Constanta

Игорь Стенин

Россия. Середина девяностых. Хмель свободы кружит головы. Время искушает юных и дерзких. И, открывая цену жизни, благам и привязанностям, ставит перед выбором: дружить, ненавидеть, любить…

Глава шестая

Илона возвращалась домой. Позади Медицинская Академия, дела и заботы, связанные с переводом. Завтра первый день учёбы — первое сентября.

А сегодня балом правил последний день августа. Отчаянно светило солнце, лето прощалось и она шла по улице, нарядная и красивая, вместе с ним, последним предупреждением для всех — ухожу.

Стайка девчонок промчалась навстречу. За ней ещё одна. Показалась пожилая степенная пара. Без остановки, разминувшись со всеми, она подошла к метро. Заглянула в стоящий по соседству киоск, рассеянно пробежалась глазами по россыпям журналов и газет, увидела своё отражение в стекле, поправляя волосы, улыбнулась ему.

— Девушка!

Илона затаила дыхание.

— Можно я вас нарисую?

Она оглянулась.

Симпатичный кудрявый парень стоял перед ней, всем видом желая подхватить на лету.

Ну, что же, попытка не пытка, подумала она. И вслух сказала:

— Придётся занять очередь.

Скользнув взглядом по парню и объявившемуся рядом приятелю, не торопясь, пошла к входу в метро. Обнажёнными ногами ощутила жар вдогонку. Усмехнулась. Холодно, ищите женскую душу, кавалеры.

Они сели в один вагон. Оба парня заняли места напротив неё. Как всегда в таких случаях, Илона приняла отчуждённый непроницаемый вид. Игра началась. Поехали.

Пересадка. Выйдя из вагона, она прошла по переходу — к перрону, и остановилась на нём в ожидании поезда. Парни подошли и остановились неподалёку. Завели разговор. Интересно было бы послушать — о чём?

Подъехал поезд. На сей раз внутри вагона было людно, пришлось ехать стоя. Она — у дверей, они — в середине вагона. Несмотря на значительные неудобства, буквально сплющенные давкой между собой, парни не теряли свой интерес и продолжали держать её в поле зрения.

«Электросила» — объявил остановку металлический голос. Последняя надежда. Илона поспешила наружу. Подхваченная потоком людей, стараясь быть на виду, прошла перрон, вознеслась на эскалаторе вверх, вышла в вестибюль. Увидев большую корзину цветов, подошла и задержалась возле неё. Невзначай оглянулась. Догнали. Глазеют. Дав им минуту, она засекла время. Когда секундная стрелка минула круг, она повторила забег. Потом ещё раз, ещё… Пятая минута исчерпала терпение. Разочаровавшись, она вынесла безжалостный приговор — парни робкого десятка, не от мира сего, созерцатели. Глянув мельком в зеркальце на себя, она оправилась, приняла бодрый походный вид и устремилась к выходу. Не доходя шага до дверей, внезапно остановившись, развернулась. Ближний контакт.

— Не надо меня провожать, ребята. Идите своей дорогой. А то закричу.

Выйдя наружу и пройдя шагов двадцать, она оглянулась. Пусто. Хвост о двух головах исчез. Вздохнув, гордая и одинокая, продолжила путь. Ну, где же ты, Стёпа?

Финляндский вокзал. Электричка остановилась, живая волна вырвалась из неё, затопила перрон и, оглушая пространство, опознала себя многоголосым ликующим криком:

— Здравствуй, Питер!

Город встречал своих потерявшихся сыновей.

— Наконец-то! — всплеснула руками мать, увидев сына на пороге.

Шагнув в квартиру, Степан обнял её.

— Всё в порядке, мам. Живой.

Словно не веря, мать крепко-накрепко прижалась к нему.

За спиной матери появился отец.

— Привет, сын!

— Здорово, батя!

— Давай на кухню, — потянул за собой отец, — стол накрыт.

— Идите, идите, — сказала мать, отпуская и гладя сына рукой. — А я Вике позвоню. Она у подруги.

Сестра не заставила себя долго ждать. Не прошло и десяти минут, как она вихрем ворвалась в квартиру. Не обращая внимания на родителей, сходу прыгнула на Степана и, обняв, повисла на нём.

— Ух! — выдохнул он, целуя и обнимая её в ответ.

Усадив рядом с собой, дал волю словам.

— Наша декабристка! Была на краю света рядом с братом.

Счастливо улыбаясь и пряча глаза, Виктория зарделась.

Торопясь на условленную встречу, Степан вышел из метро. Прогуливая лекции, Илона ждала его дома. Одна. Мать была на дежурстве.

Его внимание привлекли выставленные на продажу цветы. Он подошёл, пригляделся. Изобилие, но как назло, её любимых гербер нет. Лучащиеся, словно маленькие солнца, говорила она. И цвет — обязательно сиреневый. Хорошо бы объявиться с ними, но где их возьмёшь? Будешь искать — мать вернётся. Остаётся купить то, что есть. Он сунул руку в карман за деньгами. Три роскошные бархатистые красные розы, выделяясь, как и положено своим ярким аристократичным видом, выглядели достойной заменой.

Цветы произвели должное впечатление. Приняв их с особым трепетом и осторожностью, Илона немедля кинулась в ванную, как будто спасать, бросив ему на ходу:

— Проходи.

Следуя приглашению, он прошёл в гостиную, остановился перед окном, посчитал ворон на ветках и, истомившись, отправился на кухню. Илона была уже здесь. Перед ней стояло полное воды ведро, в которую она опускала последнюю розу.

— Пусть напьются, — объяснила она. — Потом уже в вазу.

Наблюдая за ней, он сел на табурет.

Она смахнула обрезки стеблей в руку, выбросила их в урну, критичным взглядом осмотрела плоды своего труда и, переведя дух, уселась рядом с ним.

— Привет!

— Привет! — Он через силу улыбнулся.

— Как дела?

— Нормально. Ещё бы немного и меня тоже можно было бы брать голыми руками, как эти растения.

Она хитро улыбнулась.

— Неужели?

— Да. Уход был очень соблазнительный.

— Так и положено, — сказала она. — Цветы — наше всё. Краса жизни. Их дело — раскрыть лепестки, наше — следить, чтобы не опали раньше времени.

— Цветы цветам рознь.

— Ты это о чём?

— О себе наверно.

— О себе? Интересно. И каким же цветком ты мнишь себя, Стёпа?

Степан задумался на секунду. Море цветов. Многих он не знает даже по имени. Что же выбрать?

Ответ нашёлся сам собой.

— Тот, что всегда над всеми. Эдельвейс. Цветок горных вершин.

— Вот как! Тебе в скромности не откажешь. Высоко забрался — попробуй доберись.

— Высоко, — согласился он. — Но сегодня особый день — я спустился с гор. Встречай.

Он раскрыл было объятия, трепетный и нежный, готовый воссоединиться с ней после тяжёлой и долгой разлуки, но она остановила его.

— Побереги силы. Сначала займёмся делом.

Два полюса сошлись на одной кухне. Дистанция всего ничего — длина вытянутой руки. Но между ними непреодолимая преграда — готовящийся обед: борщ, котлеты, макароны…

Она накормила его досыта. Затем повела за собой в комнату, усадила рядом на тахту, развернула фотоальбом и начала потчевать десертом — знакомством со своими видами в далёком детстве. У сытости свои границы бдения. Незаметно перейдя их и потеряв контроль над собой, он утратил чувство реальности, поддался искушению и уснул.

Его разбудил толчок.

— Подъём. Мама на подходе. Тебе пора.

Придя в себя, он кинул взгляд на часы. Стрелки не обманывали — время и вправду вышло. Настроение мигом покинуло его. Она заметила и уже в дверях, провожая, спросила:

— Что такой хмурый? Разве ты не всё получил, что хотел?

Океан мира, покоя и любви открылся перед ним. Устоять было невозможно. Он зажмурился.

— Свободен, — сказала она, улыбаясь и отпуская его.