Кластер

Дмитрий Захаров, 2017

Темнота холодна. Темнота – самое древнее зло: сжимает, разрывает, утаскивает. Все это знают: и Лара, и Руся, и Серый Собак. Знает это и маленький медведь Сёма. Сколько он себя помнит, от протянутых лап темноты его берегло только главное солнце – то, что воткнуто в самую середину потолка. Вот только это солнце совсем скоро закончится: осколки уже падали за Кукольным Домом. Чёрное солнце – что может быть страшнее? …разве только ловцы.

3

Любовница Марии Стюарт

Это был её апарт. Она всегда жила тут, когда останавливалась в Новом Сити — инновационном кластере, если по телевизионному. Правда, куда чаще район зовут «зубами» из-за плотно притиснутых друг к другу многоэтажек «Микрона», «Мекома» и Росастро. И плевать, что челюсть кривая — крайний левый «зуб» торчит как коронка, плохо подогнанная по размеру, а второй справа подпилен и заляпан разноцветными пломбами гигантских штендеров.

Важно, что апарт отличный — его делали по Алисиному заказу. Он похож на детскую, которая была у неё когда-то — далеко-далеко и давно-давно отсюда. В эту квартиру никого больше не селили — администрация «Музыкального города» сделала Алисе такой комплимент. Комплимент от шефа.

Её личный пряничный домик с привкусом детства. Кругом разложены большие мягкие игрушки, за стеклом серванта сидит плюшевое облако из «Времени приключений» с нахально высунутым языком. А на синих обоях проглядывают контуры маленьких жёлтых звёздочек. Если погасить люстру и бра, звёздные пятнышки какое-то время будут светиться, а в комнате станет уютно и приятно одиноко. Как будто это такая маленькая тайна, которую больше уже никто никогда не узнает.

— Ты же здесь спала с Алишером? — спросила Юлька, которая, оказывается, уже просочилась из коридора.

Алиса неопределённо повела головой.

— Да ладно, Лис, это все знают, — подхихикнула Юлька.

Алиса ничего говорить не стала. Она прошлась вдоль серванта, щёлкнула по носу облако и остановилась у зачем-то поставленной на полку собственной фотографии. На ней Алиса стояла с закрытыми глазами и, хотя видно её было только по пояс, почему-то казалось — на цыпочках. Вроде бы это был концерт в Риге. А может, в Таллине, размылось уже…

— Выключи свет, — сказала Алиса Юльке.

— Для интима ещё рано.

— Вот дура. Выключи.

Юлька показала язык и, демонстративно отвернувшись, ушла из комнаты. Можно, конечно, и самой дойти до выключателя, но это же надо поднимать и переставлять ноги. А они вдруг стали тяжёлыми и неудобными. В них как будто желе накачали. Алиса резко почувствовала, что силы кончились, и земля кружится, даже когда стоишь на месте. Заныла шея, и закололо слева в районе поясницы. Опять почка, наверное.

Нет, никуда она не пойдёт. Она упадёт на синий диван и уже не будет подниматься. Подниматься нет никакого смысла. И необходимости тоже нет. Юлька, конечно же, вернулась и хлопнула ладонью по выключателю. После чего подошла и, взяв Алису за плечи, довела её до дивана. Аккуратно уложила, заглянула в лицо и притворно погрозила пальцем.

— С тобой посидеть? — спросила она негромко.

Алиса отрицательно помотала головой и закрыла глаза.

— Иди давай.

— Баю-бай, — сказала Юлька. — Ты только недолго медитируй. А я в душ.

Она снова ускользнула в свою комнату, но, судя по звукам, бар заинтересовал её гораздо больше, чем водные процедуры. Было слышно, как Юлька открывает бутылку — скорее всего, земляничного ликёра, она всегда его в райдер включает, — как сыпет в бокал лёд и звенит какими-то железяками.

— Говно, — услышала Алиса Юлькину оценку.

Она закрыла глаза. А потом снова открыла. Её окутало дежавю: показалось, что она абсолютно всё знает про ближайшие секунды. Про этот сумрак и ломтик луны в окне. Про дребезжащую в коридоре тележку, про льющуюся в ванной воду и про то, как будут выглядеть пальцы, если на них смотреть в темноте.

Алиса поводила рукой перед лицом, стараясь эти самые пальцы разглядеть. Чего-то не хватало. Чего-то неуловимо важного. Настолько важного, что даже сердце ёкнуло. Она попробовала удержать это ощущение — как удерживала иногда отпечатки только что закончившихся снов. Но уже всё. Дежавю растворяется, и его, похоже, не поймать.

— Ты видела этих, на танцполе-то? — спросила она Юльку.

Та не ответила — наверное, действительно пошла в душ.

На столике у дивана стоит бутылка белого Массандровского портвейна. Такая же, как обычно. Такого же вкусного. Алиса, не глядя, пошарила рукой по стеклянной крышке стола, но штопора не обнаружила. Можно, конечно, включить свет, но это снова идти…

Алиса подтянула под себя ноги и свернулась калачиком. Она только обняла колени руками, как глаза сами собой закрылись, и она плавно соскользнула в сон. Вокруг плыло что-то розовое и тонко-прозрачное. Сверкали точки золотистых искр. Казалось, мир задёрнут от взгляда занавесками, отдёргивать которые нет никакого желания — там всё равно ничего интересного. Хочется закрыть глаза и уснуть уже во сне…

В дверь постучали.

Алиса открыла глаза и несколько секунд соображала, давно ли она отключилась. Вроде бы не очень. Потянулась — и тут же застонала, почувствовав ноги. Даже двигать больно.

Мимо босяком прошлёпала полуголая Юлька. Выглянула в глазок и сонно поинтересовалась, кто там.

— Юля, это Максим, — сказали из коридора. — Алиса уже спит?

Юлька зевнула.

— Куда там, — пробормотала она себе под нос, — спит она. Любит и ждёт.

Алиса вздохнула.

— Минуту не входи, — предупредила Юлька и, щёлкнув замком, поскакала к себе.

Ещё до Макса в комнате оказался аромат его kenzo. Яркий сандаловый запах, очень приятный, если в гомеопатических дозах. По крайней мере, Алисе когда-то нравился.

Макс сделал несколько аккуратных шагов и остановился.

— Лис? — тихо позвал он. — Ты как?

Алиса тряхнула головой и приподнялась.

— Плыви уже сюда, — позвала она в ответ, — выпьем.

Он не сразу привык к темноте. Он и так почти не видит, а тут — темень. И всё же Макс как-то прокрался. Обхватил её за плечи, затем провёл рукой по волосам и скользнул губами к кончику уха. Сейчас укусит…

— Это дурная привычка — спать в одиночку, — шепнул он.

Алиса хмыкнула. Она вдохнула kenzo и почувствовала, как ей становится спокойнее. С ним всегда так. Алиса тронула Макса за руку: какая эта рука горячая! У неё самой — вечно замёрзшие ладони. На концертах так вообще лёд. Лёд…

— Будешь Массандру? — спросила она, бодая Макса в щетинистую щёку. Макс вместо ответа снова напал на её ухо.

— Какое свинство, что сейчас нужно идти, — в какой-то момент тихо сказал он.

— Идти? — Алиса встрепенулась. — Куда идти?

Макс вздохнул. Он попробовал Алису приобнять, но она тут же отстранилась.

— Максим, куда нужно идти? — уже в полный голос повторила Алиса.

Тот нерешительно поёрзал и всё же отсел чуть в сторону.

— Лис, из местной безопасности приходили, — сказал он, слегка похлопывая себя по ноге, — следак должен с тобой поговорить. Народ же пострадал.

— Ты с ума сошёл? — тихо спросила Алиса. — Нас после всего полтора часа заставляли подписывать дикие бумажки. А теперь ещё и допрос среди ночи?!

Макс поднял вверх руки, будто сдаваясь.

— Солнце, ты же знаешь, что мы никогда не ходим к ментам. Ты не ходишь. Никогда. Но тут случай уж больно… — Макс помолчал, подбирая слова. — Случай ни на что не похожий. И там не из КВНа ребята, совсем. Я уже общался.

— Не из КВНа… — повторила Алиса. — И когда?

— Ну, ты же понимаешь, раньше сядем — раньше выйдем.

— Ох, — скривилась Алиса, — избавь меня от этих пошлых шуточек. Я тебе тысячу раз говорила, что терпеть их не могу.

Она встала и подошла к окну. Резко отдёрнула штору и прижалась лбом к стеклу. Внизу, где-то на дне пропасти между корпусами госкорпораций, вспыхивали и гасли огоньки. Это, наверное, новогодняя ёлка, которую они видели, когда подъезжали. Большая такая и очень иностранная — с белыми ангелами.

— Выйди, — сказала Алиса поднявшемуся вслед за ней Максиму, — я одеваться буду.

* * *

Из-за резкого спуска в скоростном лифте у неё разболелась голова. Макс хотел, чтобы их добросили по транспортному этажу «Микрона» на машине, но Алиса отказалась — идти пешком минуты три, а объезжать можно и все десять. На входе в управление безопасности, ещё до турникета, пришлось уже в который раз прикладывать палец к какой-то пыльной подушечке. Затем ждать, пока у охраны что-то с чем-то соединится и отпечаток опозна́ют. А потом всё равно расписываться в журнале посещений.

На 34-м этаже они вышли одни, Максим — чуть впереди. Алиса отметила, что он по-прежнему прихрамывает на левую ногу. Сломал её, когда катались на лыжах в Австрии. Уже год прошёл, а он так и не восстановился. И затылок стал совсем седым. Или он и был седой? Нет, кажется, ещё в прошлом году не был.

Не надо, наверное, было на него набрасываться. Из-за стрельбы и впрямь могли всех поставить на уши даже ночью. Иначе бы побоялись дёргать. А вот на эти долбанные здешние корпоративы больше ни ногой. Автоматы, допросы, пафосные мудаки какие-то лезут руки целовать…

Макс остановился, ожидая Алису.

— Вон туда, — сказал он, показывая на одну из дверей справа. — И Лис, я тебя прошу, без заведённости, окей?

Алиса кивнула. Она на секунду задержала взгляд на табличке «ОСИ “Микрон”. Зам. начальника Петрушевский Алексей Альбертович», и толкнула дверь.

Внутри было тесно, с потолка сквозь тёмный плафон еле проглядывала лампочка. Бо́льшую часть пространства занимал стол, погребённый под ворохом неопрятных папок. На другом сидел хозяин кабинета, отсутствующий взгляд которого упирался в стену. Хозяйский палец гладил верхнюю страницу расшнурованного «дела».

Петрушевский перевёл взгляд на вошедшую Алису, и его глаза мгновенно поменяли выражение. На хозяйском лице проступила радость от неожиданного, но приятного сюрприза.

— Алиса Юрьевна! — воскликнул он, суетливо привставая и зачем-то двигая с места на место папки. — Ну как хорошо, что вы всё же смогли зайти!

Он выбрался из своего низкого кресла и обеими руками указал Алисе на свободный стул. Алиса в ответ смерила Алексея Альбертовича оценивающим взглядом.

Высокий худой субъект с красным лицом не то гипертоника, не то изрядно пьющего человека. Широкую плешь на макушке обрамляют редкие сальные побеги. Маленькие глаза с поволокой смотрят искательно. Костюм вполне официально-тёмный, а вот ослабленный галстук — какой-то нелепой красно-зелёной расцветки, да ещё с машинками.

Она кивнула и прошла к стулу. Петрушевский же по-прежнему стоял в позе указующего гостеприимства и лучезарно улыбался.

— Представляться нет нужды? — спросила Алиса, когда они оба всё же уселись. Петрушевский покачал головой. — Это хорошо. Ваше имя, Алексей Альбертович, я тоже уже прочитала. У вас курят?

— Безусловно, — воскликнул хозяин кабинета. Он открыл дверку стенного шкафа и вытащил из него внушительную пепельницу в виде пузатого дракона; протянул и сигареты, но Алиса отказалась.

— Спасибо, у меня свои.

Она вытащила из сумки пачку и прикурила от любезно протянутой Петрушевским зажигалки.

— У вас ко мне остались ещё вопросы? — спросила она. — Мне казалось, что я всё уже рассказала вашим сотрудникам.

Петрушевский понимающе покивал.

— Вы понимаете, такое дело. Жаль, конечно, что приходится вас беспокоить. Моё начальство сожалеет… — Он вздохнул и сделал движение плечами, из которого можно было заключить, что Алексей Альбертович хотел бы развести руками, но стеснённые жилищные условия не позволяют. — Но надо, — неожиданно обрубил он.

— Хорошо. Про что будем разговаривать?

— Про Второй фронт.

— Про что? — удивилась Алиса.

— Про Второй фронт, Алиса Юрьевна. Во всех подробностях про него.

Алиса снова пристально посмотрела на Петрушевского. Он был весь внимание и предупредительность. Протянул ей пепельницу.

— Я не понимаю, о чём вы, — призналась Алиса, — это что-то про плакат, который держали… Как вы их называете? Мне же ваши говорили…

— Доарсеники.

— Да, — Алиса усмехнулась, — нелепое слово.

— Нелепое, — повторил за ней Петрушевский. — Так кто держал плакат?

— Они и держали. Кукла, по-моему, и такой… робот, наверное.

Петрушевский выхватил из ближайшей папки голубой квадратик бумаги и что-то на нём чиркнул. Затем бросил его обратно и снова уставился на Алису.

— Ну-ну, — сказал он, — и что же?

— Ничего. Что-то там было про «второй фронт». Но я не успела понять — стрелять же начали.

Петрушевский задумчиво закачался в своем кресле. Ничего не понимающая Алиса молча разглядывала плакат, красочно иллюстрирующий план эвакуации из здания. На нём схематичные человечки давили друг друга и выпрыгивали из окон. Наверное, это была такая профессиональная шутка.

— Так я жду, — неожиданно сообщил Алексей Альбертович.

— Чего ждёте?

— Ну как чего? Рассказа о том, когда вы решили пропагандировать идеи Второго фронта.

— Подождите, — сказала Алиса, нахмурившись, — кто пропагандирует идеи? Какого фронта? Вы вообще для начала бы объяснили, о чём вы.

И Алексей Альбертович объяснил. Скучным голосом, будто читая по бумажке, он сообщил, что Алиса давно находится на особом контроле у служб безопасности «Микрона». И, конечно, не только «Микрона» — на Старой площади тоже в курсе. И что даже удивительно, что ей был разрешён концерт на таком важном государственном мероприятии, на территории кластера. И что не стоило, конечно. Но, очевидно, разные влиятельные друзья, — тут Петрушевский гадко улыбнулся, — продавили решение. И вот теперь самое время в подробностях рассказать. Особенно о подготовленном покушении.

— Извращённый бред, — сказала Алиса холодно.

Алексей Альбертович будто и не заметил её реакции. Он добавил, что Алиса Юрьевна, безусловно, может сейчас уйти, но лучше бы ей этого не делать. Потому что у него есть все полномочия задержать её как минимум на трое суток. Случай серьёзный, два человека погибли, более сорока пострадали. Никто не считает, будто Алиса Юрьевна сама всё это спланировала, и, если она расскажет про организаторов…

Всё время, пока Петрушевский говорил, в голове у Алисы крутилась одна мысль. Она вдруг вспомнила свою старую песню — десятилетней что ли давности, которая в самом деле называлась «Второй фронт». А ещё был мутный разговор в ресторане, кажется, с бывшими одногруппниками, где эту песню упоминали. Алиса удивилась, что у неё и подозрения не возникло, будто плакат на танцполе может быть с этим связан, и решила, что надо бы всё же затребовать у Макса видеосъёмку концерта.

Впрочем, все эти соображения промелькнули, уступив место сначала ощущению запредельной нереальности происходящего, а потом накатывающей волне злости.

— Вы закончили? — поинтересовалась Алиса, когда Петрушевский сделал очередную паузу. — Если это чья-то шутка, то уже пора выкрикивать: «Розыгрыш!», — я оценила. А если нет, то потрудитесь всё же без этих ваших подъёбок объяснить, что такое «второй фронт», что произошло на концерте и в чём, собственно, меня обвиняют. Иначе дальнейший разговор не имеет смысла.

Алексей Альбертович не ответил; он вдруг увлёкся перекатыванием карандаша по крышке стола. Его настолько захватил этот процесс, что он наклонил голову, чтобы лучше оценить траекторию, и даже начал производить какие-то измерения пальцами.

— Вы издеваетесь? — поинтересовалась Алиса через пару минут карандашного ожидания.

Петрушевский поднял на неё удивлённый взгляд.

— Алиса Юрьевна, теперь ваша очередь говорить, — заметил он. — Чем быстрее сядете…

— О боже! — выдохнула Алиса, резко встала со стула и отпихнула его от себя. — Паясничать совершенно не обязательно!

— А никто с вами не паясничает, — совершенно другим голосом ответил Алексей Альбертович. — Сядьте и прекратите ваши звёздные закидоны. Не у себя в будуаре. Да и ваш… э-э… старший друг Максим Сергеевич такое поведение не одобрит.

Алиса почувствовала, что у неё от ярости сводит скулы.

— А не пошёл бы ты в жопу! — разделяя слова, медленно протянула она.

Петрушевский пожал плечами.

— Зря вы так эмоционально, Алиса Юрьевна, — он снова смотрел на неё лучезарным взглядом хрустального идиота. — Да вы, конечно, идите, никто вас не задерживает. Только я ведь всё равно доложу по инстанции, так что нет смысла отпираться… — тут Петрушевский выдержал паузу. — Больнее будет.

Алиса хлопнула дверью.