Агония Титана

Лали Та, 2023

Он напоминает мне древнего бога, сошедшего со страниц сказок. Сильный, пугающий, с несгибаемой волей. Я для него – всего лишь зверек и экзотическая игрушка. Он разжигает воины и плавит галактики. Он состоит из стали с примесью горечи. Александр… Его имя вызывает во мне дрожь страха с привкусом боли. Невыносимой и тянущей. Невыразимой и всесильной. Как и он сам…

Глава 8

Нельзя сказать, что я была избалована роскошью. Как и сказать того, что я ее не видела. В поместье маршала Зейна у меня было все. Но дворец Хаята поражал любое воображение.

Я с удивлением смотрела во мглу царившей ночи, вдыхая аромат пустыни сквозь окно, в котором не было стекол. Горячий воздух открыто бродил по моей комнате.

Лазурно-золотое убранство царило во всем. Тут и там на меня смотрели античные статуи из резного стекла, а потом просторные лестницы, увитые плющом, провожали нас сквозь бесконечные пролеты.

Меня беспокоила только Дея.

Когда Александр буквально растворился в ночном небе, предварительно воспарив в него, я едва поверила своим глазам.

С минуту принимала решение о том, стоит ли попытаться сбежать.

Осталась я лишь потому, что они увели Дею. А я не собиралась бежать без нее.

Нас поместили в соседних через коридор комнатах, козле двустворчатых дверей которых стояли «послушники», как их назвала Виера, в голубых туниках, больше похожих на длинные обрезы ткани, которые на них накинули и закрепили на груди золотыми брошами.

Для похищенных пленниц, комнаты у нас были более чем богато обставлены. И почему-то даже это вызвало во мне легкую панику.

Осторожно ступая босыми ногами по настилу ворсистого ковра, я обводила пальцем кромки глиняных сосудов, выставленных на комодах и столах, трогала невесомую ткань занавесок на окнах и такую же, голубую, свисающую балдахином с кровати.

Ни дверей, ни стекол не было. Это было очень кстати, потому что горячий ветер Хаята гулял по комнате свободно, хоть немного разбавляя жару.

Заглянув за угол стены, я обнаружила ванную комнату с купальней, в которую вели мраморные, песочного цвета ступени.

Тело, просящее отдыха, едва ли не заломило, когда я осторожно коснулась теплой воды, в которой плавали бутоны незнакомых голубых цветов.

Воровато оглядевшись, я поняла, что одна здесь. Единственное, что смущало — стекла не было и на этом окне, откуда открывался вид на горячую пустыню Хаята с немногими горящими огоньками в окнах далеких построек.

Порывисто скинув с себя брюки и чуть помучавшись со шнуровкой на лифе, я взошла по ступеням и погрузила тело в благоухающую воду, застонав от удовольствия.

На дно ванны тут же погрузилась сотня песчинок, захваченных мной из путешествия по пустыне.

— Из твоего окна вид гораздо лучше, чем с моего.

Этот насмешливый голос заставляет меня заорать и обхватить грудь руками, глубже погрузившись в воду. Взгляд лихорадочно метается по комнате в поисках полотенца, а Александр, сидящий прямо на окне и привалившийся спиной к стене, наблюдает за мной с горящими глазами.

— Ты!.. Ты!.. Беспринципный!.. Наглый!.. Бессовестный!..

— Твой словарный запас куда богаче, чем я думал, — его глаза опасно блестят, а губы все так же растянуты в белозубой улыбке, — это может стать проблемой.

— Любишь, когда тебе кланяются и безропотно подчиняются? — хмурюсь я.

— В этом есть своя прелесть, — Александр кивает, отводя взгляд в небо и смотря на звезды. А я нахожу глазами полотенце, и едва ли не начинаю стонать от безысходности. Высокая стопка стоит на полке прямо возле него. И что-то подсказывает, что Александр не станет кидать мне его, чтобы я могла прикрыться.

— Типичная мысль нарцисса и деспота.

Он оборачивается, и улыбка пропадает с его лица. Но я ничуть не боюсь. Мне плевать. Я зла до кейновых чертей, потому что он посмел явился без спроса в мою комнату, словно я его покорная рабыня. Собственность, личное пространство которой он может нарушать, когда вздумается.

— Я уже говорил тебе держать язык за зубами…

— Да, не то вырвешь его, — безразлично отвечаю я, параллельно загребая на себя побольше голубых цветов. Сама мысль, что он все равно видит меня сквозь прозрачную гладь воды, вызывает слепое бешенство. — Чего тебе надо, Александр? Я уже сказала, что скорее сдохну, чем лягу с тобой в одну кровать. И скорее заколю тебя во сне, чем начну тебе подчиняться…

Всего секунда, одно движение… Я лишь успеваю моргнуть, а его фигура уже не сидит вальяжно на кромке окна. Его рука сталью смыкается на моих щеках, больно притягивая к своему лицу.

— Со мной никто не смеет так разговаривать, — рычит он, сверкая голубыми глазами.

— Очень жаль, — хриплю я, отвечая ему ненавидящим взглядом и стараясь вырвать лицо из его пальцев. — Тебе бы… Не помешал… Урок… Воспитания…

Мы боремся какое-то время, поднимая потоки брызгов воды, заставляя ее волнами переливаться за борта купальни. Я пытаюсь нанести ему хоть один удар руками, от которых он либо с легкостью уворачивается, либо блокирует собственной рукой, заставляя меня больно биться о сталь своего тела.

В конце концов ему, видимо, надоедают мои жалкие потуги нанести ему хоть какой-то вред, потому что он с силой отталкивает меня в воду, заставляя погрузиться на дно на несколько секунд.

— И кто выступил бы в этой роли? — усмехается он, когда я выныриваю разъяренная как дьявол и отплевываясь от воды. — Ты, Алира? Не льсти себе, — губы кривит презрительная усмешка. — Ты ничто. Песчинка во вселенной, которую я случайно выловил. Ты потухнешь в ней, даже не успев блеснуть, если не прекратишь свое бессмысленное сопротивление.

— Пошел ты к дьяволу! Я дочь великого человека! Я воин! Никогда! Никогда я буду с тобой ни в одном из смыслов! — рычу, подлетая к краю и пытаясь схватить его, но Александр делает невесомый шаг назад, не позволяя мне этого. — Лучше умереть!..

— Ты так часто просишь об этом, что невольно заставляешь меня об этом задуматься, — он склоняет голову чуть к плечу, рассматривая мою грудь, от чего соски тут же сжимаются в тугие камушки. Я перехватываю себя руками, рыча от злости, чем вызываю только его громкий смех. — Ты заблуждаешься на свой счет, Алира, — произносит он, наклоняясь и приближая ко мне свое лицо, — ты ничего из себя не представляешь. И у тебя есть лишь одна валюта, которая меня пока интересует. Но если так и будешь строить из себя оскорбленную девственницу, мне вскоре это надоест.

Слова на столько хлестко бьют меня, что я чувствую, как к щекам приливает жар бешенства и отчаяния.

Глаза Александра, сияющие холодом бездны, не выражают ничего. Я в них — ничто. Никогда и никто не смел смотреть на меня так. Никогда в жизни, никто не заставлял меня чувствовать себя такой маленькой и беспомощной.

— Прошу тебя, — шепчу я, едва узнавая собственный голос, — отпусти меня. Я не хочу здесь быть… Отпусти меня и Дею. Зачем мы тебе?..

На секунду, всего одну, я вижу, что в его лице мелькает сомнение. Блестит лучом надежды, но его тут же сжирает беспросветная тьма.

— Хороший спектакль, Алира, — хмурится он. — Как быстро ты умеешь менять свои лица. Но я живу на этом свете слишком давно, чтобы купиться на этот дешевый театр. Приведи себя в порядок. Завтра я приду и не хочу слышать ни единого отказа. Ты послушно раздвинешь ноги, а потом будешь брать в свой красивый рот мой член. У меня для тебя только эта роль.

Он оглядывает меня напоследок, тяжело глотая. Я вижу черное марево, плескающееся в этих голубых глазах, от которого становится жутко.

Он исполнит то, что сказал. Вижу это по его фигуре и леденею от жути.

— Попробуешь тронуть меня, и я убью тебя! — ору ему вслед, когда Александр разворачивается, словно заставляя себя, и шагает в сторону окна. — Слышишь! Я заколю тебя, если хотя бы коснешься меня! Ублюдок!..

— Слышал, — оборачивается лишь мельком, не обращая внимания на отчаяние в моем голосе. — А ты слышала меня, Алира.

Я задыхаюсь от боли и унижения, видя, как он одним движением шагает за окно, растворяясь в темноте.