Вкус жизни

Елена Юрьева, 2021

Шотландия 1821 год. Отдаленное, диковатое селенье на побережье Северного моря. История средней дочери местного пастора. На склоне лет, смотря в глаза вечности, Мия вспоминает о великой любви, которую пронесла через годы. Воспитанная в семье строгих нравов, и не получив тепло от матери, она все же не смогла обуздать в себе жажду быть любимой. Злополучная встреча, возникшая случайным образом, перекроила все уготованное счастье и обозначила крутой поворот в жизни шестнадцатилетней девушки. Мия сделала главный выбор, украв у судьбы то, что ей не предназначалось. Последствия ее поступка определили вкус самой жизни. На фоне протекающих лет разворачивается не простая линия любви, однако возникает вопрос: любовь ли это или самообман?

Глава 2

Прошла неделя после свадебного торжества в семье Таунсенд. Во всех домах побережья живо обсуждалась каждая деталь, ничто не упускалось из вида, от нарядов и щедрости добрых хозяев до приглашенных музыкантов из самого Лондона. Дамы все еще с недоумением пытались разгадать тайну союза, кто-то, особенно свободомыслящий и считающий себя современным, даже предполагал незаконную близость, но эта мысль не могла прожить и четверть часа, зная Келли и добродетели ее характера, из которых не трудно было заметить святую целомудренность.

В округе события любого характера были редкостью, после смерти старого фермера два сезона весь свет обсуждал оставленное хозяйство его незаконному сыну, а внезапная свадьба Келли Таунсенд оказалась впоследствии прекрасным поводом для визитов и свежей темой для разговоров.

— Молли, дорогая, вы даже не подозреваете какая все-таки эта миссис Такер обольстительница, отхватить из-под носа, почти из-под венца увести бедного Коннора у вашей Минни — усаживаясь поудобнее возле чайного столика в просторной гостиной с вытаращенными глазами на худом лице сказала миссис Форбс.

— Что вы говорите, Грир. Келли не похоже, что чем-то больше интересовалась, чем угодить строгим требованиям родителей — с голосом, полным несерьезности ответила миссис Гордон.

— Ну как знать, но я будь на вашем месте, не простила бы такой подлости — с разочарованием продолжила мисисс Форбс.

— На самом деле, мне и прощать нечего, мистер Такер ни разу не намекнул на Минни, а если поначалу и казалось, что проявлял интерес, то только к ее богатству, оно не может оставить равнодушным любого молодого человека.

— Он с ней танцевал! И навещал в приемные дни ваш дом — не уступая, все еще возражала Грир Форбс.

— Это нелепица, Минни еще очень юна, и не очень хороша собой, поэтому нет повода для досады.

Миссис Гордон пыталась как можно скорее перескочить на другую тему, более приятную. Она не любила говорить о Минни, и как иногда казалось самой Минни, она с большей охотой и восхищением говорила о дочерях Таунсенд и искренне радовалась за союз между Келли и Коннором.

Миссис Форбс была так раздосадована, словно в ее голове провалился интересный план, в котором она уже видела брак между Минни и Коннором, который в сущности не нес никакой пользы самой вдове. Но проигрыш ее воображения перед свершившимся фактом не мог дать ей покоя и покуда она не посетила всех дам окрестности, ее душа не обрела временное равновесие.

Минни была действительно не хороша собой, широкие, почти мужские плечи, держали на себе шею, которая тоже не отличалась изяществом. Черные вьющиеся волосы непослушными прядками спадали на лоб, который был несоразмерно мал для ее крупного тела и округлых щек. Пухлые губы, нос с выдающейся наружу еле заметной горбинкой, и глаза, большие глупые глаза, но такие безгранично добрые. Она была пышных форм, талия искусственно приобреталась с помощью корсета, однако сколько в ней было полноты, столько в ней было и милосердия ко всему живому существу. Минни была очень дружна с Мией, разница в возрасте составляла один год и из всей округи не найти более понимающей и открытой дружбы. И на фоне нагнетающего обсуждения недавнего замужества Келли, Минни особенно хотелось быть рядом с подругой. Однако этого она себе позволить не всегда могла. Главная обязанность Минни состояла в службе компаньонкой своей матушке, проводя дни в угоду ее прихотям. Бывали и свободные часы, но по большей степени она должна была следовать буквально по пятам миссис Гордон и запоминать каждое движение, каждое слово, что исходило от нее. Мать все же надеялась, что у дочери будет своя семья и считала долгом обучить Минни всем домашним делам, управление которыми после замужества обрушатся на плечи дочери. Минни с восхищением смотрела на то, как ловко мать обходится с обязанностями, которые отец пренебрежительно называл дамским бездельем. Миссис Гордон, как полководец, умело держала словом порядок в своей обители.

Отношения со слугами в доме Гордон были образцово-показательными. Слуги давились от уважения перед хозяйкой дома, выказывали глубочайшее почтение и боялись дышать в ее присутствии. Они умели быть незаметными, в присутствии главных фигур дома становились беззвучными, передвигались по комнатам, словно не живые, а призраки, тем самым, не дав хозяевам дома даже допустить мысль о присутствии лишних людей в их жилище. Все старались угодить хозяйке, запоминали привычки, пожелания и при удачном случае показывали, как способны ее удивить. Миссис Гордон была из тех женщин, что не задавливают своим авторитетом или тяжестью имеющихся денег людей ниже по происхождению. Она чуткая к проблемам и просьбам людей, ей не доставляет труда оказать посильную помощь, если в ней нуждаются. Однако по большей степени жизнь она проживала лишь во имя удовольствия для себя одной. Минни не была обделена любовью, но нельзя сказать, что была задушена ею. Мать исполняла свои обязанности по отношению к дочери без усердия, основное и важное, что требовалось, чтобы вырастить достойного члена общества она сделала, в остальном ее материнство заканчивалось. Однако, как только она заметила взросление дочери, приобщила ее к своим делам, иной раз поручая Минни составление списков приглашенных, меню или даже полностью организацию приема. Поместье Гордон было большое и работа все не заканчивалась, но понимая, что внимание Минни рассеивается уже к обеду, мать давала свободные часы для досуга, которые она и проводила с подругой.

Дом Таунсенд, напротив, замер в тишине. Не было слышно заливного смеха Агнесс, миссис Таунсенд, ради отвлечения от тоски по дочери, которая для нее была еще и близким другом, заняла себя работой по дому. В труде, полагала она, легче свыкнуться с мыслью, что твой драгоценный ребенок принадлежит другой семье. Каждый вечер на ужин подавали блюда ее собственного приготовления и разговор между членами семьи мог завязаться лишь о степени вкуса. Агнесс, с детской бестактностью, говорила все, что придет ей в голову, нарушая неловкое молчание за совместными ужинами: Вот бы Келли была сейчас с нами! — каждый раз с восторгом в голосе озвучивала она свои мысли, осматривая пустой стул сестры.

Лишь Мия, с присущей ей резкостью, но по-доброму, могла ответить на это:

— Хватит грустных мыслей, Агнесс, не умерла же она в самом деле. Твоя сестра счастлива и после медового месяца мы будем часто ее навещать.

И не только на Агнесс, но и на мистера и миссис Таунсенд эти слова оказались успокоением. Мия радовалась, что у ее сестры появилось что-то свое, дом, в котором она будет хозяйкой, муж, который просто обязан превозносить ее, и что, наконец, Келли свободна от необходимости быть идеалом и примером младшим сестрам. Лишь в минуты одиночества она предавалась теплым воспоминаниям по времени, проведенному с ней. Мистер Таунсенд не подавал вида и жил как прежде. Каждому отцу приходит время отдавать дочь другому человеку, бережно передавая свою драгоценность в лоно чужой семьи. Он это понимал с самого рождения дочери. Сверх сил Господь не дает испытаний — твердил себе, как утешение, вспоминая еще о двух дочерях, и как полагается священнику, мысленно повторял заветный стих из Библии “посему оставит человек отца своего и мать…» (сн Еф 5:31 Библия).

Всё со временем забывается, и все обитатели дома вскоре вернулись к своим привычным делам. Долгие дни скрашивались вечерним семейным чаепитием в гостиной. Миссис Таунсенд, с не присущим для нее молчанием занималась рукоделием, Агнесс сидела у ее ног и играла, а иногда с внимательностью, боясь даже моргнуть, наблюдала за матерью, Мия подолгу беседовала с отцом, и все были по-своему счастливы.