Гончая. Корабль-призрак

Ирина Нечаева

Юному штурману Рудольфу Эрману снятся белые паруса, смоленые веревки и пиратские карты, а жизнь предлагает ему уродливые паромы и бесконечные бумаги. Но однажды в гавань города Гамбурга входит деревянный фрегат – копия корабля семнадцатого века. Служба на исторической реплике оказывается полна странностей и загадок. Впрочем, реплика ли это? Книга о море, об известных и неизвестных морских легендах, о быте парусных кораблей – регатах, штормах и штилях, фестивалях и праздниках.

Королевский шиллинг

A senefie en sa partie

Sans, et mor senefie mort;

Or l’assemblons, s’aurons sans mort².

Жак де Безье, французский трувер

В следующее мгновение я оказался у фока, пытаясь прижаться к нему спиной и отчаянно ища пути отступления. На главную палубу — или за борт, в ледяную майскую Балтику. Значит, на палубу. Я дернулся к трапу, но железная рука, сомкнувшаяся на предплечье, меня удержала. Кажется, я взвыл в голос и попытался отмахнуться. Безуспешно.

— Тихо! — рявкнул капитан и повторил спокойно, — тихо, Рудольф. Успокойтесь.

Окрик меня слегка отрезвил. Я обнаружил, что за секунду успел насквозь промокнуть от пота и дышу, как после хорошей тренировки, но прыгать за борт больше не тянуло.

— Отпустите, — буркнул я.

Капитан оценивающе оглядел меня и, видимо, решив, что прямо сейчас я никуда не денусь, и ослабил хватку. Тень на палубе по-прежнему была одна, и я очень старался не думать, как вполне вещественная рука, скорее всего, оставившая на мне синяки, может не создавать преграды для солнечных лучей.

— Прежде всего, не бойтесь. Да вы ведь и не боитесь на самом деле, правда?

— Не боюсь, — согласился я, прислушавшись к себе. Убивать меня прямо сейчас никто, судя по всему, не собирался, палуба под ногами не таяла, призраки с ожившими скелетами из трюма не лезли, и кракен щупалец из моря не тянул, — не боюсь, но объяснений хочу.

— Давайте начнем с того, что вреда вам никто не причинит. Скорее наоборот — не об утраченной ли морской романтике вы мечтали с самого детства?

— По-моему, не капитану исторической реплики осуждать поиск романтики, — разозлился я.

Уж лезть к себе в душу я никому не разрешал. А злость, помимо всего прочего, успешно затыкала тоненький внутренний голосок, панически вопивший «бежать-бежать-бежать отсюда, домой к мамочке, пусть я проснусь» и прочую ерунду.

— А почему вы думаете, что это историческая реплика? — серьезно спросил капитан.

— А что же, интересно? Летучий Голландец, что ли?

Честно говоря, это объяснение казалось мне самому максимально логичным, но мысль мне категорически не нравилась. Или нравилась? Летучий Голландец, тайны острова сокровищ, прекрасные сирены и пиратские эскадры… до сегодняшнего дня мне казалось, что они сделали бы мир много прекраснее, а теперь что, струсил?

— Не совсем, — вздохнул капитан. — Хотя с его капитаном вы еще познакомитесь, обещаю. Да и не только с ним. Садитесь, Рудольф. Наверное, нужно было рассказать вам правду с самого начала… Что вы стоите, садитесь. Расскажу вам одну историю. Давным-давно, веке в семнадцатом, жил на свете глупый ирландский мальчишка. Вот вроде вас — не обижайтесь только. Нет, соображал он прекрасно, и образование получил отменное, и деловой смекалкой обижен не был, но жизнь казалась ему очень простой штукой, и он даже не подозревал, что бывает и по-другому. Звали мальчишку Ричард Кэссиди. Капитан Ричард Кэссиди.

…Однажды корабль капитана Кэссиди — нет, не роскошный фрегат, а простая крепкая пинаса — шел в Англию с грузом пряностей. Богатый груз не подмок и не заплесневел, встречи с испанцами и пиратами не случилось, до белых скал Дувра оставалось рукой подать, и настроение у капитана было совсем беззаботное.

Вечер наступил ясный. Закат почти догорел, оставив по себе тонкую красно-золотую полосу, и родные английские звезды проступали на гаснущем небе почти так же ярко, как их южные товарки. И так красиво было вокруг, и так правильно, что капитан не мог усидеть в рубке. Он стоял на палубе, подставив лицо свежему ветру, курил и любовался звездами, и сердце у него рвалось от чувства, редко осознаваемого молодыми шалопаями, хоть и присущего им в полной мере — от звенящей и тревожной радости бытия. И он всей душой желал сохранить это чувство, но никак не мог высказать, чего, собственно, хочет. И потому сказал шепотом, застыдившись порыва, слова, которые много раз в жизни говорит каждый из нас — обычно девушке, обычно в расчете на поцелуй. «Вот бы так было вечно», — выдохнул Ричард Кэссиди. И ничего не случилось, небеса не разверзлись, и не явился ангел с огненным мечом. Просто он вдруг услышал тихие слова «Будь по-твоему». Услышал — и одновременно мог поклясться, что ничего не слышал.

Разумеется, он забыл об этом меньше чем через час.

Капитан Ричард прожил жизнь довольно долгую, не сказать, чтоб очень счастливую — обычную человеческую жизнь. Верно служил короне, занимаясь когда торговлей, а когда и другими делами, и в конце концов даже удостоился дворянского звания. Жену взял красивую и небедную, и все дети были похожи на него — это очень важно, когда есть что оставить в наследство. Оставить было что — миллионов он не нажил, но весьма приличный капитал все же добыл. И умер он не дряхлым стариком и не в собственной постели, а на палубе чужого корабля с оружием в руках.

На том свете встретили капитана не ангелы, конечно, но и не черти. Никто не встретил. Да и вообще никакого «того света» не оказалось. Капитан стоял на палубе «Гончей», самого любимого своего корабля, мирно покачивавшегося на якоре у неизвестной земли. Солнце по южному стремительно закатывалось за горизонт, и в его последних лучах Ричард сразу же заметил то, что вы, Рудольф, не замечали значительно дольше. Будучи добрым католиком, он размашисто перекрестился — а что еще делать при встрече с нечистой силой? Ничего не изменилось. Вот только движение вышло куда легче, чем обычно бывало в последнее время. Капитан снова был молод. И бесстыдно счастлив сам не зная чему.

Оказалось еще, что он не одинок. На корабле было порядочно народу — самые преданные из матросов, когда-либо ходивших под его началом. Один из них, боцман, как-то спокойно сказал, когда они столкнулись с тремя испанскими галеонами, «За тобой хоть в ад, Дик». Да и вся нынешняя команда «Гончей» состояла из людей, полностью с ним согласных. И по каждому из этих матросов капитан когда-то сам читал отходную, прежде чем выбросить за борт зашитое в парусину тело.

Понять или хотя бы объяснить другим положение дел Ричард никак не мог. Тогда ему нелегко пришлось, он чуть с ума не сошел. Он точно знал, что мертв, и что все его матросы тоже мертвы. Райского блаженства ни для себя, ни для своих людей он ждать никак не мог. Но на ад его существование никак не походило, скорее все-таки на рай, особенно когда оказалось, что смерть — не причина, чтобы отказываться от некоторых маленьких радостей вроде вина или табака. В результате он пришел к приемлемому — особенно для простых людей вроде команды — выводу, что таково Чистилище. А потом капитан вспомнил один давний вечер, и глас свыше. На шутку нечистой силы происходящее не походило, слишком все было хорошо, но с тех пор капитан зарекся говорить вслух необдуманные слова, и другим запретил строго-настрого…

— Это что же, — перебил я, вдруг осознав смысл слов капитана, — вся команда…

— Что вы, не вся. Только я и моя вахта, поэтому и работаем мы только по ночам. Ваши матросы, и ваши друзья-офицеры — обычные люди. Ну, почти, — добавил он после паузы.

— И они знают?..

— Да, конечно.

Это меня немного успокоило. Хотя что я вру, я почти с самого начала был довольно спокоен, случившееся не то чтобы хорошо встраивалось в мою картину мира, но отлично соответствовало подсознательным ожиданиям. Более того, если до этого момента мне было как-то стыдно верить в сказки и мечтать о прекрасных белокрылых кораблях и морском народце, то теперь мне как бы дали индульгенцию на эти мечты и впустили в эту самую сказку, любовно продуманную в детстве и не забытую потом, жить.

— Скажите, — я вспомнил сияющий странным голубым светом корабль, — а та шхуна в Гамбурге…

— Корабль-призрак. Да. Хочу вам сразу сказать, что почти все легенды, которые вы вычитали в книжках — правда. Ну что, Рудольф? Нанимаясь на «Гончую», вы, помнится, пообещали служить тут до конца света… К этому я вас принудить не могу, вы не знали, о чем говорите… хотя я тоже не знал в юности… но вы остаетесь?

— Остаюсь, — твердо ответил я. — Где кровью расписаться?

— Вы поосторожнее с такими шутками, Рудольф. Расписаться вы уже расписались, в договоре чернилами, а душа ваша мне не нужна. Она принадлежит Богу и морю, а с ними я спорить не стану. Просто — остаетесь?

— Да.

— Добро пожаловать на борт, Рудольф.

…вечером мы неожиданно сели пить вино, хотя и были в открытом море. На дне моего стакана оказалась старинная монета достоинством в один шиллинг³.

Примечания

2

«А» означает «без», «mor» означает «смерть»; Сложим их и станем бессмертными (фр.)

3

Старинный морской (и армейский) английский обычай. Во время вербовки рекрут получал шиллинг и с этого момента считался зачисленным во флот. В восемнадцатом-девятнадцатом веке вербовщики довольно часто угощали потенциальных матросов пивом, подбрасывая шиллинг в кружку. Принимая кружку, рекрут брал и монету, и, соответственно, становился матросом.