Договорились. Слабость, в которой сила

Ирина Воробей (2022)

Карина натворила глупостей, и теперь сама не понимает, как из этого выпутаться. Выбор кажется ей невозможным. А новые проблемы только добавляются: Жерар вдруг воспылал чувствами, Зайкин решает играть по своим правилам, финансы заканчиваются. И все вокруг ее не понимают, потому что ничего не знают… #неунывающий герой, который добивается героиню, а она сложная, и оба неидеальные # много сложностей и обстоятельств # драма # глубокие чувства 2 часть дилогии. Отдельно читать не получится. Мат. Откровенные сцены

Глава 1.5

— Здравствуйте, — к витрине подошел мужчина в мотоциклетной куртке. — Что посоветуете?

Компания притихла. Карина подошла к кассе и глянула на полки, где валялись остатки выпечки: классические кексы, печенье и эклеры.

— Пожалуй, из оставшегося кексы самые аппетитные, — давать советы она никогда не умела.

Он поднял любопытный взгляд. Длинные ресницы взмахнули, словно волшебной палочкой, завораживали, а ухмылка уже смаковала победу. Но Карина не поддалась мужским чарам. Слишком устала, чтобы реагировать на привлекательных самцов.

— Самое аппетитное, что я здесь вижу, это вы, — мужчина почти облизался, но спрятал язык за зубами.

— И несъедобное, — грубым голосом вставил Зайкин, положив теплые пальцы на плечи Карине. — Берите кексы. Точно не подавитесь.

Его тон покупателю явно не понравился. Мужчина скис и хмыкнул.

— Два эклера, пожалуйста, — выдавил он через силу и небрежно бросил купюры на тарелку у кассы.

Зайкин передал ему пакет с лакомством. Ресницы взмахнули не без гордости. Губы зажали ухмылку. Мужчина демонстративно развернулся и зашагал к лавке напротив.

— Че ты мне мужиков распугиваешь? — усмехнулась Карина. — Вдруг судьба моя была.

— Я твоя судьба. Смирись уже, — Зайкин, как всегда, по-идиотски улыбнулся и облокотился на витрину.

— Я сама свою судьбу определяю, — буркнула она, сдерживая губы от улыбки.

Глаза опустила, руки скрестила на груди.

— Не вижу противоречий, — дурацкий оскал стал только шире.

Все в компании по очереди выдавили по смешку. Карина не хотела ни на кого смотреть, чтобы не показывать смущение.

— Зай, мастер-класс через пятнадцать минут, — прошустрила мимо женщина в цветастом сарафане.

Он решительно кивнул, огляделся вокруг и деловито произнес:

— Так, Кариш, собираем заготовки.

— Ладно, мы пойдем, — сказала за всех Игнатьева и потянула Гогу за рукав, не дав ему доложить последний эклер в бумажный пакет. — Хорошо провести мастер-класс.

Оба помахали Зайкину. Он ответил тем же.

— Было вкусно, — улыбнулась Сиран, показывая кексы, которые набрала с собой.

Варданян пожал другу руку, Карине кивнул и взглянул на Настену с вопросом. Та пока не трогалась с места, смотрела в спину Сиран с тоской.

— До понедельника, — сказала Настена Варданяну без улыбки.

Он вздохнул и с опущенной головой побежал за Сиран. Карина искала глаза подруги, но та уже глядела на Зайкина и теперь улыбалась искренне.

— Классный фестиваль, ты молодец.

Ласковая рука похлопала его по плечу. Он приподнял подбородок.

— Спасибо, Настен. Возьмешь с собой что-нибудь?

— Я на диете, — удрученно заметила она и отвернула лицо от витрины, будто боялась себя. — И так сегодня налопалась.

Щеки порозовели.

— Ты всего лишь один пряник съела, — в шутку обиделся Зайкин.

— У тебя. А пока мы гуляли, я еще кучу всякого наелась. Сутки теперь буду переваривать, — злилась на себя Настена, мотая головой.

Карина с Зайкиным переглянулись, улыбаясь. Пару кило за месяц диеты и фитнеса Настена точно сбросила, и это сразу отразилось на лице — миловидная припухлость спала.

— Ладно, мне тоже пора, хорошего вечера.

Она обняла каждого по очереди и быстро потерялась в гуще толпы в зале.

Сразу после ее ухода Зайкин засуетился и Карину заставил. Они сгребли заготовки в мешки, собрали инструменты, водрузили коржи на тележку, закрыли лавку и понеслись к большой избе, где проходили все групповые мероприятия.

За широкой стеной прятался круглый стол и полноценная кухня со всем необходимым. Другие мастера успели за день ее заляпать. Зайкину из техники ничего не было нужно. Мастер-класс он назначил исключительно для детей без сложных манипуляций. Коржи приготовил заранее. Ученикам предстояло их только декорировать. В обязанности Карины входило следить за дисциплиной, пополнять расходники при необходимости и помогать тем, кто просит помощи, если сам мастер будет занят.

Зайкин весь месяц учил ее нюансам украшательства тортов и даже провел пару индивидуальных занятий после учебы прямо в университете, чтобы она знала, что и как делать. Ей даже понравилось. Понравилось проводить с ним время. И еще больше любоваться им в процессе работы. У него даже лицо преображалось, становилось серьезным, пропадали гримасы, черты выпрямлялись. Синие глаза искрились удовольствием. Только брови хмурились иногда и губы сжимались в четкую линию от сосредоточенности.

Дети смотрели на него увлеченно, заражаясь настроением. Зайкин в поварском халате и колпаке объяснял, как можно превратить простой крем в шедевр кондитерского искусства. Он так спешил поделиться знаниями, что сбивал сам себя, запинался, перескакивал с одной мысли на другую, но показывал наглядно, потому все быстро становилось понятным.

Наблюдая за ним во время мастер-класса, Карина уяснила, что не является его главной страстью. И эта мысль даже грела, хоть и кололась.

— Отмучился, — выдохнул Зайкин, когда дети побежали хвастаться сладкими поделками родителям.

— Так не страдают, — усмехнулась она, расслабив позу, до этого стояла в напряжении, готовая всем подсобить и подсказать. — Так наслаждаются.

— Я бы тебе показал, как наслаждаются, — он подмигнул, закусив полгубы, и сразу опустил взгляд, — но мы договорились.

Карина тоже опустила свой и снова скрестила руки на груди. В памяти возник загаражный поцелуй, ласковые губы, тонкие пальцы на лице, потом синие глаза между ног, напористые касания языка, нежный экстаз, невыносимо сильный и чувственный. Снова нарастало возбуждение, но его быстро вытеснили ясные глаза сестры, розовая усмешка и горделивая походка. Фразы, которая та небрежно кидала про своего Кирилла: «Он прикидывается таким лапочкой, а потом берет и трахает, как в последний раз. Мне дико нравится, когда он такой, как будто злой. Столько страсти».

Карина зажмурилась. Часто приходилось слушать сестренку, та много о нем говорила, с подробностями и пикантностями, которые пробирались под кожу и ползали жучками по нервам. Тоска и ревность кувыркались в душе, а на лице надо было изображать внимание, улыбку и даже радость.

— Осталось пару часов, возвращаемся в избушку, — сказал Зайкин и хотел было направиться к инструментам, но его остановили благодарные дети и родители.

Пока он болтал с ними, Карина спокойно собрала все принадлежности в пакеты и сумки, убрала все лишнее, протерла стол и показала головой, что будет ждать его в лавке. Он пришел минут через десять. Покупатели успели раскупить эклеры. Осталось только немного печенья и кексов.

С порога Зайкин стал рассказывать истории, как всегда нелепые, неправдоподобные и оттого смешные, показывал всех действующих лиц, описывал местность, кривлялся и жестикулировал, а она хохотала. Быстро к ним подключились и Валя с Зазой. Тоже устали за день, хотели расслабиться. Потом слушали истории Зазы, не всегда смешные, но всегда поучительные. Вечер пролетел быстро.

В мегафон объявили о завершении фестиваля и поблагодарили всех за участие. В лавках снова закопошились. Загремело оборудование, закряхтела мебель. Сворачивались еще час.

Карина по привычке искала на парковке бело-оранжевый хэтчбек, но Зайкин сегодня приехал на мощном пикапе синего цвета, хотя для всего скарба хватило бы обычного заднего сиденья. Он открыл багажник.

— Кар, — позвал негромкий голос сзади.

Она его даже не узнала, только когда увидела хвойные глаза и квадратное лицо. Зайкин напрягся, выпрямился и оперся рукой на закрытую крышку багажника.

Карина скисла, надеялась, что никогда больше не увидит Трунова.

— Чего тебе? — раздражение выплеснулось само, сдерживаться и не хотелось.

Трунов, почувствовав ее негатив, стушевался и облизал тонкие губы.

— Попрощаться пришел, — ответил тоскливо.

Карина поймала вопрос в синих глазах, вздохнула и направилась к бывшему. Зайкин вытянул подбородок, напряг скулы и оперся на багажник, скрестив и руки, и ноги. Краем глаза следил за ней. Она это чувствовала. Трунов тоже не спускал глаз, на дне которых плавала печаль и нежность. Слабая улыбка придавала всему выражению еще больше грусти.

— Мы ведь попрощались уже, я надеялась, навсегда, — выговорила Карина с холодом, как будто лед жевала, зубы почти скрипели.

Зайкин остался метрах в тридцати. Полушепот бы не услышал, но она специально говорила в полный голос.

— Я в армию ухожу, — сказал Трунов таким тоном, будто не собирался оттуда возвращаться.

Карина приподняла бровь, про себя думая: «А папочка-то разозлился». Чувствовала только ехидство и злорадство. Оказалось, его отчисления ей было мало. Армия стала шикарным дополнением к наказанию за несдержанность.

— И че ты приперся ко мне? Думаешь, ждать буду? — хмыкнула она, впиваясь в искаженное унынием лицо, наслаждалась видом, впитывала его боль.

Трунов глубоко вздохнул и опустил голову. Хвостик на макушке чуть качнулся.

— Разумеется, не будешь.

— Разумеется.

Карий взгляд бегал по всей фигуре, сильной, но сжатой, как будто от холода или сухости. Он поднял лицо и опять постарался улыбнуться.

— Прости меня, Кар. Искренне прошу.

Ладонь непроизвольно потянулась к ее лицу, но Карина отпрянула назад, как от опасности. Он безвольно опустил руку и сглотнул.

— Разумеется, не простишь.

— Разумеется, — она отвернулась. — Может быть… когда-нибудь… Тебе уже будет пофиг.

— Не будет. Никогда не будет, — Трунов шагнул коротко вперед в порыве, но тут же застыл, глазами разглаживал лицо, давил улыбку.

Карина не выдержала этого вязкого ощущения его тепла и закатила глаза.

— Радуйся, Трунов, тебе дали целый год, чтобы меня забыть.

— У меня уже был год…

— Теперь точно. С глаз долой — из сердца вон.

Она не знала, что еще сказать. Утешать его было глупо, еще глупее давать надежду и тем более испытывать что-то большее, чем жалость. Впрочем, и жалость не сильно пробивалась сквозь равнодушие. Усталость клонила в сон. Ни физических, ни тем более моральных сил поддерживать с ним тусклый разговор не осталось. Зайкин ждал. Хотелось вернуться к нему скорее.

— Блядь! — вскрикнул Трунов и схватился за голову. — Как это больно!

— Переживешь, — усмехнулась Карина, отступив на шаг, подыскивать деликатные слова было лень. — Ну все, мы попрощались?

Он резко схватил ее за руку, чтобы не убежала. На лице проявилась гримаса отчаяния. Брови поднялись и опустились. Лоб сморщился.

— Можно… поцеловать тебя… в последний раз?

Карина хотела треснуть себя ладонью по лбу от уровня драматизма, который он разыгрывал. Она обернулась посмотреть на Зайкина краем глаза. Тот уже сидел в машине, смотрел вниз, на смартфон или планшет, выглядел спокойным. Ее взбесило, что она его к Лине ревновала, а он ее к Трунову как будто нет. Только ему назло согласилась.

— Ладно, давай, в последний раз, по-быстрому.