Власть женщины сильней. I

Елена Ильинская

Рим, Ватикан, позднее Возрождение. На одной чаше весов политические амбиции и духовный авторитет. На другой – любовь. Вечный выбор. Авантюрный любовный роман со множеством деталей эпохи, но не претендующий на лавры учебника по истории.В оформлении обложки использована картина Вивиано Кодацци (1604 – 1670) «Собор Святого Петра и обелиск в Ватикане в Риме» (ок. 1630 г.).

Глава 6

По решению курии после развода с герцогом де Мединасели Виктория должна была отправиться в монастырь. Перед отъездом Папа пригласил ее попрощаться.

В кабинет синьора вошла в черном платье, голову покрывала мантилья. Ни единого украшения на ней не было. Когда секретарь проводил Викторию через приемную, за их спинами шептали: «Испанец жесток… Тяжко ей будет в монастыре… Говорят, она застала его с любовницей в саду, устроила скандал и поплатилась за это. Что вы! Не просто скандал… Она пыталась избавиться от несчастной. А как вы думаете — она правда в тяжести? Что-то не похоже…»

Шагнув за порог студиоло, синьора де Бюсси преклонила колени. Повинуясь легкому взмаху руки Его Святейшества, секретарь вышел и закрыл двери. Только тогда Сикст позволил женщине подняться:

— Сожалею, что тебе, дитя мое, пришлось пережить столько неприятных часов. Но теперь все улажено. В Веллетри с тобой поедет женщина, которой ты можешь доверять. И помни — придет время, и я верну тебя в Рим.

Виктория молчала. Не дождавшись ответа, Перетти подошел ближе. Ему показалось, что с ней что-то не так — даже сквозь кисею вуали была заметна бледность.

— Что с тобой?

— Простите, я больна, — словно очнувшись, проговорила Виктория. — Мне нужен лекарь. Вчера мне прислали вино… Я немного выпила и вот результат… Я благодарна вам за все.

Она опустила голову, но, решившись, вдруг заговорила, глядя прямо в лицо Перетти:

— Я всегда обращалась к тебе на «вы», но сейчас…

Перетти обратил внимание на ее руки — они беспокойно терзали манжеты платья. Последняя фраза его встревожила, поэтому он поспешил воспользоваться паузой:

— Это, возможно, прощальный подарок герцога. Я пришлю к тебе лекаря. Но скорее всего ты просто устала, — голос Перетти стал холоден и сух.

Она вновь сникла, утратив надежду:

— Позвольте писать вам. Я знаю, понимаю все, но может быть… Простите, я конечно не заслужила… Прощайте, синьор Феличе Перетти.

Виктория закрыла лицо руками и пошла прочь.

Сикст молчал.

У порога она все же остановилась, тихо произнесла:

— Нет, — и, обернувшись, громко закончила, — до свидания, Ваше Святейшество.

***

Карета неторопливо двигалась по прямой дороге, уходящей за горизонт. Две женщины сидели в ней, мерно покачиваясь в такт движению. Одна из них с живым интересом наблюдала то вид за окошком, то свою спутницу. Другая — безучастно смотрела в пространство перед собой. Последняя встреча с Перетти многое показала Виктории. Она поняла — он использовал ее как инструмент, использовал ее любовь и преданность в своей политической игре. Порыв Юлии выяснить, какие мысли скрываются за напряженным молчанием синьоры де Бюсси, был остановлен прямым и твердым взглядом графини:

— Маркиза, — ее голос дрогнул, — не пытайтесь успокоить меня. Я знаю, что монастырь — это навсегда. Он сказал «когда придет время»… Это слишком неопределенно. Но я все равно люблю его. Глупо?

Она вдруг рассмеялась и закричала:

— Глупо! Любить — это глупо!

Когда маркиза уже начала беспокоиться, Виктория подавила истерику:

— Герцог Миланский любил меня, и я его тоже. Хотя нет, если бы я любила, наш Тео не умер бы. Сын…

Это последнее слово для обеих многое значило. Только у одной сын умер, а от другой отрекся.

— Юлия, я чувствую, он любит вас! А я — так, вещь, которая уже не нужна. Рано или поздно он избавится от меня.

Это признание заставило губы маркизы сжаться в тонкую линию.

— Замолчи! — Юлия оглянулась, словно боялась, что кто-то может их услышать.

— Виктория, успокойся, — строго сказала она. — Сейчас я ничем не могу помочь тебе. Перетти следит за нами. Малейшее подозрение, и мы окажемся вместе там, откуда точно никогда не выберемся.

Помолчав, маркиза взяла Викторию за руки, сжала их и уже мягче добавила:

— Никогда никому не верь, даже мне. Никогда никому не признавайся в своих чувствах.

Графиня лишь глубоко вздохнула в ответ и отняла руки. Через некоторое время, не повернув головы от окна, Виктория тихо спросила:

— Зачем?

— О чем ты? — не дождавшись продолжения, сказала Юлия.

— Зачем он отправил нас вместе?

Маркиза не успела ответить, когда Виктория вдруг посмотрела на нее — в тени карты ее глаза странно блестели:

— Рассказать вам о сыне? У нас с доном Хуаном не могло быть детей, и я много времени сама проводила с Бенвенуто.

Графиня пристально следила за выражением лица спутницы. От нее не укрылось то, как гневно шевельнулись крылья небольшого прямого носа, как плотно сжались губы Юлии.

— Не нужно, синьора де Бюсси. Все, что я хотела знать о своем сыне, я уже узнала.

Маркиза помолчала, глядя, как Виктория сжимает пальцы, беспокойно лежащих на коленях рук. Уголок губ предательски дрогнул, сдерживая холодную усмешку:

— Я не поблагодарила тебя за воспитание Бенвенуто и заботу о нем. И я не стану этого делать. Это был не мой выбор.

Под прямым взглядом Юлии де Ла Платьер графиня смутилась; она опустила взгляд, а после вновь отвернулась к окну.

Во время оставшегося пути женщины мало разговаривали, каждая была занята своими мыслями.

В монастырь они прибыли под вечер. Кельи, отведенные им, не отличались изяществом убранства, и Виктория заметила улыбку, искривившую губы Юлии:

— Сестра, эти покои так не похожи на те, в которых мы жили раньше. Впрочем, здесь тепло и светло. До вечера, маркиза.

После вечерней трапезы Юлия передала через приставленную к ней послушницу просьбу увидеть брата Иосифа. Монах не заставил себя ждать.

— Слушаю вас, синьора.

Лицо его было непроницаемо холодно, словно никогда до сего дня они не встречались, и не было сговора против Папы Сикста. Юлия приняла правила, безмолвно предложенные иезуитом.

— Святой отец, вы отвезете в Рим письмо.

Монах только усмехнулся в ответ на приказной тон женщины. Присев к столу, она быстро набросала: «Феличе, мы в Веллетри. Через месяц я вернусь в Рим, к тебе. Но что будет с Викторией? Прошу тебя, сжалься над ней. Я очень скучаю по тебе». Запечатав письмо, маркиза отдала его монаху. Брат Иосиф, не тратя время на слова, вышел из кельи и направился к себе. Там, сидя за столом у свечи, он бережно вскрыл послание. Конечно, у него были полномочия просматривать переписку маркизы и графини, но не переписку же Папы. Когда он закончил читать записку, на его губах задрожала усмешка. И брат Иосиф решил рискнуть — чуть-чуть, на грани подозрения, неаккуратно запечатал бумагу: ведь у него все-таки были полномочия. Пусть Перетти поймет, что его подручный в курсе всех этих «Феличе…», «к тебе…», «скучаю….», «сжалься…» А после он посмотрит, чем это обернется для нее.

***

Через месяц, за день до запланированного отъезда маркизы де Ла Платьер в Рим, в веллетрийский монастырь вернулся брат Иосиф. Он велел собрать пленниц в одной келье.

— Синьора де Бюсси, синьора де Ла Платьер, вас приказано перевести в Сьеррский монастырь. Собирайтесь, вы выезжаете прямо сейчас.

Виктория повернулась и без слов отправилась к себе: она почти ждала чего-то подобного. За прошедшие недели графиня о многом думала и, в конце концов, решила, что пока будет выгоднее смириться с тем, что ее судьба находится в чужих руках.

Юлия так же молча покинула келью монаха, но выходя, она обернулась и успела заметить странную полуулыбку, скривившую губы иезуита.

Через несколько дней за каретой с двумя синьорами закрылись тяжелые, обитые железом ворота Сьеррского монастыря. В отличие от веллетрийской обители, он был окружен толстыми каменными стенами и славился строжайшим уставом. Навстречу прибывшим вышел мужчина в хабите доминиканца. Виктория узнала в нем коадъютора⁶ Бенвенуто ди Менголли, кардинала Монтальто.

— Да благословит вас Бог, сестры. Добро пожаловать. Встретимся после вечерни. Сестра Аделия проводит вас.

Маркиза окликнула доминиканца:

— Отец мой, не откажите в любезности… Его Святейшество здесь?

— Что, простите?

— Святой Отец здесь? — в голосе Юлии послышалась угроза.

— Смирите гордыню, сестра! — приторно улыбнулся монах. — Пост и молитва помогут вам!

Маркиза отвернулась. Но взгляд ее ясно сказал доминиканцу, что от смирения синьора Юлия весьма далека.

Вечером маркиза тайком прошла в келью сестры.

— Слушай меня внимательно, Виктория. Происходит что-то странное. Будь готова ко всему. Возможно, нам придется бежать, — она прислушалась. — Сюда идут. Будем спокойны.

Изумленное внимание на лице Виктории сменилось безразличием, когда она, вслед за Юлией, обернулась к двери. Без стука в келью вошел коадъютор. Заметив синьору де Ла Платьер, он укоризненно покачал головой:

— На будущее, уважаемая маркиза, учтите, что в этой обители не приветствуется общение сестер наедине. Итак, я уверен, у вас есть некоторые вопросы. Готов на них ответить, если, разумеется, они входят в мою компетенцию.

Графиня была спокойна и молчалива. В голове была одна, смешившая ее, мысль: «Мы уже монахини или еще нет?»

Юлия решила взять инициативу в свои руки:

— У меня… У нас несколько вопросов: где Папа, по чьему приказу мы здесь, как долго мы будем здесь? И, наконец, в этом месте принято ужинать?

— Сестра, бес попутал твои мысли. Святейший Отец в Риме, все свершается по велению Божьему. А по поводу трапезы — я же велел тебе сменить пищу телесную на пищу духовную, сиречь молитву.

Видя, как Юлия наливается гневом, коадъютор повысил голос:

— Сестра Аделия, проводи сестру, — это слово он выделил особо, — Юлию, она хочет помолиться в одиночестве!

Теперь он понимал, что собрат-иезуит не зря предупреждал его о строптивой грешнице.

Когда за маркизой закрылась дверь, Виктория подняла взгляд на монаха и спросила:

— Святой отец, можно мне пойти в часовню?

— Устами нашей сестры говорит дьявол, но мы спасем ее душу. А вы можете идти в церковь. Молитесь, сестра, и Господь услышит вас.

— Спасибо, святой отец, — женщина склонила голову, но сама подумала: «Не учи монахиню молиться».

Коадъютор был почти спокоен — от Виктории нечего ждать неожиданностей. Но вот с маркизой, похоже, хлопот не оберешься.

Через неделю в монастыре начались приготовления. Было заметно, что кого-то ждут. К обедне приехал тот, ради кого поднялась суета — в Сьеррский монастырь святой Девы Марии прибыл кардинал Менголли. Монсеньор был слишком молод, и сидеть на одном месте ему было тяжко, поэтому в своей обители его высокопреосвященство бывал лишь наездами. Когда юноша вышел из кареты, графиня, сидевшая в это время у окна своей кельи, от неожиданности выронила молитвенник из рук.

— Боже милостивый! Он здесь?! — Виктория задумалась. — Прекрасно. Перетти двинул очередную фигуру.

Виктория хотела уже вернуться к чтению, но шум за окном вновь привлек ее внимание. По двору в сопровождении монахинь проходила маркиза. Кардинал Монтальто обернулся посмотреть, кого ведут. Этого было достаточно, чтобы Юлия узнала сына. Монсеньор тот час отвернулся, увидев женщину с растрепанными волосами, в мятом грязном платье — Юлия еще в первый день отказалась переодеваться в одеяние послушницы и до сих пор стойко сопротивлялась этому требованию сестер и доминиканца. Маркиза не закричала, у нее перехватило дыхание. Тихо выдохнув: «Неужели снова», она опустилась на землю в обмороке. Шум, поднявшийся вокруг упавшей Юлии, и привлек внимание Виктории. Она вышла во двор. В отличие от постоянно выказывавшей неповиновение маркизы, графиня выглядела хорошо. Невозмутимо оглядев представшую картину, Виктория поинтересовалась:

— Что произошло?

Юлия уже пришла в себя, ей помогали подняться. Тут сеньоры услышали голос коадъютора:

— Ваше высокопреосвященство, в монастыре новые послушницы, они ожидают вас, чтобы принять постриг.

Мальчик внимательно оглядел женщин. Ему было неудобно рядом с ними: одна воспитывала его в раннем детстве и даже нравилась, с другой их свели очень неприятные обстоятельства. Но он нашел в себе силы проговорить:

— Мир вам, — и сразу обратился к коадъютору, — брат мой, проводите меня.

Еще бледная после обморока маркиза беспомощно посмотрела вслед Бенвенуто, потом повернулась к Виктории:

— Что здесь происходит? Ты понимаешь? Нас собираются постричь?!

— Ты только сейчас это поняла?! — резко ответила графиня. Виктория развернулась и направилась к себе. А Юлию отвели туда, куда собирались — в карцер, место уединенной молитвы и поста.

***

Поздним вечером ворота монастыря выпустили двух монахов. За углом монастырской стены один из них протянул другому перстень, скинул балахон, оставаясь в костюме всадника, и направился к привязанной неподалеку лошади. Вскоре стук копыт стих вдали. Оставшийся — через сад вернулся обратно в стены обители и передал записку Виктории: «Сестра! Я не хочу становиться монахиней. Я постараюсь бежать. Если мне повезет, очень скоро я буду в Риме. До встречи. Храни тебя Бог». Лишь много позже Юлия задумалась о том, почему ей так легко удалось покинуть суровую обитель.

Тот же монах, что провел Юлию через ворота, доложил коадъютору о бегстве маркизы. Доминиканец улыбнулся и отправил гонца в Рим, а сам пошел в келью графини де Бюсси.

— Синьора, вы уже, думаю, знаете, что маркиза де Ла Платьер сбежала. Не переживайте, через неделю вы отправитесь в Рим в свите монсеньора Менголли. Там Святой Отец освятит ваш брак с графом Морно, племянником монсеньора Карреры.

— Как?! Значит вот, что на самом деле… — по щеке Виктории скатилась слеза. — А если я хочу стать монахиней? Впрочем, это равносильно… Хорошо, синьор коадъютор, я все поняла.

Пожилой мужчина едва ли не сочувственно кивнул ей и вышел.

***

К крыльцу Апостольского дворца галопом подлетел всадник. Спрыгнув с коня, он направился к входу.

— Послание от монсеньора Монтальто, срочно к Его Святейшеству!

Гонца проводили в один из кабинетов. Впустив его, служка тут же вышел и прикрыл двери. Папа стоял лицом к окну в легкой шелковой сутане. Дождавшись, когда стукнет, закрываясь, дверь, он обернулся:

— Здравствуйте, маркиза. Мужское платье вам к лицу. Вы перепугали моих людей. К чему такая спешка?!

— Что же, — Юлия и не подумала смутиться, напротив, ее глаза только ярче вспыхнули в свете свечей, — тогда, может быть, вы изволите объяснить…

Тон и слова женщины заставили Перетти изумленно приподнять бровь. Но даже столь явно выраженное неудовольствие Святого Отца не остановило маркизу:

— Не желаете ли объяснить мне события последних месяцев? Какой постриг?! Ведь я так ждала от вас письма.

В голосе Юлии сквозило разочарование. Папа вновь отвернулся к окну. Помолчал. После, все так же, не оборачиваясь, проговорил:

— Не желает ли синьора поужинать со мной?

Этот спокойный тон заставил женщину опомниться. Она чуть расслабилась, заставила себя улыбнуться.

— С удовольствием! Помогите мне снять плащ.

Перед тем как отойти от окна Сикст пробормотал:

— Надо бы что-то поставить на эту площадь…

После приблизился к Юлии и снял с плеч женщины дорожный плащ, сумев не коснуться ее самой.

Если Юлия и была удивлена приемом, то сумела не показать этого, мгновенно превратившись в даму большого света.

Они сидели уже довольно долго. Феличе говорил о пустяках, оправдывая общение желанием прояснить для себя настрой маркизы, чтобы определить меру доверия к этой женщине. Но на самом деле он уже давно откровенно любовался ею. Как маркиза ни торопилась к Феличе, она все же остановилась на несколько часов в одном из трактиров на окраине города. Там она привела себя в порядок, уложила волосы, а посыльный от хозяина даже достал для нее любимые духи с нотами сандала. И теперь Феличе Перетти наслаждался вечером, их вечером. Юлия тоже казалась довольной обществом приятного мужчины. Напряжение, не покидавшее ее несколько суток пути, спало, и она почувствовала себя безмерно усталой и опустошенной. Разгоряченный вином, Папа не сразу заметил перемену ее настроения.

— О, маркиза, вы устали… Я приказал приготовить вам комнаты рядом с моими покоями, — произнося последние слова, он словно бы испрашивал ее позволения или искушал.

— Благодарю вас, — не задумываясь, ответила Юлия. Промелькнула было мысль о том, что она может устроиться в римском доме, купленном еще маркизом Ла Платьер, но быстро утонула в нежелании куда-либо ехать. Маркиза поднялась из-за стола. Ее качнуло от усталости и вина.

— Боже, как кружится голова.

— Да, вино отменное.

— Спокойной ночи, монсеньор.

В комнате, отведенной ей, Юлия стянула с себя костюм и с наслаждением погрузилась в наполненную горячей душистой водой бронзовую ванну. Тепло и тишина разморили ее, она задремала. В конце концов, служанка-монахиня разбудила Юлию, обтерла льняным полотенцем и уложила в постель. Потушив все свечи, кроме лампады, служанка вышла. Едва укрывшись, Юлия заснула.

Он пришел глубокой ночью, прямо из молельни. Она спала, и лицо ее было лицом невинного ребенка. Феличе сидел в кресле, смотрел, как спокойно в размеренном дыхании приподнимается ее грудь, скрытая покрывалом, и вспоминал. Картинки их совместного прошлого скользили по его сознанию, но он не позволял им проникнуть глубоко, задеть чувства. Он слишком хорошо помнил, почему очень давно, еще в Испании, отказался от этой женщины! Молоденькая изящная парижанка, жемчужина в клоаке порока, она с первого мгновения их встречи очаровала его, уже тогда влиятельного прелата. В одном единственном взгляде он почувствовал ее силу — силу обольстительной женщины в теле еще девочки. И он решил использовать эту силу для осуществления плана своей вендетты. А потом… Потом Феличе Перетти осознал, что и сам слаб против ее женской власти. И он отдал ее инквизиции. Не насовсем, а так, чтобы придержали, ослабили. И была последняя перед отъездом в Рим встреча, где она умоляла, требовала забрать ее с собой, а потом попыталась вернуть его, сообщив о скором рождении ребенка. Их ребенка. Феличе Перетти почти устоял. Почти, потому что, отвергнув ее, он принял дитя. Монсеньор прекрасно сознавал, что тем самым точку своей рукой превращает в многоточие. Но ничего не мог поделать с собой. Когда Юлия впервые после долгих лет подала о себе весть, он почувствовал что-то сродни удовлетворению — она возвращается. Оставалось дождаться и посмотреть, как она вернется. И он признал, что Юлия вернулась достойно, с блеском стали. И что же теперь? Он ощутил в себе уверенность, что сможет не только предложить ей свои правила игры, но и добиться от нее их соблюдения.

Пока Папа был погружен в свои мысли, маркиза, почувствовав присутствие постороннего в комнате, проснулась. Свет от лампады позволял разглядеть лишь белеющий в сумраке силуэт в кресле. Но она и так знала, кто оказался рядом с ее постелью. Приподняв голову, Юлия посмотрела на Перетти.

— Ты пришел. Хочешь мне что-то сказать?

Золотистые волосы — пышные, но теперь коротко стриженные — едва касались обнаженных плеч, в глазах отражался огонек лампады, руки в пене кружев казались выточенными из слоновой кости. Окинув Юлию жадным взглядом, Перетти резко поднялся: «Нет!» — и, не проронив ни слова, вышел.

«Ты бежишь, Феличе… — подумала Юлия, укладываясь вновь на подушки. — Так уже было.»

Примечания

6

Коадьютор — помощник епископа. Назначается Святым престолом, когда по ряду причин епархиальный епископ не в состоянии справляться со всеми функциями, которые входят в круг обязанностей главы епархии. Такими причинами могут стать значительная территория епархии, затрудняющая исполнение епископских функций одним человеком, состояние здоровья епископа и другое.