Власть женщины сильней. I

Елена Ильинская

Рим, Ватикан, позднее Возрождение. На одной чаше весов политические амбиции и духовный авторитет. На другой – любовь. Вечный выбор. Авантюрный любовный роман со множеством деталей эпохи, но не претендующий на лавры учебника по истории.В оформлении обложки использована картина Вивиано Кодацци (1604 – 1670) «Собор Святого Петра и обелиск в Ватикане в Риме» (ок. 1630 г.).

Глава 9

…Юлия дю Плесси Бельер, вдова князя де Бельфор, добилась главного — Феличе Перетти признал свое чувство к ней. В это время не было женщины счастливее. Вернувшись в Рим, Перетти вновь погрузился в большую политику. Покорялись Святому престолу земли и их правители, строился Рим, осушались болота. Папский флот избавил побережье от пиратов, а папские сбиры — дороги от бандитов. Преобразилась сама церковь — Перетти сломил сепаратизм римской курии. Покорившиеся получили места в новых конгрегациях, остальные «ушли» из Рима, а иные — из жизни. Властью и славой Папа Сикст превзошел самого Иннокентия III. Он пребывал на вершине, но что за тоска омрачала взгляд Феличе Перетти по вечерам? Почему так задевало выражение скуки на лице той, с чьим именем в сердце одерживал он эти победы?

***

Вечером того дня, когда Доминик Фонтана воздвиг на площади перед собором Святого Петра монументальный обелиск, Папа был в своих апартаментах на последнем этаже Апостольского дворца. Целый день из окна малой приемной Перетти наблюдал, как сотни рабочих с помощью системы лебедок поднимали двадцатипятиметровую колонну. Рядом с ним находился брат Иосиф. Не раз монах замечал, как на напряженном лице Папы шевелятся губы — Сикст молился. Когда статуя святого Петра вознеслась над площадью, Перетти отшатнулся от окна со словами:

— Ita est. Fiat⁷.

Потом, не скрывая выражения торжества на лице, обернулся к иезуиту:

— Ну, что? Все еще жалеешь, что не убил меня?

От неожиданности вопроса монах не сдержал досадливую гримасу. Перетти рассмеялся довольный тем, что застал его врасплох.

— Думаешь, кто-то был бы лучшим Папой, чем я? Ведь не кобелем же за юбкой ты сюда пришел тогда, — взгляд Перетти ожег брата Иосифа не хуже плети.

— Это давняя история, — огрызнулся монах.

— Я не знаю, что значит слово «давняя» в устах иезуита. Но уж точно не «забытая». Ведь так?

— Ваше Святейшество все еще сомневается в моей преданности?

Перетти не ответил. Вернувшись вновь к окну, он махнул рукой в сторону стола:

— Там лежит бумага, прочти.

Брат Иосиф взял в руки довольно большой исписанный лист. По мере чтения лицо соратника понтифика черствело, а под конец его искажал гневный ужас. Сикст обернулся, когда услышал тихое:

— Ты не посмеешь этого сделать, Перетти. Только не теперь.

— Именно теперь, брат мой!

Ответить монах не успел, в кабинет вошел один из папских секретарей:

— Святой Отец, синьор Фонтана просит принять его. На площади был нарушен ваш указ о тишине.

— Проводи моего дорогого архитектора в зал. И этого нарушителя тоже!

И Папа Сикст направился из кабинета. Уже на пороге он обернулся к монаху и с усмешкой произнес:

— Мне тесно здесь. Мы заскучали, — и вышел.

Иосиф отбросил бумагу, которую все еще держал в руках, и устало провел руками по лицу: «Мы?! Юлия! Дьявол!» Иезуит глухо застонал, а после невесело рассмеялся.

Ближе к ночи граф де Невре, как предпочитал именовать себя Перетти вне стен и обязанностей Ватикана, вошел в дом Юлии де Ла Платьер. Глаза его светились лихорадочной радостью:

— Ты видела ее? Она прекрасна!

— О, да. Еще один символ твоего величия, — графиня мягко улыбнулась. Она говорила спокойно, даже слишком спокойно. Ее мысли были заняты другим.

— Феличе, я искала сегодня монсеньора Карреру. Боюсь, что-то случилось с Викторией. Она прислала мне записку, где написала, что уезжает. Странно это все. Словно она бежит от кого-то.

Перетти неопределенно хмыкнул:

— Ничего странного. Каррера несколько дней выпрашивал у меня под разными предлогами поездку… Она не бежит, она завлекает. И вряд ли уедет далеко. Виктория не добыча. Эта женщина — охотница. Я дал ей племянника, а оказалось ей нужен дядя.

Слова мужчины были наполнены ядом. Юлия внимательно посмотрела на него.

— Ты же сам отказался от нее. Что ей оставалось? В Риме трудно без покровительства красной мантии.

— И она угадала! Скоро эта красная мантия станет белой.

— Феличе, ты еще не оставил свою безумную затею?

— Подготовка в самом разгаре. Я уже назначил точный день. Завтра я сообщу это своим кардиналам. А после Рождества… Но пусть это будет для тебя сюрпризом.

Лицо Юлии озарилось любопытством:

— Что ты еще придумал?

— Нет. Помучайся…

— Да, для тебя главное удовольствие — видеть, как я мучаюсь, — графиня отвернулась к столику с фруктами, чтобы скрыть обиду. Трудно было понять, шутит она или говорит серьезно.

Перетти устало откинулся в кресле, вытянул ноги, но следующие слова Юлии заставили его насторожиться.

— У меня тоже есть для тебя сюрприз, — проговорила она медленно, подбирая слова, — но сначала пойдем к столу, ты наверняка голоден.

Перетти поднялся, приблизился к женщине и обнял ее. Он почувствовал, как она напряглась в его руках.

— Ты что-то скрываешь. Скажи мне, — потребовал Феличе.

— Я? Ничего.

Юлия будто боялась встретиться с ним взглядом, поэтому торопливым шагом направилась в комнату, где их ожидал накрытый стол. В несколько широких шагов он нагнал ее, за плечи развернул к себе:

— Юлия де Ла Платьер, посмотри на меня! Ты же знаешь, что обманывать меня бесполезно.

Со вздохом она подняла глаза:

— Я никогда не обманывала тебя. Я хочу уехать из Рима. Одна. Не спрашивай, зачем и почему. Я просто хочу уехать. Я ни от кого не бегу. Никого не завлекаю, — Юлия усмехнулась.

Его руки опустились, а сам он отошел от нее.

— Одна?! Но… почему? — вопрос Перетти задал почти шепотом.

— Я могу тебе не отвечать?

— После Рождества мы уедем вдвоем. Ты же давно хотела… приключений. Я чувствовал это! У меня есть идея. Мы возьмем с собой Иосифа, у него есть несколько проверенных людей. У тебя будет все, что ты пожелаешь. Поедем, куда ты захочешь. Мы не просто уедем из Рима, мы сбежим из Рима!

В глазах Юлии мелькнул интерес и тут же погас.

— Ты, прежде всего, священник. Ты не можешь…

Он прервал ее повелительным жестом:

— Не говори мне, что я чего-то не могу!

— Это только мечты, — когда она потянулась за бокалом, рука ее дрожала.

***

Юлия никуда не уехала. После Рождественских торжеств сославшись на крайне ослабленное здоровье и невозможность в связи с этим блюсти Церковь, Сикст отрекся от тиары. Злые языки, правда, говорили, что не ослабленное, а, напротив, отменное здоровье Перетти увлекло его с трона за женской юбкой. Кардиналы курии перешептывались и переглядывались в замешательстве. Сам Перетти был убежден, что совершил достаточно подвигов во имя веры, чтобы Господь простил ему грех отречения. Чтобы не дать повода обвинить себя в давлении на выбор нового Папы, Перетти объявил, что здоровье не позволяет ему выполнить и его кардинальский долг. Феличе заперся на своей вилле, куда для убедительности прихватил и лучшего римского лекаря — Давида Лейзера. Брат Иосиф остался возле протеже бывшего Папы — кардинала Франческо Карреры. Он должен был всеми способами обеспечить ему голоса на конклаве, а с другой стороны — проследить, чтобы избранник не забыл о своих обещаниях и гарантиях в пользу Перетти.

В конце мая Франческо Каррера был избран римским Папой и принял имя Климент, а кардинал Феличе Перетти отправился легатом в милую сердцу Тулузу. Каррера отправил бы своего наставника еще дальше от Рима, но очень уж его беспокоили здоровье и жизнь одной небезызвестной синьоры, по слухам, носящей к тому времени под сердцем его дитя.

В одной карете с его преосвященством ехал брат Иосиф. Часом позднее город покинула синьора Юлия де Бельфор. В местечке Фиано две кареты встретились, к ним присоединился отряд всадников. Перетти давно сменил сутану на пурпуэн, а мягкие туфли — на ботфорты. Теперь на его груди вместо распятия лежала пряжка перевязи, на которую крепилась шпага с необычно тяжелым эфесом.

И вот незадача, в Тулузе кардинала Перетти не дождались. Он и те, кто был с ним, пропали где-то между Болоньей и Пармой. Зато через несколько недель в округе заговорили об отряде молодцов, промышлявших разбоем. Как говорили, предводительствовал в отряде некий Джакомо Сарто. Свое прозвище — Портной — Джакомо получил за то, что ограбленных до нитки ростовщиков его подручные наряжали в полосатые короткие балахоны и в таком виде оставляли привязанными в их конторах. А еще говорили, что с Сарто всегда рядом красивая золотоволосая синьора с манерами придворной дамы. Нередко отряд занимал целую деревню, но к подходу сколько-нибудь внушительных сил порядка они исчезали, чтобы вновь проявить себя где-нибудь в соседнем городке. Добрался Сарто и до Феррары. Эти земли недавно отошли к Папской области, и о бесчинствах разбойников было доложено Клименту. Конечно, Папа приказал поймать негодяев. Если бы он знал, кого ловит! Получив сообщение, что на его поимку Климент отправил несколько вооруженных отрядов, Сарто принял неожиданное решение — он повел своих людей на юг, ближе к Риму. Через год развеселой жизни Джакомо Сарто объявился близ Тиволи. Оставив людей в ближайшем селении, Перетти-Сарто и Юлия поселились в городе. Отправленный вперед Иосиф сумел найти для них небольшой дом и теперь изображал слугу при благородной семейной чете. Для женских премудростей Феличе приказал найти и доставить в Тиволи Женевьеву — старую римскую служанку-компаньонку графини.

***

Перетти не спалось. Укрыв Юлию еще одним шерстяным одеялом, он спустился из спальни в столовую. Там Феличе обнаружил брата Иосифа, которого в последнее время предпочитал именовать бароном. Тот был полностью одет, будто только пришел или, напротив, куда-то собрался. Перетти глянул на иезуита с подозрением, но после вспомнил, что тот предупреждал о необходимости встретиться со своим Генералом.

— Какие новости? — Феличе прошел к столу с напитками, налил вина.

— Ваш сын защитил диссертацию.

— Тему он так и не сменил?

— Нет. «Сила и слабости сатаны». Написано с большим знанием дела. Такому позавидовали бы и толедские доктора… Аквавива обеспокоен.

— Чем же обеспокоен твой Генерал?! Из Бенвенуто выйдет хороший инквизитор!

–…или сатанист… или еретик.

Перетти резко поставил бокал на стол и приблизился к брату Иосифу. Вопреки обыкновению, монах не отступил, более того, Феличе разглядел, насколько холоден его взгляд.

— Это будет на твоей совести, провинциал, — зло проговорил кардинал.

— Ты сам определил его в Сапиенцу, а не в наш колледж.

— Достаточно того, что ты его Учитель.

— Он слишком своенравен…

— Ну, договаривай!

— Совсем как его отец и мать.

Перетти вдруг довольно улыбнулся:

— Я бы сказал — независим.

Их взгляды встретились, но тут уже брат Иосиф первым опустил глаза.

— Как угодно вашему высокопреосвященству.

Черты лица Феличе вдруг смягчились, он положил руку на плечо монаха:

— Иосиф, обещай мне, если Бенвенуто выберет не ту дорогу, ты остановишь его. Я не смогу. Я слишком люблю его для этого.

Монах коротко глянул на своего патрона и ответил:

— Можете на меня положиться, монсеньор.

Перетти вернулся к своему бокалу.

— У меня еще одна новость. Из Ватикана, — брат Иосиф протянул бумагу.

Чтобы прочитать написанное, Перетти пришлось подойти ближе к свечам. Через минуту Иосиф услышал гневное восклицание, за которым последовала вереница ругательств:

— Мерзавец! Он разоряет мою сокровищницу!

— Папскую сокровищницу, — не без издевки поправил брат Иосиф.

Перетти только рыкнул в его сторону и отбросил бумагу в сторону. Монах тут же прибрал ее подальше.

— Подожди меня здесь, — и Феличе вышел из столовой.

Вернулся он, завязывая плащ, под которым угадывалась пристегнутая к перевязи шпага.

— Пора нанести кое-кому в этом городе визит.

— Сейчас?! Ночью?

— Именно. Ночью и не через дверь. Ты ведь сможешь добраться до второго этажа, а, синьор барон?

— Заберусь сам и еще вам помогу.

Мужчины вышли в темный город.

Юлия проснулась от тишины: рядом не слышалось дыхание, не чувствовалось ничье присутствие. Пошарив по постели рукой, она поняла, что Феличе снова не спит. Ее собственный сон тут же растворился в этой тишине. Графиня поднялась, накинула на плечи шаль и направилась из спальни. Спустившись в гостиную, она успела услышать, как закрылась входная дверь. Обернувшись на стол, Юлия увидела то, что ожидала — пустую бутылку. Губы женщины от досады сжались в тонкую линию. Графиня села в кресло ждать возвращения Феличе.

По пути Перетти затащил брата Иосифа в кабак. Там он опустошил еще одну бутылку. Его спутник не переживал: количество выпитого для Перетти было еще далеко от критического. Но один вопрос иезуита все же беспокоил:

— Куда мы идем, ваша светлость?

— Иосиф, Иосиф, только не говори мне, что не догадываешься. А то я в тебе разочаруюсь.

Иезуит помолчал, потом с сомнением проговорил:

— Но как вы узнали, что она здесь?!

— Ты не единственный мой источник информации, — Перетти усмехнулся. — Пора напомнить этим голубкам кому они обязаны своим благополучием.

Брат Иосиф заметил в неверном свете уличного огня, как зло блеснули глаза кардинала.

Через стену сада они перебрались довольно легко. Дальше по дереву до балкона на втором этаже.

— Здесь ее спальня, — тихо проговорил Перетти, и они вошли в дом.

На постели спала женщина. Глядя на ее белую в лунном свете кожу, Феличе почувствовал сладкое напряжение. Повернувшись к монаху, он проговорил со смешком:

— Иосиф, зря я тебя с собой взял…

Иезуит только фыркнул. Этот звук оказался достаточно громким, чтобы разбудить спящую. Дом огласил женский крик. На постели графини оказалась ее служанка Луиза. Сама же хозяйка со слугами поспешила на шум из детской, куда заглянула, вернувшись с прогулки по саду во внутреннем дворе.

— Сандр! Арно! Жан! Огня!

Когда комнату осветили свечи и фонари, Перетти заметил, что они с братом Иосифом не единственные ночные визитеры в этом доме. Возле портьеры прятался еще один мужчина, по виду дворянин, а не вор. Лицо его показалось Перетти смутно знакомым. Решение было принято мгновенно — вытолкнув иезуита на балкон, Феличе отправил к нему незнакомца:

— Забери его с собой, — а сам загородил собой проход.

— Кардинал?!

К вошедшей в спальню Виктории Перетти обратился уже вооруженный своей самой обаятельной улыбкой:

— Так-то вы встречаете старых друзей, графиня!

— Так-то вы входите! — Виктория была рассержена. Присмотревшись, она воскликнула: — Да вы пьяны! Сейчас вас проводят, а после, когда протрезвеете, мы поговорим.

Перетти окружили трое слуг графини. Разглядев сомнение на лице визитера, хозяйка добавила:

— И прошу вас, не шумите. Попробуйте только разбудить дочь!

Перетти смирился. Открытый конфликт не входил в его планы. Он хотел произвести впечатление, напугать. Но, увы. Оставалось подчиниться требованию и выждать более удобный момент.

Поздним утром Перетти проснулся от щелчка замка в двери. Вошел темнокожий слуга графини — Сандр:

— Вас ждут, монсеньор. Я провожу.

— Пошел вон! — Перетти накинул пурпуэн и уверенно зашагал той дорогой, которой его вели ночью. Вскоре он оказался в спальне, но там никого не было. Сандр, догнав ночного гостя, проводил его в кабинет, где и была Виктория.

Едва переступив порог Перетти начал:

— И о чем же вы хотели говорить?

— Главным образом, о том, как вы оказались ночью в моем доме.

— Вам описать весь путь? — Перетти удобно расположился на стуле. — Сначала через стену, потом по дереву на балкон.

Виктория опешила от такой наглости:

— Я прикажу срубить это дерево!

Перетти глубокомысленно покивал:

— Да, это будет правильное решение.

— По какому праву…

Перетти резко поднялся:

— По своему! Я вхожу туда, куда сочту нужным, и так, как мне нравится! Тем более, когда это касается тебя, дочь моя!

— О, нет, в отношении меня эти права вы утратили уже давно! Когда подвергли унижению при разводе. Когда угрожали оставить в монастыре. Когда выдали меня замуж за никчемного выскочку Морно. Когда сделали свой выбор не в мою пользу. Кстати, как моя сестра? — Виктория на несколько шагов отступила от Перетти. Казалось, гневная тирада лишила ее сил — частое дыхание стало тяжелым, щеки покрылись нездоровым румянцем. Но Перетти не собирался никого щадить.

— Действительно, кстати… Пожар в Бельфоре твоих рук дело?

— Нет. Но, скажем так, я была в курсе некоторых предполагаемых событий.

— Кто был целью?

— У вас есть какие-то сомнения на этот счет?!

Перетти пристально посмотрел женщине в глаза и усмехнулся:

— Я должен благодарить тебя за тот проход. Ты помогла мне спасти свою сестру.

Произнося последние слова, Перетти внимательно следил за Викторией. От него не укрылась мимолетная гримаса недовольства на ее лице. Он улыбнулся еще шире:

— Да, мне тут шепнули — Каррера, о, простите, Его Святейшество ждут вас в Риме. Ты позволишь мне взглянуть на дочь? — Перетти вновь подался к женщине.

— Нет! — резко и громко ответила Виктория. Слишком отчетливо она услышала в словах Перетти угрозу.

Кардинал не выдержал и рассмеялся.

— Арно! Сандр! Проводите синьора… Сарто!

От гнева щеки Перетти залил густой румянец. Шагнув к графине, он зло проговорил:

— Белая мантия любовника наделила тебя отвагой, лишив при этом разума?

— Не только белая, — в тон ему ответила Виктория.

И уже громче закончила:

— Проводите гостя!

Покидая дом Виктории, кардинал никак не мог избавиться от мыслей о последней фразе графини.

К полудню Перетти вернулся в свой дом.

— Юлия, хочешь знать, где я был и кого видел? — он не обратил внимания, что графиня куда-то собралась и уже застегивает плащ.

— Мне абсолютно все равно, — спокойно ответила она, — можешь ходить где угодно, встречаться с кем угодно и когда угодно. Только возвращайся, пожалуйста, в приличном виде.

Юлия ничем не выдала, что прождала его всю ночь. Вернувшийся брат Иосиф рассказал ей все, и графиня сделала свои выводы. В прошедшие месяцы она ни на что не жаловалась Феличе, ни разу не упрекнула его в том, что слишком часто он бывал просто пьян. Но это ночное похождение вывело ее из душевного равновесия. Перетти проигнорировал слова Юлии. Но, проходя к креслу, бросил все-таки мимолетный взгляд на себя — одежда и впрямь была помятой и пыльной. Он поморщился и тут же покивал каким-то своим мыслям, словно увиденное подтвердило какое-то его решение. Некоторое время синьор Невре сидел неподвижно, глядя прямо перед собой. Когда же граф поднял взгляд, то удивился, что остался в комнате один. Вошел брат Иосиф, ответил на безмолвный вопрос:

— Она поехала прокатиться за городом. Я послал за ней человека.

— «Ее светлость», Иосиф, а не «она».

Монах склонил голову, пряча усмешку. Это замечание уже стало традицией.

— Монсеньор, что делать с тем человеком из дома Морно?

— Приведи его сюда.

Перед Перетти предстал молодой мужчина. Дублет его сохранял еще некоторые следы роскоши, но был явно потрепан временем и поединками. Однако из-под простого темного плаща выглядывал эфес хорошего дорогого оружия.

— Как твое имя?

— Жерар Манфреди.

— Ты вор или наемник? — холодно поинтересовался Перетти.

— Учитывая обстоятельства нашей встречи, я мог бы задать тот же вопрос вам, синьор.

Кардинал усмехнулся.

— Почему ты не сбежал от, — Перетти замялся, думая как лучше обозначить Иосифа.

— От вашего монаха?! Потому что знаю, с кем свела меня судьба. А от судьбы я никогда не бегаю.

— Что ты делал в доме Морно ночью?

— Искал закладные на свои земли. Выкупить их у меня вряд ли получится.

— И ты решил обворовать женщину?!

— Только после того как она обокрала меня!

— М-м-м… Что ж, возможно судьба была не так уж не права в отношении тебя. Ступайте, синьор Манфреди, у меня будет для вас дело чуть позже.

После Перетти позвал к себе иезуита:

— Синьора Юлия еще не вернулась?

— Нет, монсеньор.

— Как только появится, скажи ей, что я хочу ее видеть. И вот еще что… Я возвращаюсь в Рим.

— Слава Всевышнему!

— Иосиф, ты не понял… Кардинал Феличе Перетти возвращается в Рим. Отправь весточки моим друзьям в курии, пусть готовятся, сочиняют легенду. Например, мы были в плену у разбойников. И с Божьей помощью сейчас спаслись и вернулись под сень Святого престола. Чем невероятнее, тем лучше! Рассчитай моих молодцов, но скажи им, что его преосвященство нуждается в верных людях так же, как знаменитый Сарто. Казну на виллу Монтальто доставит синьор Манфреди. Проследи за этим особо тщательно.

— Разумно ли доверять этому ночному гостю? Манфреди никогда не были друзьями римских пап.

— Вот и проверим. Ты понял меня?

— Да, монсеньор.

Юлия вернулась лишь вечером. На ее лице, разгоряченном быстрой ездой, отражалась скрытая радость. Она была красива в мужском костюме, с подобранными волосами. На Перетти она не обратила внимания, не заметила его в полумраке комнаты, через которую прошла к себе. Вскоре Феличе сам вошел к ней. Впервые за год он был облачен в кардинальскую мантию и чисто выбрит. Он окинул взглядом покои графини, убедился, что она еще не заметила обновку.

— Я изменил планы. Мы возвращаемся в Рим. Ты поедешь в этом платье, — Перетти отодвинул ширму.

— Тебе нравится, — скорее утверждая, чем спрашивая, произнес он.

— Ты в этом так уверен, что я не могу отказаться. Но зачем тебе в Рим? Тебе надоело жить? Ты забыл, что твой друг Каррера многое отдаст, чтобы отправить тебя в камеру Сант-Анджело. И сам лезешь ему в руки!

Кардинал мрачнел с каждым словом:

— Ты думаешь, я не знаю этого?

— Что ты собираешься делать? — в голосе Юлии прозвучали нотки тревоги.

— Тебе достаточно будет знать, что я не собираюсь заниматься там составлением букетов!

— Когда ты не хочешь мне чего-то сказать, это всегда означает, что или ты совершишь преступление, или… ты хочешь поссориться, — она обиделась, но постаралась скрыть это.

— Разве вернуться в Рим означает совершить преступление?! И потом, поверь, я подготовлю почву.

Тут на лице женщины отразилась какая-то догадка. В следующее мгновение глаза наполнились злыми слезами:

— Уж не для этого ли ты бегал ночью к Виктории! Она тоже сегодня приказала собирать вещи! Можешь мчаться за ней! Но без меня! — сорвалась графиня.

Перетти, уже протянувший руки, чтобы обнять ее, отшатнулся.

— Вот как?! — его лицо исказилось то ли от гнева, то ли от досады.

Через мгновение кардинал вышел, хлопнув дверью.

Наутро, уже готовый к отъезду, он не обнаружил в доме Юлию. Выругавшись, Перетти дал сигнал трогать.

Примечания

7

Быть по сему. Конец. (лат.)