Ведьмин ключик от медвежьей клетки

Ксан Крылатая (2025)

В чем кроется сила ведьмы? В рыжем цвете волос или в зелени глаз? А может быть, сила кроется в ее свободолюбивой душе? От меня, благодаря этим самым волосам, все и отказались, выбросив, как надоевшего котенка. Да только мне подарили шанс на спасение. И в благодарность, я решила помочь раненому медведю. Вот только теперь думаю, как бы его не прибить ненароком обратно…

3. Несколько лет спустя

— Госпожа Аглайя, спасибо вам огромное! Ведь прошла хромота, и даже следа не осталось!.. — тараторила Маниша, не забывая кланяться матушке. — А я ведь грешным делом думала — все, калекой останется.

Жена лесника нашего, Маниша, женщина видная да ладная, но вот к нам всегда с подозрением относилась. Их сын старший, Рагдан, ещё в прошлом году ногу поранил, пока отцу помогал. Да сколько ни лечили, а хромота усиливалась. Пока лесничиха не решилась прийти к местным ведьмам на поклон. То есть к нам.

Не хотела матушка принимать ее, и даже ворона своего попросила спугнуть гостей незваных. Обычно его красного глаза боялись все, а эта выдержала пронзительный взгляд, только разрыдалась пуще прежнего. Пришлось помогать.

Я удивилась нежеланию наставницы, ведь редко она отказывает в помощи, да причины всегда имеются. А тут непонятно что к чему, и помалкивает, не объясняет сути. Лесничиха сама по себе женщина вроде спокойная, да и сын парень пригожий да видный. Слышала не раз, как девчонки деревенские обсуждали его кудри русые, да глаза ясные.

— Будет тебе, Маниша. Не забывайте отваром ещё неделю натирать. Бегать будет пуще прежнего. Все, уходи. Некогда нам.

Женщина послушалась и ушла, счастливо улыбаясь.

Ещё пару дней после этого, наставница ходила хмурая, пока на третий день не прибежала женщина из одной из соседних деревень, просить помощи.

— Госпожа Аглайя, выручайте! У сына моего жена молодая. Роды уже должны вот-вот начаться, а дитятков-то двое будет. Да ежели ж как мой остолоп, то тяжко ей придется. Спасайте, ради… — женщина сбилась, видимо поняв, что стоит перед знахаркой, которую все ведьмой считают, и Светом ее упрашивать не с руки.

— Ради Хранителей, — подсказала Мява, как раз сидящая на покосившемся столбике забора. — Хранители присматривают за вселенной нашей. Ехидна например…

Деревенская отшатнулась, но не сбежала. Хотя и потребовалось ей несколько мгновений, чтобы вспомнить, зачем пришла. И сопоставив слухи, по которым кто-то изредка слышал, что кошка у ведьмы говорящая, только кивнула.

— Ради… Хранителей, и Ехидины той…

— Е-хид-ны, — поправила Мява, закатив глаза.

— Е-хид-ны, да! — моргнула ещё раз женщина, и снова обернулась к наставнице.

Я-то стою рядом, опять-таки не успела убежать, и наблюдаю молча, чтобы не выдать себя. Хотя за хвост кое-кого дернула бы сейчас.

— Что же, ваша знахарка не справится? — уточнила матушка, и нахмурились пуще прежнего. Все же путь не близкий до Улейки, весь день на телеге добираться. А там ещё ждать, когда роды начнутся.

— Уехала она. Третий день как не воротилася из Уток. Ни слуху, ни духу. Тама лесник дитятку в лесу нашел, худущего. Ток ревмя ревёт, тятьку зовёт. Да все обшарили, а ни следа не нашли…

На этих словах, мы с Мявой переглянулись. Уверена, что и подумали об одном.

— А не рыжий ли тот ребенок? — спросила все же кошка.

— Белый. Как снег белый! Говорят, не наших краев. — Женщина развела руками, да опомнилась: — Так что, госпожа ве..знахарка, поможете нам? Некуда же больше бежать. Волнуюсь я за первенцев остолопа-то своего…

— Жди.

Ответила ей матушка, и развернувшись, отправилась за дорожной сумой. Не может она отказать в помощи. Хотя раньше, по пересудам в деревне я слышала, что отказывала всем, кто не по нраву. Добрее, говорят, стала. Но для меня-то она и была такой: доброй, хоть и строгой.

— Луча!

Донеслось из избушки, и я рванула туда, да в обход, чтобы не показать, что во дворе была, да слышала все.

— Где тебя носит, неугомонная?!

— В огород собралась, прополоть хумари пора.

— Вот вымахала ты, Лучанка, а все такая же рассеянная, — проворчала наставница, сосредоточенно готовя необходимое на стол, а потом в суму укладывая. — Давно в огород сапоги выходные носишь, да юбку добрую?

Я только губу закусила, понимая, что опять оплошала.

— Так…

— Ладно, чудо непоседливое, поеду я в Улейку. Ты тут смотри, в приключения не лезь. Огородом вот и занимайся — все же безопаснее будет. И для тебя, и для деревни. Фамильяра своего научи, чтобы людей не пугала без необходимости…

— Да она же о Храните…

На меня посмотрели прищуренным глазом, и язык к нёбу присох.

— Так что это, ты из огорода услышала о чем твоя кошка речь вела?

Сложно передать словами, как я в этот момент себя ругала. Вот сдержанность моя, как заметила однажды Мява, видать осталась в родном мире, али в болоте том застряла. За что я сейчас и страдаю. Ведь уверена, как только матушка вернётся, так наказание мне и придумает за то, что обмануть пыталась. Эх!

— Ага, — кивнула я.

— Значит, слушай: отвар на печи стоит, который нужно будет, как луна взойдет, снять. Перельешь в тот вон горшок, добавишь настоя из синей бутыли, и веточку хумари. Завтра отнесешь Манишке. Скажешь: это последний. До дна используют когда, и достаточно. И будь осторожна, отвод глаз проверяй чаще.

Оставила матушка наставления, и уже вышла было из избы, как задержалась и добавила:

— Медальон мой возьми, когда пойдешь. Исказитель. От греха подальше.

И вышла, тяжело вздохнув.

А мне так вдруг тревожно стало. Не удержавшись, тихо шепнула ей в дорогу:"да поможет тебе сама хранительница, Ехидна".

Все наставления по поводу зелья я выполнила. И уже с рассветом бежала в сторону домика лесничего.

Деревня начала просыпаться: люди ходили по дворам, бряцая ведрами. Кто-то шел доить своих кормилиц, а кто-то напоить и выпустить животин на пастбище. Птицы сновали тут же, успевая распеваться, и подбирать крошки и незамеченное курами зерно.

На один из заборов вскочил сытый толстый кот и вальяжно потянулся, проводив меня взглядом. А вот заметив Мяву, тут же нервно дёрнул хвостом и навострил уши, принюхиваясь.

— Кажется, ты ему понравилась, — прошуршал мой скрипучий голос, искаженный матушкиным амулетом.

Мява только фыркнула, даже не обернувшись. Но голову задрала выше.

Подойдя к домику лесничего, я постучала пяткой по калитке — входить во двор не стала. Пару минут пришлось подождать, пока Манишка отнесла полный подойник в дом, а потом вышла ко мне.

— Доброго утра, госпожа Манишка. Вот, наставница передала, чтобы использовали это последнее зелье до дна. И на том хватит.

— Спасибо большое, Лучана! Сделаю, — согласно закивала женщина, тут же отходя в сторону. — Может зайдешь? Молочком парным напою. А то обратный путь не близкий.

— Спасибо вам, но нет. Тороплюсь я, — отказалась, припоминая слова матушки.

Поэтому задерживаться не стала, и сразу направилась обратно.

Дойдя до конца забора, услышала за углом разговор лесничего с мужиком из соседней деревни. Приходил он однажды, просил зелье от мелких ран, так как напоролся в лесу на гнездо диких пчел. Я остановилась как вкопанная, разобрав слова о найденных им следах. Они вернули меня на миг на ту поляну, по которой несколько лет назад катался серо-бурый ком шерсти.

–…Да нет же, волчий то след. Огромный, конечно, для этих саблезубых, но точно говорю — волчий! — Запальчиво говорил мужик, периодически жестикулируя.

— Несколько лет уж тихо. Я думал, сгинул окаянный… Соркай, ты уверен? Ой как не хочется повторения истории, — ответил вздыхая лесничий.

Это что же выходит? Выжил тот волк? Мишка… Ох! Даже думать больно о том, что мишка мог пострадать. Почему? Не могу объяснить даже себе, но все эти годы я верила, что он победил серого.

— Луча, ты чего? — спросила Мява, которая все это время молчала. — Ты что-то побледнела вдруг… Уж не прокляла ли тебя лесничиха?!

— Тьфу ты! Мява, скажешь тоже, — проскрипела я, шагая вдоль деревни. — Помнишь… медведь тот… Он ведь победил?

— Ой чего вспомнила-то. Так. Ну-ка рассказывай, чего я пропустила, пока завтракала? — Кошка даже облизнулась, наверное вспомнив тот завтрак. Видимо, мышь попалась откормленная.

— Да разговор услышала. Говорят, следы волчьи видели в соседней деревне. Кстати!

— Нет! Даже не начинай. Никуда не пойдем, пока не прояснится все это. Не дай Хранители, опять столкнуться с тем зубастым!

— Ох и трусиха ты у меня, — вздохнула я, в общем-то не споря.

С серым, действительно, не хотелось бы встретиться.

Добрались домой быстро. Теперь уже позавтракала я. Потом пошла в огород, выполнять задания матушки. И что интересно, даже не заметила, как время к обеду приблизилось. А все потому, что мысли мои гуляли где-то в Медвежьем лесу, ведь руки выполняли заученную работу. Да я вообще часто так, пока делаю что-то монотонное, погружаюсь в свои мысли, переставая замечать окружающий мир.

На руку мне вдруг села черная бабочка, с красивой белой каемкой по кончикам крыльев. Тревожница. Примета есть в народе: тревожница на крыльях своих хрупких, носит события тревожные. Поэтому люди стараются не спугнуть красавицу, чтобы не уронила она этот груз нелегкий. Вот и я полюбовалась на нее, и потянулась осторожно ссадить тонкокрылую на кустик хумари.

— Луча, там эта… Марна принесла корзину!

Мява поднырнула мне под руку, немного толкнув локоть, и хвостом смахнула мою гостью.

Я даже сказать ничего не успела, бабочка вспорхнула, и быстро замахав бархатистыми крылышками, умчалась за ограду. Оставив только досаду, что так нехорошо получилось.

— Ой, Лучанка, только не говори, что веришь в эту глупость?! — поддела меня усатая бестия, заметив расстроенное лицо. — Это просто бабочка, котораяу не виновата, что такой родилась.

— Да ну тебя! Я, может, подружиться с ней хотела.

Поднявшись, я отряхнула подол домашней юбки, и отправилась встречать Марну. Женщина каждую неделю, с тех пор, как мы ей помогли с буренкой, приносит нам молоко, сметану, масло, а иногда даже сыр. И надо признать, что вкуснее я не пробовала ещё.

— Здравствуй, Лучана! Вот возьми продукты, и передай госпоже Аглайе, что капли от бессонницы у меня закончились…

— А наставницы нет дома. Она ещё вчера отправилась в Улейку, и когда вернётся — не знаю. Но вы не волнуйтесь, сейчас я вам принесу новые.

Я забрала корзину у селянки, и протянутый пустой пузырек от капель. Но только и шагу не успела сделать, как женщина остановила:

— Ой, чуть не забыла, тут вот!.. — она протянула руку, и с краю корзины, вытащила маленький свёрток. — Для Мявочки это.

Я кивнула и убежала в дом. Быстренько выложила продукты — в погреб позже спущу, и принялась составлять капли от бессонницы. Пузырек наполнила, и прибрав сразу все ингредиенты по местам, вынесла.

— Вот, добавила туда вытяжку свежую, — начала объяснять протягивая склянку Марне. — Думаю, что должно действовать лучше прежнего…

Когда женщина ушла, я обернулась к довольной кошке, которая уже справилась с угощением в виде рыбных голов, и вылизывала мордочку.

— Вот избаловала Марна тебя, так и мышей ловить перестаешь скоро.

— Ну нет, мышей яу люблю. Но и рыбку уважаю.

Проводив селянку, закончила домашние дела. Стало как-то тоскливо, а слышанные с утра разговоры разбередили память. То и дело со стороны леса мерещился взгляд медведя.

Не отдавая себе отчёта, начала замешивать тесто для пирога.

— Что это? Неужто к лешему собралась? Так рано ещё для сбора травок-то, — протянула кошка с подоконника.

Тут я сообразила наконец, что действительно хочу лешего увидеть. Расспросить, вдруг он что-то слышал…

Ага. А у самой сердечко забилось скорее, а мысль, которую отгоняла столько лет, вдруг четко определилась: хочу попасть в Медвежий лес, чтобы убедиться, что не сон это все, и медведь там был. Но что делать, если и волк тот был? Есть. Ох…

— Луча, что-то мне твое выражение лица не нравитсяу, — Мява подозрительно сузила глазки.

— Да ничего. Правда, думаю надо навестить его. Сходи за хумари, пожалуйста.

Фамильяр задумчиво повела ушками, но все же отправилась в огород. А я почувствовала какое-то облегчение, что ли, словно сделала давно мучивший меня выбор. А может и сделала? Ведь за столько лет я не забыла эту историю, а периодически к ней возвращалась. Ну что же, раз решение принято…

К вечеру пирог был готов. На этот раз я сразу собрала все травки и порошки, которые могут пригодиться для защиты. Мява, наблюдавшая за моими сборами, обреченно молчала, понимая, что отговаривать бесполезно. Хотя нет-нет, да и подсказывала о моих упущениях.

— Слушай, безголоваяу, давай утром хоть пойдем? Мы же к темноте туда явимсяу, и не страшно?

— Мне? — я удивлённо посмотрела на кошку, распластавшуюся на перилах крыльца.

— Луча, но это ведь не бегать тайком на озеро, это же неправильные медведи и волки! — припомнила она тот случай, когда я все же не удержалась и впервые нырнула в самый омут озера Глубокого.

Каюсь! Нарушила запрет матушки. Но мне было до жути интересно услышать пение омутных. Уж не знаю, то ли они поняли, что я ведьма, то ли народ приукрашивает их опасность, но на меня не напали, и даже не напугали. Нет. Они просто попрятались сами, и я успела увидеть лишь скрывающиеся от меня силуэты сквозь мутноватую толщу воды.

Уже потом, когда я выведала у матушки, что омутные рыбу любят, проходила мимо рыбаков по мосту. Увидев в корзине одного из них свежевыловленную, ещё живую рыбку, я неожиданно решила попробовать ещё раз нырнуть. Незаметно подхватила трёх трепыхающихся рыбешек, и рванула к озеру. Успела. Вошла в воду, и с колотящимся сердцем, дрожащими руками опустила серебристых в озеро, наблюдая, как они оживают.

— Эй, омутные, это вам, — прошептала я тогда, и медленно, набрав воздуха полные лёгкие, погрузилась с головой.

Рыбки из моих рук поплыли, хотя и коряво как-то. Но зато вскоре передо мной появилась очень необычная мордашка, покрытая бледно-зеленой чешуей и с жабрами. Рот этого чуда, который осторожно ощерился в улыбке, до жути пугающей наличием острых зубов в три ряда, не имел губ как таковых. Это было что-то похожее на клюв. Короткий совсем, но видно, что жёсткий и опасный. Плоский нос и чуть заметные раковинки ушей. Толстая, не очень поворотливая шея. Плечи и грудь, как и все остальное, покрыты чешуей.

С одной стороны, эти существа казались чудовищами. Монстрами из страшилок, что деревенская ребятня травит по вечерам у костров. Но первый испуг быстро прошел, и его место заняло любопытство, которое, кстати, я заметила и в рыбьих глазах напротив. Не совсем, конечно, рыбьих, но сходство очень сильное. В итоге, когда я погрузилась в воду после третьего вдоха воздуха, мы уже спокойно разглядывали руки друг друга, сравнивая пальцы и кожу.

Ещё моя новая знакомая очень пристально осматривала мои волосы, задумчиво поглаживая свою чешуйчатую голову. Именно поэтому я и решила, что она девочка, когда она вдруг дернула прядку моих волос и приложила к своей голове. Не представляю, как я тогда сдержалась и не взвыла от боли наглотавшись воды, но вот слезы выступили на глаза мгновенно. Пришлось всплыть. Наставнице я ничего не рассказывала, благо утери заметно не было.

А вот когда я решилась нырнуть в следующий раз, меня сразу встретили, словно ждали. Ная — как я назвала омутную позже, протянула мне целую горсть чешуек, вперемешку с ракушечками, и даже парой жемчужинок. Дар я приняла, заметив, что рыжая прядка, не знаю уж каким чудом, держится на виске омутной. Мне вдруг стало стыдно за то, что в этот раз я повязала волосы платком. И не долго думая, я вернула сокровища опешившей Нае, после чего стянула платок, и в него их потом завязала. За мной следили с небывалым любопытством, а потом она вдруг взяла, и вырвала чешуйку со своей головы. По воде сразу поплыли розовые кровавые разводы, а я выпустив узелок, протянула руки к ране. Говорить под водой проблематично, поэтому я просто очень громко старалась думать, произнося мысленно заговор заживления плоти.

Ная, в первый момент виновато опустившая свои плечи, дернулась, а потом ее глаза стали совсем уж по-рыбьи круглыми от удивления.

Кровь остановилась. А я погрозила ей пальцем, пытаясь донести, что так делать не нужно. Тогда омутная улыбнулась, и лизнув острым язычком только что вырванную чешуйку, протянула ее к моей голове. Осторожно, наверное боясь снова меня напугать, она приложила пластинку, размером с мой большой ноготь, к виску, где та и осталась как приклеенная."Что же, ладно"подумала я тогда, решив убрать украшение подальше от озера, чтобы не обидеть дарительницу. Но… на удивление так и не смогла. И на сегодняшний день у меня уже три чешуйки, украшающие правый висок.

Не знаю, каким таким образом они держатся, но когда матушка увидела первую, то сначала очень ругалась, а потом и сама с интересном пыталась разгадать эту загадку. Хотя и про наказание не забыла, заставив перетирать принесенные мной же дары — омутные достали со дна мой узелок, и вернули.

А пение их, кстати, оказалось действительно очень красивым. Когда они приоткрывают рот, их шея слегка утолщается, и по воде распространяются очень мелодичные звуки. Приятные и расслабляющие. После такой музыки хочется просто лечь и не шевелиться, рассматривая плывущие по небу облака. Чем, впрочем, я и занимаюсь, перед тем как отправиться домой. Зато отдохнувшая и полная сил настолько, будто неделю спала.

С тех пор добыча такого ценного ингредиента, как чешуя омутных, на мне. Да мне, признаться, и нравится это. Матушка рассказала, что рыбку она им приносила тоже свежую, но вот нырять не решалась, и обменивалась с берега. А пение услышала лишь раз, когда ее приход не заметили, и она тайком опустила голову в воду.

Так за воспоминаниями мы дошли до луга, у кромки которого и обитает леший.

— М-м-м… А чем это пахнет-то… — протянул смотритель леса, потирая свои тонкие ручки и облизываясь. — Чтось моей солнечной ведьмочке надобно сегодня?

— Какая я тебе солнечная? Обычная я ведьма, леший, — возмутилась я такому обращению.

— Так ведь яркая и теплая, как солнышко совсем, — улыбнулся подхалим. — Да и имя…

— А ну цыц! Вот как сейчас не дам ничего…

— Понял, молчу.

На меня уставились хитрые, ничуть не раскаивающиеся глазки.

— Придумал тоже… Да у меня вон… фамильяр черный!

— Ага. С белым пятном на лапе, — не остался в долгу этот бородатый вредина.

— Луча, а давай узнаем у омутных, может они тоже пироги любят? — Мява наклонила голову набок, и пристально уставилась на нашего собеседника.

— Да чего же сразу омутные-то? Не любят они! А я… Да говорите ужо, чегось хотели-то? Совсем заговорили старика, — насупился тот самый"старик".

— К Медвежьему лесу проводи. Да мы туда и обратно, — начала я уговоры, видя что он нахмурился.

— А не провожу?

— Сама пойду.

— А не успеешь?

— А наставницы нет. Уехала.

— А ну как волк?

— Да не слышали о нем в деревне давненько. Сгинул уже, небось, — успокоила я лешего, старательно контролируя голос, и игнорируя взгляд Мявы. Ага. Вот прямо до утра и не слышала. Но лешему не обязательно знать об этом.

Получив наконец желанную тропку, я отдала пирог хозяину леса, и направилась к цели. Мява не отставала, хотя и помалкивала так… угнетающе.

Вышли мы вроде там же, где в прошлый раз, а вроде и не там. Лес встретил спокойствием и тишиной, периодически нарушаемой птичьим щебетом и кряхтением вековых деревьев. А в прошлый раз было пугающе тихо.

— Мяв, как думаешь, это хороший знак? — спросила я у кошки.

— Вообще, конечно, хороший. Но все равно нужно быть аккуратнее, — не убавила настороженности она.

Через несколько минут прогулки я начала сомневаться, что лес тот самый. Хотя лет прошло достаточно, и возможно, он ожил под заботливой лапой хранителя? Или…

От мысли об этом"или…"сердце похолодело. Нет! Медведь был сильнее, я уверена, что он победил того волка. Да и сейчас здесь порядок, нет посторонних.

— Ну что, убедилась, что здесь тихо? Идём домой?

— Мяв, так ведь правда тихо, чего ты боишься?

— Пфр! Не боюсь. Но мы здесь чужие.

— Не правда. Ведьма не может быть чужой лесу. Давай лучше травки собирать. Смотри, вон кручиница растет, да как пышно!

Возвращались мы с добычей в виде трав, но вот на душе у меня почему-то кошки скребли. Не знаю даже, чего ожидала от этой затеи, но…

— Ну?.. Нагулялися? — У самой своей тропки появился леший.

— Ну, нагулялисяу. А тебе-то чего? — Мява дернула хвостом, и подняв голову выше, прошла мимо.

— Оть язва хвостытая!

— Да вот, травок собрали, — постаралась я смягчить разговор, и приоткрыла суму, показывая.

— И чаго же, никого не встретили? — с прищуром поинтересовался хранитель. — А травки, да, хорошие. У меня что-то они все реже встречаютси.

— Никого, — ответила я улыбаясь такой заботе, и стараясь скрыть разочарование в голосе.

— Ну, тоды домой, что ли?

— А знаешь, к малиннику выведи.

Домой что-то не очень хочется, пройтись нужно. Обдумать, что же со мной не так? А от малинника до дома немного больше расстояние.

В малиннике, к своему удивлению, нашла спелые ягоды. Целую горсточку собрала, и поесть успела. Вот знала бы — лукошко взяла с собой.

— Ай! — вскрикнула я запнувшись, когда собралась домой.

— Да чтоб тебя! Полено деревянное! — зашипела кошка, чудом успевшая отскочить из-под моих ног.

— Леший, зар-раза ты этакая, а ну покажись!

— Ась? Заплутали? — возник перед нами упомянутый.

— Я тебе сейчас так заплутаю, пень ты…

— Мяв, успокойся. Не нужно злиться — от этого блеск шерсти пропадает. А ты, заноза-переросток, когда свои шутки бросишь? Хочешь ягод, иди и собери!

Хранитель насупился, и вдруг сознался. И вот не знаю даже, поверить, или очередная его шуточка?..

— Так оно же как? Сам-то могу снять ягоду, да только из ведьминых рук она вкуснее. Ты же ж коды снимаешь, душой веточку благодаришь, да силой делишьси. И кустик тебе в благодарность ягоду ещё слаще даёт. А мне… — тут раздается тяжёлый вздох, — …мне же ж покорно что есть скидывает.

Тут я задумалась. А ведь действительно. Замечала, как деревенские травки для себя собирают, простые совсем, от простуды. Матушка научила некоторых, чтобы нас реже беспокоили. Так вот их травки отличаются от наших, хотя и те же самые. А значит…

— А что же ты раньше не сказал? Чего изводил и подшучивал постоянно?

Начала я ворчать, хотя скорее для виду. Сердиться не получалось уже. Протянула сладкоежке несколько ягод под фырканье фамильяра, и пошла в сторону тропинки, забыв на время о тревоге, и обдумывая новую информацию. Интересно, а матушка знает?