Поль Мартан и Легенда Рудольфа

Жорж Александр Ваган

Заключительная повесть пенталогии о Поле Мартане является приквелом предшествующих четырех повестей. Заглавный герой, невероятным приключениям которого мы сопутствовали на протяжении всей его, вновь появится в эпилоге вместе со своим верным другом и спасителем оленем Рудольфом. На своей спине тот доставит мальчика к скромному рыбацкому домику, в глубине которого скрывается Рождественский двор, кольцо замкнется, вернув конец долгого повествования к его началу – прологу первой повести цикла.

Глава 1. Чёрная упряжка

На берегу одной из самых западных земель древней Норвегии располагалась маленькая рыбацкая деревушка Селья, ничем не примечательная и мало кому известная. Насчитывалось в ней около полусотни домов, да вокруг было разбросано с десяток усадеб. Место спокойное, мирное.

Приближалась пора зимнего солнцестояния, когда наступает самая длинная ночь в Северном полушарии. Жители деревушки, как и все народы Севера, готовились встретить её. Они знали, что по небу пронесётся чёрная оленья упряжка, на которой восседает сам Один, в сопровождении верных спутников: воронов, имеющих клички Хугин и Мунин, и волков, зовущихся Гери и Фреки. Рядом с Одином будет сидеть отвратительный гном, которому поручено выходить на снег, осматривать подарки и приносить их своему господину.

В те времена людям казалось, что ночь эта была достаточно длинной, чтобы Один успел объехать весь мир и собрать предназначенные ему дары. Дары приносились родителями за своих детей, которым ещё не исполнилось семи лет, а перешедшие этот возраст сами выносили за порог свой подарок. Люди верили, что, не принеси они дара богу, их ребёнок и года не проживет. А если кто-то осмелится увидеть Одина или кого-то из его свиты, то станет навечно рабом в его царстве или вовсе сгинет со свету. Конечно, никто не решался на такую дерзость, уж во всяком случае не Индр, слывший с детских лет робким и послушным, и не его жена Фрида, чьего голоса некоторые жители деревушки не слышали ни разу за всю свою жизнь.

Зато голос их дочери Суннивы знали все: она пела весь день, без песни не засыпала и с ней же просыпалась, с песней шла гулять в компании сверстников и с песней работала, помогая матери и отцу. Родители любили её так, как будто она составляла весь смысл их жизни. Отец рыбачил, мать ткала и стряпала, а Суннива помогала родителям во всем, как, впрочем, и другие дети. Однако в самый короткий день года никто не работал, делали лишь самое необходимое. С утра накормили скотину и убрались в доме, а к полудню начали украшать сосновыми ветками крыльцо, благо лес был недалеко, почти сразу за тремя соседними домами. Отец выстрогал в дар Одину красивого оленя, а мать раскрасила его и уложила в специально сшитую изящную сумку.

День проходит очень быстро, когда ты занят делом, а если начинаешь торопиться, то кажется, и он спешит, как бы убегая от тебя. Так незаметно подошёл тот самый ответственный час в году, когда хозяева тщательно закрывают ставни на своих домах. Суннива крутилась рядом с отцом, задавая ему бесчисленное множество вопросов.

— Пап, а, пап! А почему мы закрываем окна? Разве Один так недобр, что боится показаться нам на глаза?

— Ну что ты, глупенькая! Разве он может чего-то бояться!

— Папа, ну а если он добр к нам, то почему мы дарим ему подарки, а не он нам? Ведь он бог, зачем ему наши подарки?

— Это всего лишь знак внимания. Ты же делаешь маме и мне подарки к дню рождения. И сама получаешь к своему.

— Так у него сегодня день рождения?

— Ну не то чтобы… Издревле повелось, что мы зажигаем в этот день заветное полено, чтобы зима отступила и вновь вернулось тепло, и приносим дары Одину. Ты впервые сама понесёшь свой подарок — ведь тебе уже исполнилось семь лет. Мама приготовила тебе нарядное платье и накидку, а я — новые тёплые сапожки.

— Но зачем мне наряжаться? Ведь мы с ним не увидимся, так не всё ли равно, как я буду одета, когда вынесу ему подарок?

— Не увидимся! — повторил отец с некоторым раздражением. — Ещё чего не хватало! Никто никогда не осмеливался выйти на улицу в тот момент, когда гном собирает дары в волшебные сани, которые эльфы изготовили для Одина. Говорят, они делают ему каждые двенадцать лет новые. А северные олени приносят жертву Одину, весь мир поклоняется ему.

— Харальд сказал… — заметив, что отец начинает сердиться не на шутку, о чём свидетельствовали его покрасневшие уши, Суннива сделала паузу, но, немного помолчав, не удержалась и продолжила: — Харальд сказал, что все боятся Одина и потому притворяются любящими его и дарят ему подарки, а сам Харальд не боится и в этом году ничего тому не подарит.

Это было уже слишком. Индр закончил обход своего дома и хлева, надёжно закрыл ставнями все окна, взял дочку за руку и повёл домой.

— Папочка, ты делаешь мне больно! — пожаловалась Суннива. — Отпусти мою руку, пожалуйста!

Отец не послушался её, лишь немного ослабил хватку. Он любил дочку больше всех на свете и не хотел её огорчить.

— Что случилось? — встретила их вопросом на пороге дома встревоженная мать.

— Объясни, пожалуйста, дочери, что не следует слушать всякие россказни этого мальчишки, да и вообще водиться с ним.

Между тем Харальд был красивым смелым мальчиком, и Индр был рад, что дочь с ним дружит. Отца его, бывалого моряка, говорят, уважал и приглашал к себе сам король Рагнар. Конечно, отец рассказывал сыну о разных обычаях других народов.

— Почему же тогда папа твоего любимого Харальда чтит Одина? Вот я завтра передам его отцу эти слова, и посмотрим, что тогда твой дружок запоёт.

Суннива призадумалась. Похоже, отец был прав: ведь как ни хорохорился Харальд, но всё-таки уже дважды приносил дар богу, а сказать-то можно что угодно.

— Поторапливайтесь-ка! — распорядился Индр. — И так мы с твоей болтовнёй задержались, — пожурил он дочку. — Фрида, переодень Сунниву, а я займусь огнём.

Он притащил из сеней огромное полено и положил в очаг. Затем, под пение жены и дочери, принялся обкладывать его хворостом и, вынув из специально вырезанной для такого случая деревянной шкатулки огарок прошлогоднего полена, начал раздувать тлевшие в очаге угли. Тепло в доме поддерживалось всегда. Зимы в тех местах холодные, с лютыми морозами. Полено быстро схватилось огнём, и тот весело, словно пёс сахарную кость, принялся облизывать его круглые бока языками яркого жаркого пламени.

Мать нарядила дочку и дала ей в руки сумку. Потом сказала:

— Значит, так, моя хорошая: когда выйдешь, старайся по сторонам не смотреть. Вынеси сумку к воротам, повесь на ограду и беги сразу домой. Помни: если кто увидит чёрную упряжку, это к беде — мор или война постигнет тот край. Так ты головы-то к небу не поднимай, а беги сразу домой, — повторила мать.

Было видно, что оба родителя волнуются, и Суннива решила их успокоить:

— Хорошо, хорошо, я сделаю всё как надо и вас не огорчу. Хотя и думаю, что вовсе он не добрый, ваш Один, как вы рассказываете. Харальд говорил, что только трусы говорят про того, кого боятся, что он хороший. Так они убеждают самих себя, что тогда тот, кого они боятся, не причинит им вреда.

Отец рассердился и ударил кулаком по столу.

— Что она такое говорит! — воскликнул он. — Ты слышала? — обратился он к матери: — Называет нас трусами! Ты еще несмышлёная девчонка, — сказал он дочери. — Ты просто не понимаешь: Один — он великий и ужасный. Но добр к тем, кто ему покорен, и наши дары — знак нашей покорности.

— Ну ладно, Индр, — попыталась успокоить мужа Фрида. — Суннива всё поняла, она лишь пересказала слова своего лучшего друга, ведь он на два года старше её. Доченька, а ты не серди отца, ты же знаешь, как он тебя любит. Иди, а мы с отцом подождём тебя здесь.

Суннива накинула новую меховую накидку и вышла за порог дома, держа на плече сумку с подарком. Дул сильный западный ветер, несущий с моря влагу. Девочка сразу озябла. Она решила быстренько исполнить свою обязанность и вернуться домой. Выйдя за ограду, она уже начала снимать с плеча сумку, как вдруг услышала, как её кто-то зовёт. Оглянулась — и увидела Харальда. Он широко улыбнулся подружке, как бы обещая весёлую проказу.

— А давай мы с тобой быстренько оббежим все дворы и сами соберём подарки? — предложил он.

— Но это же нехорошо! — смутилась Суннива.

— Почему? Неужели и ты боишься этих россказней про Одноглазого? Да нас никто и не заметит! Я слышал, Бергдис собирался принести в дар серебряный браслет, который его отец привёз из похода, а мы возьмём его себе.

— Нет, Харальд, я так не хочу.

— Не хочу! — передразнил он её. — Не хочешь — и не надо. Тогда пробежись вдоль улицы, подбери сумок пять и брось у своего забора, а я на обратном пути возьму их.

— А если потом выяснится, что все дары у тебя?

— Да откуда они узнают? А если вдруг, так я скажу, что сам Один пожелал мне их преподнести, и пусть кто-нибудь посмеет усомниться!

Суннива прекрасно понимала, что Харальд затевает недоброе дело, но ведь он её друг и просит помочь… Как тут быть?

Харальд бросил к её ногам четыре сумки и сказал:

— Тогда хотя бы постой тут и подожди меня, я мигом.

Мальчишка убежал, а Суннива по вышитым на сумках именам узнала, чьи это подарки. Она подумала, что если рассказы родителей об Одине правдивы, то с теми, чьи сумки лежат у её ног, случится беда. Девочка подобрала подарки, чтобы вернуть их по назначению. Первые две принадлежали соседям — она повесила их на заборы. На следующей была надпись от Сиф, ровесницы Суннивы. Ей очень хотелось задобрить бога, и она приготовила множество даров, так что сумка вышла довольно увесистой. Сиф жила чуть дальше по улице в сторону фиорда. Суннива ускорила шаг. Ветер тем временем усилился, густой мокрый снег залеплял глаза, так что в нескольких шагах ничего не было видно. Кое-как она добралась до нужного ей забора, накинула на него сумку и побежала дальше — к дому мальчишки, который частенько её обижал. Дом его находился у самой кромки леса, куда и днём многие дети боялись ходить: об этом лесе рассказывали разные страшные истории. Возможно, родители специально их сочиняли, чтоб отвадить детей от лесных прогулок. Сунниве очень уж не хотелось возвращать ему сумку, но всё-таки, преодолев мстительные мысли, она побежала со всех ног, желая, чтобы и у её обидчика все было хорошо.

Избавившись от последней сумки, девочка развернулась в обратную сторону. Она порядком задержалась и знала, что выговора теперь не избежать. По пути она думала, что же скажет родителям, как вдруг её оглушил страшный вой… Откуда он исходил, невозможно было определить из-за ураганного ветра. Суннива подняла глаза к небу — и перед ней предстало ужасное и величественное зрелище…

* * *

— Ну где же она! — не выдержав, воскликнул отец. — Вот оно, твое воспитание, — упрекнул он жену: — «Не кричи, не воспитывай, только люби!» И что нам теперь делать?..

Подождав ещё немного, Индр, схватив накидку и топор, выбежал из дома. Фрида последовала за ним. В лицо ей ударил ветер с мокрым снегом, так что пришлось зажмуриться. Сделав несколько шагов, она позвала супруга, но тот не ответил. Да она и сама не услышала собственного голоса за воем ветра и дальше двигалась вслепую. Так она вышла за распахнутую настежь калитку, и тут над её головой пролетела большая тёмная масса и раздался громкий звук, похожий на карканье. Вдруг она ощутила жёсткий удар в поясницу, заставивший её упасть на колени, а когда подняла глаза, увидела перед собой сани, запряжённые оленями зловеще чёрного цвета, издающими фырканье: «Фру-у-у, фру-у-у…»

— Почему ты так груб, Ноннон? — услышала Фрида чей-то голос. — Ведь это наша верноподданная. Она вышла почтить нас лично, чтобы потом рассказать всем. Не так ли, милая?

Фрида от страха потеряла дар речи. Тут она заметила поблизости лежащего на снегу супруга, не подававшего признаков жизни. Его рука сжимала топор.

— Индр! Индр! — закричала бедная женщина — и получила сокрушительный удар в спину, уложивший её лицом в снег.

— Тут ещё где-то бегает девчонка, по-видимому её дочь, — грубым голосом сказал гном. — Но папаша помешал нам её схватить, и она куда-то подевалась. Что нам теперь делать, господин?

Один задумался.

— Как же мне с тобой поступить? — вслух размышлял он. — Ты ведь теперь не будешь меня почитать после того что случилось, — он указал рукой на недвижное тело Индра. — И дочь у тебя непослушная. От вас всего-то и требуется — раз в году принести мне какую-нибудь безделицу. Так что же ты прикажешь делать с тобой, а? — Один принял задумчивый вид, потом, вероятно, принял решение: — Жаль мне тебя, несчастную: с таким горем будешь мучиться всю жизнь и даже в боге своем не найдешь утешения. Право, такая жизнь хуже ада! Поэтому я пожалею тебя и избавлю от неё.

Он отвернулся, и тут же Гери и Фреки, рыча и повизгивая, набросились на Фриду, разрывая её плоть и ломая кости.

— Эй! — окликнул их Один. — Оставьте хоть что-то моим птичкам. И поскорей за дело — мы не должны упустить девчонку.

Сани медленно двинулись вдоль по улице меж домами, словно змея, выискивающая среди камней свою жертву. Гном на ходу сноровисто спрыгивал на снег, чтобы забрать очередную сумку, и возвращался на своё место в санях. Вороны, закончив трапезу, вновь огласили небо криком, рея над деревушкой в поисках сбежавшей девчонки, а волки, следуя инстинкту, направились к лесу. Это было единственное место, где могла скрыться беглянка.