Криминальный тандем. Премия им. Ф. М. Достоевского

Дмитрий Иванов

«КРИМИНАЛЬНЫЙ ТАНДЕМ» – интересный роман о хитросплетении судеб однокурсников эпохи 90-х. Главная героиня проходит через огонь, воду и медные трубы: работает дворником и продавцом пирожков на рынке ради московской прописки, бежит из турецкого рабства, в которое её продали бывшая одноклассница с мужем – бандитом-депутатом. Но сможет ли она пережить свадьбу любимого мужчины-журналиста после его выкупа и возвращения из плена от боевиков?

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Криминальный тандем. Премия им. Ф. М. Достоевского предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава 1

Татьяна молча вошла в комнату и взяла фотографию, стоявшую в рамке на тумбочке у окна, в свои руки. «Боже, до чего его глаза сводят меня с ума, своим взглядом гипнотизируя разум. Этот правильной формы нос, немного вздернутые брови, небрежная и слегка загадочная усмешка на обворожительных устах не могут оставить меня равнодушной. Зачем все муки и переживания, бессонные ночи, проведенные в ожидании неизвестно чего, если и так все понятно, что я его не интересует вовсе?»

Сей факт стал ясен ей сегодня утром, когда она увидела Александра вместе с этой фифой, Аллочкой. Он нес её сумку от остановки до самого института, бегая и суетясь вокруг своей возлюбленной, а та, в свою очередь, важно вышагивала, высоко задрав голову, от осознания того, что её превозносят как королеву. Да и кому из девчонок было бы не приятно, если самый красивый, обворожительный и интеллигентный парень в институте ухаживает за тобой как самый настоящий джентльмен.

«И чего он только в ней нашел, дурак? Да, Алка смазливая, красавицей её назвать нельзя, одевается круто, так как москвичка из обеспеченной семьи, но мозгов-то у неё нет? О чем с ней говорить, если она еле-еле с двойки на тройку в каждом семестре переползает, и то, благодаря Сашке, который все предметы за неё делает. Но Алка при этом изображает из себя царицу, которая делает одолжение своему холопу готовить за неё домашние задания и курсовые. Вот зараза, и откуда у неё столько наглости и надменности? Но Сашка всего этого не замечает, будто ослеп от любви к этой напыщенной и надменной, словно индюшка, кукле, и не видит, что его любит другая.

Но чего она может дать Сашке? Чем она, провинциальная девчушка, сможет привлечь воспитанного, избалованного женским вниманием молодого человека? Да, с головой у неё все в порядке: она сама учится, по всем предметам справляясь самостоятельно, с ней есть, о чем поговорить, так как прочитано несметное количество книг. Но она не Алла, приехала из провинции, из одежды одно зимнее пальто да пара туфель. Кому она нужна со своими возвышенными чувствами?

Нет, больше не стоит переживать и волноваться, он даже и не подумает обратить на неё свой взгляд, так как за три года совместной учебы в институте это уже стало понятным. Если бы Саша хотел знакомства с ней, то давно бы уже сделал шаг в её сторону, ведь она не один раз делала ему столько намеков, которые не заметит только слепой, а он совсем не такой человек.

Решено, пусть он продолжает любить свою «кралю», дай бог ему счастья вместе с Аллой. Не может же она пожелать своему любимому человеку, которого боготворит, чего-нибудь плохого? Нет, только лишь добра и всего хорошего. А в её сердце не может появиться другой человек, так как она для себя ещё в детстве решила, что любить значит любить только одного, нечего размениваться, и делать это серьезно, с полной для себя ответственностью, чтобы до конца дней своих. А раз не получается взаимности, значит, она оставит его в своем сердце навечно, пусть он потом себя сам винит».

Татьяна скинула со спинки стула свои вещи и поставила его прямо под старой, замызганной люстрой, висевшей посередине потолка. Затем сходила в ванную комнату, которая располагалась в конце коридора на их этаже, смотала там бельевую веревку, на которой все студенты сушили своё бельё, и, вернувшись к себе, скрутила из неё отличную удавку, закрутив на крюке для светильника.

«Баста, прощайте все, больше не хочу никого видеть, раз я ему не нужна, то и мне без него не нужен этот мир. Пусть я на том свете встречусь с Сашенькой, раз на этом не удается. Хотя бы небеса нас соединят».

Татьяна решительно вставила свою голову в петлю и оттолкнула ногами стул…

Скулы ныли от боли, а щеки горели, будто их намазали горчицей. С трудом разомкнув веки, Татьяна увидела перед собой лицо Катьки, соседки по комнате.

— Ты что, дура, что ли? — Катька, отчаянно била её по лицу своими здоровенными, деревенскими ручищами, не останавливаясь ни на секунду. — Рехнулась совсем?

— Я уже на том свете? — непонимающе спросила Татьяна. — Неужели и ты со мной туда отправилась?

— Да приди ты в себя, непутевая, — Катька перевела дух, прекратив наносить ей побои, затем снова принялась за дело, — слава богу, что я успела войти. Иначе сейчас ты бы действительно отправилась к праотцам.

— Зачем ты это сделала? — возмутилась Татьяна. — Кто тебя просил, в самом деле? Я не нуждаюсь в твоей помощи.

— Да молчи ты, дуреха, — Катька встала с её кровати, тяжело дыша, — я захожу, вижу, стул-то падает, а ты ножками своими брыкаешься, словно таракашка. Я еле успела тебя подхватить, ещё несколько секунд, и сейчас ты лежала бы здесь на кровати молча, с выпученными глазами.

— Эх, даже помереть спокойно не дадут, — Татьяна обиженно надула губы, — я все равно доведу свое решение до конца, только ты помешать не сможешь, понятно?

— Да на кой черт тебе этот блаженный сдался, Тань? — подруга с удивлением посмотрела на неё. — Чего ты в нем нашла?

— Тебе все равно не понять, — от досады Татьяна чуть не заплакала, — ты, вон, какая черствая, словно камень. А я без него жить не хочу и не собираюсь.

— На нем, что, свет клином сошелся? — Катька, взяв облупившейся чайник, стала жадно пить из его прямо «носика». — Я именно этого не могу понять. Какие твои годы, Танюш, куда ты торопишься? Все твои женихи впереди, ещё не раз успеешь влюбиться, я тебя уверяю.

— Мне не нужны все, мне нужен только он один, — решительно заявила Татьяна. — Конечно, парней вокруг много, но я не хочу ни с кем из них даже знакомиться, не то, что общаться.

— Твоя голова набита опилками, а не мозгами, — уверенно заявила Катька, — зачем, ты мне скажи, любить того, кто на тебя даже внимания не обращает, хотя мы все вместе учимся уже три года да в одной группе? Это значит, что человеку до тебя нет никакого дела, у него другие мечты в голове.

— Зато у меня в голове только он, никого другого нет и не будет, — Татьяна села на своей кровати, поджав под себя согнутые в коленях ноги, предварительно укутав их одеялом. — Что-то холодно стало, зябко.

— Это у тебя он нервов, давай, я тебе чаю горячего налью, — подруга включила чайник в розетку. — Поэтому и немудрено, что ты мерзнешь. На улице вон пятнадцать градусов тепла, а тебя трясет всю, и дрожь пробирает.

— Плевать, пусть хоть добьет до конца, тем и лучше, — по щекам Татьяны покатились слезы. — Что же мне так в жизни не везет, а, Кать? И влюбиться не могу нормально, и умереть не получается?

— Понимаешь, подруга, ты неправильно видишь смысл в жизни, — стала спокойно рассуждать Катерина, между тем насыпая в чашку заварку из коробки с чаем. — Ты, для начала, институт закончи, получи специальность, назначение нормальное. Лучше подумай, как в Москве остаться, чем про любовь свою дурацкую. А уж затем и будешь искать принца на белом коне. Сейчас-то куда ты лезешь со своими чувствами, да ещё к кому, самое главное? Сашка москвич, у него родители ни за что тебя к себе не подпустят, и брак с ним у тебя все равно не получится. Поэтому все твои попытки бессмысленны и безнадежны, даже и не мечтай.

— Ну почему, почему так все происходит? — у Татьяны от плача задрожали плечи. — Одним все, а другим ничего? Почему Алке и с родителями повезло, и в институт поступила без проблем, да ещё и все парни вьются вокруг неё, будто ужи, а она лишь выбирает из них?

— Знаешь, подруга, ты соображай, что несешь! — язвительно ответила Катька. — Куда нам с тобой, со своими деревенскими рылами, в их московскую жизнь лезть, а? У них здесь все по-другому, и друзья, и знакомые, и обстановка иная. Поэтому и чувства свои они тоже иначе выражают, им до наших простецких откровений дела совсем нет. А ты этого никак понять до сих пор не можешь, это меня и удивляет.

— Чем же это я, интересно мне знать, от Алки отличаюсь? — Татьяна вскинула от удивления брови, гневно посмотрев на Катьку. — Может быть, я из другого теста сделана?

— Да что с тобой говорить, сумасшедшая, — Катя с досадой махнула на неё рукой. — У тебя мозги набекрень стали. Посмотри, сколько ребят вокруг, неужели среди них нет ни одного, кто может тебя заинтересовать?

— Нет, — безапелляционно заявила Татьяна, — неужели не понимаешь, в самом деле? Такой вот я человек, полюбила одного, значит, на всю жизнь, другого не надо.

— Никто тебя не заставляет на всю жизнь, кикимора темная, — в словах Катерины чувствовалась логика, — ты просто попробуй встречаться, чтобы отвлечься от Саши своего. Походи в театры, на концерты, вон, сколько развлечений в Москве. А то все сидишь в «общаге» безвылазно, словно сыч, и мысли свои все думаешь, сгущая краски. На кой это тебе надо?

— Я все понимаю, что ты говоришь, Кать, но поделать с собой ничего не могу, — слезы из глаз Татьяны брызнули с новой силой, — как увижу его глаза, так, словно зачарованная, встану на одном месте и двигаться даже не могу, какой там театр, о чем ты говоришь.

— Хорошо, давай вместе со мной ходить, проблема-то какая, — недоуменно развела руками подруга, — и мне веселее, и пользы больше. Потом корить себя будешь, что в Москве пять лет прожила, учась, а толком ничего не видела. Все, я займусь твоим воспитанием, иначе ты точно в петлю снова влезешь, только окончательно и бесповоротно.

— Ой, займись, Катюш, может быть, действительно что-нибудь изменится, — слезы постепенно перестали течь из Татьяниных глаз.

«Может быть, Катька действительно права? Хоть она девчонка простая, почти деревенская, так как городок, откуда она родом, до недавнего времени был настоящей деревней. Но в словах подруги по учебе все равно есть нотки разума: не сошелся же клином белый свет на Сашеньке».

Конечно, воспитание не дает ей, Татьяне, право смотреть на других ребят, кроме как на него, но нельзя ведь зацикливаться на нем одном. Есть и другие увлечения, тем более, в столице такой огромной страны. Когда у неё ещё будет такая возможность, поскольку никто не гарантирует, что она останется работать в Москве.

***

— Санек, возьми сумочку, у меня ручка что-то устала, — повелевающе-жалобным тоном произнесла Алла, протягивая ему ношу.

— Кончено, Аллочка, конечно, — Александр, мешкая от расторопности, подхватил её сумку. — Что же ты раньше не сказала, что тебе тяжело?

— Ты мужчина и должен сам думать и заботиться о женщине, — наставительно сказала Алла. — Ты, что, решил, будто я буду носить тяжести сама? Ни-ког-да, это не для меня. Я человек умственного труда, а не физического.

— Извини, Аллочка, что я замешкался, — извиняющимся тоном произнес Александр. — Ты так быстро вышла из института, что я тебя сначала потерял из виду.

— Ладно, прощаю, — царственно ответила девушка. — Ты придумал, чем мы будем сегодня заниматься?

— Надо сначала по лекциям все сделать, вон, сколько задали, — робко предложил Александр. — А затем можно будет сходить в кино, если ты, конечно, не возражаешь.

— Что ты, Шурик, в такую погоду сидеть за учебниками, — недовольно протянула девушка. — Сейчас самый разгар золотой осени, занятия только-только начались, до экзаменов успеется. Лучше пойдем в «Парк Горького», на аттракционах покатаемся. Там сейчас как раз «Луна-парк» приехал, а потом можно и в «кафешке» посидеть.

— Я обещал папе, что сегодня вечером буду играть с ним в шахматы, а то он обижаться на меня начал, — попытался отвертеться от её предложения Александр. — Может, лучше в кино сходим, а в парк на выходные пойдем.

— Какой же ты скучный, Шурик, — хитро улыбнулась Алла. — Ну и иди, готовь свои задания, а я, в таком случае, пойду со Степаном, он давно меня приглашает прогуляться с ним и готов идти со мной хоть на край света.

— Хорошо, Аллочка, как скажешь, поехали в парк, — такое положение явно не устраивало парня, — только все равно я должен быть дома к восьми часам, иначе проблем с родителями не оберешься.

— Да будешь ты к восьми, будешь, только успокойся, — Алла была довольна тем, что все получилось так, как она хотела. — Ты что думаешь, мы там до ночи гулять будем? Я же порядочная девушка и должна быть дома к девяти. Поэтому и ты тоже успеешь домой к нужному времени, ну, подумаешь, задержишься на полчасика.

— Тогда поехали, я с удовольствием прогуляюсь по парку, — и Александр, опережая девушку, зашагал в сторону метро.

— Ты что так припустил, Шурик? — Алла стала задыхаться, не поспевая за ним. — Я все каблуки сломаю. Подожди, не надо так бежать.

— Ну вот, тебе не угодишь, — улыбнулся парень, — то тебе не нравится, что мы никуда не едем, то ты не успеваешь за мной.

— Во всем нужна размеренность, дорогуша, — Алла остановилась на месте, поправляя раскрывшееся пальто, — дайка я возьму тебя под руку, тогда ты точно никуда не денешься.

Таким образом, они пошли рядом друг с другом, словно совершенно взрослые люди, отчего у Александра было очень гордое и довольное лицо. Дойдя до метро молодые люди, спустившись по эскалатору вниз на станцию, сели в вагон поезда.

«Какое все-таки счастье, вот так вот, вдвоем с любимой девушкой, гулять по Москве, наслаждаясь общением, и никто не мешает. Какая она все-таки восхитительная, эта Аллочка, красавица и умница, одно загляденье. На неё все парни в институте пялятся, пытаясь завладеть её сердцем, а она выбрала его, Сашку, хотя он ничем особым не блещет. Да, окружающие говорят, что у него смазливая внешность, ну, плюс, учится он хорошо, проблем с мозгами у него никогда не было. Но больше-то ничего и нет. А она, значит, нашла, разглядела в нем чувственную и нежную душу, вот ведь как!»

«Господи, какой он все-таки несуразный парень. Угораздило же меня завязать с ним отношения. Правда, они ни к чему не обязывают, но все равно, приходится таскать его с собой, словно щенка неопытного. Но это все равно лучше, чем общаться со всякими снобами, которые окружают меня с самого детства, от одного вида которых уже давно воротит. Каждый мнит из себя черт знает кого, родители-то будь здоров, какие посты занимают. Нет, лучше с этим недотепой пока пообщаться, тем более что по нему многие девчонки в институте сохнут. Пусть им будет хуже, что Шурик с мной гуляет, а не с ними, это гораздо приятнее, чем отбивать парня у кого-нибудь. Тем более, что он подает надежды как поэт, тоже неплохо. Вдруг станет знаменитым на всю страну, а я тут как тут, рядышком. И уже никто не сможет его подобрать, поскольку я была рядом с гением в трудные для него годы непонимания. Каково звучит, а? Да все приятельницы позавидуют, что мне поэт достался. А он, если станет знаменитым, обязательно получит правительственные награды, признание людей. Тогда поездки заграницу начнутся, всякие приемы в Доме Кино и Доме Литераторов. Уж тогда-то я сверкну всем своим великолепием, своего не упущу. Сейчас, самое главное, приручить его к себе как можно сильнее, чтобы и шагу не мог делать без моего ведома. Будет у меня на коротком поводке, он, вон, какой мягкий и податливый. Как пластилин, главное слепить то, что мне нужно».

— Ой, что-то голова у меня сильно кружится, надо срочно куда-нибудь присесть, — они вышли с «Колеса Обозрения». — Шурик, быстренько идем в кафе, в любое, я долго не могу двигаться, а то упаду.

— Пошли быстрее, Аллочка, — Александр галантно подхватил девушку под руку, — держись за меня, я тебя буду поддерживать.

— Давно я так не развлекалась, — Алла перевела дух, когда они сели за столик в летнем кафе. — Здесь столько разных аттракционов, что мне хочется попробовать сразу все. Но физическое состояние больше сегодня не позволит, я уже вымоталась.

— Да ты просто героиня! — с восхищением произнес Александр. — Я очень сильно удивлен, как ты выдержала катание на всех этих штуковинах. Обычно для девушек один-два аттракциона, и они уже устают, из сил выбиваются. А ты почти на всех испытание провела, и ничего, «бодрецом» держишься.

— Я ведь не как все обычные девушки, — самовлюбленно ответила ему Алла, — меня не надо сравнивать с обычными девушками, разве ты этого ещё не понял?

— Именно поэтому я и восторгаюсь тобой, Аллочка, сравнивая тебя со всеми остальными, — зачарованный Александр был опьянен от общения с девушкой. — Как можно равнять тебя с другими, боже упаси! Ты настолько индивидуальна, что всем остальным до тебя далеко.

— Шурик, ты же комсомолец, а про бога говоришь, не стыдно тебе? — лукаво улыбнулась девушка.

— Это конечно, Аллочка, просто так, к слову пришлось, ведь тебя можно сравнить только с чем-нибудь высоким, божественным, — Александр упивался своими изречениями, — ты такая неземная и возвышенная, что мне неудобно сидеть рядом с тобой, а хочется встать.

— Тогда встань, Шурик, чего же ты? — девушка томно потягивала молочный коктейль из стакана через трубочку. — А лучше, встань на колени!

— О, моя богиня, — начал Александр, опустившись на одно колено, правую руку завел за спину, а левую грациозно поднес к девушке, выставив ладонь параллельно земле, — я восхищаюсь твоим грациозным мужеством, с которым ты сегодня преодолела столь трудные испытания. Для меня огромная честь находится рядом с тобой, имея возможность общаться и видеть твои очаровательные черты лица, слушать твой нежный голосок, о, моя повелительница.

— Ты, Шурик, не в то время родился, — заметила девушка, — тебе бы в девятнадцатом веке жить, когда гусары, балы всевозможные, шляпки, вуали и все такое. Из тебя бы неплохой поэт вышел, может, даже похлеще Пушкина. А в наше время твой талант можно в землю зарыть, а жаль, ты действительно интересный мальчик. Но, если будешь настойчивым и упорным, ты многого добьешься.

— Для меня будет счастьем, если только ты оценишь мой талант, — Александр продолжал стоять в своей позе перед Аллой, — а другие мне не важны. Что толку от большого количества людей, если у человека нет того единственного, ради которого он готов на все? Лучше посвятить себя одному, который сможет тебя оценить полностью, чем быть непонятым никем.

— Что ж, пожалуй, ты на правильном пути, — Алла пристально посмотрела на парня, — так и быть, я соглашусь быть твоей музой, это как раз в моем духе. Мне ещё никто не посвящал столь высокопарных речей.

— Тогда я могу надеяться на взаимность, Алла? — с надеждой в голосе спросил Александр. — Ты не возражаешь?

— Посмотрим, как все сложится, — девушка торжественно подняла глаза вверх. — Но шанс у тебя появился, Шура, я тебе его даю. Сумеешь воспользоваться или нет, это уже от тебя зависит, только лишь от тебя…

***

— Танька, знаешь, что я сейчас увидела? — Катерина влетела в комнату, словно пчела.

— Нет, откуда мне знать, — Татьяна отложила книгу, которую читала, в сторону. Опять Катерина прерывает её на самом интересном месте, что за несносная натура.

— Около деканата объявление висит, что в нашем институтском клубе открывается новый кружок танцев, — пояснила подруга, — может, запишемся? Ты же хотела пойти куда-нибудь научится танцевать? А тут, пожалуйста, под носом все, и к «общаге» близко, и бесплатно к тому же.

— Да ну, Кать, у меня настроения что-то нет, — безучастно протянула Татьяна. — А ты запишись, чего на меня ровняться. У тебя энергии столько, что можно заменить любую ГЭС.

— Да ты что, Тань, хватит все в комнате сидеть, давай вместе сходим, — не унималась Катерина. — И попляшем с тобой, и для здоровья полезно. Может, ещё одну специальность получим, кто его знает, что в жизни может пригодиться? Образование педагога, конечно, хорошее, но в последнее время учителям зарплату маленькую платят по сравнению со всякими кооперативами. У меня вон землячка в том году наш институт окончила. Домой, в нашу дыру вернулась, поработала полгода, еле концы с концами сводила, так сейчас пошла на рынок торговать, там совсем другие деньги платят.

— Так зачем же ты продолжаешь учиться? — резонно заметила Татьяна. — Для работы на рынке не обязательно иметь диплом о высшем образовании, тем более, учиться в Москве?

— Так уж учусь, зачем бросать-то? — спокойно пожала плечами подруга. — Да и родители не поймут, если брошу на полпути. Может, ещё и здесь, в Москве, какую-нибудь работенку найду, чем черт не шутит.

— Ну-ну, посмотрим, — Татьяна была настроена явно пессимистически, — кому мы с тобой нужны в столице, если на нас даже московские парни не смотрят. О какой работе ты говоришь, в своем уме или где?

— Не все потеряно, Танюха, — Катерина, напротив, была воодушевлена. — Жизнь только начинается, какие наши годы? Пошли в клуб, запишемся, я прошу тебя. Мне как-то неловко, там все незнакомые будут. Сходишь один раз, а как я перезнакомлюсь, можешь меня там одну оставить.

— Ладно, сходим, — тяжело вздохнула Татьяна, поняв, что её соседка просто так не отстанет, и почитать дальше спокойно её сегодня уже не удастся. — Сейчас, только дай мне одеться.

— Вот это другое дело, вот так бы сразу, — Катя потирала от удовольствия руки, — давай, одевайся, я пока умыться схожу.

Пока соседка ходила плескаться в общий туалет, Татьяна, с трудом найдя в себе силы, надела свои старые, затертые почти до дыр, индийские джинсы, которые родители купили ей, когда она ещё училась в восьмом классе. Цивильной одеждой их назвать было сложно, так как они потеряли и цвет, и форму, на коленях и внизу штанин были множественные дыры. Но Татьяна все равно носила их, поскольку и вещей-то у неё было не так и много, да и нравилась ей такая удобная одежда. Затем она натянула серый, с широким горлом свитер, и, засунув ноги в поношенные кроссовки, стала причесываться.

«Господи, до чего она себя довела? Катька действительно права, надо срочно чем-нибудь заняться. Иначе можно с ума сойти от безумия. Милый Сашенька прочно сидел у меня в голове, хотя я, конечно, всеми фибрами понимаю, не пара он мне, и никогда даже и не посмотрит мою сторону, в этом тоже подруга права. Надо забыть его, как страшный сон, переключившись на что-нибудь другое. Но это-то я понимаю, да сделать с собой ничего не могу, потому что млею лишь от одной мысли о нем, будто наваждение какое-то».

— Вот, молодец, причесалась хотя бы, — Катя, войдя в комнату, похвалила Татьяну. — Ну что, пошли в клуб?

— Пошли, раз ты настаиваешь, — Татьяна, в который раз коря себя за неумение отказывать другим людям, нехотя накинула на себя легкую болоньевую куртку, — ты прилепишься, словно репей, так от тебя не отвяжешься ни за какие коврижки.

— Ты мне ещё спасибо будешь говорить, Тань, помяни мое слово, — на ходу наставляла её Катерина. — Будто я ей зла желаю, что за человек такой?

— Успокойся, Катька, ты мне всю печень уже пропилила, — Татьяна взяла подругу под руку. — Я прекрасно понимаю, что ты стараешься мне помочь. И ни в коем случае тебя не обвиняю ни в чем. Просто у меня сейчас такое аморфное состояние, из которого очень трудно выйти.

— Когда у меня в детстве умерла младшая сестра, то я вообще-то тоже хотела утопиться, — от такого неожиданного откровения подруги Татьяна оторопела. — Я никому в институте об этом ещё не рассказывала, но тебе сейчас доверю свою тайну, потому что понимаю твое состояние.

— У тебя что, была сестра? — Татьяна остановилась на месте, словно «вкопанная». — Ты меня удивляешь! Молчала все время, будто партизан, даже не закинулась ни разу.

— Мне очень больно об этом говорить, пойми, Тань, — Катерина вмиг стала серьезной. — И пообещай, что никому больше об этом не расскажешь, ладно?

— Конечно, конечно, — спешно заверила подруга Татьяна. — Что я, «болтушка» какая-нибудь?

— Мы практически ровесники были, погодки, — Катерина продолжила рассказывать. — Когда мне девять лет было, а ей восемь, соответственно, то Марина, так звали сестренку, заболела «свинкой». Её долго лечили, она почти полгода провела в больнице, а я её навещала почти каждый день. Бегала туда после школы, обеды ей носила, в куклы вместе играли, уроки делали, чтобы она от школы не отстала. Затем сестренку выписали, прошло две недели, и у неё началось обострение какое-то. Вечером увезли на «скорой», а утром, когда мать поехала к ней в больницу, то там сказали, что Маришка умерла. Так я, никому ничего не сказав, пошла на речку, где у нас мост есть, и собралась уже прыгать вниз головой. Решила, что все, жизнь окончена, более мне свет не мил без сестры, и что моему несчастью никто и ничто помочь не сможет. Это сейчас я понимаю, какой дурой была. Родителям и так нелегко пришлось, мама сразу после похорон в больницу с сердцем слегла. Но в тот момент я не задумывалась об этом и уже ножки свои перекинула через перила. Вдруг ко мне подходит мужик молодой и, останавливая меня, начинает мне рассказывать какие-то небылицы: про то, что скоро в космос летать будет всякий желающий, про какие-то метеориты, короче, заговорил он мне голову, а я, высунув от удивления язык, и забыла, зачем пришла. Затем мужик, как бы, между прочим, и говорит мне, что, мол, девочка, не стоит тебе сейчас делать такой решительный шаг, поскольку вон, сколько интересного в жизни, но ты, если решишь перешагнуть за перила моста, этого никогда не узнаешь. Я, хоть и маленькая была, половины из того, о чем он говорил, не поняла, но главное для себя на всю жизнь усвоила: прежде, чем делать какой-либо важный шаг в жизни, хорошенько подумай, чего ты можешь лишиться. Именно ты, а не кто-нибудь другой, потому что в жизни столько интересного и загадочного, что хочется обо всем узнать, причем самому, а не понаслышке. А затем уже делай этот шаг, если после своих раздумий захочешь.

— Спасибо за откровение, — Татьяна даже прослезилась от такого. — И что, ты ни разу потом не хотела повторить свою попытку?

— Нет, ни разульки, — безапелляционно ответила Катя, — вернулась домой, стала за мамой ухаживать, так же, как к сестре, в больницу ходить. Мама после этого очень долго болела, не могла в себя прийти от такого удара. А затем постепенно в душе у меня успокоилась, время все лечит, поверь, Танюш. Так вот и осталась я одна у своих родителей, а теперь просто не имею права их подвести, так как я их единственная надежда и опора.

— Слушаю тебя и думаю, какую глупость я хотела сделать, — серьезно сказала Татьяна. — О родителях, честно сказать, даже и не подумала, паразитка. Они же, действительно, не переживут такого ни за что на свете.

— Во-во, и я о чем, — подхватила подруга. — Ладно, ты сама за себя отвечаешь, но им-то каково, представь? К тому же я все равно считаю, что этот поэтический мальчик не стоит такой жертвы с твоей стороны. Он просто этого не оценит, а скорее подумает, что какая-то очередная «дура» вбила себе в голову всякие глупости и решила свести счеты с жизнью. У него другая любовь, вон он как вокруг Алки вьется, кобелем прямо-таки, вокруг никого не замечает. Он твоей жертвы и не заметил бы, поскольку ослеплен любовью к другой.

— Кать, ты самая лучшая подруга, хочу тебе сказать, — Татьяна крепко сжала её руку. — Не знаю, что бы со мной сейчас было, если бы не ты. Спасибо тебе, что удержала меня от петли.

— Ладно, ладно, сочтемся, — заулыбалась Катерина. — Давай, входи первая, а то опять раздумаешь.

— Не-а, — протянула Татьяна, открывая входную дверь институтского клуба. — Теперь ни за какие коврижки. У меня появилась потребность куда-нибудь деть переполняющую энергию. Хочется её выплеснуть, но не просто так, а с пользой для себя.

— Тогда мы с тобой сейчас сразу на все возможные виды танцев запишемся, — Катя стала снимать с себя потертое пальто. — Эх, оторвемся! Я предвкушаю себя в роли какой-нибудь восточной танцовщицы.

— Честно, мне тоже до чертиков нравятся восточные танцы, — поддержала Татьяна подругу. — Обязательно научимся им, если будут преподавать, хорошо?

— А вон, смотри, объявление, — они подошли к доске, где висело расписание занятий танцевальных кружков. — Пожалуйста, вот тебе и восточные танцы, и спортивные, и аэробика. Пошли, научимся кастаньетами щелкать, как Кармен. Наконец-то осуществлю свою давнюю мечту. Знаешь, как я с восхищением смотрела по телевизору все передачи, где танцевальные конкурсы показывали? И мне до жути хотелось самой им научиться, однако в нашей дыре это было просто нереально.

***

— Шурик, как поживают твои стихи? — Алла, томно сидя на стуле в институтской столовой, грациозно пила чай из граненого стакана. Со стороны это смотрелось уморительно, но девушке было плевать, она находилась в своем образе постоянно. — До новогоднего вечера осталась неделя, а ты до сих пор все сочиняешь. Так можно и вообще опоздать!

— Что ты так переживаешь, Аллочка? — Александр смутился от её претензий. — У меня практически все готово, осталось немного подредактировать.

— Как не переживать? — девушка посмотрела на него, стараясь глазами испепелить парня. — Ты что, хочешь меня опозорить? Я всем рассказываю, какой у меня талантливый молодой человек, пишет стихи, и что его «творения» можно будет послушать на институтском новогоднем вечере. Почти все мои знакомые собираются прийти, услышать, так сказать, своими ушами тебя, а ты меня подводишь! Как это назвать, позором?

— Ну, Аллочка, моя хорошая, я ведь ещё ни разу тебя не омрачил и не обманул, — оправдывался Александр. — И в этот раз все будет, как ты задумала. Я не посмею тебя подвести.

— Ладно, пока я тебе верю, — Алла, допив чай, медленно крутила стакан на столе своими длинными и тонкими пальцами. — Завтра с утра ты мне покажешь все, что написал, потому что после занятий уже будет первая репетиция концерта.

— Хорошо, хорошо, я сегодня ночью тогда и спать не буду ложиться, все доведу до ума, — Александр, обрадовавшись такому повороту событий, сиял от счастья. — Мне совсем чуть-чуть осталось.

— Вот видишь, Шурик, — менторским тоном заявила Алла, — без меня у тебя ничего не получается. Ты ужасно не собранный человек, все забываешь, вечно опаздываешь. Если я тебя не буду торопить, следить за тобой, ты свои стихи напишешь лет через пять, это минимум.

— А мне приятно, что ты будешь за меня переживать, наблюдая мои достижения, — Александр с мечтательной восторженностью поднял глаза вверх. — У каждого творческого человека есть муза, чем же я хуже других? Может быть, это и есть счастье поэта, когда за ним следят, оберегают и заботятся.

— Шурик, ты что, издеваешься надо мной? — усмехнулась девушка. — Муза должна вдохновлять, а не быть надсмотрщицей. А ты для меня именно такую роль пытаешься отвести в своей жизни, но у тебя это не выйдет.

— Как можно, Аллусенька, — Александр сиял от счастья. — Ты, и только ты меня вдохновляешь, именно тебе, а никому-то другому, я обязан тем, что я уже написал.

— Там есть хотя бы что-нибудь про меня? — с надеждой поинтересовалась Алла. — Или опять, все в общем, про любовь к неизвестному человеку?

— Понимаешь, когда я пишу в общем, не конкретизируя, я всегда подразумеваю только себя и тебя. Просто я не хочу останавливаться на наших с тобой личностях, так как это и не скромно, и очень быстро всем наскучит.

— Нет, вы посмотрите на него! — чуть ли не на всю столовую воскликнула девушка. — Я, понимаешь ли, являюсь его музой, все свое время посвящаю его творчеству, а он, видите ли, не хочет меня конкретизировать? А кого ещё, как не меня? Нет, ты, Шурик, пожалуйста, увековечь меня в своих виршах, иначе я обижусь, причем очень сильно!

— О чем вы тут так сильно кричите? — к ним за столик подсел Максим, товарищ Александра, который, хоть и учился на пятом курсе, но очень по-дружески относился к нему. — Вся столовая на вас смотрит, есть не может, а вам хоть бы что?

— У нас творческий спор, — важно произнесла Алла. — Мы обсуждаем новое творение Шурика, которое он приготовил для новогоднего институтского концерта.

— Поделитесь, о чем идет речь, может, я подскажу что-нибудь? — предложил Максим.

— Нет, пока это секрет, — опередив собиравшегося было ответить Александра, быстро сказала Алла. — Всему свое время, Максик, не торопи события.

— А ты, Сань, не хочешь снова написать в нашу студенческую газету какую-нибудь статью? — спросил Максим. — Кстати, твоя заметка, которую поместили в номер, посвященная первому сентября, пользовалась очень большим успехам.

— Да нет, Максим, что ты, — Александр покраснел от смущения. — У меня не очень хорошо получается это делать. Проза не мое призвание, это я так, от нечего делать написал, да и «препод» по литературе просил помочь. Мне рифма больше нравится, она сама собой у меня рождается. А статью я вымучивал несколько дней, хотя там всего несколько абзацев нужно было.

— Брось ты, не твое, — успокоил его товарищ. — Своими стихами ты много не добьешься в жизни, вот увидишь. Но если ты будешь хорошо писать статьи, то из тебя может получиться хороший журналист. А это в наше время вполне нормальная специальность. Тем более, что сейчас открываются всё новые и новые издательства, так что в ближайшие годы ты будешь обеспечен хлебом насущным.

— Нет, это не для Шурика, — вновь ответила Алла. — Ему предстоит прожить великую жизнь знаменитого поэта. А все эти статейки для других, в том числе и тебя.

— Кончено, куда нам, земным людям, до богов, — усмехнулся Максим, нисколько не обидевшись на Аллу. — Я, конечно, Саш, не буду настаивать, так как не имею права. Но ты, все-таки, подумай над моим предложением на досуге.

— Хорошо, Максим, хорошо, — постарался успокоить товарища Александр, не желая его обидеть. — Может быть, ты и прав, сейчас действительно никому не нужна поэзия.

— Ну, ладно, я пошел на последнюю пару, вы как? — спросил он их, молча предлагая пойти с ним вместе на занятия.

— Нет, у нас сейчас другие дела, мы не пойдем, — ответила Алла. — Иди, иди, Максик, привет газете.

— Зачем ты так, Аллочка? — спросил Александр, когда товарищ вышел из столовой. — Он же может обидеться? Зачем высказывать в глаза человеку все, что ты о нем думаешь, это не культурно.

— Нечего лезть со своими советами к другим людям, — пояснила девушка. — А чего ты вдруг его защищаешь? Ты же только что, буквально перед его появлением, говорил про свои стихи, как сразу перекинулся на статейки?

— Я не хочу никого унижать, намекая, что люди чем-то хуже меня, — пояснил парень. — Тем более, что Максим мой старший товарищ, мы с ним общаемся с самого первого курса. Он не однократно давал мен полезные советы по поводу моих стихотворений.

— Так ты что, собираешься слушать его, а не меня? — Алла возмущенно вскинула брови. — Я что-то не пойму, кто тебе нужен: этот «писака» или я?

— Что ты вечно все утрируешь? — Александр не хотел обидеть и Аллу. — Пойми, я такой человек, что не могу отказать никому.

— Это очень плохо, Шурик, — заявила девушка. — Если ты не изменишь свое отношение к людям, то в один прекрасный момент они сядут тебе на шею, окончательно и бесповоротно. А для тебя все закончится плачевно, ты просто не сможешь иметь даже своего мнения.

— Я все понимаю, Аллочка, но с собой поделать ничего не могу, — тяжело вздохнул Александр. — Такой уж я человек, надо с этим мириться.

— Ты можешь мириться, но я не хочу и не буду, — твердо заявила Алла. — Но учти, если ты не будешь мне в этом способствовать, то и я в один прекрасный момент отвернусь от тебя, понимаешь?

***

«Браво, браво, браво, браво!»

Зал рукоплескал их выступлению, не отпуская со сцены несколько минут. У Татьяны от волнения и физической нагрузки кружилась голова, но она решила, что это от успеха. Казалось, ещё мгновение, и она упадет в обморок. Они действительно здорово выступили, ошеломив весь институт, даже их педагог по танцам, Ирина Львовна Савина, не ожидала от них такого.

Весь декабрь их танцевальный кружок, в котором занималось почти тридцать девчонок с института, все свободное от учебы время только и делали, что репетировали. Они готовили сразу несколько видов танцев: латинские, арабские, индийские. Татьяна принимала участие во всех номерах, и в последнюю неделю она забросила учебу совсем, так как приходилось репетировать по шесть-семь часов. И это несмотря на то, что она всегда училась хорошо, тщательно готовя домашнее задание, к тому же сессия была не за горами. Но она настолько увлеклась новым для неё делом, которое ей очень нравилось, что немного забросила учебу, к тому же и Ирина Львовна была великолепным педагогом. На самом деле это девочки звали её Ириной Львовной, хотя учительница была старше их не на много: ей было всего лишь двадцать семь лет. Но она снискала у них уважение за своё мастерство и профессионализм, которыми Ирина Львовна с неуемной энергией и энтузиазмом заражала их на каждой репетиции. Татьяна поверила в свои силы, потому что многие движения у неё получались порой ничуть не хуже педагога, вдобавок и Ирина Львовна очень часто хвалила её.

— Так, девочки, молодцы, больше слов нет, — после выступления в раздевалке хвалила их раскрасневшаяся от волнения Ирина Львовна. — Не подвели меня, спасибо огромное.

— Это вам спасибо, Ирина Львовна, — почти хором защебетали все девочки. — Вы самая лучшая, как можно было вас подвести.

— Ладно, ладно, не скромничайте, — педагог почему-то хитро улыбалась, — не все ученики способны показать все то, что дал им учитель.

— Если бы все учителя были такими, как вы, тогда и их ученики получали бы только отличные оценки, — громче всех почти кричала Катерина.

— У меня для вас есть очень приятная новость, — торжественно заявила Ирина Львовна ошалевшим от успеха девочкам.

— Какая, какая? — наперебой закричали все.

— На сегодняшнем концерте присутствовало большое начальство из городского управления образования, — вокруг наступила тишина. — Наш коллектив пригласили на конкурс среди танцевальных коллективов студенческой Москвы. Так что будем готовиться к новым достижениям.

— Ура! Да здравствует наша Ирина Львовна! — восторженные крики стали колыхать старые стены институтского клуба.

— Да успокойтесь вы, сумасшедшие, — пыталась остановить их педагог, но было поздно, так как девушки вошли в кураж.

— Ирина Львовна, вы наша гордость! Вы просто прелесть! Вы само совершенство! — снова раздалось со всех сторон.

— Предлагаю отметить наш успех, — неожиданно для всех предложила педагог. — Только не сегодня, а на Новогоднем Вечере, как вам? И повод двойной будет, и время побольше свободного.

— А зачем ждать целых два дня? Тем более, что сейчас повод один, а тогда будет другой? — послышались недоуменные вопросы.

— Во-первых, сейчас мы просто не можем нормально посидеть, так как надо приготовить что-нибудь вкусного из сладкого, купить шампанского, наконец, а во-вторых, и времени сейчас уже много. Соберемся пораньше перед Вечером, посидим, пообщаемся, а на веселую голову и танцевать будет веселее, — пояснила Ирина Львовна.

— Ура! Здорово! Заметано! Договорились! — шквал эмоций вновь взорвал помещение.

Ещё целый час они все дружно обсуждали, что каждый из них приготовит к их посиделкам, составив подробное меню. Затем они прикидывали, кто в каком наряде появится в такой праздничный вечер. Татьяна и сама не заметила, как пролетело почти два часа, а ведь ей очень хотелось послушать выступление Александра с его новыми стихами.

В последнее время она старалась почти не замечать Александра, на занятиях садилась так, чтобы никоим образом не видеть его и Аллу. Все правильно говорила Катька, не нужен он ей, потому что она не интересует его. Что же, всю жизнь, что ли по нему сохнуть, не спать ночами, а днем, забыв про учебу, спать на лекциях? Так ничего хорошего не получится, её быстренько отчислят из института, и придется возвращаться домой. А этого Татьяна боялась больше всего на свете, для неё появление перед родителями с такой позорной репутацией было хуже войны. Она представляла себе, как мать, поджав губы, не будет разговаривать с ней несколько месяцев подряд, отчего ощущение вины ещё сильнее будет глодать её. А отец, она это видела явно, каждый день будет устраивать скандалы, попрекая при этом всем тем, что он с матерью сделал для неё хорошего в этой жизни.

Но самое главное, что она не знала, чем ей в таком случае заняться? Неужели придется идти работать на прядильную фабрику, что и делает большинство женского населения в её родном городке? Нет, такая перспектива её не прельщала, не для того она так настаивала, уговаривая родителей отпустить учиться её в Москву, порой устраивая им истерики, а затем, не разговаривала с ними по нескольку дней. Мать с отцом, простые рабочие, боялись за свою единственную дочь, отпуская в огромный, полный соблазнов, город. В принципе, их опасения были напрасны, так как Татьяна полностью посвятила себя учебе, но Александр, которого она сначала просто не замечала, а с каждым днем влюблялась в него всё сильнее и сильнее, затмил её разум, и в последнее время это мешало учебе все больше и больше. За три года совместного обучения она просто свихнулась на этой почве, этот человек был её наваждением. Что с ним делать, она и сейчас не могла понять. Татьяна пыталась отвлечься, усердно грызя гранит науки все свободное время, но ничего не помогало. Может быть, действительно, занятия танцами помогут ей выйти из кризисной ситуации, поскольку в движении Татьяна забывала обо все напрочь.

***

Позвольте выразить признанье

Тем, кто так усердно учит нас,

Кто, прилагая все старанья,

Готов порой покинуть класс

Сейчас не все здесь понимают,

Что ж добиваются от них,

И будто камнем в них кидают,

Грозя отчислить сей же миг.

Но будет время, когда поздно,

Что поменять, и не вернуть,

Те светлые шальные годы,

Когда ещё неясен путь.

Когда живешь лишь днем насущным,

Не забегая наперед,

И думаешь, что нерешенным

Бывает только знаний пуд.

Спасибо Вам за Ваши дни,

И месяцы, и годы, что с терпеньем

Вы посвятили нам свои часы,

Вложив в них душу сквозь мученья.

Мы оправдаем Ваши силы,

Так щедро вложенные в нас,

И все усвоенные речи

Преувеличим в сотни раз.

Александр замолк, окончив свое выступление, опустив голову вниз. Зал замер на несколько секунд, будто ждал продолжения, затем взорвался грохотом аплодисментов, от которых у Александра заложило уши. Такого успеха он просто не ожидал, потому что ещё утром его стихи не были готовы для концерта. Да, он обманывал всех: и друзей, и знакомых и родителей, и Аллочку, и даже себя, что успеет, но никаких толковых мыслей по поводу финальных строк в его голову не шло, хотя он очень усердно заставлял себя сосредоточиться.

Всю последнюю ночь он не спал, тщетно пытаясь сконцентрироваться, но его отвлекало буквально все: то, как назло, звонили подряд множество друзей и знакомых, с которыми он пытался как можно быстрее закончить разговор, и многие на него всерьез обиделись. Затем родители слишком часто заглядывали в его комнату и интересовались, почему их чадо так долго не ложиться спать, и Александру пришлось выяснять отношения сначала с отцом, а затем и с матерью. Уже под утро, ближе к рассвету, в их тихом и маленьком домашнем сквере дворник слишком сильно скрежетал лопатой, разгребая наваливший снег. Александр, с ввалившимися от усталости покрасневшими глазами, с гудящей от боли головой, совсем было отчаялся закончить стих хоть как-нибудь и решил, что он опозорится сегодня по полной программе, когда прейдет к началу концерта и откажется от выступления.

Он живо представил себе радостные глаза многих студентов и преподавателей, которые ненавидят его, и в душе будут очень рады такому обстоятельству, когда кумир института станет изгоем в один миг. И вот в тот момент, когда Александру предвиделось лицо Аллочки, которое одновременно выражало и страх, и отвращение, и жалость к нему, вот тут-то его словно громом осенило. Он буквально за несколько минут на одном дыхании дописал последние четверостишья и, не раздеваясь, лег на свою кровать, моментально заснув крепким богатырским сном.

Сейчас же, после выступления, он, уставший от бессонницы, от сомнений и противоречий внутри себя, стоял на сцене и единственное, что ему хотелось, так это уединиться где-нибудь вместе с Аллой, уйти куда подальше, чтобы никто им не мешал. Тогда бы он, наконец, нашел в себе мужество и красиво, в стихотворной форме, выразил бы ей все свои чувства, которые переполняли его душу.

Однако на сцену выскочили его поклонники из числа студентов всех курсов института, некоторые из них стали дарить ему цветы, другие просто выражали свое восхищение. И уже через несколько мгновений он, держа огромную охапку цветов, был окружен плотным кольцом людей, из которого вырваться просто так не было возможности.

— Вот видите, какие таланты обучаются в нашем учебном заведении! — важный от гордости, торжественно объявил в микрофон ведущий концерта, преподаватель кафедры русского языка и литературы, Вадим Борисович Красинский. — В скором времени он прославит наш ВУЗ по всей нашей необъятной стране. Давайте ещё раз поаплодируем ему. Браво, браво, браво!

— Я, в свою очередь хочу тоже выразить всем присутствующим признательность за то, что выслушали мои мысли, — прорвавшись к микрофону, произнес Александр. — А также заверяю, что приложу все усилия для того, чтобы добиться как можно больших успехов и прославить свой любимый институт.

Александр с большим трудом, удерживаемый студентами, спустился со сцены, пытаясь глазами отыскать в толпе Аллу. Но народу было так много, и его очень плотно окружали, что он ничего вокруг не видел, кроме неизвестных ему лиц.

— Саша, пошли, — кто-то со знакомым голосом буквально вырвал его из толпы за руку, и пихнул в боковую дверь зала.

— Вы кто? — в один миг Александр оказался в полной тишине, и лишь приглушенный гул из-за двери напоминал ему о происходившем.

— Ты чё, Сань, белены объелся? — перед ним стоял Максим Полянский, его товарищ с пятого курса. — У тебя крыша, что ли, поехала от успеха?

— Макс, прости, у меня в глазах все так мелькает, — извиняющимся тоном произнес Александр. — Честное слово, просто не понял, кто это меня спас? Меня, чуть было, не разорвали, спасибо, что выручил.

— Да ладно, брось, я и сам за тебя испугался. Думаю, надо срочно выручать товарища, — усмехнулся Максим. — Ну, как тебе успех, по душе приходится?

— Сам не понял пока ещё, — Александр был в прострации. — Надо все осмыслить и переварить не спеша, а потом уже пойму, нравится мне это или нет. Ты, кстати, Аллу мою не видел?

— Что, потерял свою Джульетту? — в иронии Максима проскользнули нотки сарказма. — Неужели ты так сильно ей увлечен, Сань?

— Я просто без ума от неё, — без всяких сомнений произнес Александр. — А что в этом плохого, я не понимаю? Разве мужчине не может очень сильно нравиться женщина?

— Может-то оно, кончено, и может, — рассудил Максим. — Но любовь не должна застилать глаза, надо внимательно ко всему приглядываться. Неужели ты не понимаешь, что Алла просто развлекается с тобой, словно кошка с мышкой? Просто использует тебя для удовлетворения собственных амбиций, и всё. Пока ты популярен в студенческой среде, о тебе говорят, как о начинающем поэте, пока ты выделяешься среди других, ты ей нужен. Но как только ты станешь одним из серой массы, как тут же получишь отставку.

— Ты что, Максим, не веришь в мои способности? — Александр удивленно вскинул брови. — Ты всерьез думаешь, что из меня не получится поэта? Я, честно признаться, считал тебя своим другом, на которого можно положиться в случае беды, а ты оказывается, вон какого мнения обо мне.

— Именно потому, что и я тоже считаю тебя своим другом, я и пытаюсь до тебя достучаться, — неторопливо продолжал Максим. — Я ни в коей мере не хочу тебя обидеть, ты действительно можешь стать великим поэтом. Но ты что, считаешь, что в нашей стране можно быть поэтом и жить этим, содержать семью? Неужели ты всерьез об этом думаешь?

— Разве мало этому примеров? — Александр не понимал, максим шутит или говорить всерьез. — Вознесенский, Евтушенко, Рождественский, да мало ли ещё примеров! Они тоже, когда начинали, были абсолютно простыми, рядовыми людьми, и ничего, добились всенародной любви и признания.

— Сань, ты про какое время говоришь? — теперь Максим удивленно поднял брови. — Сейчас не шестидесятые и семидесятые годы, а конец восьмидесятых. Перестройка на дворе, кооперация процветает вовсю, а ты про стихи говоришь. Да кому они сейчас нужны, Саш, ты в своем уме? Сейчас абсолютно другие времена, народу нужно горяченькое, остросюжетное, сдобренное политикой и всякими интимными подробностями «чтиво», при этом написанное простым, незамысловатым языком, да к тому же чтобы не очень длинно, иначе читать наскучит.

— Ты это серьезно, Макс? — Александр не ожидал услышать таких откровений от человека, которого он, как считал, знал достаточно хорошо. — Так что же тогда надо делать, как ты считаешь?

— Мы с тобой недавно уже говорили на эту тему, помнишь, в столовой. Так вот, пока рядом нет Аллы, хочу тебе кое-что рассказать, а ты уже сам думай. Я сейчас работаю в одной газете, которая с каждым днем становиться все популярней и популярней, — продолжил Максим. — Скоро она, наверное, переплюнет «Комсомольскую правду». Я пишу для неё небольшие статьи, которые печатают на первой полосе. Статьи короткие, но про всякие «горячие» факты», а платят за них очень даже неплохо. Хочу и тебе предложить попробовать свои силы, ты же неплохо написал пару статей для нашей институтской стенгазеты. Я их внимательно читал, у тебя есть задатки хорошего журналиста. Лучше быть хорошим репортером и нормально зарабатывать на жизнь, чем быть гением, писать изумительные стихи, складывать их в ящик письменного стола, но сидеть с пустым карманом.

— Да, ты меня прямо ошарашил, — Александр облизал свои засохшие от волнения губы языком. — Ладно, с твоими доводами по поводу работы и дальнейший жизни я могу согласиться. Но почему ты такого мнения об Алле? Ты же абсолютно её не знаешь?

— Старик, именно я её знаю очень хорошо, — Максим посмотрел Александру прямо в глаза. — Ты думаешь, почему она так нервничает и кипятиться, когда я общаюсь с тобой, да ещё в её присутствии? Потому что когда вы учились ещё на первом курсе, и ты был далек от любовных потрясений, я очень активно ухаживал за Аллой. Она, по началу, не отказывалась от моих притязаний, любила, когда я делал ей подарки, благо, родители мне помогают деньгами. Но как только она познакомилась с другим парнем, учившимся на год старше вас, который не вылезал из Варшавы, где у него работали родители, так она сразу переметнулась к нему, бросив меня в одночасье. Я даже и слов оправдательных от неё никаких не услышал. А обо мне, похоже, вовсе забыла, сейчас даже и не здоровается, словно мы и не знакомы. А как только тот парнишка раскусил её и познакомился с другой девчонкой со своего курса, так Алла за тебя взялась. Но теперь её интересуют не деньги, я твоя популярность. Я так думаю, что она для себя решила больше не клевать на материальные блага. Поэтому выбрала тебя, простого парня, застенчивого и неопытного в амурных делах, зато известного своими стихами. Ты не будешь, в силу своего воспитания, оценивать все материально, а уж чувства Алка умеет играть профессионально. Ей надо было в актрисы идти, у неё дар.

— Что-то у меня в голове не укладывается твоя речь, — у Александра закружилась голова. — Я, пожалуй, пойду, потом как-нибудь увидимся. Спасибо, ещё раз, за то, что вытащил из зала.

— Иди, конечно, — Максим его не собирался задерживать. — Только подумай над моим предложением поработать в газете. Попробуй свои силы, чем черт не шутит.

— Хорошо, хорошо, — Александр медленно побрел по пустому коридору, сам не понимая, куда.

Лишь только его шаги разносились гулким эхом по толстым стенам здания, которое хранило в себе много человеческих переживаний за несколько десятилетий своего существования…

***

— Шурик, ты где пропадал? — Алла, широко расставив свои красивые ноги, стояла в конце коридора перового этажа в позе жандарма. — Я тебя обыскалась.

— Аллочка, ты видела? — Александру хотелось поделиться с ней радостью, которая переполняла его. — Мен так здорово принимали, что не хотели отпускать со сцены. Казалось, ещё мгновенье, и меня разорвут на мелкие кусочки. Все-таки я всем понравился, мне удалось то, о чем я так мечтал.

— Что удалось? — недоуменно фыркнула девушка. — Ты что, возомнил себя непревзойденным гением и решил, что от твоих творений все просто сошли с ума?

— Нет, что ты, какой я гений, — Александр поспешил успокоить собиравшуюся было разгневаться Аллу. — Просто я не ожидал, что будет такое количество оваций и радостных возгласов.

Алла смотрела на него и не понимала, шутит Александр или придуривается? Он что, действительно не понимает, насколько он ничтожен? Да, он неплохо складывает слова рифму, но и все, не более того. Ведь это она, да, именно она, Алла Прудович, вознесла его до небес, создав вокруг него образ непревзойденного поэта. Сколько ей это стоило, каких усилий? Трудно даже и подумать.

Алла планомерно, день за днем, распространяла слухи о том, какие гениальные вирши пишет её знакомый сокурсник, причем рассказывала об этом и в институте, и приятелям, и родителям. Конечно, верили не сразу, и не все, но постепенно окружающие их люди привыкли к тому, что Александр просто сумасшедше талантлив. Затем все стали убеждены в этом, как в само собой разумеющемся. Но заслуга-то в этом только Аллы, а никоим образом не его. А он, будто не понимая, вместо того чтобы благодарить Аллу, стоит и издевается над ней, рассказывая, как ему хлопали. Ведь это она просила многих студентов поддержать его на концерте, поясняя, что Александр очень нервный и застенчивый, может так расстроиться, что упадет в обморок прямо на сцене, поэтому, если ему поаплодировать, то это его взбодрит. Да, такого «свинства» с его стороны Алла просто не ожидала.

— Шурик, ты, конечно, опьянен от успеха, но нельзя же так выпасть из реальности, что забыть начисто про свою возлюбленную музу, — Алла, чтобы вернуть Александра к действительности, обиженно поджала губы.

— Что ты, что ты, я серьезно не мог найти тебя, — Александр с жаром принялся оправдываться. — Я искал тебя в зале, но не увидел, а потом меня толпа понесла с такой силой, что чуть не раздавила. Еле-еле смог, протиснувшись сквозь народ, выскользнуть в боковую дверь.

— Что-то ты долго скользил, Шурик, наверное, тебя поклонницы где-нибудь уже прижали в темном уголке, — язвительно заметила Алла. — А ты и рад стараться, отказать-то не можешь никому.

— Аллочка, солнышко, — лицо Александра вспыхнуло от волнения. — Да я сразу побежал по всем коридорам, чтобы найти тебя и разделить с тобой мою радость. А ты будто сквозь землю провалилась, мне уже дурные мысли в голову лезть начали.

— Ага, твою радость разделить со мной, — Алла готова была разорваться от гнева. — Я-то, наивная, думала, что это наша с тобой радость. А он заявляет, что радость только его, и делить он её собирается, видите ли, на равные кусочки. А мне, Шурик, очень обидно от твоих слов, я вся горю от негодования. Нет, такой подлости я от тебя никак не ожидала, ты меня очень сильно оскорбил.

— Аллочка, Аллочка, ну полно тебе, — Александр взял руку девушки и поцеловал её. — Я не хотел обидеть тебя. Конечно же, это наша с тобой радость, просто я неудачно выразился.

— Неудачно выразился? — Алла гневно сверкнула глазами. — Да я собственными глазами видела, как ты блаженно улыбался, когда на тебя вешались студентки. Ты был, словно мартовский кот, который попал в малину. Я не ожидала такого, в моих глазах ты сильно упал.

— Послушай, Аллочка, я просто никуда не мог деться от них, они напали на меня и никуда не отпускали. Что я мог сделать, по-твоему, в такой ситуации, а?

— Сделать? Твоя улыбка тебя выдала, милый мой. Сальная, противная, от которой разило похотью, — Алла, кончено, лукавила. Улыбка Александра в тот момент скорее напоминала растерявшегося Эйнштейна, чем лихого Казанову, но не отступать же ей. — Ты низок, как и все остальные мужчины, я была лучшего мнения о тебе. Все вы одинаковые, только одного и надо — женского внимания, и ничего другого. И чем его больше, чем вы лучше себя чувствуете. Вам лишь бы вился кто-нибудь вокруг, не важно, кто именно.

— Аллочка, хватит тебе все об одном, — Александр решил прервать их пререкания, иначе они сейчас сильно поссорятся. — Я очень благодарен тебе и очень хочу услышать твое мнение по поводу своих стихов. Как они тебе, понравились или нет? Я же старался только для тебя одной, именно твоя оценка самая важная.

— Так, ничего себе, — Алла решила ответить неопределенно, чтобы позлить Александра. — Я ожидала от тебя, конечно, большего, это не предел твоих возможностей. Местами твое творение было очень даже, а в некоторых моментах я готова была спрятаться, чтобы не чувствовать позора из-за тебя.

— Что, неужели было так отвратительно? — сокрушился парень. — Мне казалось, что каждая строчка подобралась к другой просто замечательно. Я бился над этим очень долго, выстрадал каждый слог, да и всем понравилось.

— Я не все, — Алла была сама безаппеляционность. — Это другие пусть довольствуются серостью. Мне нужны действительно безупречные, абсолютные вещи, в том числе и стихи. А ты иногда напоминал то Пушкина, то Есенина, то ещё кого-нибудь. Но это был не ты, понимаешь, а другие, причем уже знаменитые поэты. Пока у тебя нет собственного «Я», твоего конкретного стиля, ты просто один из многих, неплохо пишущих людей, не более того, а это меня тревожит. Ты уже не мальчик, и пора стать настоящим мастером слова. Иначе через год-другой, когда и окружающие поймут, что ты просто так, рифмоплет, тебя забудут, и ты останешься с носом.

— Неужели все так плохо? — казалось, Александр сейчас расплачется. — А я решил, что у меня начало получаться. В конце концов, я стал постигать этот сложный мир поэзии, порой рука сама, произвольно начинает водить ручку по бумаге. Приглядываюсь, а уже что-то набросано конкретное.

— Если ты будешь меня слушать, внимать моим советам и меньше обращать внимание на других, то ты ещё сможешь достичь совершенства, — подвела черту Алла. — Особенно, если ты меньше будешь обращать внимание на особ женского пола. Кроме меня, кончено. Они тебя развратят, а это отвлечет тебя от истинного творчества, Шурик…

***

— Танька, смотри, сколько ребят сразу вместе собралось, — Катерина, словно безумная, прыгала вокруг Татьяны, стоявшей около зеркала в туалете. — Тебе чего, не весело, что ли? Давай радоваться, нельзя быть такой скучной.

— Да весело мне, с чего ты решила? — Татьяна отдернула плечи, пытаясь усмирить подругу, не в меру разгоряченную от обильного возлияния алкоголя. — Я смотрю, спиртное слишком сильно вдарило тебе в голову, ты что-то больно буйная стала.

— Хватит меня отчитывать, Танюха, — Катька стала строить рожицы в зеркало. — Иногда можно позволить себе чуть больше сверх меры. Новый год бывает только лишь раз в году, поэтому я имею полное право расслабиться на полную катушку, чего и тебе рекомендую, зануда. Стоишь, как кикимора, лицо постное, будто целый лимон съела, аж жуть берет.

— Зря ты так думаешь, я и расслабляюсь, только по-своему, — Татьяна повернулась к Кате лицом к лицу. — Ну не могу же я быть точно такой же, как и ты. Поэтому и веду себя по-другому, и стакан за стаканом в рот не отправляю.

— Ладно, хватит меня отчитывать. Не застревай здесь надолго, — Катерина, подмигнув сама своему отражения развернулась, чтобы уйти. — Буду ждать тебя в зале, пойду, высмотрю пока кого-нибудь, чтобы пригласить на белый танец.

— Давай, я сейчас, быстренько закончу и догоню тебя, — Катька немого напрягала Татьяну, но не ссориться же на новогоднем вечере из-за таких пустяков. — Смотри только, больше не пей ничего крепкого, иначе упадешь посредине танца, и твой Ромео останется у разбитого корыта.

— Не ехидничай, — Катька показала Татьяне язык. — Тем более, что мы и так все выпили, больше нечего, и денег, тьфу, нема. Даже Ирине Львовне мало досталось, неудобно как-то прямо получается.

— Это она специально мало пила, в отличие от таких дурех, как ты, — здраво рассудила Татьяна. — Она человек в таких делах опытный, чуть пригубила для веселья, и хватит. А вы готовы пить до тех пор, пока совсем разум не потеряете. Ты, небось, ещё бы винца пропустила, если бы оставалось, не так ли?

— Ой, Тань, ты, прямо, как моя мама сейчас, распекаешь меня, — Катька улыбалась, даже и не думая обижаться на подругу. — Дай хоть в Москве расслабиться без родительских нравоучений, я прошу тебя. Не порти настроение, я сейчас в таком ударе, что готова танцевать «до упаду».

Катерина вышла из туалета, а Татьяна стала пристально разглядывать свое отражение в зеркале. От своего внешнего вида она осталась в удовлетворении, так как он её полностью устраивал. Лицо выглядело свеженьким, ни одной морщинки, никаких мешков под глазами. Черты лица правильные, все на своем месте: чуть изумленные брови, нежно-голубые глаза, немого припухлые губы, и крохотная, но эффектная родинка над верхней губой, а также маленькая, создающая ощущения мягкости, ямочка на подбородке. Только лишь нос, с его немного расширенными ноздрями, всегда раздражал Татьяну, поскольку она считала, что он портит всю картинку, придавая её незаурядному облику немного суровое выражение.

Они сегодня, кончено же, здорово посидели с девчонками, она зря отругала Катерину. Все пришли красивые, разнаряженные, приготовили много разных вкусностей. Их собралось почти тридцать человек, многие мало знали друг друга, но все были настроены радостно, поэтому обстановка за столом, который возглавляла Ирина Львовна, сложилась дружеская и даже домашняя. А когда после выпитого вина они собрались, чтобы пойти на танцы, то настроение Татьяны было просто изумительное, впервые за последнее время. Ей хотелось лететь, будто за её спиной выросли невидимые крылья. Все мрачные мысли спрятались в самом дальнем углу головы, словно испугавшись такого избытка положительных эмоций. Татьяна напевала себе под нос какую-то неопределенную, веселую мелодию, при этом её ноги сами по себе пытались пуститься в пляс, что она и не преминула сделать, едва оказалась в огромном фойе перед актовым залом института.

В новогодний вечер это обычно пустующее помещение превращали в необъятную танцевальную площадку для всей многочисленной студенческой братии, которая с огромным удовольствием попирала рамки дозволенного, танцуя с таким ожесточенным усердием, что создавалось впечатление, будто это последний раз. И каждый удар студенческой ноги об наполированный паркет словно вымещал свое недовольство всем преподавателям института.

— Ой, Танька, ты уже вернулась? — Катерина бойко приплясывала под музыку. — Молодец, что собралась с духом. Я, уж было дело, решила, что ты так и останешься до конца вечера в туалете.

— Я, что, совсем с ума сошла? — Татьяна кричала, стараясь перекрыть грохот, доносившийся из динамиков. — Ну что, нашла себе пару? Или всех женихов уже расхватали более энергичные?

— Не, есть пара парней на примете, — довольно улыбнулась подруга. — Вот дрыгаюсь тут, а сама думаю, кого из них выбрать. Один уж больно красив собой, но его уже несколько раз приглашали на «медляк», причем все время разные девчонки. Другой наоборот, как только спокойная мелодия звучать начинается, сразу же куда-то в угол забивается, я его и найти не могу. Эх, вот ведь задача какая: то женихов нет вообще, то от их изобилия глаза разбегаются. Черт с ним, надо лучше ко второму присмотреться повнимательней.

— Так ты придвинься сейчас к нему вплотную, чтобы в следующий раз, как только первые аккорды заиграют, ты его в охапку и прихватишь, — тоже улыбаясь, посоветовала Татьяна.

— А вдруг он поймет, что я его пасу, и вообще исчезнет отсюда, тогда что мне делать? — продолжая выписывать невероятные пируэты всеми частями тела, озабоченно спросила Катерина.

— Я не пойму что-то, это ты меня только что в туалете пыталась научить, как надо заводить знакомства и пользоваться ситуацией, или я тебя? Чего растерялась, давай, действуй, иначе парень опять в тень уйдет, гляди, не упусти. — Татьяна искренне удивилась такой нерешительности всегда хваткой натуре Катерины.

— О! Вот, началась, кажись, — действительно, заиграла нестареющая мелодия «Hotel California», от который и у Татьяны появилось дикое желание срочно оказаться в объятиях хоть какого-нибудь молодого человека, а Катерина, словно атомный ледокол между льдин, ринулась сквозь толпу к своей цели.

— Разрешите Вас пригласить? — неожиданно за спиной Татьяны раздался до боли знакомый голос, от которого её сердце ушло в пятки за считанные секунды.

— Да, да, конечно, — едва лепеча от растерянности, ответила она и, развернувшись, увидела перед собой самое прекрасное в мире лицо любимого Александра…

***

— Вы выглядите какой-то потерянной среди всего этого гвалта? — Александр с сочувствием поинтересовался у девушки. — Может, что-то случилось и Вам нужна помощь?

— Нет, нет, — было видно, что Татьяна старается прийти в чувство как можно быстрее. — Просто я не ожидала увидеть Вас здесь. Как-то непривычно Вы смотритесь в такой непринужденной обстановке.

— Чем я хуже других? Я такой же, как и все остальные, — Александр очень галантно одной рукой держал ладонь девушки, а другой слегка поддерживал её за талию, не спеша кружа в медленном ритме музыки. — Давай перейдем на «ты», все-таки учимся на одном курсе и знаем друг друга не первый день.

— С удовольствием, — Татьяна живо согласилась. — Позволь поинтересоваться, где же твоя пассия, Алла? Почему ты оказался здесь один, может быть, у тебя что-то произошло?

— Так, немного, — при этих словах Александр сразу погрустнел. — Понимаешь, у человека слишком тяжелый характер, который иногда затмевает разум. Поэтому хочется на некоторое время остаться без этого человека, отдохнуть от него. Иначе можно и самому стать таким же непредсказуемым.

— Очень странно! — искренне удивилась Татьяна. — Со стороны мне всегда казалось, что ты относишься к Алле, как к какому-то божеству, не обращая внимания на её недостатки. А сейчас ты вдруг заговорил о них, получается, что все-таки у вас не совсем простые и безоблачные отношения?

— Знаешь, Танечка, я не люблю обсуждать свою личную жизнь с кем-либо вообще, — Александр как можно доступнее, но в то же время стараясь не обидеть девушку, попытался не вникать в суть проблем. — Мало ли, что сейчас у нас произошло плохое, завтра будет что-то хорошее. В принципе, наши с Аллочкой отношения очень достойные.

— Извини, я не хотела тебя обидеть, — было видно, что Татьяна действительно сожалеет, что задала столь деликатный вопрос. — Я лишь хотела тебе помочь, хотя бы словом, видя твое удрученное состояние. Естественно, я же понимаю, что каждый должен сам разобраться в своих чувствах. Но бывает, что человеку, когда у него на душе беспокойно, нужен даже не совет, а просто чужое внимание. Когда его просто выслушают, не переспрашивая, а он спокойненько обо всем расскажет. И незаметно душа его успокоится, и сам он найдет ответы на многие вопросы. Причем, лучше всего рассказать о своих переживаниях абсолютно постороннему человеку, чтобы тот, не владея ситуацией, не находился с тобой ни в каких личных взаимоотношениях, не задавал никаких вопросов, а оценивал ситуацию только так, как её преподносят.

— Ты очень добрый и внимательный человек, — Александр на мгновенье задумался о чем-то. — Может быть, если ты не возражаешь, покинем это место? Просто прогуляемся где-нибудь, хотя бы постоим в коридоре, где поменьше народу. Твои слова задели меня, я давно ни от кого не слышал подобного. Мне действительно сейчас необходимо просто поговорить с кем-то.

— Если тебе сейчас действительно это необходимо, тогда пошли, — Татьяна решительно взяла Александра за руку и, прервав их танец, стала выводить его зала сквозь плотную массу студентов.

Она и сама не ожидала такой прыти от себя, обычно застенчивой и не очень решительной. Александр шел за ней, крепко держась за её руку, словно маленький слоненок, который цепляется своим хоботком за крепкий хвост своей мамы.

— Честно признаться, я очень не люблю большие скопления людей, — Александр, едва они оказались в небольшой рекреации на верхнем этаже здания институтского клуба, решил признаться в своих слабостях. — Ещё в детстве, когда родители пытались отдать меня в детский садик, я, едва оказавшись в группе, среди неизвестных мне людей, сразу же начинал плакать, всеми правдами и неправдами стараясь вернуться домой. И первое время родители были вынуждены меня забирать и сидеть со мной по очереди дома. Конечно, от этого у них были проблемы на работе, и они потихонечку приводили меня в садик сначала на два часа, потом оставляли до обеда. И только лишь когда я очутился на новогоднем представлении, где прочитал какое-то маленькое стихотворение, по-моему, Агнии Барто, а мне стали аплодировать, и это очень сильно понравилось мне, вот тогда-то я и стал ходить в садик на целый день. При этом стремился участвовать во всех утренниках и разных выступлениях. Очень мне это тогда нравилось, и как-то незаметно для себя, я перестал обращать внимание на то, что меня окружают незнакомцы. Но подспудно, где-то в подсознании, я до сих пор боюсь остаться один, когда вокруг множество неизвестных мне людей, а родители где-то далеко, и они не смогут меня вовремя защитить.

— Почему же ты тогда пришел сегодня туда, в зал, где наоборот очень много народу, практически все чужие люди? — удивленно спросила Татьяна, которая была явно шокирована такими откровениями от Александра.

— Не знаю, точно не могу сказать, «почему», но мне вдруг захотелось пойти к людям, а не оставаться одному, наедине со своим невеселыми мыслями. Тем более, в новогодний и праздничный вечер, — Александр печально посмотрел на Татьяну.

— Я, наоборот, всегда любила быть в коллективе, когда вокруг меня много-много народу, причем неважно, какого возраста и пола, — Татьяна тоже решила пооткровенничать, уж очень уютной стала атмосфера между ними. — Когда я среди большого количества людей, мне весело, силы бурлят во мне, хочется двигаться, что-то делать. А когда я остаюсь одна, то сразу же в голову лезут дурацкие мысли, без повода и причины. Я начинаю разбирать их, думать усердно, накручиваю себя, и постепенно жизнь кажется мне такой мрачной и тяжелой, что порой хоть в петлю лезь. Вот ведь как бывает от одиночества — одному хорошо, другому плохо. Все люди разные, каждому свое, и переделать себя невозможно. Естественно, с возрастом люди привыкают к такому положению, пытаются превозмочь себя, чем-то отвлечь. Каждый выходит из ситуации по-разному, но полностью никто и никогда её не поменяет, как бы он ни старался. Единственное, что есть сильные духом и волей люди, а также есть по слабее, поэтому и результаты разные получаются.

— Чтобы узнать себя, а затем измениться так, как тебе необходимо, иногда и жизни не хватает, — голос Александра был тихим, спокойным и умиротворяющим, отчего Татьяна, вначале возбужденная от спиртного и танцев, а затем от неожиданной встречи с ним, вдруг оттаяла, обмякнув, словно мороженное. — Мне и самому не раз приходилось бороться со своими чувствами, которые, затмевая разум, овладевали мной, пытаясь заставить поступить определенным образом, а не иначе. Не всегда я выходил победителем из этих схваток, к своему стыду, но старался делать из ошибок выводы, чтобы не повторить их в следующий раз. Это очень сложно, порой практически невозможно, но человеческая жизнь не может быть просто плаванием по течению, наоборот, только против него, иначе это уже не жизнь, а существование.

— Не все так считают, как ты, наоборот, многих устраивает плыть без усилий, ведь это намного проще и комфортней, — Татьяна с каждым мгновением ощущала, что все больше и больше обволакивается очарованием Александра. — Борьба за жизнь — удел сильных, а их очень маленький процент от общего числа людей, живущих на планете. Гораздо проще жить, не загружая себя ничем: как ведут тебя обстоятельства, так ты и движется, зажатый со всех сторон ими, не пытаясь растолкать окружающие тебя стены. И потом, когда что-то не получается, всегда проще сослаться именно на то, что обстоятельства не позволили этого превозмочь и сделать. Зачем признаваться в собственной лени и бессилии, если лучше спихнуть на кого-то мифического, несуществующего. И самому спокойнее, и вокруг посочувствуют, поддержат словом: «да, мол, жизнь какая штука неблагодарная, вон как человека скрутила».

— Что характерно, мне и самому в голову частенько закрадываются такие мысли, — Александр нисколько не стеснялся признаться сейчас Татьяне в своих слабостях, почему-то к этой девушке он испытывал особенную симпатию и доверчивость. — А что самое страшное для меня, так это то, что мне очень сильно хочется поступить именно таким образом, сняв с себя всю ответственность за ситуацию. Причем гложут меня такие мысли, словно червь, изнутри, очень долго, и отделаться от них просто нереально, если не прилагать усилий, заставляя свою волю собираться в огромный кулачище.

Татьяна слушала Александра, а сама, тем временем, незаметно для себя, все сильнее убеждалась, что не зря она влюбилась в такого замечательного человека. Хотя чувства и пришли к ней заочно, поскольку она никогда до настоящего момента не общалась с ним, просто не имела понятия, что он за человек, а всё её впечатление было основано только на внешнем облике да лишь по тем моментам, когда Александр что-либо говорил или делал в присутствии других. Но что бы вот так, наедине, говорить с ним о таких сокровенных вещах, о которых не скажешь и родителям, не то, что друзьям. Да ещё, к тому же, их взгляды почти совпали, нет, об этом она даже и не мечтала, особенно в последнее время, когда она, как ей казалось, практически забыла о своих чувствах к нему.

— Вот ты, значит, как хранишь верность мне, — неожиданно, словно из-под земли, около них оказалась Алла. — Я, оказывается, не единственная у тебя, ты, получается, любишь сразу двоих? А, может быть, троих? Или вообще со счету сбился?

— Аллочка, послушай, ты опять все понимаешь неправильно, — Александр быстро встал и вытянулся в струнку, словно солдат перед генералом. — Это же наша однокурсница, Татьяна. Мы сидим с ней и общаемся, ничего более.

— Ты из меня глупенькую девочку не делай, — Алла готова была разорвать и Александра, и Татьяну. — Что, сокурсница не девушка, её нельзя любить? Я же тоже такая же, как и она?

— Алла, ты не права, — Татьяна решила вступиться за Александра. — Мы действительно просто сидим и разговариваем на всякие отвлеченные темы, ничего личного у нас нет.

— Тебя не спрашивают, твой номер шестнадцатый, — Алла явно не собиралась слушать Татьяну. — Твое мнение меня не интересует, как, впрочем, и Шурика. Я все уже решила для себя, потому что давно поняла, что он за человек. Просто сейчас лишний раз убедилась для себя в его непорядочности, поставив тем самым точку в наших отношениях.

— Какую точку, ты о чем, Аллусик? — Александр побелел, а голос неуверенно задрожал. — Как ты можешь говорить такие вещи, тем более в присутствии посторонних людей, это же неприлично?

— Быть наедине с девушкой, когда твоя любимая мечется в поисках тебя по всему городу, это прилично? А я, получается, пока ты крутишь шуры-муры с другой, сама безнравственность? — Алла метала своими глазами молнии не хуже грозовой тучи. — Все, Шурик, больше не хочу тебя ни видеть, ни слышать. Пока, привет родителям. Желаю тебе только самого хорошего. Больше не вздумай не то, что искать меня, а даже приближаться на занятиях. Запомнил, или повторить? Думаю, что все понял, парень ты догадливый.

Алла гордо развернулась и величественно пошла вдаль по темному коридору. Пока она неспешно удалялась, постепенно растворяясь в полумраке помещения, у Татьяны и Александра образовалось ощущение, будто от них удаляется что-то мрачное и зловещее, с каждым шагом тяготившее их все больше и больше. И они, словно завороженные, стояли, онемев от неожиданности ситуации, не проронив ни слова и не сделав ни одного движения…

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Криминальный тандем. Премия им. Ф. М. Достоевского предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я