смазливое лицо исказила гримаса боли, очки чуть не слетели с носа, а из глаз едва не посыпались искры. Кому он хотел что-то доказать? Зачем?

И тут его глаза широко распахнулись, но не от боли: неподалёку проходила девушка, которую старик назвал Лелей, в окружении двух подруг. Заприметив тощего незнакомца сидящим у треснувшего пня, из которого торчали острые обломки топорища, девушки сперва удивились, а затем звонко рассмеялись. Подружки явно насмехались, но Леля смотрела на него скорее с жалостью, как обычно смотрят прохожие на немощного старика, что просит милостыню у стен церкви.

Пересвет тут же вскочил на ноги, но девушки, нашёптывая что-то белокурой подруге, уже скрылись за воротами деревни. Он разочарованно отряхнул штаны и глянул на топор так, будто это он виноват во всех его бедах. Ещё будет возможность исправиться, с надеждой подумал Пересвет и набрал целую охапку дров. Нести было тяжело, но он твёрдо решил доказать деревенским, что сильнее, чем кажется. Особенно воинам, Ведомиру и Леле.

Кое-как ногой открыв дверь, Пересвет ввалился в избу. Ведомир уже закончил с лаптями и сидел во главе стола. Подле него стояла кружка, а воздух наполнял жирный аромат сливочного масла и блинов. Волхв обернулся к запредельцу:

— На кой ляд такую уйму набрал?

Пересвет на подгибающихся ногах пересёк комнату и свалил кучу дров к основанию печи. Он посмотрел на свои руки — дрожат. Отряхнул ладони, поправил очки и, насупив брови, развернулся к старику.

Волхв ждал ответа.

— Так проще! — нашёлся запределец, вдруг просияв. — Взял сразу охапку и донёс. Мне не сложно, — для пущей уверенности он упёр дрожащие руки в бока.

— Не сложно ему…, — ворчал старик, исподлобья взирая на подрагивающие рукава рубахи Пересвета. — Курей лепше поди глянь. Снеслись уж, небось. Лукошко у лавки возьми.

Невозмутимо опустив руки, Пересвет направился в тёмный угол, куда кивнул волхв. Взяв недавно сплетённую, судя по забористому запаху свежей лозы, среднего размера корзинку, он рванул к выходу, но у двери замер:

— А куры-то где обитают?

— В загоне посреди деревни. Аль не видал?

— Видал. У вас там вся живность трётся? В нашем веке у каждого дома свой огороженный участок со скотиной.

Волхв глянул на запредельца с возмущением, будто тот ему пощёчину влепил.

— Как это, свой?! Общинное дело — скотину растить. Коли надобно, берём, режем да на стол пускаем. Зазорно с племенем не делиться.

— Получается, всё для всех и ничего для себя? — прищурился Пересвет.

— А то, как же! Ох, и времена настанут…, — Ведомир покачал седыми лохмами. — Беду пророчу.

— Не всё так плохо, — ободряюще улыбнулся Пересвет. — Люди в трудные минуты помогают, делятся солью, яйцами. Нам, вот, соседка в деревне молоко парное несёт. Мы её не просим, а она всё равно несёт! Это ли не доброта, старче?

Дарко заклекотал на костлявом плече хозяина и развернул охристую головку к волхву, словно вдруг согласился со словами ненавистного запредельца. Пересвет с улыбкой кивнул, поймал недоверчивый взгляд серых глаз, и вышел во двор.

Под дверью его дожидался верный Волчок, крутя пушистым хвостом из стороны в сторону. Мохнатые ушки повисли, розовый язык выкатился из пасти — со всей преданностью пёс двинулся к Пересвету, намереваясь пойти с ним хоть на край земли. Но хозяин только потряс перед рыжей мордой указательным пальцем и скомандовал:

— Сидеть!

Волк приказа не ослушался, сел и притих. Но в чёрных глазах сквозила тоска. На секунду Пересвету показалось, что пёс сейчас захнычет, как малое дитя, которое потерялось в толпе.

— Я скоро вернусь, Волчок. Не обижайся, — с сожалением произнёс Пересвет, потрепал четвероногого напарника по голове и отправился в сторону, где недавно видел деревенский скот.

Идти ему пришлось не долго, дорогу нашёл сразу. Она в Любозени одна — не заблудишься. Гулянья, к удивлению запредельца, ещё не прекратились, а даже набирали обороты: мужики играли на гуслях и потягивали напитки, а женщины пели на разные лады, кто в лес, кто по дрова, да так, что ещё недавно мелодичные голоса превратились в какофонию. Рядом танцевали добрые молодцы, ловко хватая понравившуюся девицу под локоток и уводя за собой вглубь толпы. Детишки резвились, не замечая измазанных в праздничных угощениях лиц и рубах. От подвижных игр всем стало жарко, так что верхнюю одежду они сняли, пока не видят родители.

Пересвет пробирался сквозь толпу, стараясь не смотреть на краснощёкие лица незнакомцев. У него была цель — собрать яйца. Едва ли его что-то могло отвлечь, кроме одной синеокой смешливой девицы. Любопытная особа, вертелось в голове Пересвета, пока он пробивался к загону. Миновав сердце веселья, он очутился там, где и должен быть. Несколько сорванцов бегали вокруг, норовя заглянуть за высокую изгородь из деревянных жердей. Внутри паслись овцы, коровы, козы, валялись в грязной луже из талого снега свиньи, а около них с важным видом разгуливали гуси с курами. Дети вдруг оживились, Пересвет услышал радостные взвизгивания и смех. Ребятня присела на корточки и развела ручонки в стороны. К ним в объятия гуськом бежали желторотые цыплята. Они разевали маленькие клювики и хлопали пушистыми крылышками, требуя у детишек пищи. Те удивительным образом вытащили откуда-то живых червяков и с восторгом начали кормить ими стайку «одуванчиков». Пересвет остановился у ограды и несколько минут любовался довольно милым, на его взгляд, зрелищем. Когда дети его заметили, самый рослый мальчик с большими синими глазами поднялся, отряхнул пустые ладошки от комочков земли, и с вызовом спросил:

— Дядь, тебе что тут надобно?

— Я…Мне…, — Пересвет замялся, как на ковре перед начальством, настолько дерзким показался ему вопрос мальчишки. Да и неудобно в чужой деревне по загонам лазать. — Ведомир велел яиц набрать.

— Так бы сразу и сказал. А то думаем, накой очи пялишь. Ужо ль не тать?

Детишки разом нахмурились, последних червячков желторотикам отдали и поднялись на ноги, рассматривая незнакомца. От этих угрюмых взглядов Пересвету стало не по себе. Он поспешил объясниться:

— Запределец я, не вор. Клянусь!

С запозданием поднял руку, как скауты в американских фильмах. Ребятня не поняла, но чистосердечное признание вроде бы сработало — по чумазым личикам расползлась доверительная улыбка. Все они рассматривали лицо запредельца, на котором сразу выделялись золотистые очки. Мальчишка сказал:

— Боги на твоей стороне, дядь. А то б я мамку кликнул, она б из тебя всё лихо вышибла. Её у нас ветрогонкой нарекли, видать, уважают.

Пересвет снисходительно усмехнулся:

— Что же ты, воин, сам за себя постоять не можешь, раз мамку кликать собрался? Звать-то тебя как, храбрец?

Из-за спины мальчишки выпрыгнул упитанный коренастый пацан, немногим старше друга, и сверкнул карими очами на незнакомца:

— Обожди! Я ему нос-то его длинный мигом расквашу!

— Полноте, Давило. Не бранись с гостем, — мальчик выставил перед задиристым другом руку, останавливая. — Лешек я.

— Пересвет. Рад знакомству, Лешек.

Запределец, улыбаясь, протянул мальчику руку. Тот широко распахнул глаза, гадая, чего от него хотят. Тогда Пересвет наконец осознал, что в этом времени вряд ли слышали про рукопожатия, и с растерянным видом отдёрнул руку. Чтобы замять неловкость, он спросил:

— Сколько тебе лет?

— Осьмой годок по весне пошёл, скоро девять будет, — гордо ответил мальчик. — А тебе?

— Мне на двадцать лет побольше.

— О, так ты, якоже мой батька. Токмо хвилый, не похож на мужей нашинских. Они все дюжие, сердитые. Я, как вырасту, на них хочу равняться. Высоким стану, сильным! Уверуют все в мою силушку! Батюшка мой со стратигом дружит, воины они. Вона как! — мальчик напустил на себя важный вид, пока на него во все глаза смотрели младшие ребята. Видно, он у них за старшего. — Я сам стратигом буду, вырасту токмо. Обожду годок-другой, и стану Любозень от супостата защищать!

Пересвет заметил, что друзья очень уважают Лешека, особенно маленькая светлая девчушка с короткими вьющимися волосами. Она даже шаг вперёд сделала, когда он про мечты говорил. Запределец потрепал мальчишку по коротким русым волосам и одарил ребят широкой улыбкой.

— Ну, удачи тебе, герой! Далеко пойдёшь с такими мечтами. Обо мне не волнуйся, в нашем мире сила — не главное. Я умом на жизнь зарабатываю.

— Якоже Ведомир? — затаив дыхание, спросил Лешек.

«Видимо, — подумал Пересвет, — волхвы на Руси ценятся не меньше воинов». Но вслух сказал:

— Не совсем. Он, наверняка, будущее видит, людей лечит…А я так, детишек, вроде вас, развлекаю.

— Он лепший волхв в нашем племени! Кудесы творит, яко боги. Одна беда — наследка не выбрал, — со знанием дела ответил мальчик. — И как ты развлекаешь?

— Игры…выдумываю. Иногда сам играю. Наряжусь, как взрослые у вас на Масленицу, и изображаю из себя кого-то другого.

— Ха-ха-ха, — мальчик искренне рассмеялся, чем вогнал взрослого дядю в краску. — Ряженый! Ряженый! Мамка бы баяла, что ты шлында, без дела колобродишь, шеляг выпрашиваешь, яко голь перекатная в рубищах окрест деревни.

Его друзья с азартом подхватили идею поиздеваться над взрослым и загоготали вместе с мальчишкой. Пересвет на них грозно зыркнул, но его взгляд, напротив, рассмешил детей ещё больше. Они хватались за животы и едва не плакали от колкостей приятеля в адрес запредельца.

— Ну вас! — сдался Пересвет. — И здесь молодёжь не уважает старших…Что за страна у нас такая?

— А ты что-то супротив Руси имеешь, дядя? — вышагнул вперёд сердитый крупный мальчик, что грозил ему нос сломать. Кажется, он способен был сломать Пересвету не только нос, стоило ему только сжать мясистые кулачки и подойти ближе.

Дети смеялись, не обращая внимания на назревающий спор. Нужно было срочно уйти от конфликта. Не в характере Пересвета ругаться с малышами, да и вообще он ругань не любил, предпочитая уходить по-английски или сглаживать углы в неприятных разговорах нейтральными темами. Руки сами собой взметнулись в примирительном жесте:

— Парень, не горячись. Я на драку не напрашиваюсь. Ты всё неправильно понял. Дайте мне собрать яйца и уйти. Хорошо?

Отсмеявшись, дети утёрли слёзы и кивнули своему крупному неприветливому другу. Мальчик злобно посмотрел в глаза наглому дядьке и разжал готовые к бою кулаки.

— Ой, дя-ядь, молвишь что худое о Руси-матушке, схлопочешь у меня! Я, поди, не хуже мамки Лешека вдарить могу.

— Верю, верю, демонстрировать не стоит, — мягко ответил Пересвет. — Торжественно клянусь не говорить больше крамольных слов о Росс…Руси.

— Клянут токмо ведьмаки, али навьи дети. Мне и слова хватит.

Мальчик с недоверием глянул на Пересвета, вздёрнул широкий подбородок, развернулся и скрылся за спинами друзей. Это не походило на мирный договор, однако запределец успокоился. Лешек обратился к нему снова:

— Мы тут с ними поиграем, — он небрежно махнул в сторону цыплят, что с аппетитом доедали червяков, — а ты ступай, собирай яйца, ежели кто ужо не собрал.

Серьёзный вид и вкрадчивые слова Лешека повеселили запредельца, но он скрыл едва заметную улыбку от глаз ребят, держа в памяти намерения крупного мальчика по имени Давило. Тимур и его команда, подметил он, окинув компанию снисходительным взглядом. Дети принялись играть с цыплятами. Среди желторотиков тоже бегал, выпячивая вперёд пушистую грудку, командир, а за ним чуть подросший крикливый друг.

Наконец Пересвет вспомнил о своей цели. Блеяние, хрюканье и другие, привычные для сельской местности звуки, стали громче, стоило ему войти внутрь загона и прикрыть за собой деревянную калитку. Скот требовал корм. Животные пошли на Пересвета, разражаясь какофонией пронзительных звуков. Голод подталкивал к корзине: она была пуста, но скотинке это не мешало вплотную обступить человека. Длинные вонючие языки лизали сжатые на корзине руки, мокрые носы тыкались в ароматную плетёную лозу, выискивая съестное. Пересвет опустил голову и увидел, что по сапогам, как по газону, ходят и квохчат жирные курицы. Нервы сдали:

— Да нет у меня ничего! Отвяжитесь!

Он поднял корзину высоко над головой и терпеливо ждал, когда разношёрстная толпа зверья отступит. По ногам продолжали нещадно топтаться куриные лапки. Сжав челюсти, Пересвет ждал, обнюхиваемый и излизанный. Когда они уже поймут, что я не кормить их пришёл, вопрошал он, не в силах сделать и шага. Животные задрали головы вверх, требуя опустить корзину. Одну руку Пересвет опустил, а другая, которой держал пустую плетёнку, начала болеть. Определённо, войти сюда было плохой идеей, рассуждал он вместо того, чтобы искать выход из щекотливой ситуации. Напряжение в мышцах росло, рука походила за Пизанскую башню, медленно клонящуюся вниз. Мало того, после неудачной колки дров, она ещё и тряслась пуще прежнего.

— Сгиньте! Ну, пошли, пошли! — крикнул где-то рядом мальчишеский голос.

Пересвет насилу повернул голову и увидел, как Лешек гонит животных в другую часть загона. Он успел зайти за ограду, когда запредельца облепили незваные гости. Скотина на удивление быстро ретировалась к дальним жердям, не прекращая голосить. Мальчик с серьёзностью взрослого кивнул Пересвету, и тот на выдохе опустил руку, которая уже порядком занемела.

— Спасибо, ты меня спас.

— Негоже оставлять эдакого разиню в беде, — смешливо ответил Лешек. — Они ведь и сожрать могут, ежели оголодают.

— Правда? — голубые глаза в страхе метнулись к животным.

— Ха-ха-ха, дуботолк! На веру взял!

Задорный смех мальчика растворил напряжение Пересвета, и он тоже прыснул от своей глупости. Через силу напустив на себя серьёзный вид, Лешек вышел из загона и прикрыл за собой калитку. Запределец вернулся к своей прерванной миссии.

Стряхнув куриц с поршней, как тут величали сапоги, он рассмотрел соломенные гнёзда, возле которых они бродили. В нескольких лежало по паре яиц. Пересвет удивился их размеру: гораздо меньше тех, что в магазинах продают, больше похожи на перепелиные. Как у цесарки, вспомнил он недавнюю находку в одном из супермаркетов, но брать не стал, они раза в два дороже куриных.

Набрав достаточно яиц, Пересвет вышел из загона. Дети всё ещё играли, когда он перед ними появился. Ребяческое любопытство взяло верх. Две девочки подошли и заглянули в корзину. Лешек довольно ухмыльнулся, а его упитанный приятель презрительно хмыкнул.

— Энто он на пироги? — спросила русоволосая девочка лет пяти, повиснув на краю корзины и любуясь гладкими куриными яичками.

Её подружка ласково погладила труды наседок. Пересвет честно ответил:

— Понятия не имею. Сказал принести — я несу.

— Ляпота! — мальчишки подбежали и оттолкнули девочек, сами во все глаза рассматривая яйца.

Насмотревшись, они снова переключились на заботу о цыплятах. Пересвет отсалютовал Лешеку и пошёл обратно к избе. Мальчик, не разобрав жеста, лишь пожал плечами и вернулся к друзьям, которые бережно поглаживали желторотиков.

Масленичные гулянья продолжались, но пылу у деревенских поубавилось. Костёр безудержного веселья догорал; вместо треска из него доносились корявые голоса жителей Любозени. Как кота за хвост, недовольно подумал Пересвет, остыли бы уже. Среди отдельных кучек изрядно гульнувшего народа он так и не выцепил знакомых лиц. Шёл мимо дворов, слушал плавную мелодию дудочек и переливы гуслей, а в голове вертелись далёкие моменты солнечного лета, что он проводил у родителей матери.

И звуки, и запахи — всё напоминало детство. Бегали тогда с друзьями-дачниками по золотистым полям и радовались мрачной туче, что непременно приносила тёплые ливни и ветвистый неон молний, тянущихся до самой земли. А после дождя выходило солнце, обдавая мокрых мальчишек под одинокой берёзой своими горячими лучами. Приятно иногда окунуться с головой в прошлое…но не в прямом же смысле! Пересвет тряхнул головой, возвращаясь в реальность, и сам не заметил, как оказался перед избой волхва.

Возле неё ждали своего часа брошенный топор и кусок железа без ручки. У двери смирно сидел Волк, изучая тоскливым взглядом пустое крыльцо. Когда он заметил хозяина, то радостно завилял хвостом, двор огласил счастливый лай. Едва Пересвет ступил на крыльцо, его тощую грудь накрыли две мощные мохнатые лапы, а подбородок щекотнул ворсистый язык.

— Стой, Волчок, хватит, — сквозь приступ смеха отпихивал от себя пса хозяин. — Отстань! Сидеть, сидеть!

Но до радостной собаки приказы не доходили, и Волк продолжал неистово бросаться на единственного близкого здесь человека. Его запах был с первым хозяином, значит, он не может быть жестоким. Хозяин никогда не бил, заботился, кидал сахарные косточки. Этот, правда, пока не кормил, но по головке гладил. Ему точно можно доверять! Так скорее всего думал пёс, а то бы не лизался и за чужаком ходить бы точно не стал.

Кое-как усадив пса на место, Пересвет зашёл в скудную до мебели светлицу. Лицо обдало приятным жаром, в нос ударил умопомрачительный аромат блинчиков. Он впервые почувствовал себя дома, за праздничным столом, где звонко чокались бокалами шумные родственники, и не было ещё дрязг по поводу и без. Вновь отмахнув воспоминания, Пересвет окинул взглядом комнату — за столом чинно восседал старик, окуная сложенный вчетверо желтоватый блин в тягучий мёд. Его сухонькое плечо пустовало — Дарко куда-то улетел. Зато верный посох мирно лежал по левую сторону от старейшины. Не поворачивая головы к вошедшему, волхв с укоризной произнёс:

— Нерасторопный. Лукошко ставь на лавку, а сам поди за стол. Блины стынут.

Выполнив указания старика, Пересвет осведомился, где можно умыться и вымыть руки (всё-таки со зверьём общался). Торопливо налил воды в лохань и начал тереть ладони друг об друга. Вместо мыла Ведомир сказал использовать золу из печи. Пересвет наскрёб золы и развёл в воде. Зрелище хоть и неприятное — мутная серая жижа с чёрными крапинками, — зато руки отмыла в два счёта. Лицо в этом странном коктейле запределец мыть не осмелился, лишь сполоснул чистой водой.

Вылив грязную воду за порог, он сел напротив волхва. Тот уже с аппетитом поедал блины, макая их то в сметану, то в мёд, то смазывая топлёным сливочным маслом. Ведомир поднял глаза на гостя и тряхнул рукой с угощением в сторону большой глиняной тарелки. От высокой стопки блинчиков поднимался белёсый дымок и шёл такой аромат, что у Пересвета вот-вот потекли бы слюни. Без вопросов он схватил верхний и пробежался глазами по тарам с начинкой: на глаза попался дикий мёд с вкраплениями лесного мусора. Макнул блин в янтарную сладость. Чересчур довольно запределец улыбнулся, разжёвывая нежное тесто. От волхва эта улыбка не ушла, и он с ухмылкой спросил:

— Что, ладные блиночки у меня днесь вышли?

С набитым ртом отвечать невежливо, поэтому Пересвет только твёрдо кивнул. Следующими в ход пошли блины с остальными топпингами, как бы он назвал их, будучи сейчас в любимой кафешке. Угощения от старика не шли ни в какое сравнение с той подошвой, которую за бешеные деньги подавали на столы официанты столичных ресторанов, гордо называя её блинами, да ещё часто с приставкой «нежные», «воздушные», и тому подобное. Эти жирные желтоватые солнышки Пересвет мог сравнить разве что с мамиными или бабушкиными шедеврами деревенской кухни. Всё дело в любви, с которой готовишь, и, возможно, в ингредиентах, размышлял он, проглатывая очередной блин.

— Они замечательные! И как тебе это удалось? — спросил он волхва.

— Взял гороховую да пшеничную муку, маслица подбавил, мёда, яиц…и готово, — с удовольствием ответил старик. — Ты отвар пей, силы воротятся.

Ведомир придвинул к гостю полную кружку бурой жидкости. Пересвет доел блины, повёл над ней носом, пока очки не запотели, и отхлебнул. На вкус терпкий, горьковатый травяной чай. Пробовал он однажды такой в одной забегаловке, не пошло. Всё-таки кофе намного вкуснее. Жаль, его здесь нет.

— Благодарю, старче. Я с утра ничего не ел. И это были одни из лучших блинов в моей жизни!

— Да чего уж там…Подсобил ты мне с дровишками и яйцами. Как не угостить? Да и Комоедица днесь, Весеннее Равноденствие. Событие важное, отметить надобно. Теперича об яйцах…много набрал?

— Не очень. Меня, скажем так, отвлекли.

Волхв чему-то усмехнулся и глотнул чая.

— Прости меня, если успел чем-то обидеть, — вдруг вспомнил Пересвет давнюю традицию Прощёного воскресенья, без которой не обходилась ни одна Масленица и уж, тем более, ни одно застолье в этот праздничный день.

Ведомир бросил на него удивлённый взгляд и задумчиво погладил длинную бороду. Только теперь до запредельца дошло, что эта традиция появилась во времена христианства, а значит он выставил сейчас себя круглым дураком, который сидит и дожидается ответной фразы «Бог простит, и я прощаю».

— Я не из обидчивых, — ответил старейшина и тихо добавил: — якоже некоторые…, — а затем выразительно глянул в глаза запредельцу.

Когда с ужином было покончено, Пересвет спросил:

— Старче, ты почему весь праздник в избе просидел?

— Не сидел я. В угоду Роду обряды творил, люд от хлопот оберегал.

— Когда ж ты всё успел? — вытаращился на него запределец. — Я сегодня видел тебя только дома.

Волхв хитро на него глянул, и по морщинистому лицу скользнула усмешка:

— Зазря ль отсылал тебя?

Удивлённый Пересвет недоверчиво сказал:

— Нет…не может быть. И блины сварганить успел?

— Энто быстрёхонько, ежели знать как.

— Детишки были правы, хороший ты волхв. Мне бы так везде успевать, — мечтательно высказался гость. — На прошлой неделе на работу опоздал, сплю долго. А всё потому что ночи напролёт этой самой работой и занимаюсь, лишь бы начальство было довольно.

Он поморщился, вспоминая, как нахваливал его директор и как лебезили перед ним молодые сотрудники — те ещё бездельники. Спихивали на него часть своей работы. Ведомир дал совет:

— Отвар пей. Он целебный, дарует бодрость духа после одного глотка.

— У нас свой целебный отвар есть. Называется кофе. После него в сон меньше тянет.

— Слово-то какое диковинное…, — задумчиво покачал головой старик.

— Мы отвлеклись, — Пересвет обхватил ладонями кружку и сосредоточенно посмотрел на Ведомира. — Ответь мне честно, старче, как домой вернуться? Может быть, есть какой-нибудь тайный ход, тоннель или, на худой конец, яма?

Тот замешкался — явно раздумывал, говорить или нет. Но в глазах гостя он увидел решимость, желание скорее найти выход и убраться из древнего заточения. Волхв, скрепя сердце, заговорил:

— В денницу ступай к избе, что на отшибе стоит. Посолонь деревни иди, не упустишь. В избе той балий, травник наш обитает. К нему по обыкновению запредельцы хаживали, а после исчезали. Ведаю, Пересвет, об доброте твоей. Нет мочи пускать тебя незнамо куда…

— Вполне возможно, что это мой единственный шанс найти дорогу домой. Не отнимай его у меня, прошу, — из-под очков на старика взирали голубые глаза, полные надежды. — И объясни маршрут. Я не понял ни слова.

Старик тяжко вздохнул, смерил гостя печальным взглядом и попытался донести свою мысль как можно яснее:

— Як кочет горланить станет, а светило взойдёт над Кудесьем, так и выходи. Застанешь его. Он под денницей уходит, травы да коренья собирать. После мне справься, об чём толковали.

— Понял. На заре выйти, искать крайнюю избу. Спасибо тебе за всё, Ведомир. Блины твои я не забуду. Куда спать отправишь?

Ведомир возмущённо вскинул кустистые брови и поджал сухие губы. Одним жестом раскрытой ладони он указал на пустующую широкую лавку напротив каменного очага. Взгляд его был строг и суров, как у родителя после школьного собрания.

— Вздумал уйти, не попрощавшись? — серые очи сверкнули обидой. — Пробудить тебя сам возьмусь, до порога хоть провожу.

В это его взгляде Пересвет считал беспокойство за человека, которого успел приютить. Гости для старика были редкостью, но если и были, то становились неотъемлемой частью мирских забот. И запределец впервые задумался, насколько, стало быть, ему больно отпускать их туда, не знаю куда. А что он испытывал, когда те не возвращались, и подумать страшно. Пересвету стало вдруг стыдно.

Тлеющие головешки затрещали. До слуха долетел протяжный тоскующий вой.

— Волки небось…, — безразлично бросил старик, покосившись на дверь. — Аль собаки здешние.

— Я не уйду, — громко сказал Пересвет и добавил чуть тише, вперив взгляд в очаг, — не попрощавшись.

В один миг лицо старого кудесника переменилось: помягчал суровый взгляд, разгладились морщины на лбу, а губы изогнулись в едва заметной улыбке. Пересвета сейчас забеспокоил другой, более насущный вопрос. Он с тревогой посмотрел на предложенную лавку и спросил, не отрывая от неё глаз:

— У тебя, случайно, кровати гостевой нет? Мне бы матрас с пуховым одеялом…

— Чего-й? Нетути, Пересвет. Окромя лавок об лежанках иных не слыхали. Ляг, набирайся сил.

Его успокаивающий голос теперь будто принадлежал не старцу, а мужчине средних лет с неплохим баритоном. От него Пересвета клонило в сон, веки сами собой начали слипаться. Но он забрался пальцами под очки и потёр глаза, а после глянул на неприбранный стол.

— Не время ещё. Давай помогу с посудой.

— Ляг, управлюсь я. Будешь упрямиться — осерчаю. И пса твоего покормлю.

Твёрдость в немного скрипучем голосе волхва не оставила запредельцу выбора. Пересвет неохотно подошёл к лавке и почувствовал, что от печи исходит тепло, как от пухового одеяла. С таким-то обогревателем можно и расслабиться, к тому же лавка застелена шкурами диких зверей, должна быть хоть немного мягче дерева. Он медленно прилёг, прямо в одежде и поршнях. После всех злоключений ему не хотелось больше оставаться нагим.

Лавка оказалась неудобной и твёрдой, как и думал Пересвет. Одно хорошо — мягкие шкуры сглаживали впечатление. Он лёг на бок, лицом к хлопочущему над тарелками волхву, и бережно провёл рукой по гладкому меху. Очки пришлось снять — положил их на пол, под лавку, и закрыл глаза. Раньше об этом было некогда задумываться, но сейчас успел припомнить, что без особого труда может угадать смысл большинства неизвестных ему старославянских слов. И сломанный переводчик, которым его, якобы, одарили боги, вряд ли к этому причастен. Но усталость брала своё: день выдался фантастическим, в прямом смысле, поэтому Пересвет, так и не додумав, провалился в глубокий сон без сновидений.

Отдых прервала резкая боль в боку. Непривыкшему спать на деревяшке городскому жителю помяло все, обтянутые тонкой кожей, кости. Чёртова лавка, мелькнула первая мысль в туманной после сна голове. Тело окутывали густые облака тепла. Нет, жара. Пересвет ощутил, как со лба катятся капли пота и понял, что печь извергает в несколько раз больше огня, чем вечером. «Странно, уже утро или волхв ещё не спит? — подумал он, с трудом разлепляя отёкшие веки, — дровишек, что ли, подкинул?» Глаза приоткрылись, привыкая к манящему свету очага. Оставив незаметные щёлки вместо широко распахнутых в полумраке очей, Пересвет старался различить предметы. С его близорукостью увидеть что-то дальше собственного носа становилось нелёгкой задачей.

И всё же он увидел.

Мерно потрескивали в печи дрова, освещая комнату, насколько было возможно. Потолок покрывал толстый слой копоти. Пересвет глянул на стол: за ним в дальнем углу зашевелилась чёрная тень. Кровь застыла в жилах запредельца. Секунду спустя тень шаркающей походкой обогнула стол, мягкий свет очага выхватил из мрака угрюмое лицо Ведомира. Несмотря на жар от огня, вдоль позвоночника Пересвета пробежал неприятный холодок.

Черты старческого лица размывались полутьмой, но этого хватало, чтобы понять, какое на нём выражение. Волхв подошёл к лавке гостя и навис над ним, как будто рассматривая. Пересвет уже хотел было совсем закрыть глаза, дабы не быть обнаруженным, но старик вдруг выпрямился, развернулся и зашаркал к печи. Непонятная ситуация полностью смахнула остатки туманящего разум сна.

На левой руке старик держал тарелку с давно остывшими блинами, а в правой сжимал какой-то небольшой предмет. Убедившись, что постоялец спит, он встал на колени перед открытым пламенем и поставил тарелку на пол. Красно-рыжие языки дрогнули, к потолку взметнулись жёлтые искры и мигом исчезли. Волхв выбросил вперёд зажатый кулак: рука остановилась прямо над очагом. Языки пламени лизали тонкую кожу. Пересвет было трепыхнулся, собираясь вскочить со своего неудобного ложа, но старик и бровью не повёл. Лицо его осталось сосредоточенным, словно рука не висела над отрытым огнём, а спокойно лежала на коленях. Тогда запределец с любопытством и тревогой продолжил взирать на действо у каменной печи.

Ведомир разжал кулак: на ладони покоилась небольшая деревяшка непонятной формы. С такого расстояния её и зоркий глаз разглядеть не смог бы, подумал Пересвет. Между тем старик вгляделся в огонь и, нахмурив брови, заговорил полушёпотом:

— Гой еси, Велесе! Слава тебе, благий, многомудрый, ведающий наказатель! Аз требу принёс, дивий аркуда. Чаю подмоги твоей, еже лихое выйдет. Не мя ради, гостя мово. Укажи перстом своим ему верную стезю, не дозволь живота гонезе, истаяти младую душу, полонить супостату, да на лесть повестись. Зрак твой болого Пересвету сулит, так окропи его благодатью своей. Рачение моё ведаешь, ибо аз есмь твой в Яви наследок. Направь Пересвета. Слава тебе, Велесе, в Нави, Яви да Прави!

Из сказанного запределец понял не многое, но одно ему было совершенно ясно — старик прочитал молитву здешним богам, за него, почти незнакомого мужчину. Благодарить ещё раз глупо, ведь тогда раскроется, что он всё видел, а ритуал, судя по всему, секретный. Деревяшка в руке волхва вдруг засияла — зеленоватые лучики разошлись во все стороны, добавляя комнате света.

Ведомир довольно улыбнулся и, как только свечение угасло, зажал деревяшку в ладони, убрав руку от пламени. Он взял тарелку с блинами и высыпал содержимое прямо в костёр, буднично взирая на то, как огонь медленно пожирает масляные гостинцы.

Cтрого соблюдая ведомые лишь ему ритуалы, старик поставил тарелку на стол и вернулся к Пересвету. Тот успел крепко закрыть глаза. Оставалось лишь слушать. Волхв осторожно положил вещицу, которую заговаривал, на лавку возле лица гостя. После всех своих загадочных действий Ведомир пошаркал к тому углу, где находилось его спальное место. Когда из дальней стороны комнаты послышалось мерное сопение, Пересвет решился открыть глаза и взглянуть на чудесную вещь. Перед носом лежала небольшая лапа медведя из приятно пахнущего дерева, а на ней отливал изумрудным светом таинственный знак в форме перевёрнутой буквы «А». Вещица с дырочкой для верёвки: талисман на удачу, решил Пересвет. С чувством невысказанной благодарности он опять провалился в сон. До утра его уже ничто не побеспокоило.

— Вставай, засоня! Денницу упустишь, — прогремел над ухом бодрый старческий голос.

Пересвет лениво открыл глаза, несколько раз моргнул, и потёр липкие веки. Облизнул сухие губы — лицо будто морской водой облили: липкое и солёное после жаркой ночки. В избе царил полумрак, где-то возле ног запредельца догорал очаг, и лишь из дверных щелей били первые робкие лучи восходящего солнца.

— Добре, Пересвет, — сказал волхв, гремя посудой. — Я блины стылые погрел, заварил травки для бодрости. Как отведаем, пущу к знахарю.

Вспомнив события ночи, Пересвет глянул на лавку: талисман лежал там, где его оставил старик. Но чудная вещица больше не светилась.

— Что это? — заспанным голосом спросил он у хозяина дома.

Поняв, куда смотрит гость, Ведомир без колебаний ответил:

— Велесова печать, оберег. В дар тебе от меня, на долгую память.

— Спасибо…Его на шею надевать?

— Твоя правда. На столе верёвка лежит, вдень да на выю повесь.

Кое-как поднявшись с невыносимо жёсткой лавки и тёплых шкур, Пересвет потёр напрочь отлёжанный бок. Скривился. Взяв подарок, он подошёл к столу и продел верёвку в дырочку, завязал крепкий узелок, а затем повесил оберег на грудь. Ему вдруг показалось, что лапа снова засветилась изумрудным светом, но когда он повертел кулон, понял, что в руке обычная резная деревяшка. Наверное, привиделось спросонья, размышлял он о ночном свечении. Всё ещё не верил в россказни о колдовстве.

Волхв между тем удовлетворённо качнул головой, присаживаясь за накрытый стол. Надев спрятанные под лавкой очки и умывшись, Пересвет присоединился к нему. Позавтракали тёплыми блинами и чрезмерно горьким отваром, но скорее отравой, мысленно усмехнулся запределец. Больше всего на свете он желал сейчас оказаться в любимом кафе и выпить чашечку ароматного бодрящего американо. Совсем скоро его желание должно было исполниться.

После трапезы волхв отворил дверь, пропуская гостя вперёд. На пороге уже вилял хвостом готовый к путешествию Волк.

— Прес тебе куделе, Пересвет, — промолвил Ведомир, выставив навершие посоха в нужную гостю сторону. Наверное, старик пожелал удачи. Верный Дарко сидел на плече хозяина: в глазах его уже не сверкала ярость, а тускло светилась грусть. Он пару раз ухнул, словно на прощание. Пересвет кивнул на птицу.

— Я его вечером не видел.

— Дарко на ночной лов летал. Совам особый корм требен.

— М-м-м, — промычал запределец и осторожно потянулся к нему.

Пернатую голову накрыла тёплая людская ладонь. Дарко не клевался, только довольно прикрыл жёлтые глазищи. Кажется, ему нравится, когда его гладят. Ведомир смотрел на это всё, кажется, с недоумением. Вряд ли пернатый часто даёт себя трогать посторонним.

Милую сцену прервал призывный лай Волка. Пересвет ещё раз поблагодарил хозяина за гостеприимство и вместе с псом отправился по указанной дороге. Жители деревни ещё не отошли от широких гуляний, поэтому на улице было пусто. Как пришёл, так и уйду один, усмехнулся про себя Пересвет, шагая вдоль дороги. Ему было непривычно видеть дома, похожие на сараи, но время диктовало свои условия. Раньше ему казалось, что Русь всегда была такой, как описывал её великий Пушкин, величавой и яркой. С дубами, котами и русалками. Ан нет, дремучие века в корни отличались от старых сказок. К тому же, если старик не солгал, здесь существовала магия, а боги жили рядом с простым народом. Но за день ничего особенного он так и не заметил. Кроме одного. Он тронул оберег, который болтался на груди. Только петушиный крик и звуки скота нарушали тишину спящей деревни, возвещая о приходе первого весеннего утра.

Довольно быстро Пересвет оказался на отшибе. Его встретил покосившийся дом, ещё более убогий и ветхий, чем другие. Дверь вот-вот упадёт и откроет солнцу тёмное затхлое нутро искомой постройки, да и крыльцо того и гляди утонет в рыхлой земле, и утянет за собой изувеченные временем прогнившие брёвна. Смотреть страшно, подумал запределец, с опаской приближаясь к избе. Пёс за ним идти не стал — собаки порой умнее хозяев, — а только сел у опрятного домика возле загона, по которому бродили бесстрашные кошки.

Оглянувшись на деревню, Пересвет нервно сглотнул и с особой осторожностью постучал в дверь, чтобы та ненароком не отвалилась. За ней послышались торопливые шаги. В следующую минуту на пороге появился невысокий поджарый мужчина средних лет. Русые волосы спускаются кудрями до плеч, голова охвачена металлическим обручем. Одет как все — ни беднее, ни богаче. На поясе болтаются разные холщевые мешочки, от которых идёт ядрёный аромат жухлых трав. Грудь его украшают несколько амулетов: один в виде ромба с заключёнными внутри стрелами, другой напоминает солярный символ с ответвлениями по типу ключа, а третий — четырёхлопастный. Все деревянные, но только последний крашеный, бело-лиловый.

Его гладкое, щекастое лицо с короткой бородкой, не походило на лицо изголодавшегося отшельника, живущего особняком. Да и в карих глазах плясал огонёк радушия. Мужчина ярко улыбнулся:

— Добре, молодец! Ты заходи, не топчись на пороге.

Приглашающим жестом травник впустил гостя в свою скромную обитель. Внутри Пересвет ожидал увидеть беспорядок и кучу мусора, но там на удивление оказалось весьма опрятно. В углу трещал догорающий очаг, неподалёку от него стояла широкая лавка, а у противоположной стены две узкие. И, что ещё более удивительно — ни одной звериной шкуры. Вместо полноценного стола посреди комнаты массивный деревянный столик, без стульев или табурета. Как за ним сидеть — вопрос открытый. И, разумеется, по всему дому развешаны и разбросаны травяные веники.

Только Пересвет вошёл, как в нос ударил букет ароматов сушёной зелени. Но эти запахи были ему приятны. На низком столе лежал пустой полотняный мешок. Травник подошёл, взял его и доброжелательно спросил раннего гостя:

— Чей будешь? Зачем пожаловал? Не серчай, что с порога расспросы веду, токмо в Кудесье я собрался, коренья требны для лечебных отваров.

— Меня Ведомир об этом предупреждал. Чтобы тебя дома застать, я с утра и заявился. Извини. Меня Пересветом зовут, я запределец.

Травник удивлённо выгнул бровь, а после улыбнулся ещё шире:

— Ух, хитромудр! Вечно себе гостей по ту сторону находит. Лихо ему одному-то в избе сидеть, — он подошёл к запредельцу и, положив руку на сердце, склонил перед ним голову. — Благиня, знахарь Любозенский.

Пересвет всплеснул руками и затараторил:

— Очень, очень приятно! А теперь подними голову, я не думаю, что достоин таких почестей.

— Парень, я к каждой божьей твари с уважением, — выпрямившись, весело ответил Благиня.

— Мне казалось, знахари седые старцы, вроде Ведомира. А тут ты, вполне себе молодой.

Под изучающим взглядом гостя травник счёл нужным пояснить:

— Твоя правда. Токмо ежели есть у человека к травничеству способность, он и отроком лечить будет. Со мной в лес пойдёшь — там и побаем.

Пересвет кивнул, и вместе они вышли из деревни. За воротами встречал дремучий лес. Сквозь голые ветки деревьев пробивались тёплые весенние лучи, озаряя лица спутников. Они подошли к мощному старому дереву. Благиня мягко улыбнулся, поклонился могучему мудрецу, вытащил из-за пояса небольшой нож по типу перочинного, и принялся срезать толстую надтреснутую кору цвета опавшей листвы.

— Зачем кланяться дереву? — не удержался Пересвет, глядя на то, как методично травник срезает и складывает кору в мешок.

Благиня ему невозмутимо ответил, не прерывая своего занятия:

— Живые они…былинки, деревца, кустики. Егда кору режешь, надобно прощения испросить у древа, кабы обиды не держало. Осинушку и дуб днесь тревожить будем.

— И говорить умеют? — ляпнул вслух Пересвет, задрав голову к качнувшимся на ветру голым веткам.

Травник не сдержал едкий смешок:

— Кабы так, и перстом бы их не тронул. Эко крику наделают! Срамно тварей Рода губить.

— Да, что-то я сглупил, — смутился Пересвет и тронул прядь светлых волос, что покоилась у него на груди. — Так, может, перейдём к делу?

— Молви, чего хотел.

— Спросить…

Лицо Благини вдруг потемнело, улыбка исчезла с приветливого лица. Травник сжал в руке мешок, как-то натянуто улыбнулся Пересвету, и прошёл к дереву, что стояло неподалёку.

— Куда запредельцы ушли? Ведомир сказал, что ты последний, кто их видел…

Травник бросил своё занятие, развернулся всем телом к Пересвету. Нож блеснул в лучах взошедшего солнца и тут же скрылся за широким поясом.

— Хаживали ко мне люди из грядущих времён. Требно им было воротиться домой, стезю сыскать, — в глазах Благини застыла горечь и вина. — Я в Любозени один знаю, куда путь держать надобно.

— Куда? Только не говори, что туда, не знаю куда.

Помедлив, травник ответил:

— На остров Буян, к пристанищу богов наших.

— Буян? Тот самый, о котором Пушкин писал? — вскинул брови Пересвет.

— Энто ещё кто таков?

— Забудь, — отрезал он и тотчас перевёл тему. — И как попасть на остров? У тебя карта есть?

Благиня покачал головой:

— Нетути. Знавал я многих хоробрых молодцев, что сыскать его уходили. И ни один не воротился. Буян остров большой, дивный. Кудеса там на каждом шагу.

— Получается…ты бывал на Буяне?

Благиня повеселел, вынул ножичек и принялся за второй ствол:

— А то, как же! Бывал. Волхв я бывший. Как скитаться устал — осел в Любозени. Тута свой волхв есть, помудрее меня будет, вона я и заделался травником.

— Ого! — Пересвет посмотрел на мужчину с уважением. Но в, казалось бы, его весёлых глазах отразилась застарелая, как ржавчина на металле, печаль.

— Камень Алатырь сыщешь — домой целёхоньким воротишься.

Пересвет не раз читал об этом удивительном камне в Интернете и журналах. Но чтобы поверить в его существование — нет, никогда не верил. И теперь возмутился словам травника:

— Да где ж я вам его сыщу?

— Ведомо где, — ответил Благиня так, будто это должно быть очевидно каждому, и сомневаться в его словах никак нельзя. — У богов вопрошай на Буяне. Они тебя стращать будут, а ты не пужайся, на своём стой.

— Погоди-ка! Что значит стращать будут? Что значит не пужайся? — истерические нотки проклюнулись в голосе запредельца.

Его испуг лишь развеселил Благиню:

— Во, ужо испужался. А ведь токма с деревенскими словом обмолвился.

— Я думал, ты не хочешь отпускать меня к острову, — разочарованно высказался Пересвет.

— Хочу я или нет, — травник нахмурился, — а ты всё одно уйдёшь. Наш дом — не твой, знамо дело, тоска берёт.

Много правды Пересвет услышал в словах знахаря. Обижаться за это нельзя, поэтому он просто подошёл, посмотрел Благине в глаза и со всей серьёзностью спросил:

— Проводишь до Буяна?

— Не могу. Моё дело в Любозени народ лечить, а твоё — сыскать остров. Я токмо дорогу укажу, как в избу воротимся. На бересте накалякаю карту. А там ужо дело за тобой, парень.

Не это хотел услышать заплутавший в веках путник. «Одному идти по кишащим разбойниками землям? Ещё и во времена междоусобиц? Бред какой-то. Попрошу Ведомира. Хотя…он слишком стар для дальних походов. Чувствую, путь ждёт не близкий», — размышлял Пересвет, прикидывая, к кому ещё может обратиться за помощью. Его разум сковал страх, ведь он в одиночку должен был найти остров и поговорить с богами. Пусть всё ещё не верил в них, но раз они в этом мире важны, значит говорить надо почтительно, иначе уйти он сможет только на тот свет. Из размышлений его вывел звучный весёлый голос знахаря:

— Э-ге-гей, Пересвет! Подсоби мне, корни надобно выкопать.

— А, да…иду.

Благиня достал откуда-то из-за пояса инструмент, похожий на лопатку, встал на колени в заросли сухой прошлогодней травы. Пересвет сделал тоже самое. Лопатка глубоко вошла в землю, несмотря на ночной мороз, и выныривала с кучкой твёрдых комков бурой почвы.

— Крепко держи былицы, а я займусь корнями, — знахарь всучил Пересвету жухлый пучок травы, а сам принялся сосредоточенно копать.

Минуты усилий не прошли даром — когда Благиня скомандовал, запределец рванул пучок на себя. В его руке болтались извилистые корни с висящими на них комьями земли.

— Благодарствую, Пересвет. Теперича можно возвращаться в избу.

Пересвет передал Благине добычу, которую тот бережно уложил в мешок. Оба встали, отряхнули грязные руки и двинулись в обратном направлении. Лес полнился щебетанием птиц, шуршанием сухостоя и родным запахом хвои. Голые ветки деревьев иногда трещали, пугая и без того тревожного запредельца. Между тем травник с упоением и благоговейной улыбкой любовался окружающей природой. Пересвет себя одёргивал и пытался унять страх, но повсюду слышались хруст и непонятный шелест, что пугало ещё больше. Тогда Благиня нарушил напряжённое молчание:

— Вижу, тебе Ведомир оберег свой даровал? Вещица непростая. Ты его не сымай, а то ведь беду накличешь.

— Я и не собирался, — Пересвет отвлёкся на разговор, поэтому мысли слегка упорядочились в опухшей от нахлынувшей информации голове. — Велес — это хозяин леса?

— Он бог Трёх миров. Вечор справляли и его праздник, первый блин ему полагался. Он обращается в медведя, да отгоняет зиму в навье царство.

— Получается, и он на поляне вчера был? Любопытно, — Пересвет на секунду задумался, но так и не вспомнил никого похожего на хозяина леса. — Я вчера Лелю видел. Ведомир сказал — она тоже богиня. Правда?

— Ещё бы! Она сходит на Масленицу, весну нам приносит. Обмолвился с ней словечком?

— Нет, — с досадой ответил Пересвет и поник. — Она с подружками была, а я…вспоминать больно. Образно выражаясь — упал в грязь лицом. Леля показалась мне доброй и весёлой девушкой. Я ей в подмётки не гожусь.

Ступая впереди него, Благиня рассмеялся и вовремя отогнул толстую ветку, которая бы с лёгкостью могла уложить его спутника на лопатки. Он добродушно ответил, всё ещё разгоняя опасные преграды взмахами сильных рук:

— Ой ли, парень. Не бай попусту, ладный ты. Пущай хлипкий, аки моя дверь, тощий, аки былинка, да с девкой схож. Пущай! Не беда! Глядеть в нутро требно, в нутро самое, — Благиня с улыбкой ударил себя кулаком в грудь. — Молви ей слово, ежели свидитесь. Из отрока мужа делает не баса. Воины наши тоже, ежели б душой кривили, домой бы не ворощались.

— Кстати, о воинах…, — Пересвет вспомнил неудачную встречу с компанией здоровяков. — Какое серьёзное дело они вчера с Ведомиром обсуждали?

Травник снова ему улыбнулся, но уже не совсем искренне и, помедлив, ответил:

— Не ведаю, Пересвет. Как на духу, не ведаю. Вопрошай у старейшины.

Его напряжённым, словно с усилием выдавленным словам Пересвет не поверил. Выйдя к подлеску возле соснового бора, они быстро нашли тропу к деревне.

На крыльце избы травника толкались три болезненно худых мужика, с которых едва не спадали широкие портки, и две девушки, совсем ещё юные. Лица и руки девушек сплошь покрыты красной сыпью, которую они яро расчёсывали с выражением крайней ненависти к прицепившейся дряни. Ветрянка, — заключил внутренний доктор Пересвета. В детстве он болел этой неприятной болячкой, как и все дети, что его окружали, а потому мог безошибочно определить её у других. Вслух говорить не стал, ибо это работа знахаря. Кроме того, ему должно быть виднее, какие в этом веке болячки и как от них следует лечиться.

— Поветрие, — констатировал Благиня, видя заинтересованный взгляд гостя. — Небось, Сиверко принёс. Зима богата на заразу.

— Знаешь, как лечить?

— Не веруешь в силу мою? — лекарь обратил на Пересвета полные шутливой обиды очи.

— Верю. Дело в том, что у нас есть похожая болезнь. Мы называем её ветрянкой или оспой. Я переболел такой в детстве. Ходил неделю с пузырями, чесался. Лихорадило жутко.

— Е-хе-хе, — вздохнул травник, — времечко идёт, а зараза не меняется.

Тем временем, деревня наполнилась гомоном людей, что пробудились от долгого сна и принялись за работу. Весёлая детвора бегала вокруг загона, гоняла местных кошек и играла во что-то наподобие салочек. Мужчины, снарядившись топорами и луками со стрелами, пошли в сторону леса. Женщины занимались домашними делами. Несколько дородных тёток понесли за частокол лохани с грязным бельём. Девушки же торопились в ткацкую избу, к Фетинье. Блеяли овцы, мычали коровы и кудахтали куры — живность требовала от хозяев утренний корм. Высоко в голубом небе плыли белые барашки, временно закрывая тёплое светило.

Любозень ожила.

Знахарь подошёл к пациентам и твёрдо, но доброжелательно сказал:

— Расступитесь!

Внемля его просьбе, больные разошлись по сторонам, освобождая дорогу мужчинам. Девушки с любопытством глазели на чужака, и даже позабыли о чесотке. Мужики будто смотрели сквозь него, только в затылок Благини, переступающего порог своей избы. На осунувшихся лицах лежала печать изнеможения и давней, изматывающей боли. Они искали помощи.

Зайдя в дом, Благиня махнул рукой в сторону лавки, и Пересвет покорно на неё сел. Травник же вышел к пациентам. Говорил он громко, так, что запределец отчётливо слышал каждое слово:

— Гой еси, люди добрые! Обождите малость. К нам гость далёкий пожаловал, надобно с ним потолковать.

К счастью, возмущённых выкриков или возражений Пересвет не услышал. Все с пониманием отнеслись к просьбе знахаря. Видимо, уважали его тут не меньше, чем старейшину. Низко им поклонившись, Благиня вернулся в избу и закрыл за собой дверь. Он прошёл вдоль комнаты, подбросил в очаг дровишек, и огнивом его разжёг.

— Путь начерчу. Не оброни.

С этими словами травник достал из мешка, лежавшего у столика, кусок бересты и заострённый с одного конца стальной стержень. Он сел на колени перед столом и принялся тщательно что-то выцарапывать на берёзовой коре. Пересвет за ним внимательно наблюдал, стараясь не вмешиваться.

Когда последняя закорючка была выведена, Благиня вернул писало в мешок и с гордостью взял так называемую карту в руки.

— Принимай работу, запределец! Верстал на совесть, бери, изучай.

Он торжественно вручил бересту гостю и осклабился. Пересвет глянул на самодельную карту: плавные линии, прямые, какие-то слова на незнакомом ему языке. Непонятно ровным счётом ничего. Увидев замешательство на лице гостя, Благиня пояснил:

— Буквицы не для тебя. Ежели спросить кого удумаешь — вона прохожие-то и перетолмачат.

— Ага, понял. Спасибо, пойду к Ведомиру, совета спрошу.

— Ступай. И молви ему, пущай ко мне заходит не раз в седмицу. На отшибе-то я живу, а мнится, что он.

— Передам! До встречи.

— Чаю, свидимся есчё, парень. Прес тебе куделе!

В ответ на доброту знахаря Пересвет низко и неуклюже ему поклонился. Травник звучно рассмеялся, но напоследок снисходительно ему кивнул. Гость покинул покосившиеся стены избы под любопытные взгляды бледных, как береста, мужчин, и перешёптывания красных (уже не от ветрянки) девушек. Он затылком ощущал их сверлящие спину взгляды. Оборачиваться не стал, говорить с ними не о чем; они к Благине пришли, лечиться, а не с чужаками лясы точить.

Любозень показалась довольно приветливым местом. Щебетание птиц, свежий лёгкий ветерок и теплые лучи солнца на коже снова окунули Пересвета в детские годы. Здесь, в далёком прошлом, он чаще вспоминал о родной деревне, чем о городе. А что там, собственно, вспоминать? Туманная серая хмарь без сна и отдыха. «У бабули давно не был…Она после смерти деда совсем раскисла», — думал он, шагая по дороге. Ему стало нестерпимо горько. Обещал приехать, а сам застрял там, где чёртово копыто не ступало. Встряхнул головой, чтобы отогнать невесёлые мысли, и прилизал ладонью жёсткие локоны. Из дворов слышались разные звуки: треск разрубаемых дров, звон стали, как при ближнем бое на мечах, стук молота о наковальню, ржание лошадей и галдёж баб, несущих пустые вёдра за частокол. Громко смеясь, за ними бежали дети, и так и норовили спрятаться за мамкиной юбкой, чтобы поглумиться над друзьями. Они высовывали языки и показывали друг другу рожки. На верхушке объёмистой берёзы, у одного из домов, сидели два паренька. Они с задором пуляли из рогатки кусочки углей в кучку девчонок, что шептались на лавочке. Хотели привлечь внимание. Зола испачкала красивые узорчатые одежды, и девочки начали ругаться, оттирая нежными ручками «художества» горе-ухажёров.

На пути к избе Пересвет встретил много новых лиц, и всё гадал, куда подевался Волк. Некоторые мужи смотрели на него с подозрением, другие — с любопытством. Женщины с девушками больше хихикали в сторонке, а кто-то из них заливался краской. Но практически каждый с ним здоровался, кивнув или слегка поклонившись, как делали встарь. Пересвет отвечал вежливой улыбкой и неловко поправлял распущенные волосы, отгоняя их за спину, чтобы не закрывали обзор.

Проходя мимо незнакомых дворов он подмечал для себя, что там происходит: в избе без одной стенки, обливаясь потом, трудится могучий кузнец, обрушивая на наковальню с куском раскалённого металла тяжёлый молот; у другой избы на лавке сидят три девицы-красавицы, вышивают на тонкой ткани узоры, а к ним подходит статная женщина с суровым лицом и указывает на ошибки; пара щуплых высоких юнцов тащит куда-то за дворы снопы сена. На лице Пересвета непроизвольно возникла улыбка: он смотрел на деревенскую жизнь, глотая её, как свежий воздух. Она была незагазованная, без сигнализации, воющей у подъезда, ремонтов с высверливающими душу соседями и вечно бегущих людей. Именно такой жизни ему не хватало. За этим он поехал в заброшенный особняк, за этим наугад полез в самые густые дебри. Ему хотелось послушать тишину, и чтобы рядом никто не жужжал. В конце концов дорога привела его сюда, к допотопной технике и людям, что искренне выражают свои эмоции, не пряча их за маской лицемерия и постоянной беготни, словно белка в колесе.

Вдруг женщины опустили вёдра на землю и уставились вверх, поднося ребро ладони ко лбу и прищуриваясь.

— Глянь-ка, Бава, — крикнула одна из них пробегавшему мимо смуглому мальчишке.

Её подруги тоже кликнули детишек, чтобы те посмотрели в небо. По бескрайнему голубому шатру летели стаи журавлей. Величественные серо-чёрные клинья изящно парили над деревней, возвещая о наступлении настоящей весны. Пересвет тоже поднял голову, несмотря на слёзы от яркого солнца. На золотистой оправе очков заиграли блики, привлекая внимание окружающих. Женщины тут же бросили любоваться на птиц и обступили запредельца.

— Весну нам раннюю принёс, — добродушно ухмыльнулась пузатая женщина с красивым румяным лицом. — Журавлики летают, жди тепла. Слава Всевышнему Роду!

От её заявления остальные всполошились, заулыбались незнакомцу, стали что-то выспрашивать. Пересвет испуганно поправил очки, пробормотал, мол, ему идти надо, и выскользнул из цепких женских рук. Вдогонку они кричали ему благодарности, суеверные люди, но слов он уже не разбирал, торопливо шагая к дому.

За несколько дворов от избы старейшины Пересвет услышал лязг металла о металл и остановился. Развернувшись, он стал свидетелем боя на мечах: посреди низкой арены типа загона для скота, схватились Колояр и Ярополк. Вокруг толпились и вели оживлённые разговоры молодцы, по-видимому, тоже из рядов бравых воинов. Запредец подошёл ближе и затесался в их нескладные ряды. Блондин с длинной бородой рядом начал доказывать своему низкорослому веснушчатому приятелю, что победа будет за воеводой. А тот, напротив, яро голосовал за своего собрата по веснушкам. Рядом с ними велись похожие споры: некоторые умудрялись делать ставки настоящими шелягами. Монеты звенели то тут, то там, и Пересвет постоянно крутил головой, не понимая, на кого больше поставили.

Тем временем в сердце своеобразной арены происходило сражение, точь-в-точь как на поле брани. В правой ручище Колояра лежал весовитый, на первый взгляд, длинный клинок ромбического сечения, с простым навершием, обмотанным медной проволокой. Левой рукой воин крепко держал перед собой круглый щит без опознавательных знаков, который явно наспех слажен из рассохшихся старых досок. Противник его сжимает подобный щит, а вот меч выглядит побогаче, с серебрёной рукоятью. Оба настроены решительно: мужественные лица напряжены, ноздри раздуты, глаза прознают соперника быстрее оружия. Словно пара беркутов, они медленно кружат по арене, расставив в стороны крылья-мечи, и не торопятся нападать. Молодцы подначивают то одного, то другого:

— Друже, секи его!

— Бей, Колояр!

— Ту, по бочине, Ярополк, открыт он тама!

Но мудрые воины окриков будто не слышат, упёрли взгляды в соперника, не отводят. Идут, как по воде скользят — тихо, размеренно, плавно. Невольно Пересвет загляделся их молчаливым противостоянием, напрочь позабыв о возвращении к старику.

Через несколько долгих минут Колояр первый кинулся на соперника. Прикрываясь щитом, он рубанул Ярополка по открытому боку. Тот отразил удар своим щитом и обрушил второй удар на щит военачальника. Звонкая сталь разрубила и без того шаткие доски: в молодцев полетели щепки. Но защита выдержала — Колояр рванул дырявый щит в сторону и едва не вырвал из рук Ярополка меч. Воин оступился, успел выдернуть оружие из щита, и воткнул его в землю. Опираясь на рукоять, Ярополк поднялся, чуть не коснувшись коленями сырой почвы. Зрители выкрикивали что-то в поддержку, но нарушить концентрацию воинов не смогли: они снова сцепились взглядами, продолжая ходить по выделенному клочку землицы.

Они ожесточённо рубились и защищались щитами. Как на поле боя. Немного позже, заметив брешь в защите военачальника, Ярополк улучил момент и с коротким низким рыком бросился вперёд и в бок. Колояр еле успел увернуться. Опытный воин пропустил соперника. Не дожидаясь удара со спины, он огрел его рукоятью по загривку. Со сдавленным криком, который больше был похож на досадливый стон, Ярополк упал. Толпа недовольно зароптала. Он быстро собрался, опёрся на широкие ладони и быстро принял боевую стойку, успев захватить только меч. Колояр ему кивнул и, не отрывая немигающего взгляда с противника, отбросил свой дырявый щит в сторону. По законам чести бой должен вестись на равных. Молодые воины не унимались, будоража своими криками чуть ли не половину деревни. Проходя мимо них, старики, женщины, а порой и дети заглядывали за широкие мужские спины, чтобы узнать, кто борется и на чьей стороне удача.

Среди забредших на огонёк зевак Пересвет увидел высокую девушку с осиной талией и русой косой до самых бёдер. Даже через толщу верхней одежды было понятно, что пропорции у неё идеальные, хоть на подиум отправляй. Хотя здесь она наверняка считалась болезной. Девушка стояла за спинами молодцев, наклоняла голову и вставала на цыпочки, пытаясь увидеть бой. Её энтузиазм слегка озадачил запредельца: нечасто увидишь красавицу, которая всерьёз интересуется кулачными боями или сражениями на мечах. Он понял, что ей с толпой сильных мужчин не справиться, поэтому протиснулся ближе и сказал:

— За мной!

Девушка недоуменно посмотрела на незнакомца. Он махнул ей и ткнул указательным пальцем в сторону арены. Этого оказалось достаточно, чтобы она пошла за ним. Пролезть между молодыми воинами, которые рьяно размахивали руками, оказалось трудно, но они всё же смогли. Пересвет и девушка теперь стояли во втором ряду, совсем близко к арене.

— Благодарствую, — сказала красавица.

В шуме толпы растворялись звуки отдельных голосов, поэтому отвечать он не стал, лишь с полуулыбкой кивнул. Девушка мигом отвернулась. Взгляд светло-серых больших глаз устремился к сражающимся воинам. Ярополк твёрдой поступью шёл на Колояра, крепко сжимая в руке меч. Военачальник слегка подался вперёд, готовый отразить новую атаку. Мечи их встретились, словно два старых приятеля после долгой разлуки. По округе разнёсся лязг металла. Противники рычали, упирались стопами в землю, взрыхляя мокрую почву, и не отводили друг от друга суровых очей. Ещё чуть-чуть и между ними пронесётся молния, думалось Пересвету. Накал сражения подогревал интерес публики. Бывалые воины наблюдали молча, с большим почтением, в лицах же молодых читался ребяческий восторг и жажда крови. Случайным прохожим просто хотелось узреть интересный бой. Но вот только во взгляде русоволосой красавицы сквозила тревога. Ей явно было не по нутру смотреть на то, как они грызутся. Казалось, что лишь она понимает, как далеко эти двое зашли в своих булатных играх.

Помахав оружием какой-то промежуток времени, воины порядком выдохлись. Из горла вырывались надсадные хрипы. Но противники и не думали отступать: по свирепым глазам было видно, что биться они будут до победного. Колояр наступил снова. Пыхтя, Ярополк принял тяжёлый удар и отбросил меч соперника. Битва была жестокой. Они наносили рубящие удары справа и слева, не жалея исчезающих сил. Зрители во все глаза следили за противостоянием, но уже не людей, а диких волков, готовых перегрызть сопернику глотку.

Одним из мощнейших ударов Колояр буквально прибил Ярополка к земле. Воин упал на одно колено, продолжая держать меч горизонтально, всё ещё силясь дать отпор тяжёлой стали. Булат давил, втаптывая Ярополка в грязь. У обоих соперников покраснели лица, а зубы скрежетали так, что звон мечей ушёл на второй план. Колояр на миг отвёл клинок в сторону и замахнулся, чтобы нанести последний, решающий удар. Ярополк склонил голову, покорно ожидая скорой развязки. И тут из толпы до обоих воинов долетел отчаянный крик:

— Ярушка!!!

Пересвет удивлённо повернул голову на голос: кричала русоволосая красавица. Её серые глаза были на мокром месте, алые губы дрожали, щёки горели ярче масленичных костров. Она встревоженно смотрела в изумлённые глаза Ярополка.

И Колояр обрушил меч.

Толпа загалдела. Но не от радости — от возмущения. Клинок военачальника торчал в земле рядом с отвлёкшимся на девушку Ярополком. Лицо рыжебородого вновь помрачнело. Но тот короткий миг, когда на нём читалось изумление, Пересвет уже не забудет никогда. При знакомстве ему казалось, что этого твердолобого ничто не может удивить, и расколотый пень тому явное подтверждение. Но сегодня всё резко изменилось.

— Колояр, довольно с него. Пусти, заклинаю…, — с мольбой в серых очах обратилась девушка к суровому воину.

Ярополк взбеленился, твёрдо посмотрел на противника и стальным голосом произнёс:

— Не слушай. Рубиться надобно до…

— Нави? — девушка кинула на воина взгляд, от которого вся молодёжь вокруг неё невольно вздрогнула. — Сняголов! Кто тебя просил на рожон лезть?!

Невозмутимый Ярополк ответил, не глядя в сторону девушки:

— Чего заладила, в Навь, да в Навь? В Ирий уйду, к братьям.

— Ах, значится, в Ирий?! Задумал тута кости сложить?! Ну, руби, Колояр, не жалей остолбеня. Ему ведь всё одно — что здеся лечь, что на поле боя.

От сердитого тона девушки не по себе стало не только молодцам, но и Пересвету. Колояр с сомнением посмотрел на друга: тот ничуть не смутился, продолжал сверлить военачальника решительным взглядом. Тогда Колояр взялся за рукоять меча, вынул его из земли, развернулся и…вышел с арены, запросто переступив низенькую ограду.

Ярополк перевёл взгляд на свирепую девушку, давая понять, что извиняться он не собирается. Запределец с интересом за ними наблюдал, а вот остальные зрители либо разочарованно вздыхали, либо переговаривались. Поняв, что поединок окончен, зеваки стали расходиться. Все, кроме добрых молодцев.

Молчаливый диалог между Ярополком и девушкой закончился. Она надулась и убежала в сторону кузни. Пересвет рванул за ней, пытаясь ухватить девушку за руку, но не успел. Тонкая фигурка исчезла за углом ближайшей избушки. Рыжий воин искоса посмотрел на него, поднялся и вложил меч в ножны. Его тут же окружили молодцы, которые с восторгом расспрашивали старшего товарища о секретах боя.

Конец ознакомительного фрагмента.