Костя в средней школе

Евгения Сергеевна Теплова, 2022

"Костя в средней школе" – продолжение рассказов о школьных приключениях Кости Куликова, новых друзьях и недругах, учебных и спортивных подвигах и, конечно, первой любви…

И снова здрасьте! Меня по-прежнему зовут Костя, и я перешёл в 9-й класс. И хотя 9-й класс относится к средней школе, в своих мемуарах я решил объединить его со старшей, а сейчас расскажу о том, что приключилось со мной с 5-го по 8-й класс. Так будет логичней и равномерней. (А если честно, то меня просто настигло вдохновение, а против вдохновения не попрёшь).

Маруся выросла

Для 1-го сентября 2019 года подходит единственное слово — катастрофа.

Погода стояла чудесная, настоящее лето. Я гнал в школу на самокате в нетерпении увидеть Никиту, Вергилию и, конечно, Марусю. Даже по Клещикам успел соскучиться. Новые предметы, новые учителя… Может, новые ученики. А ещё карман приятно оттягивал подаренный на день рождения смартфон.

Помню, как ворвался, запыхавшийся и счастливый, на школьный двор, выглядываю одноклассников. И вдруг вижу её, рядом с Натальей Сергеевной… И они одного роста. Наталья Сергеевна, конечно, не самая высокая, но всё-таки! Я моргаю, не желая верить глазам, но Маруся, заметив меня, улыбается, машет рукой… У меня всё внутри оборвалось — ещё хуже, чем тогда, когда она сообщила мне о переходе в другую школу: Маруся вымахала за лето так, что стала выше меня. Ещё она надела очки и постригла волосы, сделав каре, но это вообще не важно.

Я кивнул ей в знак приветствия, она перестала улыбаться и смутилась. Завидев Клещиков, я отправился к ним. Братцы обняли меня как родные. Они тоже выросли, но разница между нами осталась примерно той же. Пришёл серьёзный Никита. Перспектива девяти месяцев учёбы, как обычно, не вызывала у него энтузиазма. Вергилия впорхнула через калитку, обнялась с Марусей и к нам, всё такая же маленькая, тоненькая и в длинной пёстрой юбке.

— Что это все такие невесёлые? — нахмурилась она. — Вы чего?

— А чему радоваться-то? — пробурчал Никита.

— Встрече! — воскликнула Вергилия.

— Мы очень рады, — заверил я её.

Начали собираться по классам, я боялся оказаться рядом с Марусей. Я уже успел разглядеть, что никаких каблуков у неё в помине нет, а ещё она сутулится пуще прежнего. Значит, выпрямившись, станет на полголовы меня выше. Как дальше жить — вообще не ясно. Маруся выглядела расстроенной — ещё бы: рыцарь превратился в какого-то шпингалета — любая на её месте взгрустнула бы.

Первого сентября мы познакомились с новым классным руководителем — Игорем Ивановичем, учителем русского и литературы. Он нам сразу понравился — добрый, спокойный, иногда весёлый. Невысокий, с густой шевелюрой, мне он показался немного старомодным для своего возраста, сначала не мог понять, почему. Скорее всего, из-за того, что часто носит футболку под рубашку.

Маруся потихоньку взяла себя в руки, погрузилась в учёбу, да и Матвей тут как тут: заметил, что мы не общаемся, и подсидел Таньку, когда та на урок опоздала.

Я тоже пытался собраться, но я же не Маруся — я погружался лишь в размышления о несправедливости своей судьбы. Отвлекла меня не учёба, а новенькая девочка, Алиса. Это была натуральная кукла — миниатюрная, с большими голубыми глазами и густой светлой чёлкой. Она одевала каждый день новое платье, а в остальном вела себя очень скромно. Мне кажется, все мальчики класса, не сговариваясь, решили добиться её расположения. Клещики то и дело затевали перед её носом армреслинг, Никита вызывался к доске на алгебре, а я много шутил, пусть и не всегда удачно, но Алиса благосклонно смеялась. И вообще мне казалось, что каким-то непостижимым образом я побеждаю в этом забеге. Я приободрился и даже начал по-дружески общаться с Марусей.

Мама заметила, что я повеселел, и порадовалась за меня.

— Я уж испугалась, что Маруся всё-таки перевелась в другую школу — такой ты был хмурый в первую неделю.

— Да нет, никуда не делась.

Мама сощурилась — ей явно не понравился мой насмешливый тон.

— А ещё у нас новенькая появилась, Алиса, — поделился я.

Мама нахмурилась.

— Ты что хочешь сказать, Маруся тебя больше не интересует?

— Мы хорошие друзья, — пожал я плечами.

— У неё новый друг?

— Да нет, старый, Матвей.

— Давай выкладывай с самого начала, — потребовала мама.

— Да нечего выкладывать. Просто она выросла.

— В каком смысле — выросла? — не поняла мама.

— В самом прямом. Обогнала меня на полголовы.

— И что?

— И всё.

Хоть я упорно отводил глаза, мама догадалась о моих страданиях.

— Это нормально, — сказала она. — Девочки раньше вытягиваются. Потом мальчики догоняют. Я вообще в пятом классе была самой высокой, а в одиннадцатом — почти самой мелкой.

— Ты видела её папу? — уточнил я.

— Папа высокий, а мама моего роста.

— Но среднее арифметическое её родителей явно выше вашего с папой.

— Ох, Кость, — покачала головой мама. — Никто не знает, какими вы вырастете. Ни за что не поверю, что Маруся перестала с тобой общаться из-за этого.

— Она расстроилась, — с уверенностью сообщил я.

— Сомневаюсь. А дальше что? Ты переключился на новенькую?

Я неопределённо поднял брови.

— А если бы не рост?

— Мам, ты так говоришь, как будто это ерунда какая-то, — возмутился я.

— Именно.

— Я так не считаю. Я не могу смотреть на неё снизу вверх, понимаешь?

— И откуда только у тебя такие бзики… — Мама с досадой махнула рукой, прям как бабаня, и убежала на кухню, откуда донеслись шкварчащие звуки.

В общем, маме не удалось заронить во мне и зёрнышка сомнения в том, что новые обстоятельства положили конец нашей истории. Надеялся ли я в будущем догнать Марусю? Да, конечно. Каждое утро, когда я просыпался раньше мамы, я вставал спиной к стене и клал на голову тот самый, триумфальный томик Пушкина. Но за месяц он поднялся максимум на пять миллиметров. Придя из школы, я подолгу висел на турнике и подтягивался, отчего ладони обзавелись жёсткими мозолями, а плечи — нехилыми бицепсами. А ещё я частенько переедал, вспоминая бабанину присказку из раннего детства «надо хорошо кушать, чтобы хорошо расти». И всё равно меня грызли чувство бессилия, обида на судьбу, ревность, временами отчаяние. Я уже сам начал подумывать о переходе в другую школу. С Никитой только не хотелось расставаться.

В конце сентября я застал Вергилию плачущей в раздевалке после уроков.

— Эй, ты чего? Обидел кто?

Она помотала головой.

— Вот что вы все в ней нашли, а?

— В ком? — уточнил я, хотя сразу догадался.

— В Алиске этой. Кукла куклой.

— Ну да, она маленькая, — подтвердил я.

— А я что, большая? — заплакала ещё пуще Вергилия.

И тут же примолкла.

— Погоди, так это всё потому, что Маруся выросла, да?

Я промолчал.

— Из-за этого дурацкого роста ты променял её на куклу?

— Матвей высокий и умный, так что ей же лучше, — ответил я.

Вергилия разозлилась ни на шутку. Я раньше и не видел её в ярости.

— Разлюбить девушку из-за высокого роста — на это способны только мужчины! — возмущалась она.

— Да не разлюбил я её! — вырвалось у меня, и самому стало тепло от этих слов.

— Тогда что ж ты творишь?! За что ты ей сердце разбиваешь?

— Вечно ты преувеличиваешь, Вергилия!

— Ни капельки! Я же вижу, как ей плохо. Ни с того ни с сего такое предательство.

Я похолодел, не в силах понять: я совершил непоправимое или ещё поправимое.

— Я ей расскажу, что ты просто дурак, а не предатель, — заявила Вергилия.

— Не смей ей ничего передавать! — предупредил я.

— Слушай, у неё же день рождения скоро, — вспомнила Вергилия, — сразу после дня учителя.

(«А ведь я забыл», — подумал я с горечью).

— И что?

— Подари что-нибудь. Особенное.

Особенное! Я и неособенное придумать не могу — мама обычно выбирает книжки на свой вкус.

— Мам, посоветуй, что подарить Марусе на день рожденья, — попросил я за ужином.

Мне хотелось показать ей, что она поспешила с выводами на мой счёт. Мама улыбнулась совершенно счастливой улыбкой.

— Я уж боялась, что ты забыл, — сказала она. — Я думала об этом. Книжек мы уже много дарили, хочется что-то особенное. — Я икнул. — Может, браслетик? Она носит украшения?

— Да вроде нет.

— Не хочешь написать стихи?

— Нет. Надо уметь вовремя остановиться, — философски заметил я.

— Может, смастеришь что-нибудь?

— Что, например?

— Подумаю.

— Слушай! — вдруг просветлела мама, а я автоматически напрягся. — Подари ей цветы!

— Что?!

— Небольшой букет.

— Зачем ей цветы? Завянут и всё, ещё в школе.

— А мы в корзиночке возьмём, — нашлась мама, — они долго не вянут.

— И что, при всех дарить цветы?

Мамино воодушевление напрягало всё больше. Я знал, что она теперь будет давить, пока не додавит.

— Да, при всех. Включая Матвея. Это многозначительный жест, это свидетельство смелости, решимости, свободы от чужого мнения.

— Не хочу я многозначительных жестов, — застонал я. — И у меня нет ни смелости, ни решимости, ни свободы. Я хочу просто сделать приятный подарок.

— Хорошо, — мама села напротив. — Реши сначала для себя — что ты хочешь сказать своим подарком: что вы остаётесь добрыми друзьями, что ещё не всё кончено или что ещё ничего не кончено?

Я вылупил на маму глаза. Папа, подслушавший из ванны, не выдержал:

— Что ты насела? Дарить девочке цветы в пятом классе — это явно перебор!

— Нет, не перебор! Потом это уже будет само собой, будет много букетов, а этот, самый первый, на всю жизнь запомнится.

Папа пришёл, качая головой.

— Я даже представить себе не могу, чтобы я при всём классе подарил девочке цветы!

— Вот именно, — вскочила мама. — Только это ты!

— Это я, — подтвердил папа. — А он чем лучше?

— Он лучше тем, что пораньше твоего разобрался в девушках!

Папа даже рот открыл.

— Пойдём, Кость, — обратился он ко мне. — Когда мамочка входит в раж, с ней бесполезно спорить.

— Иди-иди, Кость, — подхватила мама. — Папочка научит, что, когда нечего возразить, надо говорить «с тобой бесполезно спорить».

Я удалился вслед за папой.

— А ты как думаешь, что ей подарить? — спросил я, чтобы сгладить неловкость.

— А почему надо что-то дарить? Я ничего в школе девочкам не дарил, — ответил папа.

Я не счёл нужным настаивать.

Началась праздничная неделя. Подарки, поздравления, концерты… Маруся по-прежнему сидела с Матвеем и на меня не смотрела, хоть я и перестал подкатывать к Алисе. Но, видимо, сработал метод Пушкина, и Алиса стала сама подходить ко мне с вопросами. И что я мог поделать? Я отвечал. Дарить в такой ситуации цветы Марусе казалось сколь бредовым, столь и невыполнимым. «Подарю ей вкусную шоколадку», — решил я. И тут же в памяти всплыл мамин вопрос: «Что ты хочешь сказать своим подарком?» Что же скажет шоколадка? «Ничего хорошего», — ответил я сам себе. Что же делать? Не понятно.

— Ну что, придумал подарок? — справилась Вергилия.

— Нет ещё. Может, цветы? — обронил я невзначай.

Вергилины глаза расширились и исполнились восхищения.

— Как я ей завидую! Как я за неё счастлива!

— Думаешь, это нормально вообще? — спросил я. — Мы же почти не общаемся.

— Только не передумай. Это то, что надо! Это гениально!

— Меня засмеют!

— Нашёл, о чём волноваться! У него, может, судьба решается, а он на каких-то Клещиков оглядывается. Пора бы уже повзрослеть.

Мне на секунду показалось, что Вергилия сейчас снимет маску и окажется моей мамой.

Вергилина поддержка тоже не добавила мне ни решимости, ни свободы. Я мгновенно вспотевал при одной мысли о букете. А букеты, как назло, были в школе повсюду. Я их люто возненавидел. Почему я сразу не отказался дарить цветы? С чего вдруг понадеялся, что, раз мама больше не поднимает эту тему, значит, передумала? Да, я замечал за собой такую слабость — верить в то, во что хочется. В общем, мама сбегала за букетом прямо утром 8-го октября, отрезав мне все пути к отступлению. Последняя надежда была на папу, но между мной и мамой он сделал выбор в пользу мамы — не захотел с ней ссориться и лишь сочувственно похлопал меня по плечу. И я пошёл в школу с небольшой корзиночкой цветов наперевес. Не выбрасывать же её — дорогая небось. И в набитый рюкзак не запихнуть. «Поверь, ты мне потом миллион раз спасибо скажешь», — напутствовала мама. Хорошо хоть, не сказала, что никто не подарит такого подарка, но это и ежу понятно. Не понятно, как я на это согласился.

Вот и школа. Я спрятал корзинку под мышкой, насколько это было возможно. В раздевалке Маруси не оказалось, но её пальто висело, поэтому я поспешил в класс. Вдруг она там ещё одна или с Вергилией?

— Куликов, что за праздник? — донеслось из-за спины.

Сердце ушло в пятки. Это Клещики нагнали меня на нашем этаже.

— Мама попросила Наталью Сергеевну отдельно поздравить, — объяснил я.

— А-а. Вот и она. — И Венька широко улыбнулся кому-то.

Я обернулся — и правда, с другой стороны к нам шла Наталья Сергеевна.

— Привет, ребятки, — поприветствовала она нас.

— Это вам, — протянул я корзинку. — С прошедшим днём учителя.

— Какая прелесть! — изумилась Наталья Сергеевна. — Но не стоило.

Она была очень растрогана — это единственное, что утешало.

Я вошёл в класс совершенно уничтоженный. Маруся подняла на меня взгляд, в котором я прочёл последнюю надежду. Надежду, которую я только что трусливо обманул.

— С днём рожденья, Марусь, — промямлил я.

— Спасибо, — улыбнулась она.

Ребята потихоньку подходили. Пришёл и Матвей. Я будто увидел кошмарный сон, когда он вытащил из рюкзака коробочку, а внутри что-то блеснуло.

— Смотри-ка, — пихнул меня локтем Никита, — во даёт.

Я промолчал.

На перемене Маруся угощала всех конфетами и пирожными. Я незаметно выскользнул из класса и слонялся по коридорам. Вергилия меня нашла да как зашипит:

— Это что значит? Ты что делаешь?

— Всё, Вергилия. Не судьба — сама видишь.

— Да не нужна ей эта побрекушка, она даже не надела! Сбегай за цветами, тут лавка прямо за углом.

«О нет, — пронеслось в голове, — я уже смирился, успокоился. Дома папа поддержит».

— У меня денег только сто рублей, — отмахнулся я.

— У меня двести, — не отставала Вергилия. — Этого на розу хватит, но мы сейчас ещё настреляем.

Вергилия не пренебрегла возможностью обратиться к Никите, у которого обнаружились ещё двести рублей. Но до конца перемены я бы уже не успел, а следующая была короткая. На алгебре меня вызвали к доске, и я, глядя на сверкающий на Марусиной шее кулон, получил первую двойку в триместре.

На длинной перемене Вергилия сопроводила меня к выходу, отвлекла охранницу, и я бросился в цветочную лавку. Так разогнался, что проскочил мимо и обрадовался, что лавки больше нет. Но на обратном пути страшные буквы Ц В Е Т Ы убили эту последнюю радость.

— Здравствуйте! — поздоровалась со мной продавщица с выбеленными волосами. — Желаете букетик?

— Желаю, — ответил я.

— Для девушки или учительницы?

— Как пойдёт, — усмехнулся я.

Продавщица подняла чёрные-пречёрные брови.

Я осматривал тесный, душный закуток, где запах сигарет причудливо смешивался с цветочными ароматами, и голова кружилась то ли от запахов, то ли от диких цифр на корзиночках типа той, что я подарил Наталье Сергеевне. Наконец взгляд зацепился за алые розы. Они стоили двести. Значит, на три не хватало.

— Отличные розы, — заметив мой интерес, сказала продавщица. — Сегодня привезли, понюхайте.

Я понюхал и невольно сделал такие жалостные глаза, что продавщице явно пришлось побороться с желанием отдать мне их задаром.

— Отдам за пятьсот, — сказала она.

— Спасибо, — поблагодарил я от всего сердца.

Я вбежал в школу со звонком. «Сейчас же естествознание», — вспомнил я с ужасом. Училка была пожилая и строгая, если не сказать вредная. Я стоял у входа в кабинет, протягивал вспотевшую руку к двери, но не решался постучать.

«Надо было вручить корзинку перед уроками, и уже всё было бы позади. Нет, я не пойду на урок и вручу потом».

— А где Куликов? — Слышу недовольный голос Галины Петровны. — Портфель здесь, а сам?

— Я тут, — говорю я, войдя в класс, — извините за опоздание, можно войти?

— А что у тебя за спиной?

Я вытаскиваю свои алые розы, в голове происходит окончательное помутнение, я молчу и не двигаюсь с места.

— Какой сегодня праздник? — приходит на помощь Галина Петровна.

— День рожденья Маруси Скворцовой, — рапортую я довольно бодро, хотя в глазах уже всё плывёт.

— Ну так вручайте и не задерживайте урок, — велит Галина Петровна.

Я смотрю на размытые лица одноклассников: вижу Никиту с разинутым от удивления ртом, Клещиков, на губах которых застыло синхронное wow, Вергилию со слезами в уголках глаз. Вижу раздосадованного Матвея и сердитую Алису. Только вот Маруси не вижу.

— Кость, я тут, — слышу знакомый голос где-то совсем рядом.

Она сидит за первой партой, у которой я и стою со своими розами.

Я кладу цветы на её стол, слышу тихое «спасибо» и молча следую за свою парту. Даже достаю нужный учебник и тетрадь. «Итак, три состояния вещества: твёрдое, жидкое, газообразное…» Вижу Марусины уши, которые приблизились по цвету к моим розам, и даже как будто слышу стук её сердца. Возможно, Вергилия не преувеличила: я определённо чувствую судьбоносность момента. Меня даже охватывает трепет перед его значимостью. И будущие насмешки Клещиков совершенно блекнут на этом фоне. И вот звенит звонок, и я снова не знаю, как быть. Как двигаться дальше по выбранному пути. Об этом я ведь совершенно не думал. Мне самому до последнего не верилось, что я это сделаю. Когда же закончится этот день! Я долго собираю портфель и что-то смотрю в телефоне в надежде, что Маруся уйдёт раньше меня. Но она тоже копается в рюкзаке. Сейчас мы останемся одни, и я потеряю сознание.

Венька, проходя мимо, хлопает меня по плечу.

— Ну ты… — он качает головой, не в силах подобрать слова. — Очуметь. Я б так не смог. Вот честно.

Я увязываюсь за ними.

— Счастливого дня рожденья, — говорю я тихо, проходя мимо первой парты. И успеваю украдкой заглянуть в серые глаза.

Вергилия догоняет меня на улице.

— Постой, Куликов! Представляешь, — рассказывает она, запыхавшись, — Маруся меня спросила: «Это ты подсказала?» А я: «Он сам, честное слово!» Никогда я не видела её такой счастливой. Молодец!

— Спасибо, — улыбнулся я впервые за этот день.

— Ну как? — набросилась на меня дома мама.

— Вручил, всё хорошо, — ответил я, в бессилии рухнув на банкетку.

— Вот молодец! Ей понравились?

— Конечно.

— А чего ж ты её до дома не проводил? Я специально не звонила сразу после уроков.

— МАМААА!