Норильск-79

Олег Иванович Константинов, 2020

Криминальная драма времён застоя, основанная на реальных событиях, произошедших в Норильске в конце 70-х годов. Тогда в закрытом заполярном городе существовала криминальная бригада, состоящая из шулеров экстра-класса и прикрывающих их спортсменов-боксёров. В 1979 году дело по раскрытию этой криминальной группы было названо самым "громким" в Советском Союзе.Содержит нецензурную брань.

Предисловие

Вся история Норильска связана с разработкой и добычей полезных ископаемых. Первым ученым, оценившим богатство недр Норильска, был геолог и палеонтолог Федор Богданович Шмидт. В 1866 году Федор Шмидт был отправлен Академией наук в экспедицию в район Дудинки для исследования найденного там трупа мамонта. Местный купец Киприян Сотников уговорил исследователя посетить Норильские горы для осмотра залежей меди и угля. По итогам экспедиции Шмидт оценил месторождение, как богатое и пригодное для разработки. Впоследствии исследованная им гора с богатыми запасами каменного угля получит название — гора Шмидта, или Шмидтиха.

Киприян и его брат Владимир при разработке полезных ископаемых потерпели неудачу, оставив, однако, после себя большое состояние. В 1915 году на Таймыр вернулся внук Киприяна — Александр Александрович Сотников, получивший хорошее геологическое образование. Он посетил родовое месторождение и привлёк к сотрудничеству своего коллегу Николая Урванцева. В 1919 году Колчак отправил Сотникова и Урванцева в экспедицию на Таймыр. Окончилась зкспедиция при другой власти. И Сотников, как белый офицер был расстрелян Советами. Урванцев же продолжил дело при новой власти и стал одним из основателей Норильска. Но после того, как Норильск начал давать стране цветные металлы советская власть припомнила Урванцеву связь с Колчаком. И в 1938 году Николай Николаевич получил восемь лет лагерей. Освободился он в 1945 году, но еще 10 лет пробыл в норильской ссылке. Только в 1955 году он смог уехать в Ленинград, где возглавил отдел геологии Арктики в НИИ геологии.

Строительство Норильского горно-металлургического комбината началось в 1935 году у подножия горы Шмидта. Первыми строителями были заключенные. В тот год их численность в Норильске была 1000-1200 человек.

Они сами строили себе бараки и первые дома для вольнонаемных. Бараки были дощатые, холодные, отапливались печками-буржуйками, сделанными из железных бочек. Каждый барак включал себя четыре секции (в каждой из которых до сорока человек), с нарами вдоль стен и длинным столом посредине, за которым люди ели свой скудный паек утром и вечером. За провизией ходили в барак-кухню. Зимой приходилось добираться по канатам, так как из-за метелей не видно было, куда идти. Воду топили из снега, спали прямо в одежде — утром просыпались и отдирали примерзшие к нарам бушлаты и шапки.

Для заключенных-инженеров, которые были нужны комбинату позарез, бараки строились отдельно, и условия там создавали чуть лучше: меньше секций, лучше обогрев и т.п. Первую улицу с тротуарами и домами для семейных начали строить в 1939 году, а в 1942-м её доделали и назвали Севастопольской — в честь героической обороны этого города-героя во время Великой Отечественной войны.

В Норильлаге реально работали около 10-12 часов в день. Однако в эти часы не входило время ни для обеденного перерыва, ни для сбора заключенных и их поверки, ни на путь на работу и обратно.

Выходных дней для заключенных было очень мало, а при производственной надобности они и вовсе отменялись. Количество рабочих дней в году, как правило, заметно превышало 300 (доходя до 350 в военные годы).

В силу крайне низких уровней температуры, а также жесткой пурги, которые регулярно проявлялись зимой, существовала специально установленная система отмены работ при экстремальных метеорологических условиях. В 1939 году был издан приказ, ограничивающий работы на открытом воздухе при морозе свыше 40° или при ветре более 22 м в секунду. Эти правила не действовали для тех, кто работал в помещениях или в шахтах. Они во время пурги ходили на работу вдоль веревок, протянутых между столбами.

В 1940-е годы широко применялось прикрепление заключенных к комбинату даже после номинального отбытия их срока. Многих освободившихся заключенных, особенно, политических, направляли на «спецпоселение», так что они оказывались на положении ссыльных. Им вручался паспорт или другой документ с указанием ограничения места жительства, а зачастую с запретом покинуть даже границы города Норильска. Продлить пребывание в зоне Норильска могли и по-другому. Бывали, например, случаи, когда заключенному, незадолго до окончания его срока, практически без всяких разъяснений сообщалось о «втором сроке».

В 1945 году в Норильск прибыл большой «спецконтингент» (свыше 10 000 человек), состоявший из бывших советских военнопленных, а также из власовцев. Их поселили на правах ссыльных — они получили работу и, даже, северные льготы, но выезд из Норильска им не разрешался. Однако Особый отдел лагеря вскоре приступил к их «фильтрации», вследствие чего многие из «спецконтингента» были осуждены к большим срокам лишения свободы, в основном по статье 58, пункт 1б (измена Родине военнослужащим).

Абсолютный пик числа узников был достигнут к началу 1951 года, когда Норильлаг содержал 72490 заключенных в 24 лагерных отделениях, 23 отдельных и обыкновенных лагерных пунктах и 6 прочих подразделениях.

В 1939 году Норильску был присвоен статус рабочего посёлка, а уже 1953 году — статус города.

Летом 1956 года в Норильск нагрянули цыгане. Табор расположился в районе Старой Вахты, на склоне берега Щучки. Умельцы из табора сколотили дощатый дом из бросовой тары, через щелистые стены которого было заметно любое движение внутри. Близилась зима, и председатель горисполкома А.Бурмакин забил тревогу. Однако, убедить кочевников в нереальности зимовки было не так-то просто. Действеннее уговоров оказались первые заморозки, и утром 21 сентября цыган вместе с пожитками погрузили на две железнодорожные платформы и под охраной препроводили в Дудинку.

В 1972 году Норильск занимал второе место в стране по числу людей с высшим образованием на 1000 человек и первое в Союзе — по количеству литературы на душу населения.

В 1970 году отряд норильчан «Айсберг» совершил 50-дневный лыжный переход Шушенское-Норильск. Они доставили к памятнику Ленину, что на Октябрьской площади, землю с места ссылки Ильича. Лыжный переход длиною почти в 3000 км работники рудников «Медвежий ручей», «Комсомольский», «Маяк», а также ШПУ «Талнахшахтопроходка», «Талнахрудстроя», «Востокэнергомонтажа» посвятили 100-летню со дня рождения В. И. Ленина.

Автор герба Норильска — художник-прикладник Виктор Лещук, на тот момент — студент-заочник архитектурного факультета. Его проект выбрал худсовет конкурса, объявленного в 1971 году исполкомом Норильского горсовета совместно со студией телевидения. Фигура белого медведя на гербе — олицетворение Севера, Норильск — ключ к Северу, его тайнам и богатствам, норильчане — первооткрыватели. Герб дважды модернизировали: в 1992 и 2000 годах меняли цвета щита, кроме того в 2000-м с ключа исчезли символы Сu, Ni, Со.

В 1977 году пермские социологи в результате многомесячных исследований составили портрет среднестатистического работника Норильского комбината: 32 года, в Норильске живет 7 лет, каждый месяц прочитывает по 3 книги и 5 раз посещает кинотеатр. Спортзал посещает чаще, чем ресторан, собственную профессию любит и гордится ею. Именно такой человек служил своеобразным «эталоном качества» советского человека.

Для спуска в рудник используется клеть. Самый глубокий клетевой ствол уходит в землю на 1532 метра. Клеть спускается на глубину больше километра за 5-7 минут. Развитая система подземных дорог в руднике исчисляется тысячами(!!!) километров. Температура в руднике значительно выше, чем на поверхности и может превышать 30 градусов тепла за счёт близости к недрам Земли.

Норильск — самый северный город в мире с населением более 150тысяч человек.

Продолжительность полярной ночи в Норильске — полтора месяца. Продолжительность полярного дня — немного больше двух месяцев.

В 1979 году выдалась необычайно холодная зима. В январе столбики термометров опустились до — 56 градусов. Город жил своей обычной жизнью. Обычно такие сильные морозы в Норильске долго не держатся: неделя, другая и начинается пурга, несущая потепление. Тогда же морозы не отступали слишком долго, уже февраль начался, а термометры теплее — 40 ни разу не показали.

Утром 2-го февраля в квартирах несколько похолодало. Такое иногда бывало, когда на городской ТЭЦ немного сбрасывали параметры — так требовала технологическая схема. А вот к вечеру, когда в некоторых домах и общественных зданиях температура понизилась аж до 10-12 градусов, по городу поползли слухи: на газопроводе, питающем энергией единственную ТЭЦ, произошла авария и все дома остались без горячей воды и тепла. Вода вскоре появилась, а вот батареи были холодные. Сразу стало страшно — бежать греться некуда! С каждой минутой напряжение нарастало, а слухи становились всё более зловещими.

Между тем, ситуация и в самом деле сложилась катастрофическая. На газопроводе Мессояха-Норильск, единственном источнике энергии всего промышленного района, лопнули немецкие трубы, не выдержали сверхнизких температур. Газопровод эксплуатировался уже десять лет и считался надёжным, проверенным сооружением. Однако длительные аномальные морозы оказались сильнее германской стали. По официальной версии, трубы лопнули от гидроудара, и пошла цепная реакция: струя газа срывала части трубопровода с опор и разбрасывала по тундре. За несколько минут в сотне километров от города раскидало около сорока километров трубопровода на двух участках! Самое страшное, что резервного газопровода не было — «голубое топливо» подавалось в Норильск по единственной нитке. В такой ситуации о быстрой ликвидации аварии даже мечтать не приходилось. Место катастрофы из вертолёта выглядело так, будто рассыпали коробок спичек. Все жилые, общественные и промышленные объекты, весь огромный, отрезанный от мира заполярный социум — всё это в одночасье осталось без тепла.

Передачи норильской студии телевидения ежедневно начинались в 18-00 — с мультфильма, которого ждали все дети. Тем страшным февральским вечером мультфильма не было — в эфире появился директор комбината Борис Колесников и рассказал о случившемся.

В Москве, в министерских кабинетах при попытке рассмотреть вариант эвакуации населения самолётами (а это почти 300 тысяч человек), выяснилось, что в лучшем случае процесс затянется на полгода — 2300 авиарейсов! Значит никаких других вариантов, кроме как переключаться на резерв угля и дизельного топлива, а после ударно восстанавливать газопровод, у Норильска не было. И в этом процессе права на ошибку уже не оставалось.

Каждую минуту город замерзал, и остановить это надо было в считанные часы. Срочно расконсервировали запасы угля и открыли старые угольные разрезы. Позднее, за несколько дней наладили отгрузку угля на ТЭЦ. Остановили всё металлургическое производство, временно перевели плавильные агрегаты в спящий режим. Этот факт говорит о самом серьёзном положении вещей: производственный процесс в Норильске никогда не останавливался, такова технология.

Штаб по ликвидации аварии собрали сразу, понимая степень ответственности за решения и результат. Первое, что прозвучало на заседании: нельзя ни в коем случае допустить паники. Город должен жить обычной жизнью. Ни один спектакль, ни один концерт, ни одно массовое мероприятие нельзя отменять. Все учреждения должны работать в штатном режиме, включая даже рестораны.

Через семь дней газовики смогли сделать перемычку и «продавить» газ в обход разрушенного участка через конденсатопровод. После этого газ понемногу, но всё же пошёл на ТЭЦ, и все облегчённо вздохнули. Долгих семь суток инженеры «Норильскгазпрома» жили прямо на рабочих местах, все основные службы города и комбината находились в режиме круглосуточной связи и были готовы оперативно решать вопросы когда угодно. Теперь положение стабилизировалось.

Но радоваться было рано! Той же ночью, 9 февраля, температура наружного воздуха, державшаяся до этого в районе — 40С, опять упала до 52 градусов ниже нуля, и пришлось остановить подачу газа по временной схеме: рисковать было нельзя, любая случайность могла стать роковой.

А ситуация становилась всё хуже, всё опаснее. Из-за низких температур перемораживались и лопались трубы в жилых и общественных помещениях, в цехах ломались калориферы, арматура…"Размороженные"здания — зрелище страшное! Когда вода в системе отопления замерзает, то трубы разрывает льдом, как взрывом, — пар, лед, покорёженный металл… Оборудование покрывалось наледью, инеем, с потолков свисали сосульки. По радио то и дело жителей призывали экономить горячую воду (а она была!) и не включать электрические обогреватели. Но становилось всё холоднее, норильчане грелись печками и калориферами, но предохранители не выдерживали, и многие сидели без света. Аварийные бригады электриков и сантехников работали постоянно, круглые сутки, падая от усталости и не успевая устранять поломки.

Ситуацию удалось взять под контроль и стабилизировать только 12 февраля. Морозы немного отпустили, параметры тепла восстановили, наладив временную схему с использованием угля. Теперь надо было решить главную проблему — восстановить разрушенную магистраль. Газопровод восстановили только в середине марта, и срок этот следует считать рекордным в создавшейся ситуации. Газ снова пошёл на ТЭЦ в полном объёме. Норильск вернулся к обычному режиму жизни

Ещё в 1979 году в Норильске было раскрыто уголовное дело, которое тогда назвали — самым громким в Советском Союзе.

Глава 1

« — Дело в том… — тут профессор пугливо оглянулся и заговорил шепотом, — что я лично присутствовал при всем этом».

М.Булгаков «Мастер и Маргарита», гл.3

Ближе к лету ночи в Норильске короткие. Только стемнело, а уже через час — рассвет. Спать в такое время тяжело, потому что свет в окно бьёт, но привыкаешь, а если ещё и на работе навкалываешься, то уж и, подавно, спишь крепким сном.

В одной из комнат общежития на улице Лауреатов в окне горел свет. В комнате гостиничного типа находились три человека. Один, крепкого вида, с безразличным взглядом полулежал на кровати, привалившись к стене. За столом сидели ещё двое: пухленький, лет двадцати пяти, весь такой весёлый, и другой — взъерошенный, с бегающими глазами, явно, очень сильно расстроенный. На столе была разбросана колода карт, стояли пустые стаканы и пепельница.

Взъерошенный парень смотрел то на сидящего на кровати, то на весёлого пухленького.

— Мужики, вы ж меня развели. Вы думаете, что я не понимаю, что к чему? А? Верните деньги.

Пухленький, едва сдерживая улыбку, аккуратно раскладывал внушительную охапку купюр разного достоинства по пачкам:

— Да брось ты конючить. Сам же сел играть, никто тебя не уговаривал. В игру никто не вмешивался. Ну, так же всё было, Колян? — пухленький обратился к сидящему на кровати, — ну, скажи, так же всё было?

Колян безразлично бросил:

— Всё так.

Взъерошенный парень продолжал жалобным тоном:

— Да заманили вы меня. Я сейчас только это понял. Верните деньги. А?

Пухленький раскладывая деньги по пачкам, как бы, с издёвкой успокаивал проигравшего:

— Ну, не хнычь ты. Ещё заработаешь.

Парень сделал ещё попытку уговорить:

— По-твоему, легко это? Я два года на Севере безвыездно вкалывал. Деньги откладывал для матери — в деревне она у меня живёт. Там жизнь нелёгкая — помочь ей хотел. Я вчера все сбережения снял, да ещё отпускные за два года получил. У меня сегодня самолёт. С чем поеду? Всё вам проиграл. Куда вам столько? Мать в деревне ждёт уже.

Пухленький оставался непреклонным:

— Что ж это тебя жизнь-то в Норильске ничему не научила?

Проигравший парень, будто никого не слышал:

— Ну, отдайте деньги. Немного возьмите. Приеду назад — буду возвращать.

Пухленький ухмыльнулся:

— Ага, ищи тебя потом с таким баблом, — и, подмигивая, обратился к здоровяку, — Слышь, Колян, сыщем его потом?

Колян понемногу начал раздражаться:

— Евген, завязывай бабки считать. Пошли отсюда.

Проигравший парень не терял надежды:

— Куда ж я денусь-то? Вы ж про меня всё знаете. Как перед своими перед вами открылся. Сидели тут вместе, выпивали. Ты ж, Евген, сам и предложил по копеечке время скоротать, пока Коля за фирменными туфлями бегает.

Евген с издёвкой произнёс:

— Прости, земеля, у картишек нет братишек, — он отсчитал несколько купюр из пачки денег и подал их парню, — На-ка, вот, возьми пять червонцев на обратную дорогу. С материка вернёшься — заработаешь и отыграешься.

Парень зло посмотрел на Евгена и о чём-то задумался. Потом подошёл к кухонному столу и достал из ящичка стола нож. И, вдруг, сильно рассвирепев, он злобно зашептал:

— Ты что ж, сука, ещё и потешаться надо мной будешь?

Парень с ножом в руках пошёл на Евгена. В это время с кровати резко подскочил Колян, за долю секунды оказался рядом с парнем и нанёс ему мощный удар кулаком в голову. Парень отлетел к стене и медленно сполз по ней.

В комнате сразу же воцарилась тишина. Колян и Евген застыли в растерянности и непонимающими глаза уставились друг на друга. Немного придя в себя, Евген наклонился над парнем и стал проверять у него пульс. Распрямляясь, Евген многозначительно посмотрел на Коляна.

— Всё. Труп. Ты что ж наделал, Колюня? Ты понимаешь?

Взгляд у Коляна сделался испуганным. А Евген продолжал паниковать:

— Ты ж нас всех под монастырь подвёл, Колян. Ты это понимаешь? Нахрена нам эта мокруха? Эх, бля…

Евген схватился за голову, еле сдерживая эмоции.

Колян что-то в растерянности начал лепетать:

— Ну… Дык… Ёлки-палки… Не хотел же я… Я ж боксёр, а не самбист, чтоб нож у него отбирать. Ты видел а? Он же на тебя с таким тесаком шёл. Что мне делать-то оставалось? А, Женя? Это ж я его из-за тебя. А теперь-то, что делать будем? А?

Евген попытался взять себя в руки:

— Ой, не знаю я, Колян. Не знаю я, — и перешёл на шёпот — Кто нас здесь видел? А? Вспоминай, вспоминай, давай!

Евген и Колян старались вспомнить, с кем они могли встретиться в общежитии — оба в напряжении. Колян неуверенно начал говорить:

— Вроде бы, специально старались, чтоб никто нас не заметил и, чтоб он один был, чтоб никто не помешал.

Евген, тоже вспоминая, согласился с Коляном:

— Да, всё так. Зашли, я ему туфли импортные предложил. Пока ты за ними ходил — у нас игра завязалась. Тебя в это время никто в общаге не видел?

Колян опять напрягся, вспоминая:

— Неа, никто. Вроде бы.

Евген был раздражён:

— Ага. Вот то-то и оно, что"вроде бы". Всё у нас с тобой"вроде бы". Давай, бери тряпку и всё протирай, к чему мы могли прикасаться. Стирай наши отпечатки. И обутки его сюда давай.

Колян подал Евгену обувь убитого парня и начал протирать стаканы, стоявшие на столе. Евген в это время, поставил на подоконник ботинки парня и сильно прижал их к нему, чтоб остались следы. Потом начал надевать эти ботинки на ноги убитого парня.

Колян наблюдая за Евгеном, спросил:

— А зачем ты его обуваешь?

Евген стал разъяснять:

— Если его просто в окно выкинуть, то и решат, что его кто-то выкинул. А так — сам встал на подоконник и выпрыгнул. Ну, вроде бы, как перепил.

Колян непонимающе посмотрел на Евгена:

— Ты что надумал?

Евген, ничего не ответив, махнул на него рукой и продолжил руководить:

— Колян, волоки тело к окну. Сейчас выкинем его и концы в воду.

Колян был очень напуган:

— Евген, ты что? Просто, пойдём, да и всё отсюда.

— Ага. А здесь труп найдут и тогда уж точно до нас дороются. А так спишут на белую горячку и закроют дело. Ты посмотри, сколько у него бутылок в комнате.

— Да не больше, чем у других.

— Может, и не больше, но нам и этого хватит, чтоб Таксист договорился дело замять.

Колян, всё ещё сомневаясь, согласился с Евгеном.

— Ладно, давай, так и сделаем. Может, и проканает.

— Для тебя стараюсь, Колюня. Косяк-то твой.

— Не было никакого косяка. Не специально это у меня вышло. Ты что меня теперь этим попрекать будешь? Вместе повязаны.

— Ладно, успокойся. Тащим.

Они подтащили бездыханное тело и перевалили его через окно седьмого этажа. На улице под окном раздался глухой удар.

Евген потихоньку выглянул в коридор через приоткрытую дверь и вышел из комнаты. За ним в коридор вышел Колян, закрывая за собой дверь и протирая на ней ручку. После этого быстро на цыпочках стали удаляться от комнаты в сторону лестницы.

На улице не было ни души. Колян и Евген, молча, быстрым шагом удалялись от общежития. Дойдя до улицы Талнахской и, увидев на стене одного из домов телефон-автомат, они направились к нему. Евген снял трубку, вставил в аппарат двухкопеечную монету и набрал номер. После того, как в трубке раздался ответ, Евген начал говорить:

— Привет. Это Евгений. Извини, что разбудил.

Из трубки раздался недовольный голос:

— Ну, ты, вообще, охренел, Евген! На время смотрел? До утра, что ли, не мог подождать?

— Нет. До утра не могли подождать.

— Что случилось у тебя?

Евген замямлил:

— Тут такое дело… Понимаешь… Ну…

Голос из трубки прервал его.

— Да что ты мямлишь?

Евген набрался решимости:

— Да не мямлю я. Короче, Колян только что клиента замочил, прям у него в общаге.

— Чего?!!!

— Колян клиента замочил.

— Ну, вы, блядь, даёте. У вас, что там случилось с вашими безмозглыми головами? Бегом ко мне во двор. Я сейчас спущусь.

Евген повесил трубку, посмотрел на Коляна. Тот вопросительным взглядом посмотрел на Евгена:

— Ну, что Бикеев сказал?

— Сам, что ли, не слышал, как он в трубку орал? Пошли до него.

Парни, молча, быстрым шагом пошли на встречу с человеком, которому они звонили.

Придя во двор на улицу Советскую, присели на лавочку. Евген нервно достал из пачки сигарету и закурил.

Тут же, к ним подошёл мужчина, лет тридцати с небольшим — это был Бикеев Александр Анатольевич. Парни, заметив его, встали с лавочки. Бикеев с яростью замахнулся на Николая, тот — немного сжался, попытался защититься, но удара не последовало.

Бикеев обратился к Евгену:

— Говори.

Евгений начал:

— Да дело, Саша, такое — узнали, что работяга один отпуск взял, получил отпускные за два года и с книжки бабки снял. Короче, упаковался хорошо. Поначалу разыграли всё, как обычно: пришли к нему, предложили фирмУ. Пока Колюня за туфлями бегал — я ему предложил по мелочи картишки покидать. Ну, тот и клюнул. Он мне за полчаса сотню проиграл, ну, я его в этих пределах и держал пару часов. Колюня с собой ещё поллитровку прихватил. Играли, болтали. Этому лоху, даже весело было. Когда в общаге все улеглись, я и начал его раздевать до самого конца, без остатка. Сумма-то приличная у него была. Когда он без копейки остался — до него дошло что к чему. Он сначала, чуть не расплакался, а потом за нож схватился. Вот, тут-то, Колюня и приложил ему от души.

Евгений всё выпалил на одном дыхании и почему-то улыбнулся. Бикеева это разозлило:

— Я смотрю вам весело, сволочи.

Евгений начал оправдываться:

— Саша, какое веселье? Всего трясёт. Колюня, вообще, как в ступоре — молчит всё время. Ему б сейчас выпить.

Бикеев после слов Евгена разозлился ещё сильнее, схватил его за грудки, а потом оттолкнул с такой силой, что тот, чуть не упал. Потом опять, схватив Евгена за грудки, Бикеев подтянул его к себе вплотную и злобно начал говорить ему в самое ухо:

— Выпить ему?! А тебе — бабу?! А мне б чего такого для себя пожелать?

Бикеев опять оттолкнул Евгена от себя. На этот раз Евген, обо что-то споткнувшись, не устоял и неуклюже упал на спину. Колян помог ему встать.

Бикеев матерно выругался и дальше продолжил ругать напарников.

— Вы охренели вконец? Вы человека замочили. До вас доходит? Убийство! Сто вторая! Мокрая! Это же ЧП! Вы ж всех подставили. Это не на кидалово работяг глаза закрыть. Здесь ни глаза не закроешь, не отпишешься. Расследование будет жёсткое. По всем статьям.

Бикеев сделал паузу, и Евген тут же включился в разговор:

— Мы там, как бы, постарались немного. Следы подчистили и работягу того…

Бикеев застыл в ожидании ещё одного неприятного сюрприза:

— Чего — «как бы»? Чего — «того»? Ты чё мямлишь, как телок?

Евген уже сам забеспокоился, а всё ли правильно они с Николаем сделали?

— Из окна его с седьмого этажа. Чтоб подумали, что он сам от пьянки.

Бикеев был ошарашен:

— И кому такая дебильная мысль в голову пришла?

Евген ответил:

— Мне.

— Нихрена себе ты, экономист, даёшь. И где ты такому научился?

— Голову включил. Лучше было бы, если б мы криминальный труп в комнате оставили и без копейки?

Бикеев перешёл на более спокойный тон:

— Сколько вы с него сняли?

— Прилично. Около десяти тысяч, — в тон ему с удовольствием ответил Евген.

— Эх, вы, придурки, — Бикеев заговорил тоном наставника, — За такое бабло немудрено за нож взяться. Надо было немного ему оставить. Зачем пожадничали?

Евген, увидев, что Бикеев подобрел, даже заулыбался.

— Да я в раж вошёл. Он такой простоватый — оглобля. Длинный рубль на севере срубил и почувствовал себя хозяином жизни. Хотелось посмеяться над ним.

Бикеев неодобрительно помотал головой:

— Эх, Женя, смотри, чтоб плакать не пришлось, — и добавил, — Сумку сюда давай.

Евген отдал Бикееву хозяйственную сумку. Бикеев заглянув в неё, разулыбался, как будто и не было никакого происшествия и не отняли чью-то жизнь. В сумке лежали все выигранные деньги и пара импортных туфель. Деньги Бикеев любил очень. Он закрыл сумку, давая понять, что всё останется у него, и строго произнёс:

— А теперь, чтоб по своим норам сховались и носу не казали. Из города ни ногой. Понадобитесь — позову.

Глава 2

Самолёт, подлетая к Норильску, уже снижал высоту, и все пассажиры старались смотреть в иллюминаторы. Небо было безоблачным, а погода — солнечной. Под крылом самолёта была тундра, вся изрезанная извилистыми реками, и казалось, что нет числа этим рекам. Лететь из Красноярска в Норильск на Ан-24 приходилось четыре часа, да ещё с дозаправкой в Подкаменной Тунгуске.

И, вот, полёт заканчивался. Настроение у всех было приподнятое, особенно, у детей, многих из которых за время полёта «вывернуло». Большинство пассажиров было норильчанами, которые возвращались домой из отпуска. Как правило, норильчане брали отпуск сразу за два года, чтоб он выходил длиннее, и поэтому проводили в отпуске практически всё лето. За отпуск успевали отдохнуть и на Черноморском побережье, и у родни в деревне.

У многих норильчан корни уходили в деревню, потому что, когда поднимали Норильск, и помимо зэков молодому городу нужны были и вольные, то колхозам спускали разнарядку отправлять в Заполярье определённое количество человек. Колхозники ехали в Норильск, обустраивались там, а, когда приезжали в отпуск в родные деревни, то рассказывали недоедавшей родне, как сытно живётся в Норильске. И после этих рассказов Норильск пополнялся новыми жителями из числа сельских тружеников. А жизнь в Норильске в первое послевоенное десятилетие, действительно, была сытая по сравнению с тем, что творилось на остальной части Советского Союза и, особенно, в деревнях.

Продолжал пополняться Норильск всегда, особенно, после амнистий пятьдесят третьего и пятьдесят пятого годов. Выжившие зэки помаленьку стали выезжать из Заполярья, а разрастающемуся городу уже нужны были не просто рабочие руки, но и современные специалисты. Правда, со временем всё меньше стало приезжать людей на постоянное место жительства, в основном — это были завербованные на год-два, у которых была налаженная жизнь на материке, а на Север ехали, лишь за «длинным рублём».

Из хвоста салона самолёта в голову салона прошла стюардесса с объявлением:

— Уважаемые пассажиры, наш полёт завершается. Скоро наш самолёт совершит посадку в аэропорту Алыкель города Норильска. Местное время одиннадцать часов сорок минут. Температура воздуха в Норильске минус три градуса. Просьба пристегнуть ремни и не вставать со своих мест до полной остановки двигателей. Благодарю за совместно проведённый полёт на борту нашего самолёта.

Сделав объявление, стюардесса прошла по салону, проверяя, у всех ли застёгнуты ремни.

Одним из пассажиров рейса был Василий Викторов, паренёк лет двадцати пяти. За время рейса он успел познакомиться со своим соседом — Виталием, и сейчас попытался с ним заговорить:

— Ещё только конец сентября, а на улице — уже минус.

Вмталя был норильчанином со стажем, и он с видом старожила ответил:

— Хорошо хоть, что снега ещё нет, а то после отпуска сейчас бы в лакированных туфельках по снегу до дома добираться.

— Ты давно в Норильске живёшь? — продолжил Василий разговор с соседом.

Тот не без гордости ответил:

— Да уже лет пятнадцать. Чуть ли не вся семья сюда в пятидесятых приехали с саратовщины. Я — немного попозже — сразу же после армии. Все уже выехали, а я — младший, подзадержался. Теперь уж втянулся, — сделал паузу, — В деревню не тянет. Здесь — моя родина, — и неожиданно предложил, — Может, по прилёту ко мне — за приезд?

Василий расстроено ответил:

— Да я б с удовольствием, да хочу сразу же в отдел кадров.

— Чё? Завербовался?

— Ну, да. А чё молодому, да холостому?

Виталя поддержал:

— Ну, правильно. Подзаработаешь.

Самолёт совершил посадку и в него зашли пограничники. Офицер громко обратился к пассажирам:

— Просьба к прилетевшим: предъявить для проверки документы.

Пограничники начали проверку. Дошла очередь и до Василия. Василий подал пограничнику свой паспорт и вызов. Пограничник внимательно посмотрел документы, бросил взгляд на Василия и вернул ему документы.

Аэропорт Алыкель был сдан в эксплуатацию в 1966 году. Он находился вблизи озера Алыкель.

Также с названием Алыкель был и посёлок военных лётчиков, находящийся вблизи аэропорта, и железнодорожная станция.

Из Аэропорта Алыкель в Норильск и обратно ходила электричка пять раз в день. Эта ветка являлась частью железной дороги, которую в тридцать пятом году начали строить заключённые Норильлага. Сначала это была узкоколейка, к строительству которой приступили осенью 1935года. Первый участок дороги от пристани «Валёк» на реке Норильской до площади строительства рудников — «Нулевого пикета», был завершён в феврале 1936года. В июне 1936года началось строительство узкоколейки от посёлка Норильск до порта Дудинки протяжённость 114км Официально строительство было завершено 17 мая 1937 года. 18 мая из Дудинки в Норильск вышел первый поезд. В пункт назначения он прибыл через три дня. Вскоре стала разрушаться насыпь, которая местами была сделана изо льда. В июне движение по железной дороге прекратилось.

К зиме было подготовлено нормальное земляное полотно, и узкоколейная линия вступила в постоянную эксплуатацию. Скорость поездов увеличилась. На прохождение всего пути требовалось около суток, а при хороших погодных условиях — 10—12 часов. Зимой скорость сильно зависела от темпов расчистки снега. Три снегоочистителя убирали сугробы не более 1,5 м высотой. Если высота сугроба была выше — расчистку вели вручную. Отдельные участки пути закрывали деревянными галереями, вдоль пути строили защитные стены из снега. Одному поезду потребовалось 22 дня, чтобы прибыть в пункт назначения, машинист и кочегар другого — погибли от угарного газа.

И низкая пропускная способность, и другие недостатки узкой колеи сдерживали развитие комбината. В июле 1950 года первый поезд прошёл по линии широкой колеи от Норильска до Кайеркана. 22 ноября 1952 года в Норильск прибыл по широкой колее первый состав из Дудинки. Узкоколейная железная дорога приблизительно через два года была полностью разобрана.

В 1953 году по проекту архитектора Сергея Хорунжия было сооружено масштабное здание пассажирского вокзала, рассчитанное на значительный пассажиропоток. Для молодого и перспективного города новостройка была шикарной: классическая архитектура сталинского ампира, колонны и лепнина, два парадных входа — на перрон и на привокзальную площадь, зал ожидания, ресторан, кассы по продаже билетов. После смерти И. В. Сталина от планов соединения Норильской железной дороги с основной железнодорожной сетью отказались, и здание вокзала оказалось не востребовано.

В 1956 году состоялся двадцатый съезд КПСС, на котором был осуждён культ личности И.В.Сталина. После этого съезда жители Норильска вынесли из здания вокзала памятник «вождя» и утопили его в болоте.

В 1957 году на Норильской железной дороге начали курсировать электросекции, а позже — электрички. С 1962 до начала 1990-х существовала тупиковая конечная станция для электропоездов Октябрьская площадь. Она упиралась в главную улицу города. На станции Октябрьской был вокзальчик — единственное отапливаемое помещение в городе, которое было открыто круглосуточно. Частенько в этом вокзальчике коротали ночь подвыпившие мужики. Сейчас недалеко от того места, где был вокзальчик находится самая северная в мире мечеть.

На Октябрьской площади Василий и Виталий вышли из электрички.

— Ну, короче, если надумаешь — адрес я тебе сказал. Комсомольская, вон, в той стороне, — Виталий показал рукой направление.

— Да, Виталик, спасибо за приглашение. Не знаю, как сегодня день сложится, но обязательно загляну.

— Ладно, удачи.

— И тебе. До встречи.

Мужчины обменялись рукопожатиями — и Виталий пошёл к себе домой — на Комсомольскую, а Василий — на остановку, чтоб добраться до отдела кадров.

Отдел кадров Норильского горно-металлургического комбината располагался в Старом городе. У кабинета отдела кадров было полно людей. Новеньких было сразу видно, потому что они стояли поодиночке. Старожилы кучковались, болтали между собой, смеялись. Когда очередь дошла до Василия — он зашел в кабинет, поздоровался. В кабинете была стойка, которая отделяла посетителей от кадровиков. За стойкой сидела женщина и принимала входящих. Ей Василий и подал свои документы.

Кадровичка, взяв документы, начала просматривать их.

— Значит — Викторов Василий Яковлевич? Откуда к нам?

— Из Томска, — ответил Василий и добавил, — Закончил там физкультурный институт.

— Ну, а к нам кем? — поинтересовалась кадровичка.

— У вас есть вакансия монтажника-верхолаза? — спросил Василий.

Кадровичка задиристо поинтересовалась:

— И с высшим образованием туда пойдёшь?

Василий в тон ей ответил:

— С удовольствием!

Кадровичка с улыбкой посмотрела на Викторова:

— Ну-ну… Работа-то ни для слабаков. Спортсменом-то у нас мало быть. Сильные духом нам нужны, не нытики.

Викторов был симпатичным, с атлетическим телосложением, что было, в общем-то, и не удивительно для выпускника физкультурного института. Ещё немного расправив плечи, и, обаятельно улыбнувшись, Василий ответил:

— Вот, я и хочу себя проверить. Да и, вообще-то, у меня до института была служба на Тихооокеанском флоте.

Кадровичка пододвинула Викторову чистый лист бумаги.

— Ладно, Викторов Василий Яковлевич, пиши заявление.

Викторов взял лист бумаги, тут же написал заявление и подал его кадровичке. Женщина прочитала его, заполнила какие-то бланки, один из них протянула Викторову:

— Вот, с этим, пойдёшь в общагу на ул. Завенягина. Адрес там указан и завтра с утра на участок к прорабу. Всё, удачи. Зови следующего.

Идя к общежитию, Василий обратил внимание, что все дома в Норильске стояли на сваях и первые этажи начинались высоко. Всё это было потому, что сваи, на которых стояли дома, вбивались в вечную мерзлоту и, чтоб они не оттаивали, иначе дом мог «поплыть», пространство между землёй и первым этажом должно было постоянно продуваться. Иногда расстояние до первого этажа было такой высоты, что под домом можно было пройти в полный рост.

Василию понравилось, что Норильск был очень чисто убран, в том числе, и двор, в котором находилось общежитие. Общежитие было пятиэтажным, и к входу в подъезд вела высокая лестница.

В своём кабинете заведующая о чём-то разговаривала с кастеляншей. Обе были симпатичными женщинами, лет за тридцать. Увидев вошедшего, они прервали разговор, и заведующая спросила:

— Что хотел?

— Здравствуйте. Меня к Вам направили в общежитие заселяться.

— Здравствуйте, — ответила ему заведующая.

Кастелянша тоже поздоровалась.

Парень подал заведующей документы и представился:

— Викторов Василий Яковлевич.

— Ну, а я — Мария Кузьминична, — ответила она.

— А я — Ирина Петровна, — представилась кастелянша.

Мария Кузьминична поинтересовалась:

— Откуда к нам?

— Из Томска. Я там физкультурный институт закончил. Решил немного подзаработать, пока холостой, — и Василий обаятельно улыбнулся.

Мария Кузьминична и кастелянша переглянулись и не смогли сдержать ответные улыбки.

— Спортсмен значит? Заработаешь, если пить не будешь и в карты играть.

— Ну, я, вообще-то, за здоровый образ жизни.

Заведующая посмотрела документы Викторова, заполнила какие-то бумаги, журналы.

Проворчала:

— Все вы так говорите до первой зарплаты.

Потом из ящика стола достала ключи — выбрала один из них:

— Вот, тебе ключ от комнаты. На бирке номер комнаты написан. Иди, заселяйся. Бардака не устраивать, мебель не ломать.

Глава 3

Начальником уголовного розыска норильской милиции был подполковник Волгин Анатолий Михайлович. Мужчина внешне очень привлекательный — в свои тридцать семь выглядел гораздо моложе — был высокий, статный широкоплечий с красивым лицом и, всегда аккуратно причёсанными, светлыми волосами. Подполковник Волгин пользовался среди сослуживцев непререкаемым авторитетом. Анатолий Михайлович слыл профессионалом высочайшего класса, на счету, которого были десятки, если не сотни раскрытых преступлений, многие из которых, казались безнадёжными. К тому же, Волгин был очень обаятельным человеком, начитанным, эрудированным, харизматичным. Его любили подчинённые, потому что при его, казалось бы, высокомерной виде, он был достаточно демократичным, хоть и не допускал панибратства. Начальство уважало его за исполнительность и отсутствие каких-либо интриг с его стороны.

Будучи начальником уголовного розыска, он, действительно, не был карьеристом, хотя при его способностях и возможностях, уже давно мог бы занимать должность значительно выше.

Он всегда следил за собой — одевался безукоризненно и со вкусом. Естественно, что при таких внешних данных Волгин пользовался большим успехом у женщин. Их у него было много, и ни одной из них он никогда и ничего не обещал — расставался с ними легко, без скандалов и не был обременён никакими «хвостами» из прошлой жизни.

Женился Анатолий Михайлович, когда ему уже было за тридцать, а его избраннице — Наташе, почти двадцать пять. Брак для обоих можно было назвать поздним, но очень обдуманным и у обоих была достаточно сильная симпатия. К тому же, Наташа была дочкой секретаря комитета партии комбината, человека по норильским меркам очень влиятельного.

Волгин подходил к зданию городского отдела внутренних дел. Милиционеры, находившиеся на улице, завидев подполковника, встали «смирно», поздоровались с ним. Анатолий Михайлович каждому подал руку, с некоторыми перекинулся парой слов, пошутил и вошёл в подъезд. Там он прошёл в дежурную часть и поздоровался с дежурным милиционером.

— Ну, какие происшествия? — поинтересовался Волгин.

Дежурный слишком серьёзным тоном ответил:

— Девочку малолетнюю изнасиловали. Её отец сейчас у оперативников, — ответил дежурный.

Волгин расширил глаза, глядя на дежурного.

— Ну, ничего себе. Понятно. Что ещё?

Дежурный вполне обыденно добавил:

— Да, как всегда, — несколько пьяных драк в общагах.

— Ладно, разберёмся. Начальника ещё нет?

— Пока не было.

— Тогда, я сначала к операм. Начальник появится — сообщишь мне.

— Есть, товарищ подполковник.

В кабинете сидели каждый за своим за столом — капитан Дерябин Валерий и лейтенант Нефёдов Денис.

Дерябин был высоким широкоплечим брюнетом двадцати семи лет. Он окончил физико-математическую школу, но после неё поступил не в гражданский ВУЗ, а в Красноярскую высшую школу милиции, которую и окончил с красным дипломом. Он, вполне, успешно применял полученные знания на практике и мечтал сделать в милиции карьеру. Дерябин всегда принимал участие в городских соревнованиях по волейболу и его приглашали в сборную Норильска, но милицеское начальство не дало ему «добро». К тому же, Валерий слыл непревзойдённым шахматистом, умел играть «вслепую» и вызывал этим особое уважение у коллег. Волгин очень высоко ценил своего опера и симпатизировал ему за неунывающий нрав и энеричность.

Нефёдов же был, наоборот — худощавый светловолосый двадцати трёх лет. Опером тоже был неплохим, но безынициативным. Впрочем, и к нему у Волгина было достаточно хорошее отношение. Нефёдов был коренным норильчанином, что очень помогало ему в работе — он хорошо знал город и имел обширные связи среи местного населения.

Когда Волгин зашёл в кабинет, оба милиционера попытались встать в знак приветствия, но начальник махнул им рукой, чтоб не вставали, и они остались сидеть на местах. Волгин понял, что перед Дерябиным сидит отец изнасилованной девочки.

Подойдя к нему, Анатолий Михайлович, начал разговор:

— Здравствуйте, я — начальник уголовного розыска — Волгин Анатолий Михайлович. Расскажите, пожалуйста, что произошло.

— Да, я уже столько раз рассказывал, а поиски не идут, — раздражительно и зло ответил мужчина.

Волгин попытался его успокоить:

— Не сердитесь, успокойтесь. Будет лучше, если я всё услышу от Вас, а не от своих сотрудников. Ещё раз расскажите, пожалуйста.

Отец девочки собрался с мыслями, начал говорить:

— Рассказывать-то нечего, — мужчина сделал паузу, — Вечером Анечка, дочка наша, вовремя домой не пришла. Давай её искать, обошли все дворы, всех знакомых, всех соседей. Всякое передумали. В нашем городе-то, ведь каких, только пакостей не происходило. Особенно, в пятьдесят третьем году и попозже. Я-то коренной, много чего помню. Вот, сразу о плохом и подумал. А, тут, она идёт из соседнего двора, плачет навзрыд.

Мужчина сам скривился, пытаясь сдержать слёзы. Глубоко вздохнул и продолжил:

— Мы-то с женой сразу ничего не поняли, решили, что она наказания испугалась. Я её на руки взял, успокаиваю, домой понёс. В квартиру зашли, смотрим — у неё всё в крови, в грязи, — мужчина замотал головой, — Не могу рассказывать…

Волгин сочувственно кивнул ему.

— Успокойтесь, продолжайте.

Отец девочки перешёл на крик:

— Не успокоюсь, пока этого выродка не разорву своими собственными руками!

Волгин опять попытался посочувствовать:

— Понимаю Вас.

Мужчина не верил в искренность милицейского начальника:

— Да, кто ж это понять-то сможет? Найдите мне его, заклинаю — найдите.

— Вы милицию сразу вызвали? — спросил Волгин.

— Ну, конечно же, и милицию, и скорую. Да, только, что толку-то? Как такое пережить?

Начальник обратился к Дерябину:

— Валера, с девочкой, конечно, поговорить не получилось?

— Да, ну, какое там, товарищ подполковник? — Дерябин махнул рукой, — У девочки всю ночь истерика была. Под утро немного успокоилась и сразу же уснула.

— Надо будет объяснить родителям, — подполковник кивнул в сторону мужчины, — что у неё выяснить следует. И, чтоб сам был рядом, когда она проснётся.

— Простите, как Вас зовут? — обратился Волгин к отцу девочки.

Тот ответил:

— Пётр Николаевич.

Волгин обратился к оперативнику:

— Дерябин, Петра Николаевича долго не задерживайте. Пусть он тоже к дочери в больницу едет. Он там нужнее.

В кабинет заглянул дежурный:

— Товарищ подполковник, полковник Наумкин у себя и про Вас спрашивает.

— Ага, спасибо, лейтенант. Сейчас иду, — Волгин снова обратился к Дерябину, — Ну, ты всё понял?

— Так точно, товарищ подполковник.

— Держи меня в курсе. Я к начальнику.

Волгин быстро вышел из кабинета.

Волгин постучался в кабинет начальника горотдела — Наумкина Ивана Алексеевича и, не дожидаясь ответа, открыл дверь.

— Разрешите, товарищ полковник.

— Заходи, заходи, Анатолий Михайлович, — последовал ответ начальника.

Наумкин был невысокого роста, полноватый, с хорошо наметившейся лысиной. Полковнику было сорок девять лет, и он собирался на пенсию. Главный его принцип был: дослужиться до пенсии без происшествий. Поэтому подход к службе у Ивана Алексеевича был в основном бюрократический — преступление должно быть раскрыто любой ценой и любыми средствами, пусть, даже незаконными, но дело должно быть сдано в архив. Бывало, что Иван Алексеевич не возражал и против того, что дело не будет, вообще, возбуждено, если оно бесперспективное, и может плохо повлиять на статистику. Тем не менее, в горотделе относились к своему начальнику хорошо, так как слыл он человеком добродушным и часто прощал различного рода не совсем законные шалости своим подчинённым, в том числе и выбивание покаэаний.

Волгин вошёл в кабинет начальника.

— Здравия желаю, товарищ полковник, — приветствовал Волгин своего начальника.

— Здравствуй, — ответил Наумкин и, тут же, продолжил строгим тоном, — Анатолий Михайлович, что ж это такое у нас происходит? А?

Волгин выжидающе, уставился на Наумкина, делая вид, что не понимает вопроса.

Наумкин продолжил:

— Да я ж такого профессионала, как ты не встречал никогда. Как до такого дошло, что у нас уже малолетних насилуют? Ты думаешь, что начальник уголовного розыска у нас только за раскрытие преступлений отвечает? А профилактика преступности? Откуда у нас такой подонок взялся в развитом социализме, в рабочем городе? Не твоя недоработка? Ты ж всю преступность у нас в Норильске должен в своих руках держать, все подонки у тебя на учёте должны стоять, чтоб на каждом шагу оглядывались. А тут — такое! Какие у тебя оправдания?

Иван Алексеевич сделал паузу, и Волгин начал оправдываться:

— Товарищ полковник, конечно, наша вина в этом есть. Какие тут оправдания? Не смогли вычислить сволочь. Будем раскрывать по горячим следам…

Наумкин перебил:

— Ну-ну, а следы-то, хоть какие-нибудь остались — горячие или холодные?

Волгин не знал, что сказать, но попытался:

— Честно говоря, я ещё не в курсе. У девочки всю ночь истерика была, потом уснула. Там с ней рядом родители и наши сотрудники.

В кабинете зазвонил телефон. Наумкин поднял трубку, ответил:

— Слушаю.

Из трубки еле слышен был голос звонившего:

— Здравствуй, Иван Алексеевич.

Наумкин многозначительно посмотрел на Волгина.

— Здравствуйте, Владислав Петрович.

— Иван Алексеевич, надеюсь, понимаешь, по какому поводу я тебе звоню?

Полковник придуривался:

— Честно говоря, не очень, Владислав Петрович.

В трубке ему, конечно, не поверили

— Ну-ну, не юли. Весь город уже, наверное, вчерашний случай обсуждает.

Полковник изобразил, что до него только дошло:

— Вы, наверное, про девочку?

Звонивший подтвердил:

— Ну, конечно же. Как такое допустили? Откуда в нашем городе такой подонок взялся? Дело надо на особый контроль поставить и раскрыть в кратчайшие сроки.

Полковник соглашался со всем услышанным:

— Конечно, на особый контроль поставим. Все силы приложим. Сейчас, как раз, с Волгиным это дело обсуждаем.

— Вот, и передай ему, что в кратчайшие сроки эту мразь нужно изловить. Пока, Иван Алексеевич.

— До свидания, Владислав Петрович.

Полковник положил трубку и продолжил разговор с подчинённым:

— Ну, вот, и твой тесть уже позвонил. Такое происшествие мимо парткома комбината не пройдёт. У нас таких преступлений с пятидесятых не было.

— Вот, и я своим операм то же самое сказал, — согласился с Наумкиным Волгин.

— Золотой у тебя тесть — фронтовик, разведчик. После войны в Норильск приехал и до парторга комбината дорос, — задумчиво произнёс Наумкин.

Возникла пауза, потом начальник добродушно улыбнулся Волгину:

— Сказал, что три шкуры с тебя спустит, если упыря не возьмёшь.

Волгин улыбнулся, потому что слышал голос тестя из трубки и знал, что он не произносил этих слов. В ответ сказал начальнику:

— Возьмём. Все силы приложим. Не сомневайтесь.

— Ты ж знаешь, — Наумкин опять перешёл на серьёзный тон, — я в следующем году ухожу на пенсию, а ты должен занять моё место. Ну, и, как ты думаешь, займёшь ты это место с таким нераскрытым тяжким?

Наумкин пристально посмотрел на Волгина и продолжил:

— Вот, то-то и оно. Всё. Иди, работай и думай о том, что я тебе сказал.

Глава 4

В боксёрском зале шла тренировка по боксу. В зале тренировались несколько подростков и несколько взрослых мужчин лет до тридцати. Двое проводили спарринг на ринге, и за ними наблюдал тренер. Одним из спаррингующих был Колян. Колян наносил сопернику серию сильнейших ударов по голове и корпусу, но никак не мог пробить защиту. Партнёром Коляна по спаррингу был Ринат. Ринат выглядел жилистым здоровяком двадцати пяти лет, такого же роста, как и Колян — примерно, метр восемьдесят. Но Ринат немного уступал в весе, хотя — такой же широкоплечий с выделяющимися мышцами. Ринат, изловчившись, нанёс Коляну сильный апперкот левой, и Колян слегка закачался.

Раздался голос тренер:

— Стоп. Ринат, как всегда, молодец. А Колюня — невнимательный. Мощью берёшь. Голову не включаешь. Знаешь же, что у Рината левый апперкот — коронка.

Колян стоял разгорячённый, никак не мог отдышаться. Попытался возразить тренеру:

— Да я уж и сам собирался его вырубить. Чуть-чуть не успел.

Тренер и Ринат переглянулись между собой, улыбнулись.

Тренер попытался объяснить Николаю его ошибку:

— Вот, я и говорю, Колюня, сильный ты и техника есть, а голову никак не включаешь. Ринат же тебя специально заманивал, только и ждал, когда ты немного правую сторону подставишь. Понимаешь?

Ответа от Николая не последовало.

— Ну, ладно, — продолжил после паузы тренер, — Хватит на сегодня. Снимайте перчатки и в раздевалку. Переоденетесь — подойдёте ко мне.

Тренером в секции бокса был Лугов Михаил Васильевич — крепыш среднего роста и спортивного телосложения с короткой причёской «под бокс» и очень волевым лицом. Михаил Васильевич очень любил бокс и в свои тридцать восемь лет полностью посвятил себя ему. Больших высот в боксе он не достиг — помешала судимость, но тренерская работа была его призванием. В спортзал он приходил с утра и находился в нём до самого закрытия, да и выходные тоже проводил в спортзале. Очень любил соревнования любого уровня. Для него это был настоящий праздник. В секции у него были воспитанники всех возрастов — от мала до велика. Когда между тренировками выпадало свободное время, то и сам любил поколотить грушу, поэтому и выглядел всегда по-спортивному — широкоплечий с пружинящей походкой. Взгляд у Лугова всегда был дерзкий, а манера общения — прямолинейная. Создавалось впечатление, что Лугов в этой жизни ничего не боится. Умел Михаил Васильевич и вовремя помолчать, и вовремя пошутить.

Тренер повернулся к остальным.

— Всё, на сегодня тренировка закончена. Все в раздевалку.

После слов тренера все пошли в раздевалку. Лугов окликнул одного паренька, лет шестнадцати:

— Игорь!

Паренёк, довольный тем, что тренер его выделил, подошёл к нему.

— Да, Михаил Васильевич?

Лугов по-доброму взъерошил волосы на его голове.

— Игорь, а ты молодец. Удар хорошо поставил, реакция. Если после школы в Норильске останешься — я из тебя чемпиона сделаю.

Игорь сделался ещё довольнее.

— А зачем мне уезжать? Я ж — коренной норильчанин. У меня здесь и родня, и друзья. И тренера не хочу менять. Вы б от нас не уехали. А? Михаил Васильевич.

— Да не уеду. Хоть у меня-то здесь и нет никого, а душой к Северу прикипел. Ну, ладно, иди, переодевайся.

Паренёк побежал в раздевалку, а Лугов пошёл к себе в кабинет.

Когда тренер уже сидел в своём кабинете, к нему зашли Колян и Ринат. Лугов жестом показал им, чтоб они присели и после этого начал говорить:

— Парни, Таксист звонил. Сегодня у работяг получка.

Парни переглянулись между собой и радостно улыбнулись. Тренер остался серьёзным.

— Ну, что? Я так думаю, что всё понятно без слов?

Парни закивали головами. Колян заговорил:

— Конечно, Михаил Васильевич. Чёс начинается?

Теперь головой кивнул Лугов.

— Да, с недельку по общагам с игровыми помотаетесь. Найдите сегодня Серого и Кирюху. И в семь вечера к Таксисту подгребёте. Он у себя игровых соберёт и по общагам всех вас развезёт. Всё понятно?

За обоих опять ответил Коля:

— Да уж. Не в первой.

Тренер задумчиво посмотрел на Николая, улыбнулся.

— Я, вот, Колян, смотрю на вас с Ринатом и убеждаюсь, что никогда тебе Рината на ринге не победить, — Лугов сделал паузу. Потом продолжил, — Ринат молчит, дело обдумывает и в бою также. А ты, Колян, всё болтаешь, всё суетишься, радостно тебе по всяким пустякам. Много энергии впустую тратишь.

Колян перестал улыбаться и, как бы, с некоторым вызовом ответил тренеру:

— Да это потому, что у меня её, хоть отбавляй. Надо будет — и двух Ринатов в нокаут отправлю.

Лугов с Ринатом, молча, улыбнулись, и тренер попытался смягчить разговор:

— Колян, да ты не обижайся. Это ж я тебе, как старший брат говорю. А ты, как младший брат на ус себе всё мотай. Я ж обеими руками за то, чтоб ты чемпионом стал и Рината в нокаут отправил. Веришь мне?

Николай подобрел.

— Верю. Так и будет.

— Ну, и добро. Всё, пока, — подытожил Лугов.

Осень в Норильске не радует глаз золотом и багрянцем. Вокруг, до самого горизонта, куда ни кинь взгляд — тундра, а по ней разбросаны редкие невысокие ёлочки. Но, даже и к этой природе привыкаешь, и с годами она кажется родной и вызывает ностальгию. И вспоминаешь её — как же она красива!

Бывает, что уже в сентябре тундра покрыта снегом. А, если и нет снега, всё равно, в сентябре уже ощущается не дыхание осени, но дыхание зимы.

После смены к своей бытовке шла бригада верхолазов-монтажников. В бригаде шесть человек: бригадир — Сергей Сергеевич и его подчинённые — Паша, Алексей, Ваня, Вова и новенький — Викторов Вася. Курили, разговаривали. Все в кирзовых сапогах и фуфайках, только, шапки на головах разные, некоторые, вообще, без шапок ещё. Поёживались не столько, от осенней прохлады, сколько от ветра.

Бригадир вдруг спохватился:

— Вася, слушай, я там, на втором этаже, где сегодня перекуривали, под кирпичом бумаги оставил. Сбегай-ка за ними, пожалуйста.

Вася кивнул:

— Хорошо, — и вернулся назад.

Остальные пошли в бытовку.

Викторов быстренько поднялся на второй этаж, нашёл какие-то накладные, которые забыл бригадир и начал, было, догонять бригаду, но увидел, как с крана спускается крановщица, и решил её рассмотреть поближе.

Мимо проходила молодая стройная и красивая кареглазая девушка, из-под косынки у которой выбился белокурый локон. Викторов, опешив, уставился на неё.

Проходя мимо него, девушка с улыбкой и беззлобно сказала:

— Челюсть подними.

Викторов, не переставая удивляться, спросил:

— Вы — крановщица, что ли?

— А чему ты удивляешься?

Василий сказал откровенно:

— Не должны такие красивые девушки на стройке работать.

Крановщица усмехнулась:

— А где должны?

Викторов не нашёлся сказать ничего оригинального и ответил просто:

— В кино.

Она продолжала улыбаться:

— Я высоту люблю.

Возникла пауза и девушка спросила:

— Ты новенький, что ли? Звать-то тебя как?

— Василий, — ответил Викторов.

— А я — Зоя, представилась она, — и добавила, — ну, вот, теперь будем с тобой здороваться.

Больше, ничего не сказав друг друга, они пошли в разные стороны по своим бытовкам.

Викторов был очень рад знакомству с красивой девушкой, и теперь все его мысли были о ней.

Зайдя в бытовку, он увидел, как все переодевались и суетились. На плитке шумел, начиная закипать, чайник. Бригада радовалась хорошей получке.

Бригадир заговорил с новеньким:

— Видишь, Василий, как ты подгадал. У всех сегодня зарплата, а у тебя первый рабочий день. И кто ж проставляться-то будет? Ты или мы?

— Ну, конечно же, я проставлюсь. Зачем традиции-то нарушать? — ответил Викторов и добавил, — я ж с материка тоже не пустой приехал. Уж что-что, а стол накрою.

— Все проставимся, — решил бригадир.

Алексей высказал поддержку:

— Правильно, бригадир. Сейчас чайку попьём и к Ваське в общагу через магазин.

— Нет-нет, — возразил Паша, — Парень только вчера с материка. У него и рюмок-то, наверное, нет. Из нас всех тут только я холостой, поэтому затариваемся и ко мне в гостинку. Возражений нет?

— Я не возражаю, — согласился бригадир, — Всё, на том и порешим — пьём чай, в магазин и — к Пашке.

В квартире у таксиста Бикеева находились два парня — Максим и Олег. Каждому было лет, чуть за двадцать. Они сидели за столом, на котором стояла открытая бутылка коньяка и по бокалу коньяка перед ними.

Максим обратился к Олегу:

— Рассказывай, как съездил на юга.

Олег с удовольствием начал рассказывать:

— Шикарно. Сам же знаешь, как оно на югах, да в бархатный сезон.

— А ты, конкретно-то, где был? — решил уточнить Максим у рассказчика.

Олег продолжил:

— Я всегда в Гагры езжу. Один раз там как-то побывал — понравилось охренительно, просто, праздник души. С тех пор своей привычке не изменяю. Недаром Абхазия переводится, как Земля души.

В разговор вмешался хозяин квартиры:

— А я слышал, что Абхазия — это Земля Бога. Я ж тоже в Абхазии не раз бывал.

Олег возразил:

— Нет-нет, именно, что Земля души. Потому, как отдыхаешь там не только телом, но и душой.

Олег, вспомнив проведённый в Абхазии отпуск, от удовольствия, даже прикрыл глаза. Отчего Бикеев и Максим засмеялись.

Бикеев подтолкнул Олега к дальнейшему рассказу:

— Ты нам про душу-то не заливай, о теле-то, наверное, побольше беспокоился.

Олег заулыбался и продолжил:

— Ну, о теле там захочешь забыть, да не дадут. Я всегда вспоминаю, как первый раз в Абхазии оказался…

В дверь раздался звонок, и Олег вынужден был прервать рассказ. Хозяин пошёл открывать дверь.

В комнату зашла бригада боксёров — Колян, Ринат, Серый и Кирюха. Серый и Кирюха тоже были боксёрами с секции Лугова Михаила Васильевича. Все четверо были, как на подбор высокими и широкоплечими.

Бикеев Александр Анатольевич, помимо того, что был таксистом, был ещё и бригадиром игровых. У него, обычно, перед большой игрой всегда собирались и каталы, и боксёры, которые их прикрывали от проигравших лохов. Руководил боксёрами их тренер — Лугов Михаил Васильевич. Большая игра была тогда, когда на комбинате выдавали получку. Тогда от желающих проиграть кровные рубли не было отбоя, и большая игра продолжалась, примерно, в течение недели. В остальное время игровые находились в «свободном плавании». Сами находили клиентов в общагах, ресторанах, гостиницах. Волокли их в катраны и там выкатывали у них всё до копейки. Но, чтоб сильно не злить клиентов, у игровых было правило немного денег возвращать. Выкатаешь у клиента косарь, а потом четвертной или полтинник ему вернёшь, чтоб до зарплаты дотянул — клиент спокойно уходил, без эксцессов. А, если всё же эксцессы случались, то к делу подключались боксёры. Бывало, что игра шла в долг, тогда часть долга можно было и простить. Весь выигрыш стекался к Бикееву. Он и распределял его, часть отдавая Лугову, часть оставляя себе, а львиную долю засылая кому-то наверх.

Бикеев был коренным норильчанином, жил в своей квартире на Советской. Было ему тридцать два года, но выглядел постарше и солидно, с небольшим животиком. Был он, как и большинство таксистов, наглым и жадным.

Когда в квартире появились боксёры — стало сразу как-то тесновато, шумно, весело.

Максим их поприветствовал шуткой:

— Привет, боксёры. А вы что все вместе? С пробежки что ли?

Ответил Кирюха:

— Ага. Бежим-бежим, смотрим, вас с Олегом не хватает. Думаем, вот, сейчас вас возьмём и дальше побежим.

Все засмеялись.

Из коридора в комнату зашёл Бикеев. Бикееву было интересно дослушать рассказ Олега про его отдых в Абхазии и он обратился к вновь пришедшим:

— Ну, рассаживайтесь. Олег нам тут за юга задвигает, как он там отдыхал душой и телом. Продолжай.

Но у Олега уже пропал интерес к воспоминаниям:

— Да в другой раз расскажу. Такие вещи надо рассказывать с чувством, с толком, с расстановкой, чтоб у каждого из вас зависть проснулась и слюни потекли.

Бикеев помотал головой:

— Нет, Олег. Зависть, Олег, — это один из смертных грехов. Да и молод ты ещё, чтоб у меня её вызвать. Я так отдыхать умею, что у тебя у самого слюни потекут. В этом деле не юг — главное, а, чтоб кураж в душе был, тогда и тундра землёй души покажется.

Колян, тут же, попытался пропеть несколько слов из популярной на севере песни, которую исполнял нанаец Кола Бельды:

— «Увезу тебя я в тундру, увезу к седым снегам».

Бикеев решил подыграть Коляну:

— Во-во. «Ты узнаешь, что напрасно называют север крайним, ты увидишь, он бескрайний, я тебе его дарю».

Все засмеялись. Вообще, перед каждым большим чёсом настроение у всех было приподнятое, и плевать им было на тех работяг, у которых они выигрывали трудовые деньги.

Опять в квартире раздался звонок. Бикеев вышел из комнаты и вернулся вместе с Кареном. Карен был армянином, сорока пяти лет. Очень элегантный и симпатичный, он походил и на армянина, и на грека, и, даже, на испанца или итальянца. У Карена были густые волосы с пробором посредине. Карен всегда носил костюм, но без галстука, а на среднем пальцем правой руки у него был перстень с большим, хорошо отшлифованным камнем, который иногда, во время игры, Карен переворачивал камнем внутрь ладони, чтоб при раздаче увидеть отражённую в нём карту. Карен был единственныи из всей бригады, у кого за плечами были немалые срока. Но в Сибирь он попал, значительно, раньше.

В 1944 года, по Приказу министра госбезопасности СССР № 00183, из Армянской, Грузинской и Азербайджанских ССР, а также из всего черноморского региона, были сосланы в Среднюю Азию и в южную Сибирь все те советские граждане (в основном армяне), которые имели ранее, турецкое (османское), персидское, болгарское, греческое и румынское гражданство. Так, семья пропавшего без вести командира Красной Армии Левона Вирабяна оказалась в Алтайском крае.

У Карена был приятный голос и говорил он с едва заметным кавказским акцентом, который придавал его речи определённый шарм. Вообще, Карен обладал чем-то таким необъяснимым, что к нему очень притягивало людей. К тому же, он был очень начитанным и, даже, при его образе жизни, иногда посещал библиотеку.

Появлению на хате Карена все были особенно рады, и он с каждым поздоровался за руку.

Родители Рината были из крымских татар, и он считал себя, чуть ли, ни земляком Карена, поэтому всегда любил работать с ним в паре. И при появлении каталы тут же обратился к нему:

— Карен-джан, я сегодня с тобой.

Карен едва кивнул ему головой.

Бикеев заметив это, шутливо сказал:

— Ринат, ты и так парень не глупый. Лучше бы Карена Колян прикрыл.

Николая шутка задела и в ответ он возмутился:

— Да вы что, все сегодня сговорились дураком меня выставлять? Тренер сегодня дураком назвал, потому что я апперкот от Рината пропустил. Ты на ровном месте надо мной смеёшься.

Бикеев продолжил подшучивать над Николаем:

— Ну, тренер-то, конечно, зря тебя обидел. Боксёр из тебя классный, удар, как из пушки. Хотя, если задуматься, то, наверное, не зря говорят: сила есть — ума не надо.

Опять все громко засмеялись.

Тут, Олег попытался перевести разговор на другую тему, чтоб Колю оставили в покое:

— Карен, мне тут Анатолич загнул, что в тундре может отдохнуть лучше, чем на Чёрном море. Ты как? Поддерживаешь его?

Максим опередил Карена с ответом:

— А для Карена там отдых лучше, где книг — побольше, да поинтересней.

Карен улыбнулся, словно что-то вспомнив:

— Да. Было дело, когда меня из сельской библиотеки мать вытащить не могла, — сделал паузу и задумчиво добавил, — лучший отдых на Родине.

— «С чего начинается Родина?» — пропел Колян строчку из песни.

Бикеев с улыбкой посмотрел на Николая:

— Ты, Колян, прям без песни не можешь.

— Ага, нам песня строить и жить помогает, — последовал ответ от Николая.

Максим быстро вставил:

— И играть.

Карен решил немного предаться воспоминаниям:

— С чего начинается Родина — не знаю, а закончилась она у меня первым сроком — в пятьдесят втором году. Когда меня два красивых охранника повели из Сибири в Сибирь. Вот, и я песню Высоцкого вспомнил. Двадцать шесть лет бродяжу, а домой так и не вернулся, — сделал паузу и с едва заметной грустью в голосе добавил, — Да и не к кому теперь уж.

В дверь опять раздался звонок. Хозяин квартиры оглядел присутствующих:

— Евген только остался. Больше никого не жду сегодня.

С этими словами вышел в коридор открывать дверь.

Обратно вернулся вместе с Евгеном. Женя был невысокий пухленький весельчак, любил носить обувь на высоком каблуке. Женя мог всегда по-доброму над кем-нибудь пошутить, и никто никогда на него не обижался. Он был хорошим рассказчиком и душой компании. В Норильск Евген попал по распределению после Новосибирского госуниверситета, в котором он закончил экономический факультет. Он очень любил цифры и любил считать. В небольшой блокнотик он всегда записывал каждый свой выигрыш, а так же, кто и сколько остался ему должен.

Женя зашёл в комнату довольный, с улыбкой:

— Ну, привет всем, кого не видел. Крайний я, что ли, сегодня?

Евген начал со всеми здороваться за руку.

Колян ему ответил:

— Привет, коль не шутишь.

Евген обычно был в паре с Коляном.

— Ну, ты как? В порядке? — спросил Евген у напарника.

— Нормалёк, — ответил Коля и переспросил Евгения, — А ты как?

— Да и я в порядке.

Засуетился Бикеев:

— Ну, все в сборе. Коньячку, кто желает, наливайте. За удачную игру.

Олег вставил:

— А у нас она неудачной не бывает.

В комнате началась движуха, кто-то стал разливать по бокалам коньяк. Выпили, немного закусили.

Рассусоливать Бикеев не стал:

— Сейчас развожу по общагам Карена, Рината, Евгена и Коляна, — в сторону каждого показал пальцем. Продолжил, — потом за остальными возвращаюсь, — сделал паузу, — И, чтоб за ночь не меньше косой на двоих. Недельку ударно потрудимся — и погуляем. Короче, всё, как обычно.

У общаги на Лауреатов остановилось такси. Таксист обратился к сидящим:

— Ну, всё, Евген, ваша остановка. Выгружайтесь. Евген, жду завтра с баблом.

— Конечно, Саша. До завтра.

Колян и Евген вышли из такси, и машина тут же уехала.

В это же самое время к общежитию подошла бригада монтажников. Из карманов у них торчали бутылки.

Колян и Евген переглянулись между собой, улыбнулись. Евген прошептал Николаю:

— Наши люди.

Завидев друг друга, компании остановились, начали здороваться.

Бригадир заговорил:

— Привет, Евген. Ты, как чувствуешь, что ли? Всё время в зарплату к Коляну в гости идёшь.

Евген понимал, что бугор этой бригады недолюбливал его. Бригадир жил в Норильске давно, в разных ситуациях побывал, разных людей видел. Бригадир же догадывался, что Евген играет нечестно, но за руку его никто не ловил. Конечно, бригадир всегда пытался отговорить своих работяг, чтоб они не играли в карты, но все — люди взрослые, и каждый — сам себе хозяин. Особого желания считать чужие деньги у Сергея Сергеевича не было, но с годами все становились, как родные и приходилось думать не только о своих подчинённых, но и об их семьях.

Евген лукаво улыбался и пытался оправдаться:

— Привет, Серёга. Так и у меня зарплата. Вот, и иду к корешу посидеть, узнать, чем народ дышит. Так сказать.

Один из рабочих — Вова, наоборот, очень любил Евгения, всегда ждал, когда он придёт поиграть. Вове нравились его шутки, общение с ним. Ему льстило, что Евген, экономист с высшим образованием, запросто с ним общается и, даже считает его своим приятелем. Евген же, конечно, Вову за приятеля не держал. Но Вова этого не понимал, поэтому деньги проигрывал легко и не жалел о них.

Вова радостно протянул руку Евгению и заговорил с ним шутливым тоном:

— Евген, привет. Смотри, раньше времени из общаги не слиняй. Говоришь, тоже зарплата, — весело хмыкнул, — Вот, и придём с парнями вычищать её у тебя. Хватит тебе от нас с выигрышем уходить.

Евген ответил с таким видом, как будто, от души переживал за Вову и всегда желал ему выигрыша:

— Привет, Володя. Ты б в прошлый раз вовремя остановился и ушёл бы с выигрышем. Я ж тогда, почти, подчистую проигрался. А тебе всё мало было. Сегодня меня тоже подчистую хочешь разделать? — подмигнул Володе, — Приходи, пробуй.

После Вовы Евгений протянул руку Паше:

— Тоже, наверное, отыграться хочешь?

Паша, как и бригадир, особой симпатии к Жене не питал, поэтому отвечал ему дерзко:

— Я никогда не отыгрываюсь. Поиграть хочу — играю, не хочу — не играю.

Евгения Пашин тон нисколько не смутил, он по-прежнему старался отшучиваться:

— Ну, да. Как говорится, ни за то отец сына бил, что играл, а за то, что отыгрывался. Я-то и сам не особо любитель в карты поиграть. А Колян и, вообще, не играет.

Евген поздоровался с Алексеем и Ваней и протянул руку новенькому Викторову:

— Евгений.

Викторов ответил на рукопожатие:

— Василий.

Евгений всех оглядел:

— А вы что в общагу-то всей бригадой?

За всех ответил бригадир:

— Так у Василия-то сегодня первый рабочий день. Да и он только вчера с материка.

У Евгения во взгляде появилась заинтересованность:

— Откуда, Вася?

— Из Томска. Бывал? — ответил Викторов.

Евгений помотал головой:

— Только проездом. Когда в Новосибирском универе учился, то со стройотрядом работал в Колпашево. Ну, вот через Томск и добирались по реке на теплоходе. А ты в Новосибе бывал?

Викторов с удовольствием ответил:

— Конечно, и не раз. На соревнованиях там был, и в Академгородке тоже.

В разговор вмешался Вова:

— Василий у нас спортсмен, после физкультурного.

Николай оценивающим взглядом оглядел Викторова.

Евгений радостно сказал:

— Ну, классно — почти земляки. Может, как-нибудь поближе получится познакомиться.

— Может, — с улыбкой ответил Викторов.

Колян и Евген сидели за столом, пили чай. Евген закурил, в левую руку взял колоду карт, начал делать ей различные вольты, чтоб размять пальцы.

Коляну не хотелось сидеть молча:

— Вот, Евген, сколько мы с тобой уже вместе, сколько смотрю на твою игру, но никак не могу понять, как ты всё это вытворяешь.

Евген, как бы, нехотя и пренебрежительно начал отвечать:

— Ну, Колян, конечно ж, это всё не просто. Наверное, талант нужен, тренировки. Как говорится, ловкость рук и никакого мошенничества. Я ж против тебя не выйду на ринг, правильно?

Колян расправил плечи, немного размял кисти рук и с усмешкой ответил:

— Конечно. Как клопа по рингу размажу.

— Везде, как говорится, нужна сноровка, закалка, тренировка.

Евген вдруг с горечью вздохнул:

— Эх, Колян, да какие тут игры с рвботягами? Нет размаха для мастера. Храп, бура, сека, азо… Это разве игры? Чисто бабло рубим. Вот, я понимаю — Карен. Он по выходным с сыном Стрельцова играет, там компания — высший класс. Я пока в Новосибе жил, так там — да — преферанс, бридж. Вот, это — для души. А какие компании! Студенчество — самое время золотое. Бывало, и с преподами играли ночи напролёт. А с утра к ним же и на экзамены идёшь. И, ведь, ни вкакую не поставят тебе хорошую оценку, если не знаешь предмет.

— А почему в Новосибе-то не остался? — спросил Николай.

Евгений начал отвечать:

— Ну, отучился, распределился. Я ж не на каталу учился. Всё это когда-нибудь надоест, или по независящим от нас обстоятельствам закончится, а высшее экономическое у меня всегда останется. И, вообще, после того случая, когда ты парня вырубил намертво, я до сих пор в себя прийти не могу. Ты ж теперь понимаешь, как нас шеф за яйца держит.

Колян откинулся на стуле, задумался:

— Ты думаешь, что я об этом не вспоминаю? Я ж не душегуб. Одно дело, когда лоха буйного успокоить, должок стрясти, а другое — мокруха, хоть и неумышленно. Вот, если б ментов тогда вызвали — я б условным отделался, а ты — и, вовсе, ни причём. А так… Следы преступления скрыли — всё, обратного хода нет.

Евгений начал оправдываться:

— Растерялся я. Светиться не хотел. Ну, закрыли же с помощью Таксиста дело, как самоубийство, так что не бзди.

Какое-то время посидели молча. Потом Николай продолжил разговор:

— Тебе-то легко сказать, а я-то и по другим делам по уши увяз. Ты ж, Евген, многого не знаешь.

— Так, просвети. Чего я могу не знать? Мне казалось, что все в одной лодке.

Евгений попытался сделать вид, что ему всё безразлично, но сам весь напрягся и внимал каждому слову Николая, понимая, что Колян может выдать сейчас какую-нибудь интересную информацию.

— Да не в лодке, а в болоте, — начал философствовать Николай, — Вы-то, игровые, здесь люди приезжие, а мы — боксёры, выросли здесь и после армии все сюда вернулись. Вы здесь по пояс увязли, а мы — с головой. Нас Таксист давно уже всяким криминалом к себе привязал. Ты думаешь, зачем мы с парнями в Красноярск летали летом?

Евген, как можно, более безразличным тоном ответил:

— Ну, наверное, там кого-нибудь поддержать.

Коляну было радостно от того, что Евгений не знает тех секретов, которые знает он:

— Ага, как бы, не так. В Красноярске своей, что ли, поддержки мало?

— Ну, и зачем тогда?

Колян вдруг понял, что слишком разоткровенничался:

— Евген, меньше знаешь — крепче спишь.

Евгений уже не мог сдерживать интерес:

— Да нет. Тут уж, как говорится, сказал «А», говори и «Б».

У Николая появилась радостная улыбка, когда он увидел, что Евгений не может сдержать интерес. Но он не спешил делиться с ним информацией и продолжил говорить загадками:

— И в Красноярске, и в Норильске дел натворили. Я немного с тобой пооткровенничал, потому, как и мы с тобой теперь повязаны мокрухой. Теперь и тебя Таксист на коротком поводке держать будет.

Колян сделал паузу, Евгений продолжал смотреть на него любопытными глазами. Николай заговорил:

— Ну, в принципе-то, пока я того парня не убил, то меня всё устраивало. Бабло есть, Таксист нас грязными делишками не попрекает. Мы в городе — в авторитете. Но, вот убийство — это другое. Не спокойно как-то на душе.

Евген и сам об этом никогда не забывал и знал, что через эту мокруху висит теперь на очень большом крючке, но поделать он ничего не мог. Евгению в чём-то, даже понравилось, что Николай не рассказал ему про свои криминальные дела в Красноярске. Евгений предположил, что и про убийство парня Николай не будет трепаться. После своих раздумий Евгений попытался успокоить боксёра:

— Да всё нормально Колян. Норильск — это такая жопа! И каких только мокрых дел эта жопа не видела. Ведь здесь раньше одни лагеря были, а в них убийцы, насильники, да враги народа. Конечно, после Сталина этого всего здесь немного подсократили, но всё равно… Короче, сам понимаешь, у Таксиста здесь всё на мази. Летом же приезжал в командировку следак из самой Москвы, как раз, по этому делу. Ну, и что? От ворот — поворот ему. Я после этого, вообще, с Таксистом ничего не боюсь.

— Слушай, — обратился Николай к Евгену, — а чегой-то, вдруг, по какому-то самоубийце следак из самой Генпрокуратуры приезжал?

— Да рассказывал мне Таксист, почему такой интерес возник: слишком много лохов мы этой весной обули и, в основном, всё отпускники попадались. Перед отпуском-то сам знаешь, сколько бабла у работяг скапливается. Короче, многие жаловаться пытались, что их развели, но хорошо, что в ментовке у Бикеева всё связано.

— Но приехали-то из-за парня, — перебил Николай Евгения.

— Да это, просто, так совпало. Короче, не бери в голову.

В дверь раздался стук. Оба прекратили разговор и резко посмотрели на дверь.

— Ну, вот, и первые ласточки, — Евген с удовольствием потёр руки, — Всё нормально, Колян. Иди, открывай.

Колян открыл дверь, и в комнату вошли радостные жильцы общежития — Валера и Витя — любители покидать картишки. Оба были радостные, подшофе. Сначала поочереди поздоровались с Коляном, потом начали шумно приветствовать Евгена.

Валера, темноволосый и худощавый, лет тридцати, был в трико с пузырями на коленях и в тельняшке. Витя тоже был лет тридцати, светленький, невысокий в спортивном костюме. Витя первым прошёл в комнату, подал руку Евгену. И тут же весело начал:

— Евген, привет. Сидим с парнями, сидим — думаем, а не сходить ли к Николаю, а вдруг там, в гостях, Евген, тогда с ним картишки покидаем по-серьёзному, а то мне своих-то парней раздевать неудобно. Вместе работаем, вместе живём. А ты-то всегда при деньгах, тебя не грех вздуть, — и дружески засмеялся, давая понять Евгению, что он шутит и, чтоб Евген не обижался, если что не так.

Евген поздоровался с обоими поочереди. В таком же шутливом тоне начал отвечать Виктору:

— Какие вы тут все кровожадные. Тут сейчас Вовку встретил — друга Пашки из четыреста двадцать седьмой, тоже грозился меня без трусов оставить. А что, если, правда?

Все весело посмеялись, а у Вити последовал ответ:

— Всё может быть. Картишки-то есть? А то мы тут со своими.

— Карты не меченые? — с улыбкой и с явной подковыркой спросил Евген.

Виктор протянул Жене колоду:

— А ты проверь.

Евгений не стал брать колоду у Виктора. Ответил ему:

— По игре проверим. Вот, если разденете меня до трусов — значит, точно меченая колода была.

В разговор вмешался Валера:

— А мы тебя сегодня любой колодой обыграем.

Евгений внимательно посмотрел на Валеру.

— Валера, вы ж мне и в прошлый раз то же самое говорили.

— Ну, говорили, — согласился Валера, — Считай, что форы тебе в прошлый раз дали, чтоб с нами играть не боялся.

Евгений едва сдержался, чтоб не засмеяться. Про себя подумал: «Какие же эти работяги доверчивые!». Жене нравилось, что его подковырки принимали за добрые шутки.

— Эх, нравится мне ваш задор.

Валера, захотел немного выпендриться:

— Женя, вообще-то, на севере люди не нытики.

Витя поддержал товарища:

— Проиграл — рассчитайся. Здесь по-другому нельзя. Норильск — город маленький. Если накосячишь — будешь изгоем. Тогда сразу же собирай чемодан — и на материк с концами.

Евгений, соглашаясь, закивал головой:

— Ну, да. Ну, да, Витёк. Прав ты на все сто. А в преферанс-то, когда играть научишься?

Витя развёл руки, пожал плечами:

— Ну, наверное, когда на пенсию выйду. А пока — храп — рабочая игра. В любое время перекинулись, и никакой писанины.

Евген решил прекратить пустые разговоры:

— Ладно, парни, давайте к столу, пока я не передумал. Давай, Витёк, распечатывай свою новую колоду. Посмотрим, кому она удачу принесёт.

В комнате у Паши сидела бригада монтажников. На столе стояла водка, закуска — распечатанные рыбные консервы, икра из кабачков и макароны по-флотски.

Паша, самый младший из бригады, разлил водку по рюмкам и обратился к компании:

— Мужики, разбирайте рюмки, — потом обратился к старшему, — бригадир, давай, скажи что-нибудь по поводу нашего застолья.

Бригадир взял рюмку:

— Конечно, обязательно сказать надо, — пауза, — Опять в нашей бригаде пополнение. Появился новый человек, а мы, как говорится, хорошему человеку всегда рады, — пауза, — Первый день ты с нами, Василий, отработал. Пока, ничего плохого про тебя не скажу — смекалистый, сноровистый, исполнительный, руки растут, откуда надо. В общем, вливайся в наш небольшой коллектив, а мы тебе поможем. Бригаду не подводи, начальству не стучи. Бригада у нас не из худших. Парни не дадут соврать.

Кто-то вставил:

— Да-да.

Бригадир продолжал:

— Среди верхолазов-монтажников бываем и в передовиках, поэтому и заработки хорошие имеем. Ну, в общем, за нового монтажника Викторова Василия.

Парни весело наперебой начали говорить:

— Ура! Витя, поздравляем!

Все чокнулись, выпили, начали закусывать. Атмосфера создалась почти праздничная.

Бригадир обратился к новенькому:

— Василий, кстати, как у тебя с этим делом?

Бригадир щёлкнул себя пальцем по горлу.

Новенький понял вопрос, ответил:

— Могу, но стараюсь не злоупотреблять. Я ж в физкультурном учился — спортсмен. Ну, там режим и всё такое.

Паша радостно заговорил:

— У нас тут полбригады спортсменов, правда, без образования, но с разрядами. У меня по лёгкой атлетике первый взрослый, Ваня — лыжник, Алексей, — Паша забыл, чем занимался Лёха и, пытаясь вспомнить, спросил, — Лёха, что там у тебя?

Алексей ответил не очень довольно.

— Ничего у меня нет.

Паша вдохновенно продолжал:

— Ладно, у Лёхи ничего нет. А Вовка видишь, какой крепыш? Он — борец.

Вова засмущался:

— Да ладно. Когда это было? Но, правда, до армии у себя на районных всегда выступал. А, вот, в спортроту служить не взяли — я и забросил борьбу. Да и некогда уже было после армии.

Вмешался бригадир:

— А теперь, хоть спортбригаду из вас создавай, а мы с Лёхой будем у вас тренерами. Правильно?

Все засмеялись.

Викторов поддержал:

— Правильно говорят, что лучший тренер по плаванию — тот, который не умеет плавать. Значит, вам, Сергей Сергеевич, с Лёхой и тренировать бригаду.

— Я не против, — повеселел Алексей.

Бригадир решил подытожить:

— Ну, давайте за советский спорт.

Все чокнулись, выпили, начали закусывать.

Паша обратился к новенькому:

— Василий, ну, ты, хоть расскажи какому спорту тебя в твоём физкультурном учили.

Викторов ответил застенчиво:

— Я — мастер спорта по самбо.

— Ого — удивился бригадир.

Викторов засмущался:

— Да нечему тут удивляться — спорт, как спорт.

Бригадир восхищённо смотрел на Василия:

— Ну, не скажи. Не каждый таких высот достигает.

— Помнишь, — обратился к Василию Паша, — когда в общагу заходили — встретили Евгена и Коляна? Колян в нашей общаге живёт. Он — тоже боксёр. Их — несколько человек — серьёзно занимаются, всегда вместе, в кабак любят зайти, погудеть, бока кому-нибудь намять. Короче — банда. А тренер хороший — Лугов. Сидел здесь и остался потом.

Бригадир недоверчиво ответил Паше:

— Хм. Ты, прям, всё знаешь.

Пашу поддержал Вова:

— Серёга, а кто этого не знает? Ты б, хоть иногда, в кабак заходил. А то с бригадой, бывает, расслабишься и быстрей к жене под бочок.

— Я своё по кабакам и по танцам не меньше твоего отходил, — ответил бригадир.

Викторов внимательно разглядывал Пашину гостинку. Комната напоминала гостиничный номер. Сразу при входе была небольшая прихожая, в которой стоял холодильник, и была вешалка. Из неё был вход в санузел. В санузле — унитаз, раковина и ванна. Ванна была короче, чем обычная, но немного повыше, и в ней был специальный выступ. Василий никогда раньше таких ванн не видел, и она ему показалась интересной.

Сама комната в гостинке была достаточно большой и казалась просторной в связи с отсутствием у хозяина крупной мебели. Имелся диван, небольшой шифоньер, телевизор, который стоял на тумбочке, и стол, который сейчас пододвинули к дивану в связи с нехваткой стульев для всех.

Осмотрев Пашину гостинку, Викторов обратился к хозяину:

— Паша, классная у тебя комната. Я думал, что ты нас в такую же общагу приглашаешь, в какую меня на Завенягина заселили, а у тебя, по сравнению с моей, — хоромы. Прямо в комнате санузел с ванной. Правда, ванна какая-то интересная, маленькая, с выступом.

Павел объяснил:

— Чтоб сидеть на этом выступе можно было.

— А-а-а, — понятливо кивнул головой Викторов.

К разговору подключился Иван:

— Василий, у нас улицу Завенягина ещё называют Завеняжкой.

В твоей общаге на Завеняжке у меня жена жила, когда мы с ней познакомились.

Завенягин Авраамий Павлович считается основателем Норильска. Он был начальником Норильлага и первым начальником Норильского ГМК. В 1938 году Завенягин возглавил строительство Норильского ГМК, которое было начато в 1935 году. Под его началом количество заключенных на строительстве увеличилось с восьми тысяч до двадцати тысяч к концу 1939 года. В 1941 году Завенягин был отозван в Москву и назначен заместителем главы НКВД Берии.

Бригадир тоже вспомнил:

— А я, когда приехал в балках жил в Соцгороде на нулевом пикете.

Иван радостно вспомнил:

— Так, и я там жил: улица Горная шестьдесят три, квартира три. Я в пятьдесят восьмом сюда приехал, после школы. У меня тут две сестры и брат уже жили. А самым первым — мой дядя Михей здесь оказался по разнарядке из колхоза. Приезжает в отпуск в деревню и рассказывает, что в Норильске хлеб на масло с палец толщиной мажут, а зарплата в карман не умещается. А у нас-то в колхозе всё подчистую выгребали за налоги, а денег и, вообще, не видели. Вот, у нас сначала одна сестра завербовалась, а потом — вторая, потом брат — Николай после армии.

— Да уж, есть что вспомнить, — вставил бригадир.

Иван продолжал:

— У меня с сёстрами-то большая разница. Я перед войной родился — в сороковом, а война закончилась — мне только пять годиков, а сёстрам — двадцать два и двадцать. И в деревне ни одного жениха.

Викторов шутливо перебил вопросом:

— Нашли женихов-то?

Иван ответил серьёзно:

— Нашли. Хороших мужиков нашли. Анна за Митю замуж вышла, — Иван сделал паузу, — Он здесь по пятьдесят восьмой сидел.

Викторов решил уточнить:

— Это как понять?

Разъяснил бригадир:

— По политической — враг народа.

Иван продолжил:

— Во время войны полицаем был. А у Софьи — Толик был — на тепловозе машинистом работал, да погиб в аварии.

Викторов удивился:

— Погоди, Вань, как это — полицаем был? И она с таким жить согласилась?

Бригадиру стало перед новеньким обидно за Ивана:

— Дурак ты, Вася, — молодой ещё. В войну чего только не случалось. Не нам судить. Судили те, кому надо было. Здесь после войны и бандеровцы были, и лесные братья, и полицаи. Проверяли всех, чтоб на руках крови не было. Таких — к стенке не ставили. Отправляли в Норильск, на Колыму, в Воркуту. Да много куда. Война уж тридцать с лишним лет, как закончилась. Время любить пришло, семьи создавать. Вот, люди и созидают, и детей рожают. И все вместе День Победы отмечают.

Викторов притих, задумался. Он никогда из первых уст не слышал таких рассказов. У него оба деда пришли с фронта героями, и ему не хотелось понимать, что те, кто был на другой стороне — оказались невиновными. Вообще, Викторов думал, что всех пособников сразу после войны подчистую поставили к стенке. А теперь, вдруг, выяснилось, что они, просто, отсидели срока и стали жить обычной жизнью вместе со всеми гражданами. Как-то дико это было для настоящего комсомольца Василия Викторова, который ещё и собирался стать коммунистом.

Его раздумья прервал бригадир:

— Павел, ты-то, что там притих? Давай-ка, ты у нас на разливе будешь. Наливай. И предлагаю за Победу.

Паша всем налил водки.

Бригадир торжественно произнёс:

— За Победу!

Все чокнулись, выпили, закусили.

Иван дальше предался воспоминаниям:

— А Митя Масько — золотой человек. Я к ним после школы и приехал с двумя друзьями. Они тогда в балке жили, уже дочка у них родилась — Надя, — Иван улыбнулся. Продолжил, — Мы с парнями в углу на полу спали, а Надя всё смеялась над нами. Мы-то не могли понять, почему она смеётся. А оказывается, потому что там до нас поросята спали. Потом им квартиру на Комсомольской, сорок пять «А», как раз, напротив двадцать пятого магазина дали. И Танечка у них ещё потом родилась. А позже, Митю в руднике завалило. Позвоночник ему поломало, и его парализовало. Вот, после этого они и уехали на Украину, в Светловодск.

Тут вспоминать начал Алексей:

— А я маленький, вообще, с поросятами спал. У меня, ведь мать тоже пособницей была.

Викторов уставился на него ошарашенными глазами и не смог сдержать удивлённого возгласа:

— Как это? Почему?

Алексей начал объяснять Василию:

— А у меня ж мать — полячка. Тоже после войны посадили за то, что она в немецкой комендатуре работала в Литве. Она меня в лагере родила не то от зэка, не то от вохровца. Её амнистировали — мне ещё только год был. Она в балке поселилась с такими же, как сама. Тогда ж многие в балках….

Викторов перебил?

— А что такое балок?

Бригадир начал разъяснять:

— Да, вроде, барака. Здесь ещё в шестидесятые многие в таких жили, в старом городе.

Лёша продолжил:

— Так меня мать-то с поросятами и клала спать, чтоб мне теплее было.

Викторов от души поинтересовался:

— А сейчас-то, что вас тут всех держит?

Все удивлённо посмотрели на новенького. Бригадир начал говорить:

— То же зачем и ты сюда приехал.

Викторов вопросительно посмотрел на всех.

— Ну, ты что, по комсомольской путёвке сюда приехал или за романтикой? — спросил бригадир.

Викторов как-то растерялся:

— Ну, не знаю.

Все засмеялись.

Бригадир попытался вызвать новенького на откровенность:

— Вася, ты ж не на комсомольском собрании. Не юли.

Вася изобразил на своём лице непонимающую гримасу.

Бригадир всех обвёл взглядом, ухмыльнулся. Все, кроме Василия, тоже ухмыльнулись. Бригадир пристально посмотрел на Василия:

— Не знает он. Длинный рубль всем нужен, и стаж, — бригадир всех оглядел, — Можно, конечно, года три поработать без отпуска, а потом всё сразу получить и свалить с чемоданом денег. Таких сейчас много. Это в основном молодые, вроде тебя. Ещё хотят успеть пожить, — бригадир всех обвёл взглядом, — Другие лет на пятнадцать приезжают. После этого — у них уж тогда досрочный выход на пенсию, и пенсия приличная может получиться. Правильно говорю? — бригадир всех обвёл взглядом, — Ну, а те, кто здесь выросли — до самой пенсии и работают. Такие могут и в пятьдесят, и в сорок пять на пенсию выйти. Вот, тогда только все свои манатки собирают, и всей семьёй рвут отсюда когти.

Закончив речь, бригадир расправил плечи и опять всех обвёл взглядом.

В ответ услышал от Викторова:

— Доходчиво разъяснил.

Бригадиру понравилось общаться с новеньким поучительным тоном и он решил продолжить тему:

— Разъяснить-то я разъяснил, только, тебе тут ещё многое уяснить придётся, а может и испытать на своей шкуре, если на чужих ошибках не научишься.

— И что я уяснить должен?

— Да то, что и без длинного рубля можешь домой вернуться, и без стажа льготного, и, вообще, не вернуться.

Викторов не переставал удивляться:

— Как же так, Сергей Сергеевич?

Сергей Сергеевич скомандовал:

— Пашка, наливай!

Паша разлил по рюмкам. Стали пить, уже не чокаясь, вразнобой.

Бригадир вместо закуски, просто, занюхал рукавом и продолжил учить Викторова жизни на Севере:

— А так, Вася, край здесь дальний, народец лихой, многие — сидевшие. Многое зависит от того, в какую компанию попадёшь, как себя поставишь.

Викторов возразил:

— Ну, так это везде так.

Бригадир начал опровергать возражения:

— Ну, не скажи, Василий. На материке-то ты можешь всю жизнь обособленно прожить, а в Заполярье так не получится. Хочешь или не хочешь, а с компанией определиться придётся. Хотя, конечно, может, и компания хорошая будет, и себя хорошо поставишь, да нарвёшься на каких-нибудь беспредельщиков.

Викторов опять попытался возразить:

— Ну, уж их-то везде хватает.

Бригадир решил подбодрить новенького:

— В общем-то, Василий, за тебя можно быть спокойным. Ты ж и армию отслужил, и институт хороший закончил. Парень не хилый, смотрю, с головой. На работе мне сегодня понравился. Надеюсь, что всё в порядке у тебя будет, — и тут же резко в сторону хозяина комнаты, — Пашка, давай, не зевай там на разливе. Наливай понемногу.

Паша разлил.

Бригадир взял рюмку и произнёс:

— Давайте, мужики, чтоб у нас всё было, и нам за это ничего не было.

Алексей решил немного поправить тост:

— Давайте-ка, чтоб у нас всё было и было, как можно, ещё больше.

Вмешался Иван:

— Во, как загнул! А морда-то у тебя, Лёха, не треснет. Смотри, жадность фраера сгубила.

Все засмеялись, а бригадир подытожил:

— Короче, мужики, за удачу.

Все чокнулись, выпили, закусили. В комнате было уже достаточно накурено, разговор пошёл вразнобой. В основном, старались поучить Викторова жизни в Норильске, да и не только в Норильске, а, вообще, жизни. Даже Паша, который был года на три младше Василия, восседал на стуле с победоносным видом и махал руками перед лицом новенького, что-то ему внушая.

Завершалась пьянка ни то по просьбе, ни то по команде бригадира Сергея Сергеевича:

— Так, мужики. Пора, как говорится, и честь знать. День завтра у нас рабочий, да и половина из нас — семейные. Давай, Паша, разливай остатки на посошок и по домам.

Паша разлил по рюмкам оставшуюся водку. Все быстро подняли рюмки. Кто-то что-то говорил, но уже никто никого не слушал. Выпили быстро.

От бригадира последовали указания:

— Ну, что? Все вместе идём до Ленинского — там расходимся.

Иван и Вова домой собираться не спешили. Встретив у общаги Евгена, они уже решили, что пойдут поиграть и, только, и ждали, когда закончатся посиделки. Иван знал, что бригадир к картам относился крайне отрицательно и картёжников не любил, поэтому говорить начал робко:

— Бригадир, мы с Володькой, наверное, у Пашки чуть-чуть задержимся. Сходим, картишки покидаем. С Евгеном договорились, как-то неудобно не прийти.

Бригадир знал, что Ванина семейная жизнь вот-вот прекратится. Иван, хоть и неплохо работал и никогда не прогуливал, но был большой любитель выпить и после этого поиграть в карты. Иногда этим пользовались, даже его знакомые. Сначала вместе с ним выпьют, а потом ещё и обыграют его. Один знакомый выиграл у пьяного Ивана телевизор — тут же подогнал такси и увёз его. Другой — выиграл ковёр — свернул его, взял под мышку и был таков. Бригадир хорошо знал Ванину семью — жену и сына — и жалел их, а на Ваню был очень зол. Сергеевич был не рад уже тому, что встретили у общежития Евгена с Коляном, а теперь и, вовсе, разозлился:

— Ваня, да что ты мне про «неудобно» втираешь. У тебя семья по швам трещит.

Иван начал раздражаться:

— Сергеевич, тебе какое дело до моей семьи? Сам разберусь.

Бригадир не унимался:

— Нина твоя уже сколько раз в контору приходила, просила, чтоб без неё тебе зарплату не давали. Ведь, ты ж всегда, если не пропьёшь, так проиграешь, — бригадир попытался смягчить тон, — Хороший же мужик, взрослый и такой безвольный. Давай мне деньги — я их твоей жене занесу, а сам — вон, штаны с себя снимай и ставь их на кон.

Иван задумался. Конечно, семья была важнее, но, коль уж заусило, то, как можно было остановиться? В этом-то и заключалось его безволие, о котором сейчас говорил Сергей Сергеевич.

— Бригадир, ну, что ты со мной, как с пацаном?

— А ты и есть, как пацан. Семью создал, а думать о ней не хочешь.

Ваня задумался и решил:

— Вот, я себе сотню оставляю, остальное — на. Занеси.

Бригадир ухмыльнулся:

— Видали, сотню он себе оставляет, как мелочь карманную, а на материке у кандидата наук сотня — месячный оклад.

Ваня достал из кармана пачку денег, пересчитал их. Сто рублей положил в карман. Остальные подал бригадиру:

— Вот, здесь пятьсот семьдесят. Сергеич, ей не говори, пожалуйста, что я сотню себе оставил, — грустно добавил, — Ей и этих заглаза — всё равно, наверное, разводиться будем.

Бригадир взял у Ивана деньги, тоже пересчитал их, на всякий случай, и положил себе в карман. Ивану сказал:

— Завтра ещё спасибо мне скажешь, — немного помолчал и добавил, — не её в этом вина.

Иван махнул рукой:

— Не читай мне морали, Сергеич.

Бригадир в ответ махнул рукой на него и ничего ему больше не сказал, но обратился к остальным:

— Ещё желающие есть Евгену получку подарить?

Слегка вызывающе, ответил Вова:

— А мы и не собираемся её ему дарить. С чего ты это взял, бригадир.

Бригадир улыбался и смотрел непонимающими глазами то на Ваню, то на Вову:

— Мужики, что ж вы, как дети-то малые? Вы когда-нибудь у него выигрывали?

— Конечно, выигрывали, — заверил Вова.

— Ой, не смеши, — и на самом деле слегка рассмеялся бригадир.

Лёша, который не был картёжником, тоже тихонько засмеялся в знак поддержки бригадира.

Вова разозлился:

— А я что, на клоуна похож? Смешить вас? Я сколько раз у Евгена выигрывал. Просто, вовремя остановиться надо было.

Бригадир рассмеялся ещё сильней:

— Да ты-то не клоун, а понять не можешь, что это Евген с вами фокусы проделывает.

— Что-то ни разу не замечал.

— Правильно, и не заметишь. Потому что Евген проделывает их мастерски. И тактика у него такая: сначала немного вам, дурачкам, проиграет, а потом подчистую раздевает вас до трусов.

Вова на слова бригадира очень разозлился. Он себя считал очень хорошим игроком и не верил в то, что Евген — шулер. Было признать, что Евген шулер, а Вова этого ни разу не заметил — значит признать самому себе, что он реальный лох. Да и не верилось Вове, что находясь с Евгеном в приятельских отношениях, Евген будет его обманывать. Поэтому ответил бригадиру резко:

— Сергеич ты в этих делах не разбираешься, так лучше в них и не суйся и нас за дураков не держи.

Бригадир воскликнул в сердцах:

— Да и хрен с вами. Правда. Мне-то что? Нянька я вам, что ли?

Бригадир заметил на столе немного недопитую бутылку водки, взял её, вылил себе в рюмку, выпил, занюхал рукавом. Обратился к Алексею и Викторову:

— Давайте, на выход.

Они втроём пошли в прихожку одеваться. Бригадир повернулся к Ване, Вове и Паше:

— А вы — игроки, завтра у меня, чтоб все, как огурчики. Посмотрим на ваш выигрыш.

У Коляна в комнате шла вялая игра. За столом было всего трое: Евген, Валера и Витя. Евген любил, когда компания была весёлая, тогда он под шутки и прибаутки обдирал работяг, а им, вроде бы, как, даже и весело было. Потом, конечно, к ним приходило осознание, что в карманах стало пусто, но это было уже потом. И тогда, как бы, большой обиды на Евгена и не было.

Посредине стола лежала пачка бумажных денег и у каждого рядом с собой по нескольку купюр. В комнате было накурено. На диване лежал Колян и смотрел телевизор.

Раздался стук в дверь. Все немного дёрнулись от неожиданности и замерли. Колян присел на диване.

Евген показал головой в сторону двери:

— Колян, иди, посмотри, кто там.

Колян подошёл к двери, отомкнул её, слегка приоткрыл. Увидев, что за дверью стоят свои парни, из общаги, открыл дверь пошире и пропустил их. В комнату зашли Паша, Вова и Ваня.

Вова, увидев Валеру и Витю, первым с ними поздоровался:

— Привет, кого не видели. Не помешали?

Евген был рад, вновь пришедшим:

— О, пополнение. Проходите, всем места хватит. Сейчас игра пойдёт. Может, хоть вам повезёт, а то сидим при своих туда-сюда — обратно купюры передвигаем.

Паша скромно ответил:

— Может, и повезёт.

Евген обратился к Коляну:

Достань-ка стаканчики.

Колян достал из тумбочки стаканы, поставил их на стол.

Евген встал, взял с полу свой портфель, достал из него бутылку водки. Евгений всегда на игру приносил пару бутылок водки. Сам он не злоупотреблял — приносил для других. Это тоже был его продуманный ход. При этом, он никогда не навязывал выпивку — понимал, что и так никто не откажется. Просто разливал по стаканам и сам, молча первый выпивал.

Так же и сейчас, Евгений сказал безразличным тоном:

— Немного взбодриться бы не мешало.

Больше всех обрадовался Иван:

— О! Совсем другой коленкор. А то мне тут бригадир немного настроение подпортил.

Колян поинтересовался:

— За плохую работу что ли?

Иван решил, что Коляну на самом деле интересны его проблемы, а, может, просто, захотелось немного пооткровенничать, и он решил ответить Коляну:

— Да нет. В личную жизнь лезет. Морали мне читать начал. Я ему — пацан, что ли? Я сам зарабатываю и сам решаю, куда мне их девать: хочу — пропиваю, хочу — проигрываю.

Евген разлил водку по стаканам. Взял свой стакан и, молча, его опрокинул. Потом обратился к Ивану:

— Правильно Иван. Что их жалеть-то?

И, произнеся эти слова, Евген взял двумя руками деньги со стола, слегка их приподнял и выпустил из рук. Деньги, шурша посыпались на стол.

Евген добавил:

— Как пришли, так и ушли, — и, улыбнувшись Ивану, — На-ка новую колоду. Растасуй.

Иван начал тасовать карты.

Евгений в это время посмотрел на часы, стоящие на телевизоре, и обратился к игрокам:

— Сейчас — десять вечера. До скольки играть будем?

— Как масть пойдёт, — ответил Паша.

Иван, растасовывая карты, сказал Паше:

— Тебе хорошо рассуждать: «как масть пойдёт». Ты-то в этой же общаге живёшь. На другой этаж перешёл, да спать лёг. А мне до Ленинградской пилить, а там ещё с женой разборки. А завтра с утра пораньше на работу. Я пару часиков картишки покидаю — и домой.

Вова поддержал Ивана:

— Да, конечно, пары часиков хватит.

Евген подвёл итог:

— Ну, всё, договорились: играем до двенадцати, а там посмотрим.

Иван перестал тасовать карты:

— Ну, что? Выпьем для начала?

Мужики разобрали стаканы с водкой. Перед игрой чокнулись, выпили все вместе. Все знали, что потом будут пить вразнобой: кто за выигрыш, кто с проигрыша, кто, просто, чтоб взбодриться.

Евгений взял колоду, тоже тасанул её, предложил:

— Мужики, для храпа народу много. Может, в азо?

Все согласились.

Евгений убрал из колоды одну масть и начал раздавать.

Время пошло незаметно — шутили, выпивали.

Вот, уже часы на телевизоре показали одиннадцать часов.

На кону собрался большой банк, и его должны были разыграть Ваня и Витя. Ваня зашёл, Витя — ответил. Ваня опять зашёл, Витя — ответил. Ваня зашёл последней картой, Витя увидел, что проиграл — бросил с обидой последнюю карту на стол. Ваня довольный пододвинул деньги с кона к себе.

Игра пошла дальше. Ваня с большого куша денег не жалел, но выиграть больше не пришлось — как отрезало. Кучка купюр понемногу начала таять.

Зато пруха попёрла Евгену. Он то и дело только успевал двумя руками пододвигать охапки денег с банка к себе.

Он иногда посматривал на часы, стоящие на телевизоре, и видел, как стрелки показали и двенадцать часов ночи, и полпервого. Мужики, наверное, тоже видели, что назначенное время прошло, но молчали, потому что хотели отыграться. А Евгену было выгодно, чтоб они поиграли подольше, потому что точно знал, что они уже не отыграются, но «сольют» ему побольше.

Евген в очередной раз пододвинул к себе двумя руками большую охапку денег с банка. В это время часы на телевизоре показывали второй час ночи.

Колян спал на диване.

В комнате было накурено. Все полусонные, уставшие ещё какое-то время молча играли.

Перед Евгеном лежала, лишь, небольшая кучка денег — после каждого крупного выигрыша он рассовывал деньги по карманам, чтоб они не мозолили глаза проигравшим.

Первым из-за стола, немного покачиваясь, встал Ваня:

— Короче, я — пустой, — как бы, оправдываясь за неудачную игру, сказал он, — Бригадир испортил перед игрой настроение, так и пошла вся игра наперекосяк. Пойду до дома. Спать хочу. А там ещё скандал будет, если Нинка моя не спит. Всё обрыдло уже. Зима на носу.

Евгену тоже уже хотелось завязать с игрой. Он хорошо наварился с мужиков, и вычищать у них последние рубли не было никакого желания.

Евген начал намекать на окончание сегодняшней партии:

— Я смотрю, что-то все приуныли. Носом в карты клюете, а потом мне будете предъявлять, что я вас обчистил. Спать-то не надо за игрой.

Ответил Паша:

— А как тут не уснёшь? Встаём рано, весь день на улице работаем. Нам бы теперь на работе не уснуть.

Павел встал из-за стола, сложил несколько оставшихся рублей в карман, обратилсяся к остальным, сидевшим за столом:

— Мужики, ну? Вы-то как? Остаётесь?

— Да нет, конечно, — ответил Валера, — Я тоже продулся, да и спать надо.

Все начали вставать из-за стола и прощаться с Евгеном.

На следующий день вся бригада верхолазов-монтажников сидела за столом у себя в бытовке. Все были с похмелья, но особенно невзрачно выглядели Володя и Иван. Паша, хоть и играл вместе с ними полночи в карты, но, всё же, был помоложе и легче переносил похмелье, да и не сильно пьяным он был вчера.

А, вот, Иван поддал больше всех и совсем не выспался.

Бригадир старался разговаривать со всеми по-отечески:

— Давайте чайком отпаивайтесь, — сделал паузу, — и, чтоб не филонить у меня. Норму никто не отменял.

Иван тяжело выдохнул:

— Да не впервой. Здоровье-то ещё позволяет и бухнуть, и поработать, и опять бухнуть.

Бригадир усмехнулся:

— Тебе ещё и весело. Это хорошо. Значит, есть ещё порох в пороховнице.

Викторов тоже немного попытался поднять настроение, то ли, хотел показать свою образованность:

— Ты, Иван, прямо, как по Некрасову: мы до смерти работаем — до полусмерти пьём. Да?

Мужики засмеялись, и Викторов был этим доволен.

Иван ответил:

— Да, вроде того.

Времени до начала работы оставалось ещё минут пятнадцать, поэтому сильно не торопились. Чай пили медленно, о чём-то разговаривали.

Бригадир спросил у Ивана:

— Дома-то, как тебя встретила?

Иван спокойно ответил:

— Молча. Утром тоже, вроде бы, спокойно.

Он начал вспоминать, как добрался вчера до дому и, как его встретила жена. Да, всё было нормально. Иван понимал, что скандала пришлось избежать, благодаря бригадиру, потому что тот вчера забрал у него почти всю зарплату и не поленился занести её к нему домой на Ленинградскую и отдать жене. Утром тоже обошлось без скандала.

Бригадир, как будто, прочитал Ванины мысли:

— Скажи «спасибо», что я ей деньги вчера занёс.

Иван искренне поблагодарил:

— Спасибо, Сергеич. От души.

Бригадир продолжил разговор с Иваном:

— Ты, вот, Вань, всё рассказываешь, что ты поскрёбыш, что отец на фронте погиб, когда ты ещё мальцом был, что сёстры старшие в мамки тебе годятся. Вот, ты и привык, чтоб все тебя по головке гладили. До сих пор тебе нянька нужна, а не жена.

У Ивана раскалывалась голова с похмелья, в голову лезли всякие нехорошие мысли: переживал об отношениях с женой, о вчерашнем проигрыше. И ему очень не хотелось слушать нравоучения бригадира:

— Сергеич, хватит мне морали читать. Давай, в другой раз. Вчера перед игрой настроение испортил. Можно сказать, что из-за тебя проигрался.

Бригадир и сам понимал, что сейчас — это лишнее, но не хотелось сидеть молча:

— Я тебе морали не читаю. Так, мнение вслух. А проиграл ты вчера не из-за меня, а я, наоборот, хоть деньги сэкономил. Не я б, так с сегодняшнего дня, точно, в холостяках ходил бы.

Иван начал раздражаться:

— Сергеич, я ж поблагодарил тебя. Мне что ж теперь тебе в ноги ещё покланяться?

Новенькому было очень интересно поподробнее узнать, чем закончилась вчерашняя игра в общаге, но все об этом молчали, а спросить было неудобно. Он прислушивался к мужикам и теперь, как бы, случайно услышав, сразу же уцепился за слова и спросил:

— Так вы, что? Проиграли вчера, что ли?

Тут уже в разговор включился Павел:

— И не только мы. Нас там вместе с Евгеном шестеро было. Он один только в плюсе и оказался.

Бригадир был рад, что его слова в отношении Евгена подтверждались:

— Да сколько раз я вам говорил, что он — шулер прожжённый. Клейма на нём ставить негде.

Паша встал на защиту Евгения:

— Да не возводи ты понапраслину на человека. Ты на него злишься, что он не из нашего круга. А он — нормальный парень, весёлый. Я с ним первый раз, что ли, играю? И ни разу его никто за руку не ловил.

Бригадир не сдавался:

— Ага. И ни разу у него никто не выиграл. Вот, чтоб всем так везло.

— Да выигрывал я у него, — в сердцах воскликнул Паша.

— И я выигрывал, — сказал Иван.

— И я — тоже, — подключился к разговору Вова.

Бригадир улыбнулся, развёл руками:

— Ну, и где они, эти ваши выигрыши?

Ответ был от Вовы:

— Сергеич, я ж тебе вчера говорил, что остановиться вовремя надо было.

— Ну, и кто б вам дал остановиться, да ещё и уйти с выигрышем? — спросил бригадир.

— А кто б нам помешал? — спросил Паша у бригадира.

Сергеич замотал головой:

— Совсем вы жизни не знаете, — посмотрел на них хитро, потом спросил, — А Колян-то — боксёр, на кой там? — ещё сделал паузу и продолжил — Сам не играет, а всегда при Евгене.

Паша понял, что Сергеич намекает на то, что Колян при Евгене, вроде бы, как для защиты. Но Паша не хотел верить в это:

— Да Колян классный мужик. Мы с ним в одной общаге уже сколько! Как свои. И в кабаке вместе зависали.

Алексей в карты не играл и решил принять сторону бригадира, поэтому сказал Паше с подковыркой:

— Ага, только за разными столиками.

Над Пашей посмеялись, а бригадир был рад поддержке и добавил:

— Никакой он тебе ни свой. Он Евгену — свой, — сделал паузу и, глядя в глаза Павлу, жёстко добавил, — И, если что с Евгеном не так пойдёт — он тебя, не раздумывая, по стенке размажет.

Бригадир встал из-за стола и начальственным тоном произнёс:

— Кончай чаи гонять. Работать идём по-стахановски. Надо Пашке, Вовке и Ваньке проигрыш отработать и, чтоб ещё на следующую игру хватило. Да, Иван?

Вкалывали, действительно, по-стахановски. Работали парами на разных этажах. Викторов был в паре с Пашей. Когда подошло время перекурить, они отошли вглубь здания, подальше от оконного проёма, туда, где не задувал ветер. Поставив друг на друга, валяющиеся под ногами кирпичи, парни присели на них. Паша достал пачку сигарет, протянул Викторову.

Викторов отказался:

— Нет, спасибо. Я ж не курю.

— Ах, да. Не привык я ещё. У нас в бригаде до тебя только Иван не курил.

Викторов никогда раньше не сталкивался с карточной игрой на деньги. Как-то, вообще, отвело его в жизни от плохой компании. А теперь в Норильске его многое удивляло. Особенно, его вчера удивило, что, оказывается, в нашей стране среди обычных советских граждан запросто встречаются бывшие пособники фашистов, и никто их ни в чём не упрекает. Более того, их оправдал суд, заменив смертную казнь сроком, их оправдывают сами люди тем, что было такое время. И теперь вместе с ними живут, работают, выполняют и перевыполняют план, пьют за одним столом водку, отмечают вместе с ними праздники. Уважают их и роднятся с ними.

Удивило его, как легко здесь относятся к деньгам, особенно-то, их не считая. Запросто сотнями и пропивали, и проигрывали, а, ведь если б он после института устроился на тренерскую или преподавателем физкультуры, то у него зарплата была бы, чуть больше сотни.

Василию было интересно узнать ещё что-нибудь про карточную игру. И он опять завёл разговор:

— Паша, я всё-таки не пойму, что там бригадир про шулера говорил?

Паша попытался разъяснить новенькому:

— А ему, откуда знать? Делать нечего — собираемся поиграть. По его понятию: каждый, кто выигрывает, тот и шулер. Вася, тут же не все до денег жадные, хоть и приехали, вроде бы за длинным рублём, да только длинный рубль он для того и нужен, чтоб красиво его потратить. Кто-то его на спальный гарнитур потратит, на люстру хрустальную. Другие, вон, — пиво летают попить в Красноярск, а то и в Москву. Я, кстати, тоже летал, — как бы, между прочим, вставил Паша.

Паше было приятно похвастаться таким куражом перед новым человеком. Он сделал паузу. Подумал, что Викторов удивится тому, как здесь лихо тратят бабки, и начнёт восхищаться Пашей. Но Викторов отнёсся к этому достаточно спокойно. Хотя на самом деле Викторов был этому удивлён, но не хотел предстать перед Пашей «деревенской оглоблей» с материка. Паша немного обиделся, что Викторов пропустил его хвастовство мимо ушей, но тоже решил не подавать виду, чтоб Викторов не подумал, что для Паши это какая-то редкость.

И уже без всякой похвальбы Паша продолжил:

— А, вообще, я люблю картишки покидать. Ну, с Евгеном мне не везёт, зато с другими везёт. Так вот, от того и азарта больше становится, чтоб с Евгеном поиграть. Ну, и деньги с ним уже другие на кону стоят.

Паша заметил, как внимательно Викторов его слушает и спросил у него:

— А ты-то, Василий, не игрок у нас случаем? А?

Паша подмигнул Викторову.

Викторов, действительно, слушал очень внимательно, но ответил шутливо:

— Да нет. Как-то не привелось с настоящими игроками встретиться, вроде тебя.

И Викторов тоже подмигнул Паше.

Паше подумалось, что Викторов компанейский парень и было б хорошо с ним подружиться:

— А то, смотри, будет желание — соберём компанию. С нами скучно не будет.

Василию хотелось поскорей влиться в городскую жизнь, но и обещать ничего не хотел:

— Да я ещё денег таких не заработал, чтоб проиграть не жалко было. А по мелочам не хочу размениваться.

Паша тоже особо не настаивал:

— Ну-ну. Давай, дозревай для хорошей игры.

Глава 5

Бикеев имел замашки барина. Вся квартира у него была обставлена под старину. Благо, квартира это позволяла. Дом был сталинской постройки, и квартиры в нём были полногабаритные с большими комнатами и кухнями и с высокими потолками. Окна в Бикеевской квартире были занавешены бардовыми портьерами с большими кистями. Посреди просторного зала стоял круглый стол, а вокруг него — венские стулья.

Ещё у Бикеева был мужской атласный халат до пят, который он за большие деньги приобрёл у костюмера с Ялтинской киностудии во время отпуска. Бикеев любил надевать на себя этот халат для понта. Обычно, это было, когда каталы тащили ему бабки, или, когда он развлекался с бабами.

Бикеев сидел за столом в театральном халате, держа в руках ручку. Перед ним лежали блокнот и пачка денег. На столе стояла бутылка коньяка и два бокала.

В старинном кресле сидел Максим. Он приволок бабло после ночной игры в общаге.

Игровые выкатывали у работяг деньги немалые, и Бикеев был этим очень доволен, но он любил «включить пахана» и поворчать на катал.

Вот, и сейчас, подбивая бабки, Бикеев начал предъявлять Максиму:

— Что-то сбавляете вы обороты. А, Макс?

Максим, особо, не обратил внимания на замечание Таксиста. Парень рассуждал про Бикеева по-своему: игровые вкалывали, а он только снимал «пенку» — вообще, рот не должен был открывать. Тем более, что все понимали, что над Таксистом стоит кто-то более серьёзный, который все проблемы и решает, а их бригадир Бикеев — так, лопушок, мальчик на побегушках. В принципе, у Бикеева, хоть и была мания величия, но человеком он был незлобливым. Вслух Максим сказал:

— Саша, ну, ты что хочешь-то? Уже неделю катаем после того, как на комбинате получка была. Конечно, обороты спадут. Но, и то, наверное, всем скопом за неделю косых двадцать накосили.

Настроение у Бикеева было хорошее:

— Классный у тебя каламбурчик получился: двадцать косых накосили. Ну, примерно, так оно и есть.

В дверь раздался звонок.

Бикеев вежливо обратился к Максиму:

— Макс, иди, открой, пожалуйста. Наверное, кто-нибудь из наших.

Максим вышел из комнаты. Вернулся вместе с Олегом.

Пока Максим открывал дверь, Александр попытался создать деловой вид — опять, склонившись с ручкой над блокнотом. Увидев Олега, оторвался от блокнота и растянулся в приветственной улыбке:

— А, Олег. Привет, добрый молодец. Вот, кому я рад-то больше всех на этой неделе.

Олег тоже ответил с улыбкой:

— Привет, Саша.

Бикееву захотелось кинуть Олегу «леща»:

— Ты, Олег, у нас самый молодой и рьяный. Карен у нас, вообще, выдохся, хоть и самый непревзойдённый. С большими людьми за одним столом сидит, играет с ними по-честному, долю от них не заносит. На особом счету, короче. Но, да Бог с ним. Максим с Евгеном обленились. Евген, правда, деньги сильно любит, так ещё иногда старается, когда куш большой видит. А ты у нас, Олег, сейчас мастерство оттачиваешь, во вкус входишь.

Когда Александр говорил про Карена, то видно было, что он к нему испытывает не совсем добрые чувства. Не то, чтобы он не любил Карена, но кое-что в Карене ему не нравилось. Особенно ему не нравилось, что Карен был слишком независим и Саша никак не мог поставить себя не то, что выше Карена, но, даже встать с ним на одну ступень. И многие черты каталы у таксиста вызывали зависть. Карен был эрудированным, а Саша, наоборот — недалёким. Карен был щедрым, а Саша — жадным. И, даже то, что Карен был мастером экстра-класса, раздрожало Сашу, потому что, при всём желании, Карена не за что было попрекнуть.

Олег ответил Бикееву:

— Не скрою — люблю игру.

— Слышь, Олег, у нас тут Максим сейчас скаламбурил: косить косых.

Олег не понял:

— Зайцев что ли?

Бикеев и Максим засмеялись.

Бикеев начал объяснять:

— Да нет, Олег, зайцы они сами косят траву на поляне. А мы косим косых, что с тремя нулями.

Олег допёр, улыбнулся:

— А, понял. Ну, правда, скаламбурил.

Бикеев, не меняя шуточный тон, обратился к Олегу.

— Ну, так, сколько ты, там, сегодня косых накосил?

Олег ответил с удовольствием:

— Да где-то около двух.

Олег достал из нагрудного кармана свёрток, обёрнутый газетой, и протянул его Бикееву.

Саша взглядом показал Олегу, чтоб он положил свёрток на стол. Олег так и сделал.

— Молодец, Олег. А ты, Макс, самый ленивый оказываешься у нас почему-то. А?

Максиму не особо хотелось оправдываться перед Таксистом:

— Да брось ты. Какая лень? Сам прекрасно понимаешь, что раз на раз не приходится. Сегодня Олег на коне, завтра — я.

Бикеев решил пожестить с Максимом:

— Ну, это не плохо было бы, Макс. И в первую очередь — для тебя. А то, ведь, я могу подумать, что крысятничаешь ты. А, Максимка?

Максим не понял сразу — шутит Александр, или, правда, в чём-то его подозревает. Виду не показал и ответил спокойно:

— Ты, Саша, пургу не гони. Я ж не один работаю. При мне всегда Кирюха. Или ты и ему не доверяешь?

Хоть Максим и не подал виду, что забеспокоился, но Бикеев понял, что это не так. И ему понравилось, что он немного пощекатал парню нервы.

— Ладно, Макс, не кипятись. И тебе доверяю, и Кирюхе. Работайте, пока работается. Надо что-нибудь дельное придумать, чтоб большой куш хапнуть.

Таксист вопросительно уставился на парней. Они молчали. Бикеев застучал ручкой по столу.

Олег сказал:

— Не стучи по столу — денег не будет.

— Да? Не знал, — растерянно ответил Бикеев, но стучать по столу ручкой перестал.

Немного погодя, начал говорить:

— Вахтовикам на Факеле, прям туда зарплату закидывают. А у них там лабаз галантерейный, да буфет. Вот, они и ходят с полными карманами бабла и не знают, что с ним делать. И, вроде бы, у них там тоже свои игровые есть, которые себя блатными возомнили.

— Саша, они ж нас там голыми руками порвут, зубами загрызут, если что не так. Там такой контингент! Ого-го! — высказал своё мнение Максим.

Олег думал по-другому.

— Конечно, надо рискнуть. Я — только «за».

Максим возмутился:

— Да что ж ты, правда, такой рьяный-то? А? Олег? Тебе там пальцы переломают — не то, что карты — ложку держать не сможешь больше никогда.

Олегу было весело. Ему понравилось, что Бикеев его похвалил и держит на хорошем счету. Олег решил, что очень неплохо было бы ходить у него в любимчиках. И сейчас, конечно же, решил выделиться и поддержать его:

— Кто не рискует — тот не пьёт шампанского. Правильно, Анатолич?

И Бикеев понял, что не зря похвалил Олега. Он понимал, что молодым парнем легко управлять, если найти подход, и это всегда пригодится.

— Абсолютно правильно, Олег. А ты, Максимка, не ссы раньше времени. Всё ещё только в планах. Ну, а уж, так спланируем — нам сам чёрт не страшен будет.

Глава 6

На стройке, как обычно, аврал, если нет отсутствия материала. Как раз, завезли арматуру и башенный кран подал её на верхний строящийся этаж. Наверху арматуру приняли верхолазы-монтажники: Сергей Сергеевич, Викторов, Вова, Ваня. Бригадир руками показал крановщице, куда опускать металлоконструкции, при этом ещё и кричал:

— Всё. Майнуй помалу, — и тут же обратился к своим, — Мужики, сейчас опускать начнёт — принимаем аккуратно.

Металл начал опускаться. Мужики встали немного в стороне. Груз опустился на перекрытие здания. Бригадир, Викторов, Вова и Ваня подошли его отцеплять от тросов крана. Троса отцепили, и бригадир показал крановщице, чтоб она их убирала и, ещё, скрещенными руками показал ей, что работа окончена. После этого обратился к своим:

— Идём обедать, — потом отдельно Викторову, — Вася, спускаться будем — там, на предпоследнем этаже где-то — Пашка с Лёхой. Найди их и зови обедать.

В столовой, как обычно в час пик, была очередь. В очереди вся бригада стояла вместе. Наставляли себе на подносы еду и потихоньку приближались к кассе. Первым рассчитался Павел — молодого специально ставили вперёд, чтоб он потом занимал столики.

Бригадир дал ему указание:

— Пашка, вон там — два стола вместе стоят свободные. За них и сядем. Иди, занимай.

— Да вижу я. Давайте, подходите, — ответил Паша.

Паша занял место, и позже вся бригада расселась за двумя сдвинутыми вместе столами.

Бригадир обратился к Викторову:

— Василий, ты уж полмесяца в бригаде отработал. Как тебе у нас?

— Да всё нормально, Сергеич, — искренне ответил Василий.

Бригадир в пустую тарелку из-под первого поставил тарелку со вторым и продолжил разговор с Викторовым:

— К тебе тоже нареканий нет. Ты, вроде бы, со всеми сдружился. Работы не боишься. Как говорится, в пьянстве замечен не был. Жильё устраивает тебя?

Викторов тоже в пустую тарелку из-под первого поставил второе, равнодушно ответил:

— Ну, общага, как общага. Чистая. Душ, туалет работает. Да всё нормально.

Бригадир кивнул ему головой:

— Да знаю, бывал в твоей общаге. Вредных знакомств там не завёл?

Василий не ответил на вопрос, но сам обратился к бригадиру:

— Сергеич, а ты с Пашкой за карты, за шулеров разговаривал, помнишь? Ну, тогда, после моего первого рабочего дня.

Бригадир кивнул в ответ головой:

— Конечно, помню. Вот, к этому и веду разговор. В карты много в Норильске играют по общагам, по квартирам. Часто разговоры об этом идут. Я-то не собираюсь никого воспитывать. Личное дело каждого, как свои кровно заработанные потратить. Да, может, и прав Пашка насчёт Евгена, что парню просто везёт. Разговор-то я к чему веду?

Викторов вопросительно посмотрел на бригадира:

— К чему?

Бригадир всех оглядел, улыбнулся:

— Да к тому, что аванс у тебя сегодня.

Викторов радостно воскликнул:

— Ого, Сергеич, обрадовал. А то уж я поиздержался.

— Ну, вот, и будет тебе подмога — по нашим меркам деньги не сильно большие, а для материка двести рублей — прилично.

Викторов, конечно, был доволен, что бригадир у них обо всех печётся, но пацаном казаться не хотелось:

— Сергей Сергеич, ну, ты со мной, как с маленьким. Я что, по-твоему, денег в руках никогда не держал? Аванс получу и побегу в карты играть?

— Да нет, конечно, извини. Зря я, наверное, этот разговор затеял. Но ты знаешь, столько слухов сейчас про этих игровых. И в такси, и в электричках…

В разговор встрял Вова, любитель покидать картишки:

— Да, бригадир, точно, ты мне сейчас случай напомнил. У меня летом земляк в отпуск собрался. Поехал в Алыкель на электричке. Рядом с ним двое садятся и, давай, в карты играть. Между делом ему какой-то анекдот рассказали, познакомились. Земляк мой опомниться не успел, как они и на него раздали. Короче, к Алыкелю подъезжали — у него только билет, да чемодан со шпротами и гречкой для родни. Хорошо, у него немного денег в аккредитивах было, да и они сдобрились — мелочи ему подкинули до дома добраться.

Алексей подтвердил:

— И я про этот случай слышал.

Вова уточнил:

— Так, я, наверное, про этот случай и рассказывал?

Алексей задумался, вспоминая:

— Не помню кто, но точно не ты. Да и неважно.

Бригадир отодвинул от себя все тарелки, взял стакан с компотом и коржик:

— Вот, Вася. А ты смеёшься. Норильск — город особенный, так что, слушай старших.

Мимо их стола с подносом прошла крановщица Зоя, светловолосая девушка лет двадцати.

Большинство мужчин проводило её восхищёнными взглядами.

Зоя была настоящей красавицей, мечтой любого поэта и художника. Все черты лица у неё были правильные: чуть вздёрнутый аккуратный носик, пухленькие губки, карие глаза и правильной формы тёмные брови. Взгляд у неё был добрый и игривый. Она, конечно, понимала, что очень красивая, но в её глазах не было никакой заносчивости и высокомерия. У Зои была очень красивая стройная фигура, и её не портила, даже рабочая одежда. Казалось, что она идёт по подиуму и демонстрирует эту спецовку.

Зоя была девушкой загадочной. Она приехала из Ленинграда, жила в гостинке в общежитии по Комсомольской. Всех ухажёров она отшивала, и помогали ей в этом боксёры с секции Лугова. С ними она водила дружбу, ходила в их компании на танцы и в рестораны.

Зоя прошла по залу и подсела за столик к знакомым девчонкам.

Монтажники тоже проводили её восхищёнными взглядами.

Паша спросил у Викторова:

— Ты-то к ней ещё не пробовал подкатить?

— Нет. Ей, наверное, проходу не дают. Не хочу, чтоб, как все. Да и не бабник я, чтоб сходу к любой подвалить.

Вмешался Ваня:

— Ну, и зря. Парень ты — видный, чего бояться? Я, наоборот, про тебя подумал, что от девчонок отбоя нет.

Викторов начал оправдываться:

— Нет, я, конечно, не скажу, что от них шарахаюсь. Но я, наверное, старомодный, что ли?

Ваня усмехнулся:

— Ну, и я был старомодный, деревенский. А жену свою нынешнюю здесь увидел, на танцах — она тоже из первых красавиц была. Смелости набрался, не помню уж, что ей говорил, но она меня отшила. Второй раз на улице её встретил — она с лыжни возвращалась. Опять подвалил к ней — она меня лыжей огрела. Но, зато, запомнила. Третий раз встретились — познакомились. Ну, а дальше закрутилось.

Бригадир ухмыльнулся:

— Да, Иван, не оправдал ты её надежд.

Ваня махнул на бригадира рукой:

— Да не обо мне сейчас речь. Я Василию хочу сказать, что пока ты к ней решишься подъехать — как бы поздно не было. Зоя-то, ведь из первых красавиц, и прекрасно знает об этом.

Бригадир спросил у Викторова:

— Ну, ты, хоть с ней познакомился?

Викторов постоянно думал о том, как они с Зоей познакомились на стройке, и помнил каждое слово, сказанное ею, и каждый её взгляд, и улыбку. Правда, дальше знакомства дело не пошло. Иногда они пересекались, но всегда это было в присутствии других, и Василий не мог насмелиться завести разговор. Сейчас он постарался ответить с безразличным видом:

— Да, в первый же день. Случайно с ней пересеклись, познакомились. Ну, так, здороваемся теперь при встрече. Работаем-то, ведь на одном объекте.

Паша, как и многие, тоже хотел бы замутить с Зоей, поэтому задумчиво сказал:

— Зоя себе цену знает, — и добавил, — А подваливать к ней бесполезно.

Викторов поинтересовался:

— Почему?

— А она с боксёрами дружбу водит, — ответил Паша.

— Как понять? — спросил Викторов.

Паше не очень хотелось распускать слухи:

— Ну, как хочешь, так и понимай. Но где она не появится — везде рядом эта банда боксёрская ошивается — Колян из нашей общаги, да дружки его.

Вова скривил лицо:

— Ты-то откуда всё это знаешь?

Теперь уже Паше захотелось, чтоб про него подумали, что он в курсе всех городских событий, а, может быть, даже, является их участником:

— Я-то, как некоторые дома после работы не сижу — всякие там злачные места, дискотеки, кабаки. Часто с Зоей пересекаюсь.

— А аванс у вас принято отмечать? — спросил Викторов.

Ваня потёр руками:

— Ну, это уж, как душе угодно. Я бы лично — не против.

Викторов довольный ответом Ивана предложил:

— У меня предложение — всем вместе в ресторан сходить. Я угощаю.

В основном все обрадовались.

Бригадир же воспринял предложение без энтузиазма:

— Да нет, Василий, у нас тут полбригады уже давно про рестораны забыли. Семьи, дети, родня, друзья. Бригада — это, конечно, хорошо, но это в основном после получки. А так — у каждого свои интересы и свой круг общения. Вот, Пашка с Вовкой, может, тебя и поддержат, — бригадир кивнул на них, — А, вообще, лучше бы ты Зою пригласил.

Паша решил подзадорить Викторова:

— Ну-ну, пусть попробует.

Василий действительно почувствовал задор:

— И попробую. Сегодня же.

Вечером после работы Викторов переоделся быстрее всех и, когда пили чай, он постоянно поглядывал в окно, чтоб не пропустить Зою. После чая стали расходиться, а Василий остался на улице и стал ждать, когда начнут выходить из женской бытовки.

Зоя вышла вместе с другими девушками — все они были весёлыми, о чём-то переговаривались.

Викторов окликнул её:

— Зоя, можно тебя на минутку?

Одна из девушек засмеялась:

— Зоя, ещё — один ухажёр. Не надоели?

Девушки засмеялись. Зоя, лишь улыбнулась и сказала им:

— Идите. Я вас догоню.

Подошла к Викторову:

— Ну, что случилось?

Викторов смущённо начал:

— Зоя, я тут уже полмесяца и ничего не видел, кроме стройки и общаги.

Зоя поняла, что он хочет встречи с ней, но решила его подразнить:

— Город тебе, что ли, показать? На стадион наш, «Заполярник», сходи на коньках покатайся. Ты ж, вроде, спортсмен?

Викторов решил, что Зоя им интересовалась, и был этому очень рад:

— Ты и это знаешь?

Зоя была довольна тем, что уже заинтриговала Василия:

— Было дело, обсуждали тебя девчонки. Ты ж здесь недавно, да и парень видный. Как такому косточки не перемыть. Вот, и чесали девчонки языки.

— Понятно.

Зоя с усмешкой продолжала давать советы, как узнать Норильск получше:

— После стадиона можешь в пивбар сходить. Там весёлые компании собираются.

— Что ж ты спортсмена в пивбар отправляешь?

Девушка стала немного серьёзней:

— Да это я так — шучу. Ты от меня-то что хочешь?

Викторов набрался смелости:

— А я тебя в ресторан хотел пригласить в субботу.

— А я и так в субботу в ресторан иду.

Викторов был явно обескуражен и спросил напрямую:

— Так у тебя кто-то есть?

Зоя же напрямую отвечать не стала:

— Много будешь знать… У меня компания есть хорошая.

У Викторова ещё теплилась надежда в отношении Зои:

— И в какой ресторан вы пойдёте со своей хорошей компанией?

— В «Таймыр». Извини, тебе к нам присоединиться не предлагаю.

Викторову такой ответ, конечно же, не понравился.

— Я к вам присоединяться не буду, а в ресторан в субботу всё равно пойду и, именно, в «Таймыр».

— Ну-ну. Столик только заранее закажи. А то «Таймыр» — здесь лучший ресторан — можешь в субботу и не попасть туда.

— Спасибо за совет. Обязательно закажу.

Зоя решила завершить разговор:

— Ладно, пока. Побегу девчонок догонять.

— Пока.

Зоя побежала за девчонками.

Викторов ничего не знал о Зое, кроме того, что Паша рассказал за обедом. Василий хотел и пригласить её в ресторан, и проводить до дома. Но ни одно, ни другое не получилось. Он был очень обескуражен и побрёл к себе в общагу в очень плохом настроении.

Глава 7

Подполковник Волгин с семьёй жил по улице Мира в сталинской квартире. В большой кухне находились всей семьёй: Анатолий Михайлович, его жена — Наташа и их пятилетний сынишка Владик. Наташа была симпатичной шатенкой с большими голубыми глазами. Они закончили завтракать, и пили чай.

Наташа спросила у мужа:

— Ты не забыл, сегодня к папе идём?

Волгин старался быть с женой особенно любезным и ласковым. Такими обычно бывают, когда чувствуют за собой вину.

— Наташенька, нет, конечно. Владик, а ты не забыл, что к дедушке Владиславу сегодня идём?

— Нет, не забыл.

— Дедушку любишь? — спросил отец.

— Люблю и дедушку, и бабушку, и дядю Сёму, — ответил Владик и добавил, — Дедушка с дядей — весёлые.

Мать захотела уточнить у сына:

— А бабушка?

Владик немного замялся:

— И бабушка, так-то, весёлая.

Волгин решил помочь сыну с ответом:

— Конечно, и бабушка тоже весёлая. Но ты, как-то с сомнением.

За сына начала говорить Наташа:

— А как же ему не сомневаться? Он в прошлые выходные у бабушки в холодильник, который у нас под окном в стене, полез за мёдом, пока она спала — банка-то и выскользнула из ручонок у него. Что там было! Мама мне рассказывала — я ухохоталась. А Владику-то досталось тогда.

Наташа и сейчас тоже засмеялась и вместе с ней Волгин.

Волгин попытался сказать сквозь смех:

— Я представляю, — сделал паузу и спросил, — Хорошо тебе бабушка всыпала? Да, Владик?

Владик нахмурился и закивал головой.

Отец попытался говорить с сыном спокойным голосом, чтоб строгостью не напугать его:

— Запомни, никогда ничего чужого без спроса не бери.

Наташа тоже спокойным голосом подключилась к воспитательной беседе:

— Твой папа ловит тех, кто берёт чужое без разрешения и сажает в тюрьму.

Волгин не очень довольный сказал жене:

— Ну, ты ещё мной ребёнка начни пугать, — опять начал говорить сыну, — Владик, я ловлю и сажаю в тюрьму взрослых и злых дядей, чтоб защитить от них вас с мамой и других хороших людей. И, чтоб вырасти хорошим, ты должен слушаться нас с мамой, бабушку, дедушку. Понял, сынок?

— Понял. И дядю Сёму?

Волгин как-то не совсем понял вопрос сына:

— Что «дядю Сёму»?

— Ну, слушаться?

Ответила Наташа:

— Конечно. Он же — твой дядя. Он — хороший и добрый.

Волгин допил чай.

— Благодарю, любимая.

Наташа ответила прохладно:

— Пожалуйста.

Владик тоже поблагодарил:

— Мама, спасибо.

— Пожалуйста, Владик, — и попросила его, — Владик, иди телевизор посмотри. Там сейчас «Будильник» начнётся.

Владик вскочил со стула и побежал в комнату смотреть телевизор. Комната была обставлена очень богато: дорогая стенка с хрусталём, большой современный диван и цветной телевизор «Горизонт-723», который в то время считался большой роскошью и дефицитом.

Этот лампово-полупроводниковый цветной телевизор с 1977 года выпускало Минское ПО «Горизонт». Он отличался размером экрана 61 см по диагонали и применением блока цветности БЦИ-1 на микросхемах, а также применением сенсорного блока управления. Однако, самое интересное в модели — наличие отдельной акустической системы с двумя динамическими головками и усилителем. Она была полностью автономна и могла также использоваться для усиления звука с радиоприёмника, магнитофона и любых других аппаратов. Максимальная мощность акустической системы составляла 16 Вт. Разрешающая способность кинескопа — 450 линий. Весил телевизор вместе с колонкой 86 килограммов. В конце семидесятых этот телевизор стоил примерно 720 рублей.

Владик сам включил телевизор и сел на диван смотреть его. Телевизор немного нагрелся, и на экране появилась ведущая передачи «Будильник» — Надежда Румянцева.

Волгин сидел за столом в предчувствии серьёзного разговора с женой. Она мыла посуду и стояла к мужу спиной. Жена была одета в короткий домашний халатик, и Анатолий любовался её красивой фигурой и стройными ногами.

Она обратилась к нему:

— Волгин…

Волгин шутливо перебил:

— Так официально. Я уже боюсь.

Наташа повернулась к нему:

— Волгин, не перебивай.

— Хорошо. Говори.

Наташа выдержала пауза, глубоко вздохнула:

— Мне надоели твои измены.

Волгин знал за собой грешки, но решил для себя, что будет отпираться до последнего:

— Я, даже не хочу возвращаться к этому разговору.

Наташа настаивала:

— А придётся.

Он не перебивал и она продолжала:

— Тогда ты меня смог убедить, что тебя оговаривают.

— Вот, поэтому я и удивляюсь, что ты вспоминаешь старое.

— А я и не вспоминаю старое. Сейчас разговор про новое твое увлечение.

Волгин изобразил на своём лице искренне удивление

— Наташенька, да ты с ума сошла? Никакого старого не было, и никакого нового нет. У нас прекрасная семья — ты, я, Владик. О чём мне ещё мечтать?

Наташа была непреклонна:

— Да. И эту прекрасную семью ты разрушаешь своими бабами, не смотря на свои обещания.

Волгин продолжал искренне удивляться:

— Наташа, ты что? Какие бабы? Мне, так, неприятно всё это слышать.

Наташа не обращала внимания на его удивление:

— Волгин, я всегда знала, что ты нравишься женщинам. И, когда я дала согласие стать твоей женой, я тебя сразу предупредила, что мы вместе до первой твоей измены.

— Наташенька, и я пообещал тебе, что никого, кроме тебя у меня не будет.

Волгин встал из-за стола, подошёл к Наташе и попытался её обнять. Наташа отстранилась от него.

— Сядь! — резко сказала она.

Однако, Волгин ещё раз попытался обнять Наташу, не смотря на её сопротивление. Он был уверен в своём обаянии и начал шептать ей на ухо:

— Наташенька, я тебя очень люблю и очень дорожу тобой.

Наташа грубо оттолкнула и ещё раз резко повторила:

— Сядь!

Волгину самому уже всё это начинало надоедать и он сел на стул.

Наташа немного успокоилась:

— Тогда ты меня смог убедить, что с той сотрудницей по делам несовершеннолетних у тебя ничего не было. Но я на всякий случай сделала так, что её перевели на материк.

У Волгина действительно была интрижка с молоденькой сотрудницей детской комнаты милиции. Он тогда не смог вовремя закончить с ней отношения и это стало известно Наташе. И, хотя, тогда всё было выяснено, Волгин зачем-то опять начал выкручиваться:

— Да это были просто твои фантазии. Любое моё общение с какой-нибудь женщиной, кроме тебя — это по службе. Я — начальник уголовного розыска, и ты прекрасно знаешь, с каким контингентом мне приходится общаться: обвиняемые, подозреваемые, свидетели, все они и мужчины, и женщины. И служба у меня, как в песне — днём и ночью.

Наташа, даже не стала вслушиваться в его слова. Ей показалось, что он несёт какую-то ахинею. Она скорчила гримасу:

— Волгин, мне, вообще, не до шуток. Ты этого не понимаешь?

— Извини, просто, я хочу спустить на тормозах эту, выдуманную тобой, ситуацию.

— Это не выдумки. Это развод, — категорично заявила Наташа.

Волгин, вдруг осмыслил всю серьёзность ситуации, и ему самому как-то стало легче на душе. Если дело идёт к разводу — пусть. Карьеристом Волгин не был и за карьеру не боялся. К тому же он понимал, что ни сама Наташа, ни её отец — парторг комбината, не будут вставлять ему палки в колёса. Всё-таки, он — отец Владика.

Вслух Анатолий сказал:

— Наташа, не надо разбрасываться такими словами. Я, ведь, тоже могу пойти на принцип.

— А я и не разбрасываюсь. Я точно знаю, что у тебя есть новая женщина. И ты не думай, что я — такая вся принципиальная, действительно, поставила тебе условие, что мы вместе до первой твоей измены, и теперь боюсь, как бы, мне не поступиться своим принципом. Это не так. Нет у меня такого принципа. Я понимала, что ты не всегда был мне верен. Сейчас же я точно знаю, что у тебя появилась постоянная любовница и этого терпеть не буду.

Волгин опять подумал, что, наверное, всё произошло к лучшему. У него действительно появилась женщина, с которой он не хотел расставаться, и этот разговор рано или поздно должен был состояться. И для Волгина было хорошо, что не он стал инициатором этого разговора. Но вслух Волгин произнёс совсем другое:

— Ты несёшь какой-то бред. Откуда всё это, про постоянную любовницу? Я не хочу тебя терять. Но, если ты мне не веришь…

Наташа решила поставить в разговоре точку:

— Не верю. Родителям пока ничего говорить не будем. Отец немного болен — не хочу я его расстраивать. Потихоньку подготовлю. Думаю, что переживёт. Не мы — первые, не мы — последние.

Вечером Волгины пришли к Стрельцовым. В коридоре их встретила Наташина мама — Людмила Семёновна.

— Здравствуйте, мои дорогие. Проходите. Ждём вас.

— Здравствуйте, Людмила Семёновна, — поприветствовал тёщу Волгин.

— Здравствуй, мама.

Людмила Семёновна взяла на руки Владика.

— Здравствуй, внучек.

— Здравствуй, бабушка.

Бабушка со всей любовью прижала к себе внука и поцеловала его в щёчку.

— Ну, раздевайтесь, проходите.

Разделись, по длинному коридору прошли в сторону просторной гостиной.

Глава семейства, увидев вошедших, отложил в сторону газету и встал с дивана.

— Папа, здравствуй.

— Здравствуй, Наташа.

— Дедушка, привет!

— Привет, мой родной.

Владик протянул деду ручку, и дед с улыбкой пожал её. Потом обменялись рукопожатиями Стрельцов и Волгин.

— Здравствуйте, Владислав Петрович.

— Здорово, Анатолий. Не оторвал тебя от дел праведных?

— Ну, что вы, Владислав Петрович? Уж к вам всегда с удовольствием иду. Дай, Бог, каждому такого тестя.

Людмила Семёновна и Владислав Петрович всегда считали Волгина очень подходящей партией для своей дочери, и относилась к нему достаточно хорошо. Впрочем, Волгин умел создать о себе хорошее впечатление и достаточно небезосновательно. Родители Наташи всегда считали, что с ним, она, как за каменной стеной. Владиславу Петровичу, который был парторгом комбината и коммунистом старой закалки, нравилось, что они легко находили общие темы для разговора и запросто могли и обсудить текущее политическое положение в мире, и поделиться каким-нибудь новым анекдотом, иногда даже про Брежнева.

— Наташа говорит, что ты днюешь и ночуешь на работе, — обратился Владислав Петрович к зятю.

Наташа иронично подметила:

— Ага, особенно, ночует.

Волгин недовольно в её сторону:

— Ну, прекращай, — и уже тестю, — Сегодня с ней немного повздорили. Да, работаю допоздна, иногда и заночевать там приходится. Вы ж, Владислав Петрович, помните этот последний случай с девочкой? Вы, как раз, при мне нашему начальнику звонили.

— Конечно, помню. Изверга этого окаянного, чтоб из-под земли мне достали!

Волгин развёл руками:

— Вот, и роем землю днём и ночью.

Наташа заинтересовалась:

–А что за случай?

Стрельцов не дал Волгину ответить:

— Всё хватит о работе. Об этом уже весь город болтает. Вот, нам ещё не хватало об этой мерзости перед обедом говорить. Потом тебе твой Толик расскажет.

Наташа спохватилась:

— А где Семён?

Ей ответила Людмила Семёновна:

— Да в комнате своей — зачитался, наверное, опять. Слышишь? — Людмила Семёновна жестом головы показала в сторону его комнаты, — Там уже у него Владик щебечет. Любит его Владик, и Семён во Владике души не чает — единственный племянник. А уже пора бы и своих заводить.

— У него же Люба сейчас есть.

Людмила Семёновна махнула рукой.

— Есть. Да толку-то. Она его на расстоянии держит, хоть сама и постарше немного. И девочка у неё есть. Захочет ли ещё родить-то?

— Захочет. Надо Сёмке сказать, чтоб понахрапистее с ней был и в ЗАГС её вёл быстрее.

Наташа громко обратилась к Семёну издалека:

— Братик, ну, где ты там? Иди, хоть с нами поздоровайся.

В гостиную зашёл Семён вместе с Владиком.

— Привет счастливому семейству.

Подошёл к Волгину, протянул ему руку.

— Привет, Толя.

У Семёна отличалось отношение к Волгину от родительского. Он смотрел на него со своей колокольни. Если родители видели в Волгине надёжную опору, то Семён переживал: обретёт ли с ним его сестра женское счастье. И прямо на их свадьбе Семён не сдержался и незаметно шепнул Наташе, что она не будет счастлива с Анатолием.

Волгин пожал руку Семёну.

— Привет, Семён. Ну, как дела? Тут, вот, вроде бы, говорят, что ты жениться собрался.

Конец ознакомительного фрагмента.