Ты посадишь мои волосы?

Валерия Гречина, 2020

Маня и Гоша – ученики 6 класса, оба они чувствуют себя в школе чужими и оба боятся потерять волосы. Но может, если посадить волосы – они прорастут? Эта история о дружбе, предательстве и первой влюбленности.

Валерия Гречина

Ты посадишь мои волосы? (маленькая повесть)

Жила-была девочка с длинными-предлинными волосами. Она шла, а волосы текли за ней, как ручей. Гладкие и блестящие. Иногда она на них наступала и спотыкалась. И все жители города спотыкались. И однажды им это надоело. Пока она спала, они подкрались незаметно с ножницами..

Бритва

«Лысым везет, не надо мыть голову, протер тряпочкой и готово, — думала Маня, намыливая свою гриву. — Раз у меня грива — значит я лев, царь зверей».

Она невидимо примеряла корону.

– — Что-то я плешиветь начал, — сказал папа, смачивая водой и приглаживая волосы.

На голове появились голые шершавые островки. Совсем как атлас.

Папа сбрил волосы и стал лысым. Не гладким, а с еле заметным пушком. Маня гладила папину голову и смеялась:

– — Ежик, ежик.

Мане исполнилось одиннадцать. Она ждала, что ей подарят куклу. Или собаку. Или платье с розочками. От волнения она кусала губы. Папа вручил ей коробку, она раскрыла ее и увидела белый футляр. А в нем — что-то продолговатое, черно-серебристое. С острыми зубчиками на конце.

– — Бритва, — объяснил папа.

Когда Маня осталась одна, она взяла куклу Барби c длинными золотистыми волосами и сбрила с нее все волосы.

Бабушка

Маней ее называла бабушка. Она жила далеко и приезжала нечасто. Привозила каждый раз одинаковые свитера, и Маня их складывала в стопочку.

– — Кожа да кости, — вздыхала бабушка при встрече и шла на кухню печь блины и травить тараканов. Это она умудрялась делать почти одновременно. Сначала обмазывала кухню коричневой пахучей смесью, которая моментально становилась вязкой как смола. Потом месила тесто и пекла тонкие, дырчатые блины.

Бабушка еще и тапочки норовила прокипятить, ей казалось, что во всех тапочках живут грибки. И она с ними должна бороться. Папа, конечно, не одобрял, чтобы она кипятила тапки на кухне. Мама тоже не одобряла — боялась за свою кастрюлю для борща. Но бабушка не любила церемониться, она все делала четко, быстро и напролом.

Маня иногда думала, что бабушка была бы неплохой амазонкой. Но и со своими бабушкиными обязанностями она справлялась неплохо. По крайней мере, тараканов становилось все меньше, а свитеров все больше.

Зеркало

У Мани была старшая сестра Дина. Она была холодная, как эскимо из холодильника.

Дина смотрела на Маню всегда сверху вниз.

Как-то раз сестра красила губы и сказала Мане:

– — Лучше бы тебя вовсе не было.

Мане хотелось разбить зеркало, в которое смотрелась Дина. И чтобы она сама разбилась, на тысячи осколков.

Маня знала, что родители ждали мальчика, а родилась она.

«Может, и вправду лучше бы меня не было»? — думала иногда Маня.

Малек

Гошу Малькова в классе не любили. Он был длинный, рыжий, умный. Ходил всегда в одном и том же свитере с отвисшими рукавами.

«Я для них просто малек. Маленький и незаметный. Я на голову выше всех в классе, но я просто малек», — думал он.

На переменах Гоша сидел один, забившись в угол.

Однажды его вызвали к доске читать стихотворение.

«Пушкин, Няня» — начал Гоша.

Но на слове — «подруга», что-то пошло не так. «Па-па-па», — пытался выговорить Гоша. Но слово застряло — и ни туда, ни сюда. Он сжал кулаки, но это не помогло. Капля пота упала на нос, он ее даже не заметил. Он пытался подтолкнуть слово, но снова получилось: «Па-па-па».

– — Заржавел, надо смазать, — засмеялись в классе.

– — «Подруга дней моих суровых», — вдруг выговорил Гоша.

– — А где твоя подруга?, — выкрикнул с последней парты Эдик Коровин.

– — Тишина в классе! — рявкнула учительница. И все разом замолкли.

«Я просто малек», — пытался утешить себя Гоша, сидя на перемене и обхватив голову руками. Ему так хотелось снова стать незаметным, а еще лучше — исчезнуть.

Разговор

Гоша сидел на уроке, как всегда, на первой парте и смотрел в одну точку — то ли на карту, висящую на доске, то ли на тощую учительницу по географии, которая даже юбку носила всегда с ремнем. И вдруг как подскочит и выбежит из класса. Даже географичка испугалась: что это с ним? А потом говорит:

– — Кузнецова, сходи, посмотри.

Маня сидела как раз рядом с дверью. Она вышла, но Гошу не увидела. Побежала вниз по лестнице, смотрит — внизу кто-то сидит. Подошла ближе. Гоша сидел, опустив голову на колени.

– — Что с тобой?

– — Ничего. Зачем пришла?

Маня села рядом.

– — Что с тобой?

Гоша поднял голову, под носом были ссохшиеся поползни крови. Ноздрю он прикрывал ладонью.

– — На, держи платок, — предложила Маня.

– — Уже не надо.

Так они просидели до конца урока. Гошу как будто прорвало — он говорил и говорил. О том, как раньше жил в Тамбове, как копал картошку после уроков на бабушкином огороде. Как теперь живет в Москве с мамой и отчимом. Как отчим его бьет, как вчера стукнул по носу. От него можно спрятаться только в туалете. И уроки приходится делать прямо на унитазе.

Маня показала ему закуток под лестницей, где проводит все перемены.

– — Я тоже сюда буду ходить. Можно?

6 «Б» класс

Они учились в 6 «Б» классе.

– — «Б» — это почти «А», — рассуждала Маня. — И хорошо, что не «Г» и не «Ж».

В школе еще был класс «Е». И те, кто учились в этом классе, радовались, что учатся не в «Ё».

Но 5 «Б» был все-таки особенным. Там был теннисист по фамилии Дворник: высокий, стриженный под горшок. В школу он почти не ходил, зато ходила его мама: большая, с длинным, острым носом и тонкими губами. Зимой она носила такую же большую, как она сама, шубу. Запиралась с Алиной Федоровной в кабинете, и выходила с лоснящимся от пота лицом. А у Алины Федоровны на шее появлялась новая золотая цепочка.

– — Вот станет наш Пашка великим. Великий теннисист по фамилии Дворник. Звучит? — спрашивала Маня.

— Звучит! — одобрял Гоша.

Был Максим Соловьев. Невысокий, широкоплечий, с ровной осанкой и характером — «себе на уме». Все девчонки по нему тайно сохли. И даже худая крючковатая отличница Светка Чувилина, которая не давала никому списывать, была от него без ума.

Была художница Ника. Маленькая, толстенькая, с сальной, спадающей на один глаз сосулькой челки. Она всегда держала во рту огрызок карандаша. Кусала его, слюнявила, казалось, и вовсе проглотит. Как-то раз мальчишки отняли у нее блокнот, а там на каждой странице — Максим Соловьев. Вот смеху то было. А Ника спряталась за челкой.

Заколка

Маня не стеснялась своих выпирающих ребер — за кофтой все равно не видно. А вот расщелины между зубами стеснялась, она была прямо посередине. Улыбнешься — и сразу видно, как будто по зубам кто-то треснул, съешь салат, и сразу смотришься в зеркало — нет ли между зубов петрушки? А это ведь глупо, каждый раз смотреться в зеркало.

У Мани были волосы длинные, светлые, часть выгорела на солнце и стала совсем белесой, часть осталась русой. Волосы не держала ни она заколка, Маня завязывала хвост на затылке и вечно так ходила.

Мама повела ее в парикмахерскую.

– — Сделайте покороче, — сказала мама тетеньке с ножницами. Маня с опаской посмотрела на ножницы.

На нее надели плащ, похожий на дождевик, на шею прилепили белую ленту.

Она прикрыла глаза и думала о заколке с бабочкой, которую видела на витрине магазина, бабочка была на пружинке, тронешь ее — и она машет крыльями.

Конец ознакомительного фрагмента.