Римская сага. В парфянском плену

Игорь Евтишенков

После сокрушительного разгрома армии Марка Красса под Каррами легат Лаций попадает в плен. Его жизнь, как и жизнь его товарищей, превращается в сплошную муку, пока тех, кто выжил после издевательств парфян, не отправляют на север страны строить дворец местному правителю. Однако невольное участие в дворцовых интригах жены правителя и его сестры приводит к гибели друзей Лация. После этого опасность нависает над ним самим, и он даже не подозревает, как судьба распорядится его жизнью на этот раз.

Глава Рим узнаёт о разгроме армии Красса

За то время, пока воины Сурены гнали пятнадцать тысяч пленных в столицу Парфии, в римской провинции Сирия произошли большие изменения. Квестор Гай Кассий сумел добраться до Зевгмы, где собрал оставшихся легионеров. Их набралось чуть более четырёх тысяч. Эгнатий Аврелий Тит, сбежавший со своими всадниками с поля боя, был объявлен предателем. Для жителей этой провинции тоже наступили тяжёлые времена. Кассий назначил себя временным наместником и стал собирать налоги. Помимо этого он объявил принудительный набор в армию. Теперь уже откупиться от этой повинности никто не мог. В результате предпринятых мер, у него появились два легиона пехоты и полторы тысячи всадников — всего около десяти с половиной тысяч человек.

Но перед этим он отправил в Рим посланника с известием о поражении Марка Красса и полном разгроме армии. Для этой цели был выбран центурион Марк Октавий, который чудом выжил в первый день под Каррами, потом оказался одним из двадцати легионеров Варгонта, которых отпустил живыми парфянский визирь Сурена, и, наконец, именно ему удалось в последний момент вырваться из кольца парфянской конницы благодаря приказу Лация.

Гай Кассий долго беседовал с ним перед отплытием и предупреждал, что разгневанные сенаторы могут принять любое решение. Причём, даже в отношении его самого. Но центурион был готов ко всему. Он считал, что в поражении есть часть его вины, и не снимал с себя ответственности за то, что остался жив. Он оказался настоящим римлянином, и Кассий со спокойной душой отправил его в Рим. Этот человек не стал бы врать и выгораживать себя, стараясь избежать наказания. Большего нельзя было и желать.

В Риме тем временем шла внутренняя борьба между двумя партиями. Семь месяцев безвластия, когда город оставался практически без управления, закончились предложением Сената выбрать Гнея Помпея диктатором для восстановления порядка. Но Помпей испугался, что у народа ещё сильны воспоминания об ужасных временах единовластного правления Суллы. Он отказался от диктаторства и вместо этого ввёл в город свои войска, чтобы обеспечить выборы новых консулов и других городских магистратов. Так консулами стали небезызвестный Марк Валерий Мессала Руф, отец Эмилии Цецилии, и Гней Доми́́тий Кальвин.

Жизнь в Риме начала постепенно налаживаться, но через полтора месяца после выборов из Азии вернулся со страшным известием центурион Марк Октавий. Новость о поражении римской армии мгновенно разлетелась по городу, и многие содрогнулись, вспомнив проклятие Атея Капитолина перед выходом войска Марка Красса из Рима.

Заседание Сената началось ранним утром. На Форуме к этому времени собралась почти половина населения города, ожидая, когда гонцы с Капитолийского холма передадут последние новости из здания, где в этот момент расспрашивали живого свидетеля страшных событий.

— Центурион Марк Октавий, ты был с триумвиром Марком Лицинием Крассом во время битвы с парфянами? — дрожащим от волнения голосом спросил консул Мессала Руф, открывая слушания Сената.

— Да, — коротко ответил легионер. Его лицо было открытым и мужественным, он старался отвечать спокойно и твёрдо, но при этом никак не мог поднять взгляд и всё время смотрел в пол.

— Расскажи нам и народу Рима, что произошло в этой далёкой провинции, потому что мы уже и так переполнены слухами, один страшнее другого.

Центурион провёл ладонью по лбу, как бы стараясь избавиться от нахлынувших воспоминаний, потом вздохнул и, помня наставления Гая Кассия, начал свой рассказ с того момента, когда Красс приказал двигаться к Каррам.

Когда он дошёл до предсказаний жрецов и гадания на печени, один из сенаторов наклонился к своему соседу и, не поворачивая головы, тихо прошептал:

— Помнишь, Клавдия Пульхера¹¹ на флоте? У Карфагена? Тоже отказался слушать жрецов. Куры тогда не захотели клевать зерно. Так он утопил их всех в море. Вот Нептун потом и отомстил ему за это.

— Да, да… — заохал испуганно собеседник. — Как такое забудешь?

Центурион тем временем рассказывал о гибели сына Красса. Патриции в ужасе слушали, а когда он закончил, долгое время молчали.

— Ты сам это видел? — наконец, спросил кто-то.

— Нет, я видел только их головы… Публия, Октавия и Мегабакха, — хриплым голосом произнёс он. В Сенате воцарилась гробовая тишина. Этого было достаточно, чтобы признать их мёртвыми.

— Хм-м, а легат Лаций Корнелий, который спас тебя? Он выжил? — осторожно спросил Мессала Руф. Он знал, что вечером ему зададут этот вопрос в другом месте.

— Не знаю. Я точно не могу сказать. Наверное, он погиб. Они с Варгонтом прикрывали наш отход. Он приказал мне взять лошадь и ехать в Синнаки. Они остались там. Вокруг были горы тел, я видел это. Когда я поскакал, он был живым. Дальше — не знаю. Может быть, их взяли в плен. Но я не знаю, честно, не знаю… Клянусь Марсом! — на него жалко было смотреть — центурион снова переживал то сражение, в котором, как он считал, ему, к несчастью, удалось выжить. Он сглотнул слюну, чувствуя, как пересохло в горле. — Он спас мне жизнь. Два раза… я должен был погибнуть, но он прикрыл меня щитом, — было видно, что ему очень трудно говорить.

— Жаль, — пробормотал консул Мессала, но его никто не услышал.

— Воистину, парфяне готовились к войне с Крассом, а он — нет! — назидательно заметил Катон Младший громким голосом, однако его никто не поддержал. Сенаторы продолжали переживать и обдумывать то, что услышали.

Когда центурион описал гибель Марка Красса, на задних рядах стали перешёптываться о его наследстве и количестве оставшихся вилл.

— А что случилось с орлами? — этот вопрос с задних рядов прозвучал, как гром, и его эхо ещё долго звучало под сводами огромного зала, не желая стихать. Все сенаторы заёрзали на своих местах. Наконец, центурион Марк Октавий собрался с духом и произнёс еле слышным голосом:

— Кажется, почти все, кроме одного… Кроме орла второго легиона. Это был легион легата Октавия, который там… остался наверху под Синнаками… и не вступил в бой… а остальные… все у парфян… — сгоравший от стыда воин опустил голову и замолчал. Он готов был умереть, лишь бы не отвечать на этот вопрос. Гай Кассий предупреждал его об этом, но выбора не было.

— И это всё?.. — с наивным удивлением спросил второй консул Гней Домитий. В его голосе была какая-то непонятная растерянность. В этот момент из глубины рядов кто-то выкрикнул: «Позор!», и его лицо сразу же изменилось. Он не мог поверить, что все орлы, которые представляли собой дух и символ легионов, оказались в руках врага. Этого не ожидал никто, потому что их потеря означала расформирование легионов и несмываемый позор для всех оставшихся в живых, даже если они были не легионерами, а простыми гражданами Рима. Неожиданно Марк Октавий воспрянул, как будто вспомнил что-то важное, что могло бы хоть как-то спасти его от позора и презрения сенаторов. Он с жаром воскликнул:

— Двух орлов и знамя спасли легат Лаций Корнелий и Варгонт Рукумон! Они отбили их у железных всадников на склоне, во время отступления! Им помог один либертус, он умел стрелять из парфянских луков. Он ранил двоих железных всадников, а Лаций Корнелий бросил меч и сбил ещё одного с лошади! Но это было после первого боя, когда консул отдал приказ к отступлению. В пустыне, под Каррами…

— Этого легата надо найти и спасти, — осторожно предложил консул Мессала Руф, но в ответ услышал жёсткий ответ Катона:

— Надо было защищать орлов, а не спасать их! Если все они у парфян, какая разница, что было до этого?

Выслушав рассказ центуриона до конца, сенаторы ещё долго задавали вопросы, но ужасная картина происшедшего уже была ясна: Рим потерял огромную армию, Армения перестала быть союзницей, и в Азии теперь возникла новая сила, которая стала угрожать этой восточной провинции Римской Республики.

Примечания

11

В 249 г. до н. э. римский военачальник Публий Клавдий Пульхер в войне против карфагенян командовал римским флотом. Он не послушал жрецов, которые сказали, что священные цыплята отказались клевать зёрна. Это было очень плохой приметой. Публий Клавдий Пульхер схватил цыплят и бросил в море, сказав: «Ну, если они не хотят есть, то пусть тогда попьют водички!». На следующий день его флот был на голову разгромлен в битве с карфагенянами.