Вкус жизни

Елена Юрьева, 2021

Шотландия 1821 год. Отдаленное, диковатое селенье на побережье Северного моря. История средней дочери местного пастора. На склоне лет, смотря в глаза вечности, Мия вспоминает о великой любви, которую пронесла через годы. Воспитанная в семье строгих нравов, и не получив тепло от матери, она все же не смогла обуздать в себе жажду быть любимой. Злополучная встреча, возникшая случайным образом, перекроила все уготованное счастье и обозначила крутой поворот в жизни шестнадцатилетней девушки. Мия сделала главный выбор, украв у судьбы то, что ей не предназначалось. Последствия ее поступка определили вкус самой жизни. На фоне протекающих лет разворачивается не простая линия любви, однако возникает вопрос: любовь ли это или самообман?

Глава 5

«Ничто здесь не внушает любви» — думала Мия, разглядывая из окна своей комнаты белые вершины гор. Было слишком холодно и жар от камина не способен был прогревать воздух большой комнаты.

— Мия, где вас носит юная барышня? — послышалось недовольство матери, голос которой был настолько звонкий, что казалось, она находится совсем рядом.

— Уже иду — откликнулась Мия и, обернув вокруг шеи теплую шаль, спустилась вниз по лестнице.

И так начинался каждый день. Счастливые моменты, в частности бал и свадьба сестры, остались лишь добрыми воспоминаниями и казалось все это было не в этой жизни.

Следом за роскошью осени наступило волшебство зимы. Природа начала демонстрировать все капризы погоды. Ветер, дующий с гор в долины, приносил с собой большое количество снега. Работа на ферме для Мии стала большим испытанием. Всю зиму она с отцом целыми днями находились вдали от дома. Долгие разговоры в минуты досуга на бескрайних белых просторах все больше сближали их. Мия была в меру рассудительна, не предавалась философии, однако и не избегала сложившихся мнений о величии утопических идеалов. Отец Кристофер единственный кто понимал, что кроется в душе дочери. Их переполняла взаимная любовь и доверие, Мия, не скрывая своих больших надежд, рассказывала о представлениях, о чувствах, которыми, по ее мнению, необходимо руководствоваться в жизни, о вере в преобладание в человеке доброго начала, что заложено было в каждого при рождении, и по непонятным причинам, растеряно при взрослении, о значимости бескорыстия в дружбе и о значении свободы, надежда на которую живет в каждом из нас, но не всякий волен выпускать ее и давать бразды правления жизнью; Мия так романтизировала жизнь, что ее чистый разум не мог не вызывать восхищение в сердце отца. Но остановить ее, раскрыть глаза на обратную, весьма прозаическую сторону жизни мистер Таунсенд не решался; как и любой родитель, он желал, как можно дольше оттягивать момент истины, что судьба выбирает нас прежде, чем смогли бы мы сделать свой собственный выбор.

Холодные дни завершались теплыми вечерами у камина. Еще в середине осени, Агнесс, по настоянию отца, была отправлена в пансион для благородных девиц, и ее присутствие в доме чувствовалось лишь при чтении очередного письма. Мери бережно открывала каждое послание от Агнесс, и точно с интонацией написанных строк зачитывала вслух: «Дорогие мои мама, папа и Мия. Если напишу, что я скучаю, вы не поймете и доли того, насколько сильное это чувство. Но стыдно признаться, что мне и здесь нравится. У меня появилось много близких подруг. Миссис Адерли на днях сказала, что я делаю успехи в языках. Когда навещу вас, вы обязательно в этом убедитесь. С нетерпением жду каникул, чтобы крепко обнять вас.

Ваша Агнесс.»

Нелепо, по-детски, Агнесс присылала коротенькие письма, которые создавали в доме бурю эмоций и разговоров о ней самой.

— Она делает успехи, моя девочка делает успехи, вы это слышали, мистер Таунсенд — причитала с гордостью и грустью Мэри.

— Полно, дорогая — мирным голосом ответил муж — ваша девочка взрослеет, нельзя же все время так о ней тревожиться, она в надежных руках. Тем более, моя дорогая Мери, у вас еще есть две дочери рядом.

Но эти слова не были для миссис Таунсенд утешением, так как свойством ее характера было создание большой проблемы и страдать от нее напоказ всем обитателям дома.

Так и прошла зима, каждый день был похож на предыдущий. Редкие встречи с Минни на Светских ужинах, переписка с Китти Флетчер, которая отправилась в родительское имение в Лондон, были единственным утешением в замершее время года. Однако будничность разбавлялась еще визитами к Келли, которые по большей степени занимали Мери Таунсенд, чем остальных членов семьи. Мери с дочерью устраивались в отдалённой части гостиной, где мать почти шепотом, будучи уверенной в необходимости ее советов, говорила о всех хитростях и уловках, которые необходимо было применять в отношении супруга. Келли, по старой привычке, покорно, не перебивая мать, слушала все, однако вряд ли эти наставления имели применение в семье Такер.

С наступлением весны природа начала оживать. Снежная пелена таяла под действием теплых лучей Солнца, которое словно спасало и пробуждало от морозов уснувшую дикую местность. Мир вокруг сменил белый цвет на ярко-желтый. Новый наряд восточного побережья создавали поляны диких нарциссов, заросли утесника и ракитника. Массивные горы, ограждающие их мир от остального, растворялись в тумане. Все вокруг стало мифическим, и в то же время живым.

У Мии появилось предвкушение больших перемен, и предчувствие ее не подвело. Светлым мартовским утром в дом Таунсенд доставили два письма. Первое адресовано хозяйке дома, второе дочери. Не успев раскрыть письмо, она впервые за долгое время услышала громкий смех матери. «Что могло бы это значить?» подумала Мия, но любопытство содержимого своего письма взяло верх, и она торопливо раскрыла его.

— Дорогой мистер Таунсенд, я только что получила известие, вы ни за что не догадаетесь — с нетерпением раскрыть тайну повышенным тоном голоса говорила Мери, войдя в гостиную.

— Что это может быть, что вы решили меня дразнить, дорогая Мери — весело спросил Кристофер, не отрываясь от утреннего чтения Библии.

— Вас дразнить, как можно? У нас будет внук, правда это чудо! Я получила известие от Келли, и мы незамедлительно должны ее навестить — и миссис Таунсенд уже было направилась к выходу, как Мия прервала ее мысли вопросом:

— Папа, мама, Китти пригласила меня с собой на лондонский сезон. Жить будем в имении их семьи и Кити заверяет, что нашей компаньонкой на всех приемах будет ее мать.

— Что же, не вижу ничего плохого в том, если ты немного сменишь обстановку, развеешься, отдохнешь от дикости здешних мест — сама от себя не ожидая, выпалила Мери.

Мия подумала, что мать и сама скучает по времени красивой жизни в Лондоне, до отправки их семьи на отдаленный участок земли, поначалу казавшийся забытый Богом, и поэтому не так против ее поездки в сердце цивилизации. Но на самом деле Мери в эту минуту была так взволнована вестями от Келли, что ее больше ничто не занимало, как желание скорее навестить свою дочь. Мия тут же написала ответное письмо Китти и вместе с письмом уже мысленно направлялась в Лондон.

О Китти в Свете ходили разные слухи. Были подозрения что у нее есть целый полк любовников, но никто не знал наверняка, правда это или ложь. На приемах Китти была сдержана, взгляд у нее был резкий, движения грубые, не сочетались с фигурой настоящей леди. Но те немногие, кто был дружен с ней, знали, что она необыкновенно мила. Семья Таунсенд скептически воспринимала слухи, поэтому Мие не было никакого запрета в близкой дружбе с «весьма опасной особой для не окрепшего ума», как считали дамы в возрасте.

Но все же в этот день пришлось отложить мысли о предстоящей первой поездке за пределы оград в виде гор и вместе с отцом и матерью отправиться к Такерам. Их поместье находилось в нескольких милях на возвышенности у подножья гор, парадной стороной обращенное к солнцу. Величием своим оно приводило в изумление всякого мимо проезжающего. Дымка тумана, сползающая с гор, захватывала крышу дома, придавая таинственность.

Как только коляска подкатила к парадному входу, Мери, опережая всех попутчиков, неслась к встречающей дочери и торжественно произносила слова, которые невозможно было удержать в себе:

— Келли, дорогая, как я рада — не дав никому заговорить, почти кричала миссис Таунсенд, взяла под руку дочь и направилась в дом.

Следом прошли все остальные. По лицам Коннора и Келли было видно, что они не ожидали посетителей и вышли только потому, что слуги вовремя заприметили приближающийся экипаж к дому. Разговор в гостиной оказался оживленным, Коннор беседовал с мистером Таунсенд о делах поместья, Мери с Келли о будущем ребенке, гадали кто же будет и воображали на кого похож. Мия подошла к большому окну, из которого открывался прекрасный вид на море «О моя бедная Келли, она ни капли не изменилась, все тот же кроткий взгляд, все те же глаза, но такие устало-обремененные. Должно быть будущее материнство так изматывает» — решила Мия и присоединилась к разговору.