Кластер

Дмитрий Захаров, 2017

Темнота холодна. Темнота – самое древнее зло: сжимает, разрывает, утаскивает. Все это знают: и Лара, и Руся, и Серый Собак. Знает это и маленький медведь Сёма. Сколько он себя помнит, от протянутых лап темноты его берегло только главное солнце – то, что воткнуто в самую середину потолка. Вот только это солнце совсем скоро закончится: осколки уже падали за Кукольным Домом. Чёрное солнце – что может быть страшнее? …разве только ловцы.

7

Пуш-ап эффект

— У меня тут обход жертв горе-концерта, — сказала Алиса вроде бы извиняющимся, но в то же время определённо издевательским тоном. Она облокотилась на дверь и внимательно рассматривала Андрея. — Вы ведь тоже жертва?

— Даже не знаю, — удивлённо протянул Андрей, — а похож?

Гостья повела плечом.

— Мне кажется, что мы с вами уже где-то виделись. Довольно пошлая фраза для начала знакомства, но что вижу, то пою, — она закатила глаза и уронила руки, до этого сложенные на груди. — За пошлой фразой — пошлый каламбур. Какая феерия!

Андрей отметил, что Алиса вблизи совсем не похожа на свою концертную модель. У кэжуал-версии отсутствуют не только блёстки и крылья, но и добродушно-успокоительный взгляд. Холодные зелёные глаза прищурены, уголок губ скептически приподнят. А грудь у неё, кстати, впечатляющая.

— Здесь ведь нельзя курить? — обречённо спросила кэжуал-Алиса.

— Нельзя, наверное. Но вы — курите. У меня приятель — зам начальника медсанчасти, так что расстрелять в подвалах корпорации нас за это не должны.

Алиса оценивающе посмотрела на окно, потянула себя за рыжий локон и стала накручивать его на палец.

— Обойдусь. А то надоело мне что-то сегодня скандалить, — она криво улыбнулась и тряхнула волосами. — Я посижу с вами несколько минут, ничего?

— Конечно. Я-то точно никуда не тороплюсь. Главное, чтобы мне потом ваши поклонники вторую руку не сломали, — изобразил вежливую улыбку Андрей.

— Перестаньте, — вдруг сказала Алиса мрачно. — Давайте без этого, ладно? Без смехуёчков про таланты, поэзию и автографы. Вы производите впечатление вменяемого человека, давайте его сохраним, а то у меня сил уже никаких нет на дебилов.

— Вы мне льстите. Но давайте попробуем.

Гостья села в старое кожаное кресло неприятного светло-коричневого оттенка. На его подлокотниках мелкие потёртости грозили вот-вот разродиться одной большой дырой.

— У человека в бинтах странно интересоваться, всё ли у него хорошо, но я спрошу. Как вы себя чувствуете-то сейчас?

Андрей хотел пошутить, что врачи долго боролись за его жизнь, но он выкарабкался, однако всё же сдержался.

— Ничего страшного, уже гораздо лучше. На следующей неделе моё тело выдадут конторе.

Алиса покивала.

— Андрей ведь, правильно? Я, кстати, вспомнила, откуда вас знаю. Вы же за пиар в «Микроне» отвечаете?

«Уже нет», — хотел сказать Андрей, но сдержался и на этот раз. У него вдруг сильно закружилась голова.

Алиса, к счастью, приступа не заметила. Она вообще рассеянно смотрела сквозь предметы, Андрей же вполглаза — иначе неприлично — рассматривал гостью. Он впервые заметил на её лице веснушки — вызывающе-яркие на бледной коже. Надо же, выходит, она настоящая рыжая.

— Скажите, — заговорила Алиса, — мне давно было интересно, а ваш солнечный кластер — действительно такое гениальное изобретение? Как там по ящику говорили: главный технологический прорыв 21 века…

— Вот уж не думал, что вы смотрите ящик.

— Почему это? — недовольно поинтересовалась Алиса, но тут же отступила. — Хотя да, не смотрю, наверное. Только этого ящика везде так много, что нет-нет, да и просачивается.

Она запрокинула голову и разглядывала местами вздувшийся потолок. Казалось, сейчас она закроет глаза и уснёт.

Алиса действительно закрыла глаза.

— Расскажите мне об этой чудо-установке, что ли, — попросила она.

— Вы, боюсь, не у того человека спрашиваете, — сказал Андрей. — Я же не технарь, так, только общее представление имею.

— Да ладно. Что бы мне рассказали технари? Всё равно речи им вы пишете. Я сама с журфака, понимаю чуть-чуть.

— С журфака? Неожиданно.

— Аха, — Алиса хмыкнула, — все смеются. Одно хорошо — при моём сельском образовании можно легко считать, что его нет.

По-прежнему не открывая глаз, она рассказала, что училась в Сибири. В Красноярском государственном. Факультетский корпус стоял рядом с хлебозаводом, и между парами Алисины одногруппники бегали в фирменный магазинчик за горячими рогаликами. Сама же она специализировалась на ромовых бабах. Вот они и стали её главным учебным достижением.

На занятия Алису привозил папа, она вообще — папина дочка. И папа хотел, чтобы Алиса стала диктором на телевидении. Не ведущей, а именно диктором, потому что дикторы — люди уважаемые, это он ещё по Советскому Союзу помнил.

— Как же вас на сцену тогда утянуло? — заинтересовался Андрей.

Алиса помолчала, раздумывая, а потом просто пожала плечами.

— Да долгая история. Расскажите лучше про установку.

Андрей рассмеялся.

— А вы без затей уходите от ответа.

— Я всегда без затей ухожу. Так вы не увиливайте, мне ужасно интересно.

— Ну что вам сказать, — вздохнул Андрей, — какой может быть арсенидная установка, на которую последние пять лет, а до этого ещё три и ещё три были брошены все ресурсы кластера? Гениальная, конечно. Прорыв и коренной перелом. Дети наших детей будут нам завидовать — в какое интересное время приходится жить.

— Странный вы пиарщик, — заметила Алиса, глядя на Андрея из-под полуприкрытых век.

— А я не пиарщик. Вы же сами сказали, я — жертва.

Теперь рассмеялась Алиса.

— Отлично. Только давайте это всё-таки была преамбула.

— Ну да, — согласился Андрей. — Перейдём к амбуле…

Арсенид, стал рассказывать он, — это такой философский камень. К нему очень давно и очень многие подбирались. Огромный рынок, баснословные прибыли, перезвон орденов на груди. The winner takes it all, как учит нас группа Abba. Так что большой советский задел начали разрабатывать сразу несколько корпораций. И так десять лет подряд. Кто-то в процессе проворовался, кто-то нашёл себя в Лондоне, кто-то стал министром, — но продукта как не было, так и не появилось. Болото. Гримпенская трясина.

Тут-то и решено было обобрать со всех ветвей что выросло и слепить единого «национального чемпиона» — больше, чем компанию. Солнечный кластер.

— Так всё равно же сейчас конкуренция? — удивилась Алиса. — «Микрон» там, Роснова…

— Точно, — подтвердил Андрей. — Теперь это называется отраслевым соревнованием.

— И работает?

— Вот представьте, Алиса, что вы объявили в своей группе конкурс на новый хит.

— Ну допустим.

— И теперь басист, ударник и клавишник сидят и каждый на свой манер пишут Yellow submarine.

— Почему Yellow submarine?

— Трудно сказать. Возможно, они думают, что вы хотите именно Yellow submarine. Но, скорее всего, ничего другого просто не знают.

— Так, а в чём прикол? Я их просто пошлю с их субмарином, и всё.

— Не исключено. Но а если вы уже объявили концерт? Люди соберутся, неудобно. Им ваши ребята, кстати, уже и мелодию напели. Поклонники пишут — прямо топчик!

— Но народ-то узнает submarine. И с агентами Маккартни будут проблемы.

— Э-э-э, — покачал головой Андрей. — Зачем вы сразу о проблемах? Давайте сначала споём, а там видно будет.

Алиса с улыбкой покивала.

— Но есть нюанс. С распадом атомного гиганта Русмикро никто не знает, как получить арсенид в промышленном объёме. В «Микроне», скажем, покупали за рубежом установки синтеза, и купили не мышонка, не лягушку. Своё оборудование с покупным не стыкуется. И потом: его некомплект. Признаться в этом — нельзя, попросить новое финансирование — тем более. Какой из этого выход?

— Не знаю… Сдаться?

— Да ладно вам, Алиса. Выход — торжественное открытие. В нашем случае — четвёртой установки из двенадцати необходимых.

— А как тогда продукцию выпускать?

— Вы опять о проблемах!

— Ой, я больше не буду. А в других компаниях то же самое?

— Нот-то всего семь, — пожал плечами Андрей.

Алиса закатила глаза в притворном возмущении.

— Интересные истории вы рассказываете, — заметила она. — Но больше всего удивляет, что не боитесь этого делать.

— Да нечего здесь бояться, — отмахнулся Андрей. — Эту гостайну может выдать каждый третий сотрудник кластера. И если бы только он. В это же не одни мы играем — вся страна, и каждый по секрету. Банки дают кредиты, правительство одобряет планы, люди держатся за рабочие места…

— Ну как это вся страна? Я не играю.

— Вы не играете, вы поёте. На торжественном открытии.

Алиса на некоторое время замолчала, возможно, решая, стоит ли ей уже обижаться. В итоге пока не стала.

— Жуть какая, — сказала она, — фальшивые повелители молний.

— Молний?

— Ну, это из школьного… Тесла что-то такое изобретал, мне кажется. Магнетизм в склянке.

— А, в этом смысле…

Андрей посмотрел на Сикорскую, которая снова закрыла глаза и находилась внутри каких-то безысходно далёких звёздных систем.

— И вам нравится это всё? — неожиданно спросила Алиса.

— Что «всё»?

Алиса некоторое время подбирала слова.

— Служба. Враньё про свершения. Отрасль эта ваша с мирными атомами и — как они — арсеноидами?

— Хм. А вы всех недавних знакомых первым делом спрашиваете о смысле жизни?

— Да, пожалуй, — не стала спорить гостья. — А через сколько, считается, можно спрашивать?

— Через пару лет совместной жизни можно попробовать, мне кажется.

Алиса улыбнулась и кивнула.

— А уже не поздно, не?

— Знаете, у меня есть приятельница, которая как-то заявила, что будет худеть…

— Ох, как я её понимаю…

— И я ей в ответ говорю: Ира, худеть — это мещанство. А она мне: толстеть — ещё большее мещанство. И, знаете, я не нашёлся, что возразить. Так и здесь — лучше уж через два года, чем никогда.

Алиса водила ногтем по подлокотнику.

— То есть у нас, получается, большое будущее…

— Безусловно. Примерно через восемь установок.

Гостья рассмеялась.

— Пора мне, наверное, — сказала она, поднимаясь. — Спасибо за то, что вернули ненависть к человечеству.

— Обращайтесь.

— Знаете, Андрей, — Алиса замешкалась в дверях, — вы мне очень моего брата напомнили. Не внешне, — она яростно мотнула головой, — а то, как вы говорите… не знаю… как держитесь, может… В любом случае, спасибо за беседу.

— Один мой знакомый говорит в таких случаях: извините за компанию.

— Аха, — сказала Алиса, улыбнувшись, — но я просить прощения не буду.

* * *

На транспортном этаже было многолюдно и смрадно — кондиционеры передохли, а может, на них снова экономили. Андрей минут десять ждал челнока, а потом изо всех сил старался защититься руками, пока протискивался в вагон. Боялся, что больному боку достанется в давке. Сесть, конечно, было нереально, но ему посчастливилось забраться в дальний угол и облокотиться о стену. «“Банк Микрон”, — сказал усталый механический голос из динамика. — Двери закрываются. Следующая станция — “Саров-центр”. Уважайте других пассажиров…»

Монорельс шёл отвратительнее обычного. Он резко дёргался, замедляясь и снова набирая скорость, скрежетал и главное — тащился совсем уж пешком. До «Сарова» ехали минут пять, а до «Курчатовских залов» — все семь.

Если бы окна не были залеплены людьми, внизу можно было бы увидеть вышитые огнями электрические ковры-картинки: эмблему госкорпорации, фамилии директоров, цифры знаковых лет.

Прямо перед конечной, не доехав каких-нибудь ста метров, монорельс завис. Народ, уже повскакивавший с мест и жмущий друг друга к выходу, заметался, зашипел на соседей и заколотился в коллективном спазме. Андрей ещё сильнее втиснулся в угол.

Конец ознакомительного фрагмента.