Ненадежный рассказчик

Елена Васильева

Путь к себе каждый ищет по-своему.Когда у тебя рождается ребёнок, которого не только врачи, но и родная бабушка советуют оставить в роддоме, ты ищешь ответы на вопросы.Поиск решений, общение с разными людьми делают из тебя ищущего человека. Начинаешь видеть, как миллиарды пазлов складываются в единую картину.Эта книга написана самой жизнью.В ней нет страданий, но есть целая паутина вечности.Роман станет поддержкой и опорой всем, кто живет и задает вопросы этому миру.

Глава 4. Ноябрь 2020

После первого погружения в образы любопытство росло. Я с нетерпением ждала следующего раза. А вдруг музыка действительно рисовала образы и в этот раз все повторится? С Галиной мы договорились, что практику будем проводить по вечерам через день десять раз.

Как и в прошлый раз, я зажгла свечу, включила музыку. Анжелика уже спала, ее тяжелое дыхание было слышно сквозь наушники. Иногда она причмокивала губами, ее сон всегда был тревожный. В свои двадцать лет она была ростом с девятилетку и такой же комплекции. Она не выглядела, как карлик, нет, казалось, просто растет в два раза медленнее своих сверстников. «Может, ее организм рассчитан на сто двадцать лет», — часто то ли в шутку, то ли всерьез говорила я врачам. Тем более последний снимок кисти определил, что развитие продолжается.

С первыми нотами я поняла, что картина меняется. Я почувствовала подол длинной юбки, которая путалась под босыми ногами. Огромные валуны спускались вниз, тропинка между ними была влажной. Огибая валуны, я ощущала под ногами приятно охлаждающую мокрую траву. Тишина прерывалась громким ржанием коней, будто они пытались вырваться.

Тропинка вела вниз. Валуны доставали мне почти до колен. Я ступала осторожно, боясь поскользнуться и опасаясь увидеть что-то, что напугает меня. Ни вправо, ни влево ничего не было видно из-за утреннего тумана. Он был такой плотный, что его можно было ощутить физически, как будто касаясь рукой, можно взять кусочек, как сладкую вату. Подол длинной юбки намок от росы и ноги начали запутываться. Я приподняла юбку, чтоб она не мешала идти.

И вдруг я посмотрела вниз и увидела, что везде, куда хватало глаз, горели дома. Тут и там лошади с диким ржанием пытались сорваться с привязи и порвать хомуты. Повсюду валялись трупы деревенских жителей — наших соседей. Между домами скакали всадники, они были вооружены мечами и кинжалами. Они врывались в каждый дом, проверяя, не осталось ли там живых. И где-то там, среди этих тел — я это чувствовала всем своим существом — лежала с перерезанным горлом и истекала кровью моя младшая сестра Троя. Наши родители давно умерли, я заменяла ей и маму, и папу. Рано утром я ушла собирать лекарственные травы. Их нужно собирать именно на рассвете, пока не легла первая роса. Мне не хотелось будить младшую сестру: пусть поспит подольше. Да и задерживаться я не собиралась — перед рассветом есть всего час на сбор ромашки да мать-и-мачехи, когда травка набирается самой своей лекарственной силой. На деньги с продажи этих трав мы и жили. Кто приходил за отваром от кашля, кто от лихорадки.

Откуда-то из глубины поднимались рыдания. Ужас происходящего заполнял каждую клеточку моего молодого, хрупкого тела. Страх, вина, растерянность, боль! Часть меня рвалась сбежать вниз и погибнуть вместе с сестрой, однако невидимая сила толкала меня вверх, на гору, подальше от горящей деревни.

Я очнулась, сидя далеко на горе, рыдая навзрыд.

— Я должна была ее спасти! Мне нельзя было оставлять Трою одну! Я должна была погибнуть вместе с ней!

Боль была невыносимой. Рядом с собой я вдруг ощутила чье-то присутствие. Я узнала эту женщину. Как и тогда, когда я увидела ее в первый раз, она была одета в простую широкую длинную юбку, плотный коричневый замшевый корсет подчеркивал ее тонкую талию. Глубокие глаза светились необыкновенной теплотой и добротой. Казалось, что она излучает всю материнскую любовь, на какую только может быть способна женщина. Она что-то мягко говорила мне, но сквозь рыдания я почти не слышала ее слов.

— Ты ничего не могла сделать. Так должно было произойти. Прости себя, здесь нет твоей вины. Нужно жить дальше. Я всегда рядом.

Музыка закончилась, и я поняла, что сижу на полу в детской комнате. Мое тело сотрясалось от рыданий, боль была настолько сильная, словно я и правда только что потеряла близкого человека. Я еще долго не могла остановить слезы, перед глазами стоял образ маленькой девочки с перерезанным горлом. «Это только фантазия», — говорила я себе. Дочь лежит рядом, она жива, все хорошо. Я сознательно возвращала себя в реальность, осматривая комнату, концентрировала взгляд на стене, где рядами висели картины, нарисованные Анжеликой. Картины были забавные, на некоторых были изображены животные, на некоторых цветы. Анжелика ходила заниматься рисованием каждую неделю, и неизменно приносила с собой сверток листа А4. Мне нравилось, что она занята. Особого таланта, конечно, не было, но самым важным было общение, которого ей так не хватало. После окончания колледжа она мало виделась с ребятами.

Придя в себя, я умылась и легла.

— Что случилось, ты плакала? — спросил муж, притягивая меня к себе посильнее. Он успел уснуть, но мое появление разбудило его.

— Да, я ее уже теряла, она умерла маленькая, — ответила я, снова всхлипывая.

— Кто? — Муж снова засыпал, и мне не хотелось рассказывать ему все, что сейчас пришлось пережить.

— Спи, все хорошо, — ответила я, — расскажу потом.

Но уснула я не сразу. Что вообще происходит? Я четко понимала, что все эти двадцать лет я действительно испытывала вину перед Анжеликой, и очевидного объяснения этой вине не было. Я делала все возможное и даже невозможное. Однако в глубине души мне всегда казалось, что делаю я недостаточно. «Недостаточно» было главным словом, которым я обвиняла себя. С ролью спасателя я тоже прекрасно справлялась. Мне много лет хотелось найти способ все исцелить, исправить, отремонтировать. Почти десять лет я не могла принять факт, что нет никакой таблетки, средства, метода или способа изменить ситуацию. Что Анжелике не стать обычной, здоровой девушкой. Но любая борьба заканчивается, и приходит осознание, что все, что ты можешь сделать, — это принять.