Закат Ярила

Лана Мэй (2024)

Пересвет Дивеев уже несколько лет работал в столичном Доме Культуры. Зарплату не повышали, а Масленица прошла просто ужасно. Ещё и с отцом поругаться успел. Чтобы немного отвлечься, он поехал за город и случайно попал на тысячу лет назад. Во времена правления князя Святослава. Там Пересвет набрёл на племя вятичей. Они дружили с богами и промышляли волшбой. Сможет ли человек из будущего выжить во времена кровавых междоусобиц, волхвов, знахарей и воинов? Вернётся ли домой, когда Навь, Явь и Правь учинили меж собой разлад, а надеяться остаётся лишь на себя и на местных богов? Обложка сгенерирована с помощью нейросети Kandinsky.

Глава 2

Ситуация патовая. Как в шахматах — либо пан, либо пропал. Куда бежать и что делать непонятно, ведь карта и айфон остались в рюкзаке. Навигации ноль, одежды ноль, и надежды, похоже, тоже. Оставалось только расплакаться и ждать гибели от обморожения под ближайшим клёном. Лес вроде бы всё тот же…да нет, не тот…Деревьев стало намного больше. И земля под ногами сухая. Снега здесь, к его удивлению, не было, но и зелёной травы ещё не видать — только жухлый сухостой. И, что самое главное, вокруг никаких пакетиков и бутылок! Стал озираться в поисках следов или того, что могло бы хоть как-то помочь.

Тут Пересвету почудились далёкие голоса. Он перестал обременять себя тяжёлыми мыслями и прислушался — пели люди, да хорошо как пели, синхронно. Неужели деревню нашёл, решил Пересвет, и в его душе снова зародилась надежда.

Он побежал. Под стопами хрустели ветки, царапая нежную кожу. Руками отводил в стороны лапы голых деревьев, некоторые из которых успевали пощекотать и расцарапать рёбра, ноги, руки, или запутаться в длинных волосах. Он видел, что кое-где прогалины всё ещё покрыты кляксами грязного снега, а буроватые пятна сливаются с мёрзлой землёй и плетями деревьев. Талый снег под невыносимо ярким фонарём солнца стекал тонкими струями в первые весенние ручейки или впитывался в почву, на зло Пересвету делая её рыхлой и хлюпающей. Босые ступни так и вязли, обрастая коричневой глиной. Ему подумалось, что, когда он вошёл в лес, земля была жёстче. Словно он за несколько часов оказался в эпицентре весенней оттепели. Не помня себя от счастья, Пересвет приближался к голосам. Ему казалось, что спасение рядом, надо только дойти…

Наконец он увидел яркий, рыжевато-алый свет, что пробивался к нему сквозь поредевшие деревья. Осины и берёзы расступились, обнажая широкую лесную поляну. Пересвет остановился, чтобы отдышаться. До слуха долетали необычные строки песен.

Он поднял голову, смахнул разметавшиеся волосы с лица, и поправил очки на переносице. Посреди широкой поляны начинало гореть огромное соломенное чучело, наподобие того, что Пересвет недавно видел на работе. Оно тоже было ярким, цветастым, только ткань немного отличалась. Вокруг чучела водили хоровод женщины, мужчины, дети и даже старики. Чуть поодаль стояли маленькие группки разновозрастных людей. Видимо те, кто не захотел принимать участие. Но все они, и хоровод, и дальше — громко распевали песни под незатейливую игру гуслей и деревянных дудочек. Всполохи пламени озаряли весёлые лица.

Масленица, не иначе. Из любопытства Пересвет решил попробовать разобрать слова песни, и поэтому прислушался:

Петя, Петя, петушок,

Багрецовый хохолок,

Ты Марену провожай,

Солнце красное встречай!

Эй, кудесница-зима,

Знай, пора твоя прошла,

В кологодье посмотри,

За Смородину беги.

Пока слушал, снова весь озяб: худое высокое тело дрожало, точно осиновый лист на ветру, губы посинели, и зуб на зуб попадать окончательно перестал. Пересвет начал растирать руки ладонями и топтаться на одном месте, авось поможет. Не помогало. А выходить к ним в таком виде боялся — полицию вызовут. Да и…стыд-то какой! Любуясь пёстрым хороводом, он не заметил, как за спиной выросли две фигуры, одна из которых обратилась к нему:

— Гой еси, человече! Какого роду, племени?

Пересвет мгновенно развернулся и прикрыл руками самое ценное место. По его тощему телу и напуганному лицу бегали два изучающих взгляда грузных женщин чуть за сорок. Обе в грязно-белых косынках до пояса, что удерживались на головах тугими металлическими обручами с кольцами у висков. Одеты, как капуста — несколько слоёв расшитых в красную клетку толстых юбок и рубах, а на шеях витые обручи из какого-то металла. Прямо бабы на чайник! «Одежда больно странная, и говорят чудно…Если подумать, все они странно одеты. Да и Масленица давно прошла. На сборище секты попал? Вот занесло, так занесло…», — рассуждал про себя Пересвет, пока незнакомки выразительно смотрели прямо ему в глаза.

— Ответ держать будем, задобный? — спросила вторая женщина, изгибая густую чёрную бровь.

Пересвет опешил, но что-то ответить и правда было нужно:

— Я турист. К деревне дорогу искал, заблудился.

— Кто? — удивилась первая, но секунду спустя её рыхлое лицо озарила мягкая улыбка, — Мы сами деревенские. Дорогу укажем. Токмо обожди, покамест Комоедицу справим.

Вторая окинула его недоверчивым взглядом и спросила:

— Немец что ль?

— Какой немец? Я русский, и предки мои русские, вплоть до, — Пересвет на секунду задумался, — седьмого колена, если не ошибаюсь.

— То-то по-нашему маленько баешь. Ну, идём, проводим тебя к старейшине. Он ужо с тобой потолкует.

— Как человек с высокими моральными устоями, я глубоко осуждаю…, — начал было Пересвет, утвердившись в мысли о сходке сектантов.

Но его тут же прервала черноокая женщина, взглянув на него с жалостью, словно на потрёпанного бездомного щенка:

— Касатик, ты б хоть рубаху-то надел. Не принято у нас в чём мать родила по деревне расхаживать.

— А вона у соседей, Рудых, ещё как принято! — без стеснения вмешалась её подруга. — Как выйдут по заре во чисто поле, да как туесками своими затрясут! Тут уж хоть стой, хоть падай…

— Опустим подробности, — осуждающе покачал головой Пересвет и стыдливо прикрыл рукой красное лицо.

— А чего там опускать-то? У них и так стоймя редко бывает. Из харчей ведь токма Хорса свет, да Стрибогова благодать, — загоготала баба, чем смутила Пересвета ещё больше.

Подруга её легонько толкнула в бок, прокашлялась и спросила:

— Баешь не по-нашему. Откуда будешь?

— Правду молвит, — согласилась с ней вторая. — Льстивый ты, касатик. Из лядины вышел нагой, а на носу тростинки золотые…Неужто запределец?

Без толики удивления бабы окинули незнакомца изучающим взглядом повторно. Из всего набора слов Пересвет понял многое, но общий смысл ему был не ясен. И тут в голове что-то щёлкнуло. Он вспомнил, как мать рассказывала о Древней Руси, да и в школе некоторые слова слышал. На бледном лице отразилось недоумение: «как? Что я здесь делаю? И вообще здесь, это где? Господи, помоги…Хотя в церковь меня водили редко, пришла пора всерьёз помолиться…»

За него ответила одна из женщин:

— Испужался, касатик? Ты окрест погляди, осилишь думу свою.

— Я где? — выдавил из себя обескураженный Пересвет.

— Знамо где, на Руси-матушке.

— А вы кто?

— Словене мы. Вятичами наше племя соседи кличут.

И Пересвета осенила единственно верная, но до смешного абсурдная догадка. Он решил уточнить:

— Кто правит вами?

— Светлый княже Святослав Игоревич, буди он неладен! — выпалила одна из женщин.

— Знамо дело. Хазарам дань платили, всё отдавали, а тута он пришёл с дружиною, полюдье вершил. Неча делать, отдали ему. Токмо устали мы… — Почему?

— Ясно, — коротко ответил Пересвет и глубоко задумался над курсом истории.

— Понимаешь, касатик? Да и не княже он нам вовсе. Мы вольное племя.

Вдруг Пересвет просиял и на радостях всплеснул руками, обнажая причинное место.

— Понимаю!

Женщины резво отвернулись, украдкой посмеиваясь. Одна из них сквозь утробный гогот уточнила:

— Чего?

— Вас понимаю, — ответил Пересвет, и тут же осознав свою оплошность, прикрылся снова. Но счастливая улыбка от того, что он-таки вспомнил курс истории и кое-какие слова, с его лица не сходила.

— Чего это он? Взбесился, что ли? — прошептала одна из женщин другой.

— Коли так, руки б распустил, кулаками замахал. Ладный он, не дурак.

Вторая посмотрела на молодого человека с недоверием в карих очах, но головой всё же кивнула.

— Одёжку справную сыщем и воротимся. Будь здесь. На еланке Комоедица, абы кому не попался. Зазорно в эдаком виде ходить.

— Б-быстрее, п-пожалуйста, а то я насмерть тут з-замёрзну, — стуча зубами, попросил женщин Пересвет.

Они лишь добродушно усмехнулись и ушли в сторону небольшой группки людей, которые стояли поодаль от чучела. Пересвет же спрятался за одной из широких берёз. В его голове никак не могла уложиться мысль о том, что он очутился в другой эпохе. Тысяча с лишним лет — это не шутки. Думалось: «всё это сон, наваждение какое-то…Опять переработал и посреди леса заснул. Не может это быть правдой! Вот отдохну и проснусь».

Между тем, он заметил, как две дородные женщины спешат к берёзе. В руках у темноокой какой-то бежевый свёрток. Она сунула тряпицы Пересвету, а её подруга сказала:

— Иного не было, касатик. Бери, что дают. Обождёшь с нами, как чучело сожгут, да пойдём в мир. Отведём к старейшине, пущай он разбирается.

— И на том с-спасибо. Отвернитесь, п-пожалуйста, — криво улыбнулся Пересвет.

Женщины рассмеялись, но просьбу выполнили. Он зашёл за толстый ствол дуба и надел то, что ему любезно предложили. Когда вышел, бабы обернулись и загоготали. Пересвет сурово на них посмотрел, а потом опустил взгляд на себя: длинная тёплая рубаха, похожая на платье, кремового цвета и с красной ручной вышивкой по кайме явно не придавала ему мужественности.

— У соседей наших токмо это с собой было, — пояснила одна из женщин.

— А тебе к лицу, любо-дорого посмотреть, — подавив очередной смешок, добавила вторая.

Пересвет мысленно выругался. Женщины указали в сторону поляны, где селяне плясали вовсю и продолжали горланить зазывальные песни вокруг куклы, которая уже догорала.

— Вы в хороводе не участвуете? — поинтересовался Пересвет, сильнее укутываясь в одежду и топчась на одном месте, поскольку обуви ему не дали.

— Хороводы водят девки-молодки, да наши соколики. Мы своё уже отводили.

Женщины с улыбкой и доброй тоской в глазах смотрели на то, как веселятся молодые люди и дети. Пересвет тоже наблюдал за праздником и совсем позабыл о том, что угодил не к сектантам, а на тысячу лет в прошлое. В это поверить, конечно, он просто не мог. Всё вокруг ему казалось страшным сном, и особого значения словам незнакомок из деревни он не придавал. Буквально на днях ему уже снилось нечто подобное — хороводы, песнопения. Винить в таких кошмарах можно только мать, так некстати поведавшую о корнях славянского народа.

Но смотреть на хоровод оказалось даже любопытно. А когда костёр поутих, молодые начали через него прыгать, дабы показать свою удаль и смелость. Писклявые крики девушек и задорный смех парней разносился далеко за пределы елани. Так величали здесь лесные поляны.

Пересвет невольно залюбовался. Перед ним предстала картина, как из маминых исторических книг: румяные пышнотелые девушки бегают вокруг костра, а за ними чумазые детишки, которые сжимают блины и печенье в виде жаворонков в маленьких кулачках. Высокие и статные парни к тем девушкам подбивают клинья, обхаживают их по-всякому, но те лишь смеются, да прыгают через костёр. И никто ведь не обжигается, хотя пламя довольно высокое. Жёлтые искры так и летят вверх, мгновенно исчезая в прохладном воздухе. А как много пёстрых нарядов…аж глаза разбегаются: на мужчинах длинные шерстяные рубахи и плащи на один бок, кожаные сапоги и меховые или тканевые шапки. У женщин одежды намного ярче и богаче — не один слой клетчатых юбок и рубах из льна. Головы некоторых покрывают длинные белые платки до пояса или ниже, а у других только обручи с металлическими кольцами у висков. И по цвету волос все деревенские отличаются друг от друга — у кого-то русые, у кого-то цвета соломы или смоляные, а у некоторых встречаются и рыжие кудри; большинство отпускают их до плеч. Девушки носят волосы до пояса, а мужчины короткие или длинные бороды. Нет народа более разноликого, чем русичи. Да не все из них и на русичей-то похожи. У нескольких Пересвет заметил другой цвет кожи и разрез глаз.

Взрослые члены деревни близко не подходили, издали наблюдали за молодёжью: кто обсуждал праздник, кто песни распевал, а кто ел блины, запивая чем-то из деревянной кружки. Пересвет удивился тому, что блины здесь точно такие же, как в его времени. Традиции чтим, осталась память родовая, подумалось ему, пока рассматривал угощения. Оттуда, где он стоял, было видно далеко не всё, но многое из того, что видел, за века осталось неизменным. Только вот почему Комоедицей зовут, ещё не разобрался. Хотя какое-то новое, доселе неизвестное чувство подсказывало, что в этом слове есть особый смысл. И чей-то слабенький голос что-то нашёптывал. Что — не разобрать, но эти звуки отдавались в сердце теплом и спокойствием. Как будто кто-то его направлял.

Пересвет обратил внимание на девушку, которая веселилась больше остальных. Она хватала за руки подруг, звонко смеялась и без опаски прыгала через костёр. Он забеспокоился, как бы её пышных льняных кудрей, что пружинили ниже пояса, не коснулись жаркие языки пламени. Но девушку это нисколько не заботило: смеётся, да прыгает всё выше и выше.

Лицо этой девушки почти сразу околдовало Пересвета: доброе, наивное, с огромными глазами под пушистыми ресницами и пухлыми губами. Щёки от жара порозовели, а она их ладонями ещё сильнее тереть стала, видно, чтобы согреться. Рубаха на ней длинная и тёплая, отороченная красной обережной вышивкой. Такие узоры до сих пор в ходу. А ноги…босые! Прямо как у него. И ведь вроде бы не мёрзнут. В улыбчивой девушке Пересвет увидел нечто особое. Ту красоту, которую можно назвать древнерусской. Без макияжа, ботекса и гремящих костей. Она была совсем не похожа на тех девушек, с которыми он обычно проводил время. Впрочем, никто здесь не был на них похож. Эти люди не признавали фальши и наигранных разговоров обо всём и ни о чём. Рядом с ними было легко. И казалось, можно смело говорить прямо и по делу. Так, как он любил. Пересвета какой-то неведомой силой потянуло к девушке.

Сделал шаг к костру, да так и замер: из сердца алого пламени вышла женщина, чья красота затмила многих на еланке. Её на поляне не было, решил Пересвет, вспоминая лица всех, кого успел хорошенько рассмотреть. Как она вообще могла выйти из огня?! Женщина сверкнула глазами и снисходительно улыбнулась хороводцам. Создалось впечатление, что она не горит желанием быть сегодня на этом празднике жизни. Да и люди вокруг костра на неё смотрели настороженно. Это вызвало любопытство Пересвета. Он пригляделся к женщине: очи чернее воронова крыла, бледное худое лицо с острыми скулами, что отдают синевой, прямым узким носом и тонкими губами. Обрамляют это измождённое строгое лицо прямые волосы, которые по длине не уступают волосам Пересвета, и переливаются на солнце, аки шёрстка кота из сказок о злых ведьмах. Её стройная, гибкая фигура, в отличие от остальных селянок, прикрыта только длинной чёрной рубахой, отороченной собольим мехом, на которой красуется сизая вышивка с непонятными узорами. Широкая юбка полностью скрывает ноги, поэтому обуви не разглядеть.

Женщина остановилась возле костра и повела тонкой чёрной бровью. Если светлая девушка выглядела лет эдак на двадцать, то эта на десяток постарше. Взгляд её тёмных очей скользнул по красным девицам и застыл на круглом личике самой весёлой девушки в хороводе. Светлая медлить не стала — подбежала к женщине, схватила за руки и потащила за собой к остальным. На лице брюнетки отразилось недоумение, а затем оно тотчас сменилось раздражением: она выдернула бледные руки из ладоней девушки, что-то произнесла и отвернулась к пламени. Читать по губам Пересвет не умел, но ему жутко захотелось узнать, что же такого она ей сказала. Девушка же не растерялась, только хихикнула и побежала к подругам, дальше распевать песни и водить хороводы. Грациозные девичьи фигурки кружили вокруг высокого костра, празднуя начало весны. А люди постарше оживлённо им подпевали. Некоторые время от времени с тревогой посматривали на ворчливую брюнетку.

— Топай за нами, касатик, — окликнул Пересвета голос одной из добровольных проводниц, которые торопились к нему.

— Праздник уже закончился? — спросил он, не отводя внимательного взгляда от светловолосой девушки.

— Маленько осталось. А путь не близкий. Старейшина в энту седмицу шибко занят, надобно успеть, пока другие его на требы не расхватали.

— Я понял, ведите.

Но это показалось ему необычным. Почему он их понимает? Хотя для сна такое не удивительно. И вот как с такими говорить? Как с коллегами или как с друзьями? Официально? На «вы»? Нет. Вежливо и по-деловому с этими людьми нельзя. Не поймут. С ними надо открыто и прямо, как с соседями в деревне.

Женщины пошли вдоль тёмной стены леса, где не было почти никого из селян. Пересвет, переминаясь с ноги на ногу, побрёл за ними, и, заходя в лес, обернулся — у костра всё также голосили девушки под предводительством светлой красавицы, а посреди них стояла кареглазая, недовольно глядя на затухающее пламя. Когда они скрылись из вида, он вернулся к невесёлым размышлениям. «Это сон. Просто сон. А может и кома. Доработался, блин», — с досадой думал, наступая на сухие ветки. Надо успокоиться и действовать по ситуации — так его учил отец, так говорила мама, когда всё шло наперекосяк. Эти мудрые слова он поместил далеко в закрома памяти, чтобы однажды вытащить и помочь себе сосредоточиться. Сейчас это помогло. Впервые в жизни. Обычно он просто паниковал.

По дороге женщины вели разговоры о чём-то своём, попутно оглашая лес громким хохотом. Пересвет брёл позади, размышляя о том, сон всё-таки это или явь. Вскоре за скопищем ёлок показался высокий грубый забор. Но даже забором его назвать было сложно — деревянные неотёсанные колья, поочерёдно вбитые в землю. Как же его? Точно, частокол! За ним виднелись низенькие деревянные крыши, покрытые толстым слоем дёрна, а кое-где и проросшими сухими травами.

— Ужо почти дошли, — сообщила одна из женщин, глядя на домишки.

— И всё-таки…, — вслух задумался запределец, — Почему я вас понимаю? Вы из глубокой тьмы, а я из двадцать первого века!

— О как, — сказала другая и усмехнулась. — А нам почто знать, соколик?

— Верно…, — с досадой опустил глаза Пересвет.

— Видать, Боги тебе язык наш дали. Они всем запредельцам его дают. Глаголить могут, а пужаются ведь, лихо им от нашего быта.

— Как вы сказали? Запредельцы? Да я смотрю, для вас они уже нечто обыденное. Много ли таких тут сейчас живёт? Домой кто-нибудь вернулся?

Женщины покачали головами:

— Ты это у волхва нашего вызнай. Он ведает.

— Благодарю за помощь, и за одежду.

Пересвет остановился возле главных ворот и отвесил бабам низкий поклон, как в кино видел. Только сделал он это настолько неуклюже, что вызвал очередной приступ смеха у обеих спутниц.

— Вона его изба. Свидимся есчё, задобный.

С этими словами женщины неспеша пошли по деревне. Когда они скрылись за одним из домов, Пересвет двинулся вперёд. Он зашёл за ограду, окинул взглядом деревню, а потом разочарованно выдохнул, ибо таких деревень раньше не встречал даже в самых захолустных районах страны. Думал, увидит резные ставни, высокие терема с расписными стенами, а тут…и окон-то нет. Одни низенькие избушки с грубо вырубленным крыльцом и до смешного простой дверью. На крышах колосятся жухлые дикие травы, а из-под крыш выглядывают куски бересты. К стенам домов приставлены самые простые рабочие инструменты, вроде серпов и бороны, рядом большое корыто с мутной водой. Все избы однотипные, но одна всё-таки выделяется. На фоне домов-карликов это жилище кажется великаном, раза в два больше других. Пересвет сразу понял, что женщины указывали именно на него.

К нужному дому подходить он не торопился, для начала решил осмотреться — не каждый день выпадает возможность увидеть Русь десятого века. Пусть и во сне. Солнце здесь слепило гораздо сильнее, чем в будущем, отчего глаза, как обычно, оказались на мокром месте. Пересвет закрылся от насмехающегося жёлтого диска рукой и сморгнул слёзы.

Вокруг домов чисто и пусто: неудивительно, все ведь ушли на праздник. Деревня показалась Пересвету довольно крупной — количество дворов говорило само за себя. К тому же, за ними стояли амбары с зерном. Деревянные строения на высоких толстых ножках с зазубринами. Жителям нужно много еды, чтобы прокормить семью, а значит, и народу тут не мало. Ну, судя по тому, что Пересвет видел на поляне, так оно и есть. А улица всего одна, как и дорога. Широкая и длинная. К домам от неё отходят узкие дорожки. В самом сердце деревни большая поляна наподобие городской площади. Позади поляны невысокий загон, в котором мирно пасётся мелкий домашний скот — козы, овцы и прочая живность.

Вокруг загона неспешно расхаживают кошки с довольными мордами. Одна из них прыгнула на забор, подняла гладкий серый хвост и стала расхаживать взад-вперёд. Скот на неё внимания не обращал. Внезапно со стороны крайней избы вылетел огромный рыжий пёс. С громогласным лаем он помчался на кошку, и та ощетинилась, вцепилась когтями в деревянную балку и шипит. Пёс хотел за ней прыгнуть, но вес не позволил. Тогда он принялся гавкать с земли. Кошка размахивала лапой с выпущенными когтями, чтобы его отпугнуть, и была настроена крайне решительно.

Пёс показался Пересвету знакомым. Нет, раньше он его точно не видел, но в дебрях памяти начали всплывать смутные обрывки: «рыжий пёс…где-то я это слышал совсем недавно…». Тут его осенило — так это может быть Волк, которого мужик из леса искал. Пересвет крикнул:

— Волк! Ко мне!

Услышав знакомое имя, пёс прекратил лаять и обернулся на зов. Пересвет ещё пару раз выкрикнул его кличку, и лишь тогда рыжий здоровяк медленно побрёл к нему и уселся в ногах, вывалив изо рта длинный розовый язык.

Пересвет ласково, но не без опаски, потрепал собаку по загривку.

— Я хозяину твоему обещал тебя с собой взять, если встречу. Пойдёшь?

Пёс, как будто в ответ дёрнул мордой и подался вперёд, чтобы человек его погладил. Не кусается, можно и приласкать. Когда с ласками было покончено, оба запредельца стали ходить по деревне с намерением лучше её узнать. Стопы настолько замёрзли, что холода Пересвет уже не чувствовал. Тихие домишки смотрелись в солнечный день как-то особенно жутко — Пересвет сразу вспомнил газетные статьи о проклятых деревнях и городах-призраках. Мозг отказывался мыслить логически, подставляя ему новые и новые картинки из старых журналов. «Это сон…Я всё равно сплю. Могу делать здесь всё, что хочу», — думал Пересвет, шагая вдоль бревенчатых домов по сухой холодной земле. Жухлая трава неприятно щекотала грязные ступни, но он не останавливался, чётко решив для себя изучить это странное место, пока не вернулись люди.

За ним брёл Волк, весело повиливая хвостом. На отшибе Пересвет увидел сооружение для просушки и хранения зерна. Оно походило на бревенчатый высокий парник, только без плёнки, один каркас. В центре него располагались копчёные камни, видимо, служившие печкой. Огоньку бы, погреться, думал Пересвет, глядя на остатки тёплой роскоши. От земли тянуло холодом, а значит, пора возвращаться к дому старейшины, не то простуды не миновать. Тут аптеки нет, волшебную таблетку не выпьешь. Даже во сне ему болеть не хотелось. Здравое решение влекло молодого человека в сторону неотёсанного великана, который высился неподалёку от главных ворот.

Чем ближе подходил, тем сильнее волновался. Сердце буквально выпрыгивало из груди, когда Пересвет дошёл до низенькой дверцы.

— Волчок, жди меня здесь. Понял?

Пёс на его команду дружелюбно вильнул хвостом и высунул влажный язык, глядя добрыми глазами на временного хозяина.

Пересвет прислушался. В светлице кто-то оживлённо разговаривал. Или даже не разговаривал, а спорил: несколько грубых мужских голосов перебивали друг друга, то и дело повышая тон. Стоит ли заходить?

Скромностью делу не поможешь. Он набрался храбрости и, превозмогая тугой комок в горле, постучал в маленькую добротную дверь. Голоса затихли. Пересвет ждал какого-то сигнала.

— Днесь я всякому требен, — проворчал старческий голос из-за двери. — Входи, мил человек! Комоедицу ужо справили?

Пересвет, не отвечая, отворил дверь и, согнувшись пополам, зашёл, едва не стукнувшись головой о притолоку. В светлице его встретили несколько удивлённых пар глаз. Пересвет бегло обвёл взглядом помещение: тёмная просторная комната с крохотным продолговатым окошком возле небольшой каменной печки с примесью глины, топившейся, что называется, по-чёрному. Этот своеобразный камин сейчас горел, рассеивая скопившийся вокруг мрак. От него исходило долгожданное тепло. Над высоким потолком и у стен развешаны косицы чеснока и веники из душистых сухих трав совершенно неизвестного Пересвету назначения. На полках глиняная утварь, в углу объёмистая бочка, видно, с соленьями на зиму. Окончательно смутили молодого человека застеленные шкурами лавки вместо удобных кроватей. Изба обставлена скудно, но люди ведь живут как-то, не жалуются. Было похоже, что здесь предполагалось два этажа. Второй этаж оставляли под полати, чтобы тепло от печи шло вверх и согревало хозяев во сне. Но полатей почему-то не было. Увиденное совсем не походило на современные дома, да даже на старинные избы с резными наличниками.

Посреди светлицы широкий деревянный стол и длинные лавки. На нём догорает лучинка в кованом светце. Во главе стола седой старик в шерстяной рубахе. На поясе у него висит небольшой кожаный мешочек, сухие ноги покрывают полотняные штаны, обмотки и новые лапти. Рядом лежит искусно выделанный деревянный посох, а на плече важно сидит охристо-бурая сова с огромными жёлтыми глазами и чёрными перьями у основания клюва. Птица размером меньше вороны, но взгляд у неё злее, чем у хищника: так и впилась бы в лицо пришельца. Но сидит недвижно, смотрит. Вокруг стола четверо добрых молодцев — все, кроме одного, как на подбор дюжие, и лица у них мрачнее тучи.

Старик мягко погладил длинную серебряную бороду, глянул на Пересвета, и сказал:

— Запределец, по тростинам золотым на носу вижу.

Пересвет уверенно поправил очки и серьёзно ответил:

— Сплю я, дедушка. Вот и видится всякое…

Мужики непонимающе переглянулись, а старик спокойно сказал:

— Коли б спал, давно б пробудился.

— Почему?

— Ведаешь, что спишь. А кто ведает, тот скорёхонько пробуждается.

Пока Пересвет думал, что это значит, из-за стола поднялся самый суровый и высокий мужик. В синих глазах сверкала ярость. Он сжал в кулаки широкие ладони и глянул на незваного гостя: ноздри раздувались, как у быка при виде красной тряпки.

— Не запределец энто. Тать. Повадился к нам один, кур ловит похлеще лисиц. Не он ли?

Старик прищурился и обернулся к остальным мужикам:

— Ну-ка, Радим, Мураш, распознайте, кто пред нами — тать, аль честный человече.

Он выразительно посмотрел на Пересвета. Тому ничего не оставалось, кроме как смириться с неожиданной проверкой. Здоровяк презрительно хмыкнул:

— Утвердимся, на куски порву.

Пересвет нервно сглотнул и потянулся к груди, но привычного галстука не нашёл, и стал теребить ворот платья, что дали бабы. Из-за стола встали два невысоких молодца: один поджарый, круглолицый, с вьющимися русыми волосами до плеч, а другой субтильный брюнет с прямым каре. Они обвели незнакомца пристальными взглядами и стали подходить ближе. Пересвет нахмурился, попятился назад. Худой неожиданно схватил его за запястье и начал внимательно рассматривать руку. Кудрявый в это время немигающим взглядом изучал лицо. Пересвет вздрогнул, но не вырывался.

Наконец, брюнет выпустил руку гостя и кивнул своему приятелю. Оба развернулись к старику. Чернявый сказал:

— Не тать он. Длани белые, землицы под ними нет, мозолей тоже.

— Лицо свежее, якоже и космы, — добавил курчавый.

Верзила недовольно на них глянул, мол, потом поговорим, и настороженно посмотрел на старика. Видно, проиграл он ему уже не в первый раз со своими догадками, и боится, что старший теперь его отчитает. А старик только растянул сухие губы в улыбке и позвал запредельца:

— Садись с нами, мёда испей. Ано сперва обмой ноги тёплой водицей, замёрз, поди.

Пересвет удивлённо вскинул брови и робко обвёл взглядом хмурые лица сидящих за столом. Ему не хотелось прерывать их важный разговор, но, если старик так хочет, нужно подчиниться, хотя бы из вежливости. Он сел на свободную лавку подле стены и взял пустую лохань, на которую кивком указал старик. Затем налил воды из ведра и кинул в лохань горячий камень, который валялся в печке. Вода быстро нагрелась. Обмывая ноги, Пересвету вдруг пришла в голову странная мысль: «а откуда я, собственно, знаю, как тут нагревают воду?», но додумать он не успел — на него нетерпеливо косились несколько пар глаз.

Тогда гость вытер ноги рушником, подошёл к лавке и сел на свободное место, рядом с другим богатырём. Тот ещё и слова не проронил, только сверлил незнакомца тяжёлым взглядом. У этого мужчины волнистые рыжие волосы до лопаток и густая длинная борода цвета водопроводной ржавчины. А тело массивное и мускулистое.

Старик красноречиво глянул на самого дюжего из четвёрки мужика. Того самого, который не верил Пересвету. Насупив густые светлые брови, он нехотя налил в пустую деревянную кружку, прихваченную железным обручем, тёмный напиток из глиняного кувшина. Грубой мозолистой ручищей мужик сдавил посуду, подошёл к Пересвету и с громким стуком поставил её перед ним, расплескав при этом часть содержимого. Старик с досадой покачал головой. Верзила ответил ему тяжёлым взглядом из-под бровей и неторопливо вернулся на своё место. Пересвет дрожал, словно заяц перед лисьей пастью.

— Знакомиться будем, мил человек? — спросил старик настолько благодушно, что волнение Пересвета немного поутихло. — Аз есмь старейшина племени, волхв Ведомир. А энто, — старик любовно почесал узловатым пальцем брюшко совы, что мирно сидела у него на плече, — Дарко, верный мой друже.

Пересвет не притронулся к напитку, только слегка наклонился, чтобы понюхать: медовухой пахнет, кисло-сладко так, приятно. Но пить не стал, уж больно грозно смотрел на него верзила с другой стороны стола. Стало ясно, что нужно ответить старику. Он произнёс как можно более твёрдо, хотя голос и подрагивал:

— Пересвет Олегович Дивеев. Родился и вырос в Москве. Так сказать, стольном граде. Живу в двадцать первом веке.

— Москве? — переспросил кудрявый молодец.

Его друг, худощавый брюнет, удивлялся другому и подозрительно прищурился:

— А чего нарекли так? Уж больно длинно.

Старик поспешил ответить на вопросы за гостя:

— Остолбени! Глаголить надобно, егда мысль правая есть. А попусту языком чесать неча. Слыхали, что мил человек молвил? Из грядущего он прибыл. Там и град стольный, и нарекают ребятишек по-иному. Думайте, прежде чем вопрошать.

Молодцы пристыженно понурили головы и беспомощно опустили плечи. Здоровяк гордо провёл ручищей по наполовину лысой голове со свисающей на бок прядью соломенных волос, и снова встал. В одном ухе у него блестела в свете лучины небольшая золотая серьга. Теперь Пересвету представилась возможность рассмотреть его и других мужиков лучше. Страх-то отступил. Каждый наряжен в тёмные шерстяные рубахи без ворота с кожаными ремнями и железными узорчатыми бляхами, на одном плече застёгнут металлической фибулой плащ, отороченный овчиной, а ноги покрывают холщовые штаны и кожаные сапоги, ремешком перевязанные на щиколотке. Головы у всех, кроме здоровяка, охвачены металлическими обручами. Волхв махнул рукой в сторону свирепого воина:

— Энто стратиг наш, Колояр.

— Воевода? — сообразил Пересвет, меняясь в лице. Он вдруг ясно понял, с кем имеет дело. И больше предпочёл не лезть с расспросами, оставляя слово за волхвом.

Колояр бросил на запредельца полный ненависти взгляд, а потом с нескрываемым раздражением перевёл его на старейшину:

— Ведомир, неча с ним языками чесать. У нас дело сурьёзное.

— Я здесь решаю, с кем глаголить! — прикрикнул на него старик. — А ты, Колояр, обожди. Покончим с энтим делом, за иное примемся.

Стратиг присел. В светлице наступила гробовая тишина, только потрескивал костерок в печи, да лучина на столе. Витязи обменялись тяжёлыми взглядами и уставились на запредельца. Пересвет, от греха подальше, с надеждой глянул на Ведомира. Старик успокоился, морщины суровости на лице распрямились, и он приветливо обратился к молодому человеку:

— Как в мир вышел, Пересвет?

— В деревню-то? — понял запределец, — Две весёлые женщины вывели. И одежду дали, кроме обуви.

Колояр вдруг бесцеремонно вмешался, несмотря на предупреждение старого волхва:

— Горазд он злочинства чинить. Колдун, небось, аль нечисть Навья. Стащил одёжу у баб, и покамест люда нет, в деревню пришёл.

— Полно тебе, Колояр, — осадил его старик. — Спесь свою поубавь. А я, кажись, ведаю, кто тебя к нам провёл. Да не суть…

Пересвет удивлённо приподнял брови и вопросительным взглядом обвёл сидящих за столом молодцев. Волхв заметил это и с добродушной улыбкой сказал:

— Воины наши. Рыжий, яко светило — надёжа Ярополк, десница Колояра, — при упоминании своего имени, на лице сурового здоровяка не дрогнул ни один мускул. — Кудрявый — Радим, а с ним Мураш, самый хвилый, на дюжего не тянет, зато головастый.

— Кого это ты, старче, хвилым нарёк? — возмутился брюнет, недовольно поглядывая на старика.

— Ну-ну, будет тебе, насупоня…Я ж не браню, — отмахнулся тот с морщинистой улыбкой.

До того смирно сидящий за столом Колояр вдруг поднялся и уставился суровыми очами на Пересвета, отчего запределец побелел, как лист бумаги для принтера. Военачальник грозным голосом пробасил:

— Не рады тебе здесь, чужак. Ступай восвояси, по-добру прошу.

Волхв смерил его недовольным взглядом и тоже поднялся с насиженного места:

— Колояр, негоже так с гостями баять. Уймись, покуда ноги ещё держат.

— Угрожаешь мне? Мне, свому стратигу?! — дюжий молодец сверкнул глазами на старика, но тот и бровью не повёл. — Пеняй на себя, ежели в Навь за ним уйдёшь, старче.

Колояр резко занёс лапищу над столом и стукнул кулаком по дереву так, что оно едва не раскололось. Играя желваками, мужчина неспеша прошёл мимо Пересвета, искоса бросил на него тяжёлый взгляд, и вышел на улицу, с громким хлопком притворив за собой дверь.

В светлице повисло неловкое молчание. Воины, включая сурового Ярополка, переглядывались с видом нашкодивших подростков, и как-то недобро смотрели на гостя. Ведомир отстранённо чесал пушистое брюхо Дарко, что сидел на его плече и жёлтыми глазищами смотрел на Пересвета. Наконец Радим сдавленно произнёс:

— Послушал бы его…Медлить нельзя, дело у нас сурьёзное.

— Поделом, — ответил Ведомир будничным тоном. — Чего он взбеленился?

Мураш повёл чёрной бровью и с нескрываемым раздражением ответил на, в принципе, не требующий ответа, вопрос старика:

— Бережёного боги нежат.

И вмиг переменился Ведомир в лице: на морщинистом высоком лбу пролегла ещё одна складка — волхв задумался. О чём, никто не знал, говорить он не выказывал никакого желания, только смотрел в затухающее пламя каменной печи и сжимал длинный посох.

— Ярополк, — обратился волхв к рыжему воину, — ступай принеси дров. Подсоби старику. И этих с собой возьми. Потолковать мне с запредельцем надобно.

На его просьбу Ярополк коротко кивнул, встал из-за стола, и взглядом велел соратникам идти за ним, во двор. Оба поспешили выполнить молчаливый приказ, но Мураш напоследок с укором заглянул в глаза Ведомиру. Действия молодцев казались Пересвету немного пугающими, и по этой причине он вздохнул с облегчением, как только троица скрылась за низкой деревянной дверкой. Волхв обвёл тяжёлым взглядом комнату и остановил мутные очи на сгорбленной тощей фигуре за пустым столом. К напитку Пересвет так и не притронулся. Он набрался храбрости и сказал:

— Теперь, когда со знакомством покончено, я прекрасно осознаю, куда попал…Нет, чёрт возьми! Я в тупике! Может, объясните, что к чему?

— Отчего ж не объяснить? — старик лукаво ему улыбнулся. — Ты, Пересвет, в деревне нашей. Боги нарекли её Любозень. Живём мы подле реки Ягоды. Избы наши обращены к ней, родимой. Лес окрест зовётся Кудесье. В нём-то она и протекает. Правда, малость вглубь пройти надобно, место у нас такое, неудобное. Зато Матушка-Земля даёт знатный урожай.

Пересвет напряжённо свёл брови на переносице, стараясь осмыслить информацию, которую вылили на него сейчас, как ушат холодной воды. Снова. От внимательного взгляда старика это не укрылось.

— Твоя среча, добрый молодец. Попади ты к соседям нашим, стезя была б едина — в Навь. Испужался воинов Любозени?

— Зришь в корень, старче, — не без доли сарказма ответил Пересвет.

— Ведаю, об чём узнать жаждешь: отчего баешь по-нашему.

— Откуда ты…, — искренне удивился Пересвет, — Верно. Половину слов я не понимаю, конечно, но всё-таки многие похожи на слова из моей эпохи.

— Перетолмачить могут токмо боги. Слава Роду Всевышнему, даруют они ваш язык нам и наоборот. Докамест ты не пришёл, так и было. Услыхал я, как баешь, диву дался. Иные запредельцы с нами глаголили токмо по-нашему. А ты сбил меня с панталыку.

— То есть?

— Выходит, Пересвет, оказия случилась у наших богов. Баешь на двух языках теперича. И нас понять в силе.

До запредельца дошло, что всё это похоже на сбой в работе программы-переводчика: половину переводит, как положено, а половину коверкает. «Глюк, в общем», — с досадой заключил для себя Пересвет. Его непривыкший к из ряда вон выходящим случаям мозг судорожно пытался сообразить, как произошло перемещение, и что сделать, чтобы вернуться в родной век. Из раздумий Пересвета вырвал мягкий голос старика:

— Вызволим, соколик. Покумекать надобно…А ты покамест здеся останешься, в избе моей.

— Семье не помешаю? Неудобно как-то…, — Пересвет обвёл неуверенным взглядом просторную избу.

— Я один живу. Род волхвов наследков не имеет. Оставляю тут запредельцев, ежели нагрянут.

Пересвет встрепенулся, услышав о других коллегах по несчастью.

— И многие здесь жили? — с интересом спросил он. — А главное — куда ушли?

Старик нахмурился, погладил густую бороду, и снова заглянул в глаза гостя с едва уловимой тоской. Сейчас Пересвет успел лучше рассмотреть эти покрытые пеленой увядания глубины мудрости, сокрытой в веках: на серых радужках старческих глаз плясали мелкие чёрные точки, делая взгляд волхва потусторонним, словно не от мира сего.

— Не ведаю, — в его словах сквозила грусть, но глаз не отвёл, смотрел долго, не мигая. — В один день пробуждался, а их нет. Обходили с молодцами Любозень, на еланке были, окрест Ягоды — да так и не сыскали…

Пересвет задумался, почесал светлый затылок и спросил:

— А домой путь они нашли? Ты помог им хоть чем-то?

— Я — нет. Боги помочь в силах. Жаль токмо, что сердца ихние оказались черны, аки вороново крыло. Не сыскали они богов, да затерялись.

— Боги? Не пойму я тебя, старче.

Гость опечалился и пришёл в смятение — он считал себя недостойным, таким же чёрным, как пришельцы, подобные ему. Неспособность что-либо изменить в умах людей доказывала, что он бесполезен. Пустой человек. Но хотя бы зла не вершил, и то ладно. Старейшина будто прочитал всё то, что острыми когтями оставляло кровавые борозды на сердце запредельца, по-отечески улыбнулся и негромким голосом ответил:

— Средь подлецов, слепцов да глупцов всегда сыщется добрый человек.

— Опять загадками говоришь, — Пересвет усмехнулся.

— Сызнова баять понапрасну не стану. Слух за дверью…

Не разобрав смысла слов старика, Пересвет глянул на дверь: она оставалась неподвижной и совсем не скрипела. Волхв со вздохом, полным огорчения, опёрся немощными руками на шероховатую поверхность стола и встал. Лавка под ним качнулась, посох покатился в сторону. Дарко вдруг захлопал бурыми крыльями и закричал «кьяв-кьяв-кьяв», устремив золотистые глазища на важную для хозяина вещицу. Не успел Пересвет двинуться с места — хотя соблазн помочь был велик, — как Ведомир ловко извернулся, нагнулся и схватил посох в нескольких сантиметрах от пола. Сова тут же успокоилась и продолжила чинно восседать на плече хозяина. Одного Пересвета эта сцена удивила пока больше, чем всё, что он видел по прибытии. Старейшина распрямился, сжал покрепче посох и, довольный собой, посмотрел на гостя.

— Дивишься?

— Не то слово…

— Мыслишь: старче, мол, а вона как управляется, — он самодовольно усмехнулся, — Осталась в дряхлом теле ещё сила волховская, кой-чего могу.

— Да…, — восхищённо протянул Пересвет, — Удивил, так удивил. Я было хотел сам кинуться за посохом, а тут…

— Молодцы наши в скорости воротятся. Ступай за ними, молви, с разговором мы покончили.

— И что решили? — спросил запределец, сам не ведая, о чём думает этот удивительный старик.

— Остаёшься ты, Пересвет, у меня, до поры, покамест путь домой не сыщешь.

— Спасибо, что не выкинул. Похоже, мне тут многие не рады.

— Ну, ступай.

Пересвет стал переминаться с ноги на ногу, неуклюже поправил очки на переносице, и отвёл робкий взгляд в сторону пустых кружек. Идти к двери не спешил.

— Не съедят они тебя. А ежели что, я им устрою поле брани, — старик ему ободряюще улыбнулся и потряс в воздухе сухоньким кулаком.

Сомнения всё ещё одолевали Пересвета, но он решил довериться этому доброжелательному и гостеприимному старичку. Неуверенной походкой запределец двинулся к единственному выходу из высокой избы. Не обернувшись, он толкнул ладонью дверь и покинул светлицу. Деревня встретила ослепляющим светом солнца и треском дров, разрубаемых тяжёлым топорищем.

Когда глаза привыкли к свету, Пересвет сложил руку козырьком и всмотрелся в даль: недалеко от дома, по левую сторону, стоял массивный пень. На пне колол дрова суровый стратиг, а рядом, поставив пень меньшего размера, рубил Ярополк. Вокруг них суетились Мураш и Радим — у них в руках топоров не было, зато были свежие поленья. Колояр сразу обратил внимание на гостя и метнул в него испепеляющий взгляд. Его друзья с поленьями тут же загородили собой вид на живую мишень и с глуповатыми улыбками стали что-то говорить здоровяку. Он занёс топор и стукнул так, что вместе с поленом расколол мощный пень. Мураш с Радимом побросали свой груз на землю и выставили руки, пытаясь усмирить пыл здоровяка. Ярополка же ничуть не трогало всё, что происходило правее от него — он размеренно колол дрова, не удостоив соратников и мимолётным взглядом.

Невысокий рост Мураша и Радима с лёгкостью позволил Колояру смотреть поверх их голов прямо в глаза Пересвета. Сердце запредельца пропустило удар и упало куда-то под селезёнку. Он нервно сглотнул. В голове ещё звучали слова старика, когда Пересвет сделал несмелый шаг навстречу бывалому воину.

Молодцы разом обернулись и с мольбой посмотрели на излишне храброго гостя. Их красноречивые взгляды говорили «вернись, не ходи сюда», но он решил, что надо действовать так, как велел мудрый волхв. С детства всё, что говорили Пересвету родители, в итоге шло ему на пользу: занятия танцами, спорт, логические игры, туризм. Он знал, что когда-нибудь ему это пригодится, и от советов старших никогда не отказывался. Поэтому сейчас слово мудреца, как и заветы родителей, было для него единственным законом в неизвестном мире прошлого. Только Ведомир любезно предложил ему пожить в своём доме и, если бы не настойчивый вояка, даже не стал бы его проверять. Пересвет ступал босыми ногами по мёрзлой колючей почве. О лаптях попросить забыл. Не кривя душой, он собирался вселить в новых знакомых хотя бы каплю доверия к нему.

Колояр нахмурил брови. Его друзья поняли намерение гостя и развернулись к военачальнику. Тот встряхнул выбритой головой: русая прядь взмокла и прилипла к лысому черепу. Дюжий воин, не отрывая свирепого взгляда от запредельца, захватил топорище и с силой рванул вверх. На оглушительный треск древка обернулся даже Ярополк. В руках военачальника осталась рукоять, а железная головка с кусками щепы осталась торчать посреди расколотого пня. Ошарашенные взгляды всех, кроме самого витязя и Ярополка, сошлись на сжатой до побеления костяшек пальцев руке военачальника. И только он собирался сделать шаг навстречу Пересвету, как на его плечо легла такая же широкая грубая рука.

— Не стоит он того. Остынь.

После этих тихих, но достаточно громких для него слов, в глазах Колояра мелькнуло удивление. Он через плечо обернулся, чтобы убедиться: за ним стоял Ярополк. Рыжий воин свёл отливающие бронзой брови и легонько сжал мускулистое плечо друга. Тот напрягся. Затем Колояр повёл плечом и сбросил накрывшую его руку, а после отвернулся и устремил синие, бездонные очи в земную твердь. Останки топорища выскользнули из руки военачальника и с глухим стуком ударились о тёмную почву.

Изумлённые взгляды Мураша и Радима буравили воина, пока он не поднял голову. Пересвет решился подойти, как только удостоверился, что опасность миновала. Он спросил:

— Я успел впасть в немилость?

— О, боги…, — устало протянул Мураш, — Молчи, покуда цел.

— Нет уж, потрудитесь ответить. В чём я провинился перед тобой, Колояр?

Военачальник безмолвствовал. Он только подивился наглости запредельца, посмотрел на него через щелочку между боевыми товарищами, и сделал пару твёрдых шагов навстречу. Радим молча запротестовал, плотнее прижимаясь к плечу Мураша, но брюнет уже не был против. Колояр без особого труда раздвинул молодцев и пошёл на Пересвета, всем своим видом выказывая презрение к дорогому, по мнению старче, гостю.

Со стороны леса вдруг послышались весёлые песни и струнная музыка с красивыми переливами. К ним тотчас добавились дудки, наполняя музыку задором и молодецкой удалью. За широкой спиной военачальника Пересвет сумел разглядеть пятый, незнакомый ему, силуэт. Запредельца слепило солнце, поэтому сначала он не разобрал, кто именно там стоит, но этот человек был явно выше его предполагаемого обидчика. Силуэт громогласно спросил, оповещая четверых воинов о своём присутствии:

— Кого это к нам нелёгкая занесла?

Колояр остановился и словно врос в землю — ни шага вперёд или назад. Судорожно сглатывая ком в горле под пристальным взглядом здоровяка, сильно похожего на донских казаков, Пересвет наклонил голову в сторону, чтобы рассмотреть говорящего. Между тем Ярополк, спокойный, как колосок на ветру, ответил за всех:

— Запределец. Неужто сразу не признал?

Фигура качнулась и направилась прямиком к Пересвету. Молча обогнув Колояра, перед молодым человеком встал дюжий муж в схожих с другими одеждах, ростом выше всех прочих. У великана светло-русая длинная борода и волосы до плеч, схваченные железным обручем. Словно выдолбленное из булыжника лицо изрыто ямками, как от оспы, неприятное и красное. А взгляд чистых голубых глаз такой тяжёлый, что кажется, может пригвоздить к земле за долю секунды. Возможно, это только иллюзия, которую наводят густые нависшие брови и широкий длинный нос. По крайней мере так думал Пересвет, когда мужчина предстал перед ним во всей красе. Витязь наградил его ещё более неприязненным взглядом, чем военачальник, и смачно сплюнул под ноги зепредельцу.

— Да как уж тут не понять…Чужака видать издалека. Рыло-то скоблёное, тростины энти золотые…Ещё один чужеяд пожаловал, — мужик говорил сквозь зубы, едва не выкрикнув последнюю фразу.

— Я не виноват…, — выдавил из себя Пересвет, и его голос затерялся в весёлых песнях деревенских людей, которые возвращались с праздника. Великан насмешливо приложил пятерню к уху и спросил:

— Чего? Глух я стал с возрастом. Изволь повторить.

Пересвету захотелось провалиться сквозь землю, чтобы навсегда скрыться с глаз этой недружелюбной шайки. Но он пересилил себя и, прочистив горло, ответил намного громче, чтобы услышали все:

— Не виноват, что к вам попал! Думаете, я сам захотел оказаться у чёрта на куличиках?!

Его резкое заявление озадачило не только великана, но и всех остальных, включая безмолвного Ярополка. Они округлили глаза и уставились на тощего и робкого, как считали ранее, блондина.

— Ты Любозень не брани, — сурово ответил ему Ярополк, — иначе богов разгневаешь, домой не воротишься.

Пересвет сконфуженно произнёс:

— П-простите, я не то имел в виду. Но, думаю, вы меня поняли. Нет моей вины в том, что я здесь.

Для большей убедительности он уверенно поправил очки и сцепил дрожащие руки за спиной, чтобы скрыть страх, от которого сердце стучало уже где-то в районе глотки. Голубые глаза внимательно изучали каждого воина из-под прозрачных стёклышек, но уже не бегали испуганно под их ответными, давящими взглядами.

— И энтого Ведомир приютил…Добрая душа…, — Радим со вздохом скрестил руки на груди.

— Ладно, боги днесь на твоей стороне, — снисходительно ответил великан по-прежнему суровым голосом. — Не трону я тебя. Как звать-то?

— Пересвет Олегович…, — запределец осёкся, вспомнив, что здесь длинные имена не в чести. Здоровяк насупился, выступил вперёд и, к великому удивлению Пересвета, легонько хлопнул его по предплечью.

— Ну, Пересвет, Олегов сын, гляди у меня…Ежели чего выкинешь — враз отправлю к праотцам.

— А сам не представишься? — голос запредельца дрожал, как осиновый лист на ветру.

— Я тебе не дуботолк, чтоб попусту имя выдавать.

— Так нам жить в одной деревне…Я хотел бы обращаться…

— Полно околесицу нести! — оборвал его на полуслове великан. Он посмотрел куда-то за спину Пересвета, округлил глаза и промолвил: — Эка зверушка, на Ярополка походит. Твой пёс?

Только сейчас остальные витязи обратили внимание на рыжего четвероногого друга и вперили тяжёлые взгляды в испуганное лицо Пересвета. Ну, вот и сказочке конец, подумал он, заметив полное непонимание со стороны новых знакомых.

— Мой, — робко кивнул Пересвет. — Его имя Волк. Встретил здесь, у загона. Он кошек гонял, вот, привязался.

Молодцы обменялись удивлёнными взглядами, пока великан рассматривал пса. Волк сидел на крыльце позади хозяина и дружелюбно вилял пушистым хвостом. Из приоткрытой пасти вырывался размеренный шелест дыхания, большие чёрные глаза блестели в свете высокого солнца. Он доверял людям. Всем, без исключения.

— Не боязно, Волком пса нарекать? — с усмешкой спросил витязь. — Они, звери энти, беду людям сулят. Особливо, ежели ярые, яко светило.

— Суеверия, — отмахнулся Пересвет. — Бьюсь об заклад, ни разу в вашей деревне не случалось ничего подобного.

Колояр оскалился:

— Псов бурнастых не водилось. Запредельцы животину не таскали…до тебя.

До того молча стоявшие Мураш и Радим вдруг оживились, посмотрели в сторону ворот деревни. Ярополк последовал их примеру. Колояр же буравил запредельца полным какой-то неистовой злобы взглядом. Дюжий муж, заслышав, как приближается весёлый гомон толпы, тут же забыл о собаке, ухмыльнулся и повернул светлую голову к соратникам:

— Наши Комоедицу справили. Я маленько поспешил, воротился раньше. Вона как песни горланят! Думал выведать у тебя, Колояр, что с Ведомиром порешили, да видать, теперича на закате глаголить будем. Свидимся ещё, чужеядец.

С этими словами великан небрежно махнул огромной мясистой рукой, натянуто улыбнулся молодцам, и поспешил к воротам. Пересвет вздохнул с облегчением — сердце вернулось, наконец, на законное место, и перешло с бешеной чечётки на спокойный гавот. Однако некоторая опасность в виде стоящего неподалёку Колояра всё ещё давила на нежный желудок запредельца. Витязи проводили рябого друга взглядами.

За частоколом Пересвет услышал тоненькие девичьи голоса, что распевали под игру гуслей мелодичную песню:

Ой, ли девица красна

На Калинов мост пошла,

А Смородина внизу

Кличет, кличет: «Унесу!»

За ней молодец грядёт,

Меч во длани его ждёт,

Заберёт себе красу,

Не уступит Нави сну.

На ином краю стези

Мара, Смертушка стоит

Дева просит: «Обожди!»

Ей богиня «Гой яти…»

Тяжёлые ворота из неотёсанных брёвен медленно распахнулись, и в деревню хлынули люди. Группками по несколько человек, они пели частушки, ели масленичные угощения, и пили из круглых увесистых кружек. Те, кто постарше, вели беседы с ровесниками, а ряженые дети бегали вокруг них с украшенными пёстрыми лентами кругами на высоких палках. Масленица была в самом разгаре. «Весело у них, не то, что в нашем ДК», — рассуждал про себя Пересвет, наблюдая за шумной вереницей деревенских жителей.

Буквально за считанные минуты пустая, мрачная деревня наполнилась радостью и искренними эмоциями совершенно разных людей. Пересвет с трепетом всматривался в незнакомые лица, и на его тонких губах возникла непроизвольная улыбка. Казалось бы, чему тут радоваться — попал в другую эпоху, как выбраться ещё толком не знает, но искренность здешнего народа покорила сердце человека из будущего. Он вспомнил детство, где ещё не было телефонов, и ребятня в деревне его бабушки бегала на Святки по домам, также задорно распевая песни и распихивая по сумкам сладкие угощения.

Когда дворы оккупировали местные жители, Мураш махнул Колояру, подзывая к себе. Ярополк глядел на красочную толпу не мигая, будто боялся что-то пропустить. И тут он неожиданно для Пересвета слегка улыбнулся, так, чтобы никто не успел заметить. Но запределец даже в очках видел не хуже любого остроглазого. Рыжий витязь давно бросил колоть дрова, однако топор держал в руке крепко. Как только мимолётная улыбка сошла с полных губ, он легким движением вонзил лезвие железной головки в пень и неторопливо прошёл к толпе молодёжи, что плясала под искусную игру на жалейках и гуслях. За ним, не сказав больше запредельцу ни слова, двинулись Мураш и Радим — их явно влекло в самую гущу событий.

— Отнеси старейшине наколотые дрова. Баять будем после, праздник справить надобно, — через плечо бросил Колояр и ушёл вслед за друзьями.

Пересвет проводил новых знакомых тоскливым взглядом и глянул в сторону приличной стопки наколотых дров. Да…Работать я не нанимался, тяжкий вздох вырвался из его тощей груди. В эту минуту он ощутил, какими ледяными стали босые ступни, и начал топтаться по холодной древесине крыльца, опираясь на гладкий столп.

— Добрый пёс у тебя, Пересвет, — скрипучий голос за спиной застал его врасплох. Запределец вздрогнул, но точно узнал, кому он принадлежит.

Пересвет обернулся: по рыжей голове Волка гладил, сидя на корточках, Ведомир, озаряя крыльцо доброй старческой улыбкой. Когда волхв закончил, он встал, сжал в руке прислонённый к бревенчатой стене посох и подошёл к Пересвету. Мутные колдовские глаза смотрели на праздную толпу. Запределец также бесцельно бродил взглядом по пляшущим ряженым.

— То был Страшко, витязь деревенский, — поделился Ведомир, не дожидаясь, пока гость спросит, — Дюжий муж, особливо дюжий среди прочих. Лепший воин Любозени.

— Имя под стать.

— Так обряд давеча прошёл.

— Какой обряд?

— Имянаречения. Я проводил.

— А-а-а…, — догадался Пересвет. — У вас имя дают не один раз за жизнь?

— Истинно так. Одно для себя, другое — для мира. Ярополк, вон, токмо с виду лютый, лик его страх в народ вселяет. Да правда в том, что добрый он. Выказывать добро не любит. Мы племя примученное, лихоимцы княжьи. Тяжко мужам нашим пришлось, оттого они в думы глубокие ушли. Чертоги леса не покидают, об божьих чертогах всё грезят.

— Здравомыслящий человек не станет о смерти думать раньше, чем она над ним косой сверкнёт, — сказал Пересвет, не желая понимать нравы людей прошлого.

— Твоя правда, мил человек. Надобно ребятушкам указать стезю, иначе Недоля за них возьмётся, раньше времени сгинут.

— Так, погоди, глубокоуважаемый старейшина…, — Пересвет вперил серьёзный взгляд в лицо старика. — Ты мне предлагаешь им стезю указывать?!

— Покамест ты в Любозени, не бранись на них. Молвить дай, а сам покойным будь, яко каменья подле кручи. Вот и вся моя к тебе треба.

Не отрывая испещрённых точками глаз от толпы, Ведомир улыбнулся уголком рта. Пересвету стало немного стыдно отказывать в такой ничтожной просьбе, и он, снова обращая внимательные глаза к мелькающим девичьим юбкам, коротко кивнул.

В следующий миг Пересвет обомлел — в толпе посреди деревни рьяно отплясывала та самая развесёлая простоволосая девушка. Румяные щёки её налились, словно яблоки в августе, на изящных губах играла озорная улыбка, а глаза светились бесконечным счастьем. И ведь ни грамма косметики! Лицо чистое, розовое. Другие девушки на её фоне казались бледной тенью, что отбрасывают ясными вечерами угрюмые столичные высотки. Пересвет смотрел широко распахнутыми глазами, почти не мигая, страшась в следующий миг упустить незнакомку из вида. Реакция запредельца заставила Ведомира перевести взгляд в ту же сторону. И тогда на лице старика появилась лукавая улыбка.

— По нраву девица пришлась?

— Кто она? — только и сорвалось с губ Пересвета.

— Леля наша, богиня весны, — волхв говорил с теплотой в скрипучем голосе, словно о родной внучке. — Днесь сошла на землю, хоровод с подружками водить. Ступай, молви ласковое слово. Любо ей похвалу слушать.

Запределец ошеломлённо уставился на старика, едва не открыв рот от фантастического заявления. Он пару раз моргнул, чтобы глаза не высохли, и снова перевёл взгляд на девушку. Она не исчезла, плясала себе дальше, с подругами под руки, частушки распевала.

— Я готов поверить во что угодно — эльфов, гоблинов, волхвов, — Пересвет многозначительно посмотрел на Ведомира, — но в древних богинь…Нет, увольте! Я и в современных-то не особо верю.

— Ну, не медли, ступай! — настаивал старик.

Дарко на его плече, почуяв настроение хозяина, пару раз крикнул «кьяв-кьяв», и сверкнул глазами-пятирублёвками на растерявшегося молодца. Пересвет покосился на рыжую морду Волка и увидел, что пёс довольно высунул язык. Согласен, значит, с безрассудной идеей волхва. «Богиня…Серьёзно? Нет, чушь какая-то. Не может она быть богиней. Вернее, может…Красивая. Первая красавица на деревне, наверное. А-а-а, так вот что он имел в виду! Но даже так…Мне, тощему пришельцу, подойти и поздороваться с ней? Н-е-е-т. Не захочет она знакомиться», — рассуждал запределец, делая робкие шаги в сторону гудящей толпы. Позади раздалось знакомое «кьяв» и радостный лай. Старик молчал. Поиздеваться решили, думалось Пересвету, а бледное лицо густо покраснело.

Каждый шаг отдавался пульсацией в висках и гулко бьющимся сердцем. Когда до гуляющей толпы оставалось несколько метров, ноги вдруг налились свинцом и отказались идти дальше. Пересвет, словно каменное изваяние остался стоять возле ряженых. Его особо никто не замечал: все общались, пели и плясали, обращая внимание только на музыкантов, и сотрясая воздух просьбами играть погромче. В эту минуту он ненавидел себя за трусость, но и оправдывал: первая красавица точно не согласится на знакомство с чужаком.

Весёлый хоровод кружил по лобному месту. Горластые мужики и девки заглушали недовольные крики голодных животных, что доносились из загона. Где-то в отдалении пробивался голосистый молодой петух с его извечным «кукареку». Запределец во все глаза смотрел на бесоватое действо, любуясь пестреющими юбками и рубахами честного народа. Тут его прошиб холодный пот: взгляд ясных девичьих очей цвета пролеска — первого весеннего цветка с ярко-голубыми лепестками, скользнул по запредельцу и убежал к радостным ликам молодых девушек, что кружили рядом, норовя поймать подруг за руки и увлечь за собой в хоровод. Увидела, вертелось в мгновенно опустевшей голове.

Радость была не долгой — Пересвет так и не смог сделать ни шага дальше. В полной растерянности он стоял, опустив руки и выхватывая взглядом из толпы красный окоём платья светловолосой Лели. Позади разочарованно вздохнул старик. Через некоторое время хоровод начал потихоньку разбредаться по деревне, продолжая громко петь обрядовые песни. Среди ряженых Пересвет тщетно искал золотые кудри, чтобы полюбоваться на них ещё хотя бы раз.

— Куды зенки намылил, молодец? — отвлёк его полный раздражения мужской голос.

Пересвет повернул к нему голову, приподнял пальцем очки на переносице. На него в упор смотрел низкорослый мужичок с лысеющей русой головой и короткой бородкой. Вид его был настолько ничтожным и жалким, что Пересвет спокойно ответил:

— Уважаемый, неприлично так с гостями говорить. Ой, прошу прощения, баять.

— Запределец?

— Ну, да. Верно.

— А-ну, беги отсюдова, скоблёное рыло, — без зазрения совести гаркнул мужичок. — Сиречь, скройся с глаз моих.

— Сиречь? — не понял запределец. — Что, простите?

— Сиречь, с глаз моих скройся!

— То есть? — Пересвет искренне не понимал незнакомое слово, чем ещё сильнее разозлил мужичка.

— Ты правда королобый, аль притворяешься, супостат?

— Был бы у меня здесь Интернет, я б загуглил.

— Вымесок окаянный! — разъярённо выкрикнул лысеватый и скрылся в ближайшей группке весёлых ряженых.

Пересвет только пожал плечами и опять вернулся к разглядыванию проходящих мимо девушек. Громоздкие юбки качались, словно маятники, из стороны в сторону, практически не касаясь земли. Из-под них высовывались наружу кожаные мысы здешних башмаков. За юбками повсюду следовали развевающиеся на ветру тёмные мужские плащи, отороченные дешёвым мехом. Пересвет и не заметил, как со спины к нему подошёл волхв.

— То плавится род людской, почто огарок свечи…

Запределец резко обернулся, готовый в любой момент загородить лицо руками. Но, когда он понял, кто перед ним стоит, тотчас расслабился и с упрёком взглянул на старика:

— Не пугай так, старче. Я чуть инфаркт не схватил.

— Кого-й?

— А, забудь, — отмахнулся Пересвет. — Это кто был?

— Не серчай, ерпыль наш плешивый энто, Твердош. Запредельцев он яко ворога лютого невзлюбил. Отчего? Не разобрать, молчит.

— Ясно. Не буду обращать внимания. Ты что-то про огарок свечи и род говорил?

— Есть такое дело. Жалею я, что враждуют словене. Брат на брата идёт, отец на сына…А на твоём веку как?

— Также, старче, также…, — Пересвет с тоской вздохнул. — Традиции забывают, прошлое не чтут. Больно мне слышать, что дети знают больше иностранных слов, чем наших, родных.

Волхв опёрся на посох, покряхтел, и корявым пальцем стал чесать пернатое пузо Дарко. Сова довольно сощурила жёлтые глазища.

— Одёжу смени, нето девки тебя за свою примут, не отвертисся. Ступай в ткацкую избу, там рубахи ладные ткут. Скажи, от меня пришёл, девки тебя нарядят, как следует.

— Где эта изба?

— Дарко, веди гостя, — старик легонько повёл плечом, и сова нехотя с него слетела, расправив не очень-то размашистые пёстрые крылья.

— За Волком присмотрите?

— А то!

Пересвет одарил сидящего на крыльце пса ласковой улыбкой, кивнул старику и пошёл за Дарко в сердце гуляющей толпы. Надежда встретить красавицу ещё раз вызывала в нём гораздо большую радость, чем тёплая мужская одежда вместо позорного платья. Сова летела прямо над головами членов общины, её окликали многие из них. Со свистом и улюлюканьем деревенские подзывали к себе пернатого друга старейшины, таким нехитрым способом забавляясь. Дарко на клич толпы внимания не обращал, только свободно парил над меховыми шапками и платками с украшенными височными кольцами обручами из металла.

К великому сожалению запредельца, прекрасную богиню он так и не нашёл. Вместе с совой они пересекли открытую поляну, где сейчас гуляли практически все деревенские, и вышли к невысокой, укрытой слоем дёрна, избе. Она ничем не отличалась от других изб, разве что походила больше на амбар или хлев, чем на жилое помещение. Дарко невозмутимо опустился на частокол возле входа и уставился на Пересвета. Тот сообразил, что надо делать, и вежливо постучал.

— Кого принесло в праздник? — прогундел низкий женский голос по ту сторону дверцы. — Заходи, коль пришёл!

Пересвет нервно сглотнул, поправил очки и, склонившись чуть ли не до земли, зашёл в дом. Светлица оказалась просторная: много лавок и несколько ткацких станков из гладкого дерева. За станками в свете каменной печи и лучин сидят девушки и что-то вышивают. Над ними стоит широкая женщина в летах, с испещрённым оспинами грубым лицом, толстыми губами и в белоснежном длинном платке. Уперев мясистые руки в бока, она грозно смотрит на девушек, как надсмотрщик на заключённых. Когда раздался лёгкий хлопок двери, не отрывая рук от боков женщина повернулась к Пересвету. Сердитость на её лице сменилась удивлением с примесью едва уловимой издёвки.

— Ты кто будешь? Зачем пожаловал?

— Пересвет я, запределец, — девушки в светлице тут же оторвались от своих занятий и с любопытством стали посматривать в сторону гостя. — Сегодня к вам попал. Ведомир велел сюда идти, чтобы вы мне одежду дали. Разумеется, я вас как-нибудь отблагодарю, — тут же добавил он, вспомнив правила равноценного обмена, но совершенно не понимая, как они здесь работают.

— Вона как, — толстые губы изогнулись в кривой усмешке. — Ведомир приютил…Добрая душа. А ты, я погляжу, молодец не из робких, ежели к нам в избу зашёл. Сюда мужей не пускают.

— Кто?

— Другие мужи.

Женщина раскатисто засмеялась, а девушки, которых было не видно за её широкой спиной подхватили, но гораздо тише. Эти смешки смутили Пересвета, он почувствовал себя не в своей тарелке. Однажды ему уже доводилось такое чувствовать — когда только пришёл работать в ДК. Коллеги пошутили на тему, о которой он слышать никак не мог, поскольку был новеньким. Знатно в тот день над ним поиздевались. Отсмеявшись, женщина сердито зыркнула на девок и те умолкли, принимаясь за работу. Она вновь повернулась к запредельцу:

— Дам я тебе одёжу. Токмо выполнять все мои поручения будешь. Уразумел?

— Конечно! — вытянулся по струнке Пересвет. — Секундочку…Как мне к вам обращаться?

Он спросил тихо и неуверенно, хотя от робости обычно не страдал, но оказавшись в полностью женском коллективе всё же немного растерялся. Хозяйка сменила гнев на милость и улыбнулась ему уже немного теплее:

— Фетинья. И девицы мои. Имён тебе лепше не ведать, нето ребята поколотят. Марфа, неси одёжу справную, да поршни новые.

Властный голос Фетиньи разнёсся по светлице. Одна из женщин, что показалась намного младше неё, бесшумно встала из-за станка и торопливо ушла к одной из лавок, где лежала груда вещей. Выхватив у подруги светец с лучинкой, Марфа внимательно осмотрела светлую кучу ткани.

— Чего ты там копаешься? — рассердилась Фетинья. — Дай, я сама найду.

Грузная женщина твёрдой походкой направилась в угол избы. Пока она вместе с Марфой выбирала, другие девушки посматривали на запредельца, перешёптывались и улыбались. До двери скудный свет доходил с трудом, поэтому покрасневшего лица Пересвета они не разглядели. Он стоял, потупив взгляд и теребя длинными пальцами юбку своего платья.

Через некоторое время Фетинья вернулась к нему, а Марфа заняла пустой станок. Женщина с торжеством и гордостью в пронзительно карих глазах вручила Пересвету свёрток одежды, а сверху поставила низкие башмаки из единого куска кожи.

— Носи во здравие! — улыбнулась она. — Про уговор наш не забудь. Как подсобить велю — придёшь.

— Спасибо вам огромное, Фетинья! Добрые у вас женщины, в отличие от молодцев…

— Неужто успел кому подгадить, покамест мы на празднике гуляли?

Пересвет решил не вдаваться в подробности и перевёл тему:

— А вы почему работаете? Масленица же!

— Запасаемся…на всякий случай…, — уклончиво ответила Фетинья и поникла, даже суровый огонёк во взгляде угас. — Весной нашьём, летом отдыхать будем.

Девушки снова перешёптываться стали. Пересвет напряг весь слух, но расслышать, о чём толкуют, всё-таки не сумел. Фетинья обернулась, шикнула на своих девок, и глянула краем глаза на запредельца:

— Стало быть, Ведомир обузу на себя сызнова взял. Ступай ужо, заждался он, небось. И к нам заглядывай, касатик.