Мамочки и папочки

Катрин Корр, 2023

Чтобы хоть как-то справиться с финансовыми проблемами, Лея безвылазно работает официанткой в баре. Кажется, будто весь мир против нее, но вдруг случается чудо… Гость бара делает ей сумасшедшее предложение, способное махом решить все её трудности. Всё, чего хочет от нее Янис – ребенок, которому она станет любящей мамой. Только вот заниматься его воспитанием Лея будет в одиночестве, поскольку Янис серьезно болен и утверждает, что жить ему осталось чуть меньше года. Но взамен он обещает, что подарит ей жизнь, лишенную каких-либо забот. Помехой этому не станут даже его родственники, поскольку у него их просто нет. Разве это не отличный шанс, чтобы затеряться в райском курортном городке, жить на берегу теплого моря и вести спокойную жизнь? Особенно, когда одиночество и бегство от прошлого Лее крайне необходимо. И, когда в один из беззаботных летних дней на пороге её дома возникает враждебно настроенный мужчина, называющий себя родным братом Яниса, Лея начинает понимать, что они с дочерью угодили в очень запутанную и коварную игру.

6

Сотовый громко трезвонит, валяясь на полу рядом с диваном. В глазах мутно, буквы имени на экране разъезжаются, будто под водой. Приходится несколько раз провести пальцем по экрану, чтобы ответить на входящий звонок.

— Мы на месте! — радостно сообщает Элина. Слышу голосок моей Мари, малышка весело хохочет, как когда я щекочу её. — Ох, Лея, здесь потрясающе! Время в дороге пролетело незаметно, и дождь не успел догнать нас! Мы пели песни, пили какао и обсуждали мультяшных котов, которых обожает Мари!

— Я так рада… Вы заселились?

— Да и номер потрясающий! Сейчас переоденемся и спустимся к позднему завтраку, а потом пойдем кататься на горках и плавать с дельфинами!

— Прошу, только осторожнее…

— Разумеется, мамочка! — смеется Элина. — Только не говори, что эти четыре часа ты провела в слезах?

— Нет. Я уснула. Кажется, у меня температура.

— Совсем не вовремя! Ты должна подзарядиться, пока нас нет. Немедленно замешай себе тот порошок, что стоит в шкафу, и упивайся чаем с лимоном. И простой водой! Гребаный вирус!

— Хотя бы не тошнит и на том спасибо.

— Лечись, поняла? И отдыхай от нас. Позвоним тебе вечером, мамочка! А за меня не волнуйся, я все эти дни пью какую-то муть для профилактики!

Давненько мне не было так паршиво. На часах половина одиннадцатого, за окнами темные тучи, предвещающие продолжительный дождь. Обожаю вдыхать запах мокрой травы. Кажется, что нет ничего чище и естественнее нежного аромата природы. Я всегда открываю все окна, чтобы дом наполнялся и пропитывался им, но сейчас в моей голове взрывается вулкан, и единственное, чего я хочу, так это проглотить сильное обезболивающее и запить его двумя литрами горячей воды. Чтобы согреться.

Шаркая ногами, бреду на кухню, чувствуя себя совершенно обессиленной. Что это за вирус такой? Четыре часа назад я была полна сил, а теперь едва ли смогла встать на ноги! Мое путешествие по бездонному ящику с лекарствами начинается. Выкладываю упаковки с таблетками, мазями, каплями, сиропами. Названия расплываются перед глазами, я совершенно не могу сфокусировать взгляд на больших и ярких буквах. Обнаруживаю градусник и зажимаю его подмышкой, продолжая бесконечные поиски. Внезапный звонок домофона усиливает головную боль. Вяло бреду к двери, но только на середине пути понимаю, что гостей я не жду. Элина и Мари далеко отсюда, а единственный, кто может заявиться сюда, долбаный богатей, которого я видеть точно сейчас не хочу. Разворачиваюсь обратно, но очередной звонок напоминает о постоянной заказчице Ольге, которая собиралась сегодня-завтра забрать свой долгожданный заказ.

— Ну, за что-о-о?

Приходится выйти на улицу, ведь мой домофон всё ещё неисправен. Заявка на ремонт, что я делала ещё на прошлой неделе, так и зависла в статусе «обработка». Завтра же найду другую фирму по подбору «мужа на час».

Открываю калитку, а мощный раскат грома сотрясает воздух. Боги. Как символично. А я так надеялась, что это моя заказчица.

— Чего тебе? — спрашиваю с ходу, почти повиснув на железной ручке.

Белая рубашка-поло идеально облегает мускулистые широкие плечи. Это единственное, что мне удается увидеть с такой четкостью, ведь всё остальное требует усилий, а на них я сейчас совсем не способна.

— И тебе добрый день, — говорит Витан. — Я приехал познакомиться с Мари.

— Жаль, что зря время потратил. Её нет дома.

— Она выздоровела?

— Да.

— Когда она вернется?

— Когда-нибудь, — выдавливаю улыбку и пытаюсь закрыть калитку, но Витан успевает поставить руку на кирпичный столб. — Я же говорю, её нет дома.

— Где она?

— Это не твое дело.

— Ещё как мое. Ты знала, что я приеду к ней. Я говорил об этом. Куда ты её отправила?

— В магазин за хлебушком. Отойди!

— Я не шучу, Лея, — говорит он с холодной серьезностью. — Я приехал, чтобы познакомиться с Мари.

— А я тебе говорю, что её нет дома! — повышаю голос и в глазах моментально темнеет. На горячее лицо падают мелкие капли дождя, кажущиеся мне ледяными и колючими крошками. Обнимаю себя руками, чтобы стало теплее, но без опоры становится сложнее держать равновесие. — Слушай, сейчас не лучшее время для знакомств и разговоров. Мари правда нет дома. Она у-у-уехала на выходные. Так ч-ч-что, не сегодня.

Вдруг замечаю в руках Витана электронный термометр, который несколько минут назад сунула себе подмышку.

— Где ты его взял? Это ведь мой.

— Ты не заметила, как выронила его, пока верещала, — объясняет он и смотрит на маленький экран. Пытаюсь выхватить устройство, но промазываю и случайно утыкаюсь пальцами в мужскую грудь. — Не распускай руки! — говорит. — Тридцать девять и два. Дома есть лекарства?

Выхватываю свой термометр, а взгляд цепляется за сверкающее ярко-синее пятно возле моих ворот. На какой именно машине он приехал, не вижу, но по стекающей боковине стильного кузова ясно, что стоит она чуть меньше яхты. В притупленные мысли моментально врывается суть нашего разговора вчерашним вечером. Витан всё так же намеревается отнять у меня дочь, а я ни за что не позволю ему этого сделать. Даже, будучи больной и плохо соображающей.

— Нам не о чем разговаривать, — говорю, крепче схватившись за железную ручку. — Как видишь, я себя неважно чувствую, и дождь начинается. Так что садись на свою роскошную яхту и уплывай отсюда подальше. Чу-чу-чух! Ноги в руки и вперед!

— У тебя есть лекарства? — повторяет вопрос таким низким голосом, что я почти не различаю слов. В ушах звон, тело бьет дрожь от ледяного дождя, а в волосах будто дятел запутался и без конца бьет по голове клювом. — Лея? — заглядывает в мои глаза. Не дав мне даже ответ сообразить, самовольно заходит на мою территорию и закрывает за собой калитку. — Идем в дом.

— Ч-ч-что? Не пойду я с тобой никуда! То есть, ты не пойдешь со мной ник-к-куда!

— Я могу и на плечо тебя забросить, — говорит серьезно.

— А я могу и… Какого черта? Поставь меня сейчас же! Эй? Кому говорю?! Мне же больно! Черт, как же мне больно!

— Я ничего не делаю. Я просто несу тебя в дом.

— М-м-мне б-б-больно!

— Тебе неприятны мои прикосновения, потому что у тебя высокая температура. И поэтому тебе холодно.

— О! П-п-правда что ли? — ехидничаю из последних сил. Вешу головой вниз, чувствуя, как приливает кровь. Кости ломит, в глазах снова темно, но почему-то очертания крепкой мужской задницы будто подсвечиваются. — Ты в принципе мне н-н-неприятен! В-в-весь!

— Это взаимно.

— Т-т-только не говори, ч-ч-что ты д-д-доктор.

— Я не доктор. Но позавчера к вечеру у меня было точно такое же состояние. — Витан поднимается на крыльцо, открывает входную дверь и совершенно невозмутимо заходит в дом. Когда он ставит меня на ноги, моя налитая кровью голова включает режим быстрой карусели. Меня ведет назад, рука задевает лампу на тумбе. Теплые ладони успевают схватить меня за плечи, благодаря чему я умудряюсь устоять на ногах. — Ты вся дрожишь. Нужно срочно выпить жаропонижающее, если ты ещё этого не сделала.

— Нет. Я успела только ящик с лекарствами открыть, а тут заявился ты!

— На кухне?

Молча киваю, морщась от головной боли.

— Ложись в постель. Я сам найду. Помочь дойти?

— Нет. Я справлюсь.

Но его руки всё ещё на моих плечах. Я никак не могу навести резкость в глазах, мужское лицо то замирает, то расползается, как разлившиеся в воде краски.

— Я лягу в гостиной. И не откажусь от помощи, — говорю полушепотом, признавая поражение. Или, во всяком случае, необходимость режима тишины в нашем противостоянии. — Мне будто чьи-то руки череп сдавливают.

— Понимаю. — Витан обходит меня. Одной рукой он продолжает держать меня за плечо, но другую кладет на талию. Он ведет меня к дивану в гостиной, помогает мне сесть на него и подает две яркие подушки, которые лежат на соседнем кресле. — Есть плед или одеяло?

— Шкаф в коридоре. Левая дверца.

Закон подлости, не иначе. Вчера я так красиво ушла от него, оставив на память горячий след на лице от своей ладони. А уже сегодня прошу его мне помочь улечься на диван! Опускаюсь на подушки. Такое чувство, что у меня даже пальцы на ногах дрожат. Витан накрывает меня плотным коричневым пледом, который мы с Мари купили на новогодней распродаже. Слышу шорох за спиной, хруст картонных упаковок, звук льющейся воды. Мне кажется, что все мои кости трескаются, медленно прокручиваясь, как кусочки мяса на шампурах в электрической шашлычнице.

— Выпей, — предлагает Витан, протягивая мне стакан с ярко-желтой жидкостью. — Через двадцать минут станет легче.

С трудом приподнимаюсь на локтях и выпиваю всё до последней капли. Настолько паршиво мне не было уже очень давно.

— Спасибо. — Тяжелая голова обрушивается на подушку. Прижимаю к себе теплый плед, спрятавшись под ним до самого носа. — Температура не позволяет мне досконально разглядеть, как ты лопаешься от радости.

— Злорадство мне не свойственно, — отвечает Витан моими словами и ставит пустую кружку на журнальный столик. — И зачем досконально?

— Чтобы ещё раз напомнить себе, кто ты и что тебе от нас нужно.

— А ты уже забыла?

Горячие веки тяжелеют, но стоит мне опустить их, как глазам становится больно.

— Нет. Но меня смущает эта твоя внезапная забота. Из нас двоих проблемы с памятью определенно не у меня. — Суставы так больно выкручивает, что я издаю тихий, но достаточно продолжительный стон. Вообще-то, мне становится очень даже неловко.

— И что же я по-твоему мог забыть?

— Что я бессовестная молоденькая официантка, вцепившаяся зубами в большой денежный мешок и уж точно не заслуживающая твоей заботы.

— Как верно сказано.

— Ты мою дочь не получишь, — говорю, сотрясаясь от холода. Хорошо, что Мари здесь нет. Если бы Витан попытался силой отобрать её у меня, я бы навряд ли сейчас смогла хоть что-то сделать. Даже плюнуть ему в лицо не получилось бы. — Если ты серьезно думаешь, что сможешь отнять её у меня только лишь потому, что Янис был твоим братом, ты редкостный болван. Но, — усмехаюсь, крепко сжимая плотное шерстяное полотно, — я искренне надеюсь, что это не так, хотя многое указывает на обратное. Мне не хочется в-в-верить, что Янису настолько не п-п-повезло с родным ч-ч-человеком. Когда же это з-з-закончится? Как же здесь х-х-холодно… Как же х-х-холодно.

Губы сухие и дрожат, зубы выбивают быстрый ритм. Лежу в позе зародыша, желая скорее провалиться в сон, где уж точно будет теплее, чем здесь. И вдруг на меня медленно опускается что-то тяжелое. Сквозь узкие щелки слипшихся глаз вижу расплывчатый силуэт мужчины, склонившегося надо мной. Он укрывает меня одеялом. Кажется из моей спальни… Чудесно. Теперь он расхаживает по дому, будто тот принадлежит ему. Впрочем, так уж ли это важно сейчас, если тепло моментально похищает меня в уютные сновидения.

* * *

Уже половина пятого вечера, а я никак не могу набраться сил и выползти из берлоги, которую соорудил для меня нарисовавшийся брат Яниса. В доме его нет, зато на журнальном столике он оставил для меня записку:

«В пакете лекарства, которые тебе нужны. И проблем с памятью у меня нет. Выздоравливай».

В небольшом белом пакете и впрямь лежат лекарства, за которыми он, очевидно, съездил в аптеку, пока я спала. Гадая, что же это — жест доброй воли или четко продуманный отвлекающий маневр, я не замечаю, как шепот дождя за окном вновь убаюкивает меня, а мысли разлетаются от ветра золотым песком. А уже через полчаса я вновь распахиваю взгляд от громкого телефонного звонка.

Мари щебечет без умолку. Рассказывает мне о встрече с дельфинами, о том, как забавно они покрякивают и как ей хочется, чтобы скорее наступило завтра, потому что они с Элиной снова отправятся в дельфинарий.

— Мамочка, ты должна приехать! Ты влюбишься в них! Приезжай к нам, прошу! Прошу!

— Обещаю, что этим летом мы обязательно побываем в дельфинарии вместе. Но не завтра, милая.

— Правда-правда?

— Правда, милая.

— Ой, мамочка, а Элина влюбилась!

— В дельфинов? — запиваю таблетки.

— И в них тоже, — хохочет малышка. — Элина упала на чужой столик, потому что у какого-то кретина навигатор в башке полетел ко всем чертям! Она так на него кричала!

— Что сделал? То есть… Мари! Милая, так нельзя говорить. Солнышко, передай-ка трубочку Элине.

— Люблю тебя, мамочка!

— И я тебя, моя девочка.

— Ох, ну, надо же! — с напускной радостью восклицает Элина, прекрасно понимая, о чем я сейчас буду с ней разговаривать. — Наша неподражаемая мамочка! Как у тебя дела? Как провела день? Что там у вас с погодой? Знаешь, здесь просто сказка! Правда, говорят, что и сюда надвигается грозовой фронт! Как самочувствие и…

— Какой ещё «кретин»? Какой ещё «навигатор полетел ко всем чертям»?

— Да, да! Виновата! — шепотом кричит Элина. — Это случайно вышло. Откуда же мне было знать, что она запомнит каждое слово? Рот на замок, обещаю!

История о том, как Элина случайно столкнулась с парнем в ресторане отеля и свалилась на чужой столик, угодив рукой в тарелку с сырным крем-супом занимает чуть больше пятнадцати минут. К концу повествования я обнаруживаю, что всё это время верчу в руках записку, оставленную Витаном. Квадратный листок он вырвал из блокнота на большом магните, что висит на холодильнике, а красный карандаш он явно позаимствовал из набора Мари. Красивый у него почерк. Плавный, буквы закругленные. Как у Яниса…

— А теперь ты. Рассказывай, чем занималась весь день? Только не говори, что работала?

— Я заболела, — напоминаю, обводя указательным пальцем прописные буквы. — Поднялась температура. Я проспала весь день.

— Выпила что-нибудь? — беспокоится подруга.

— Да. И мне стало лучше.

— Надо же такое! — вздыхает она. — И мы уехали, оставили тебя одну.

Записка замирает между средним и безымянным пальцами. И зачем он возился тут со мной?

— Витан приезжал.

— Ну, кто бы сомневался! Значит, хорошо, что мы с Мари уехали, да?

— Да, определенно. Хотел с ней познакомиться.

— Дулю ему показала?

Смотрю на записку. Ищу подвох.

— Он привез мне лекарства, — добавляю полушепотом.

Элина удивляется.

— Вот как.

— Угу. Спрашивал о Мари, но… Я едва на ногах стояла, а он вдруг сменил свою тактику.

— Тебя это тревожит?

— Скорее да, чем нет. — Мой взгляд в сотый раз медленно скользит по буквам. — Я ему не верю, но в том, что они с Янисом братья — почти не сомневаюсь.

— Пусть покажет тебе паспорт и дело с концом! Но даже если и так, у него нет никаких прав на Мари, — тихонько говорит Элина. — Ты мама, а он просто дядя, который появился ни с того ни с сего спустя пять лет.

Я это знаю. Умом я понимаю, что мы с Мари — одно целое, нас никто и ничто не сможет разделить. Я хорошая мама и прекрасно справляюсь со своими родительскими обязанностями. У меня есть доход, есть крыша над головой. Мари ни в чем не нуждается и никогда не будет. Благодаря Янису — биологическому отцу, пожелавшему остаться исключительно таковым. Он предвидел, что настанет момент и на пороге нашего дома появится кто-то из его родни, о которой он пожелал не сообщать мне. Потому что наверняка знал, что кто-то предпочтет вышвырнуть меня из жизни дочери, считая её собственностью семьи Миллер. Но это всё лишь в том случае, если письмо, существование которого ещё нужно доказать, отправил не Янис, а это маловероятно… Только он знал, как и где мы познакомились. Только Янис знал о причинах, по которым я была вынуждена согласиться на его предложение. И обо всем он поведал Витану. Но зачем? Почему? Для чего?

— Вся эта ситуация лишний раз доказывает, что мужикам веры нет, — заключает Элина со вздохом. — В очередной раз.

— В очередной раз.

Ох, Янис, зачем же ты сделал это со мной?