Темнота

Владимир Тарасов

Темнота – то, что живёт за окнами по ночам, за углом нашей жизни, в самых далёких уголках разума. Это место, куда человека выбрасывает из собственной жизни, стоит чему-то в неё вмешаться.Может ли подросток, никогда не отвечавший за свою жизнь, отыскать путь в Темноте, и как далеко человек в ней может зайти?

© Владимир Тарасов, 2020

ISBN 978-5-4498-4914-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ТЕМНОТА

сгущалась, становясь с каждой секундой всё больше похожей на кокон из нефти. Она сожрала, даже не заметив, дверь, окна, компьютерный стол — весь свет, всё, что давало связь с миром. Бесконечная вселенная сжалась до радиуса вытянутой руки, но так оно и лучше, наверное. Думать проще. Это вроде неправильно — темнота для того и сделана, чтобы в ней не думать ни о чём, да вот не выходило. Всегда легко было, но не сегодня.

Нет, ну не то чтобы мне раньше много рассказывали, но это… это совсем перебор.

Вдохнул. Запустил в руку во тьму, она расступилась, но не отступила, будто просто перелилась на новое место.

Телефон лежал слишком далеко, я уж не думал, что до утра понадобится, пришлось сдвинуться целиком. Пошарил, нащупал провод зарядки. Потянул.

Ещё двенадцати нет. Я думал больше прошло, до утра сидеть настроился, а оказалось — минут сорок от силы. Обманула темнота, выходит. Ну и хорошо, есть время додумать.

Ненавижу мысль на половине обрывать, по-живому. Она от этого вроде как мучается, кричит там в голове, успокоиться не даёт. Днём это делами можно гасить, а ночью… ночью только в темноту нырять.

Ладно, что у нас получается?

Они пришли рано, я сразу понял — случилось что-то. Обычно родственники к нам после работы заходят, да и то по одному… не ладят они между собой особо. Не то чтобы ругались, скорее ругаться не хотят — разные все слишком вышли.

Гадать пришлось долго — разговор не клеился, начинать никто не хотел. Мама сама начала.

Про семейную онкологию я уже знал — деда при мне не стало, классе… чёрт, в каком? Вспоминалось с трудом. Не так давно вроде, а помню слишком мало.

Бабушка плакала, понятно вроде почему. Пыталась давить слёзы, что только отвлекало и разговор буксовал. Что в итоге?

Обнаружили два месяца назад, проверили в региональном онкоцентре. Отказали, понятное дело. У нас такое не оперируют, боятся. Умереть, говорят, может от вмешательства. Дома, видимо, сразу на поправку пойдёт. Это я сразу за столом придумал, но вовремя передумал озвучивать.

Они уже нашли клинику в Москве и даже деньги посчитали. Всё за два месяца? Может быть, конечно, но мне верится слабо. Взрослые редко обладают самурайскими представлениями о чести, сколько бы в мультиках им ни говорили, что нужно дружить и доверять, они продолжают от мира тайнами отгораживаться. Контролировать, может, что-то хотят. Не знаю и узнавать особо не хочется.

Всегда повторяли мне, и дома, и в школе, что я самый умный, почти Норман Озборн. А выходит — семиклассник и там, и там.

Сейчас, впрочем, я их понимал. Не принимал, это всё равно очень глупо, маму особенно — она всегда к какой-то искренности стремилась. Но у всех были дети, ныли и бились головой о телевизор, все боялись испуганного ребёнка. Только тут дело такое — мне уже 14 и мы с учебником биологии полностью согласны в том, что я подросток. Что это значит на деле я не имел ни малейшего понятия, но что не ребёнок — знал точно.

А вот и 12. Ровно. Всего ничего же прошло, как так? В темноте и правда время неправильно течёт, наверное. 12:01. 0:01, точнее. Вселенная обнулилась, наступил новый день. Точнее, через 7 часов должен наступить, когда встану. Мне нравилось играть с календарём, носить на себе по несколько дней, когда с ума сходила вселенная, а не я, но точно не сегодня. Сейчас я на себе двух дней не вынесу, с одним бы справиться.

Пора засыпать.

А вот то, что она будет лечиться — это хорошо. Вроде… вроде всё не так уж и плохо. Не ужасно, по крайней мере. Наверное. Надеюсь.

Она улетает через 9 дней. Утром. В Москву.

Утро — это новый рейс, его только в конце августа сделали. Значит, я уже был в городе, когда она брала билеты. По ней понятно обычно что на уме, она только с учениками непроницаемая. А тут выяснилось — я тоже ученик. Дома как в школе. Только тут, может, чему и научусь.

Полчаса это в голове крутил. Отлёт. Больницу. Диагноз. Дом. И по новой. Потом понял.

Голова кружилась и перекалялась не хуже старого ноутбука, лежавшего под диваном. Чёрт, а она же на нём спала. Может, из-за него? Ну, в какой-то степени? Так бывает? Чёрт.

Ловить здоровые мысли стало невозможно и я забросил попытки. Осталась только темнота. Она охлаждала, хоть температуры у неё и не должно быть. Отстраняла. Призывала как будто в ней раствориться, вылететь из головы. Мыслей не было, так что причин отказать я не нашёл.

С эмоциями я сговориться никогда не мог. В детстве они были, много было. Всё, что помню — как плакал. Вечно мне что-то не нравилось, наверное.

Плакал в больницах, не давая маме спать. Плакал у родственников, когда не понимал, где она. Потом снова в больницах, когда её выписали из других. В детском саду перестал, там всем как-то плевать было. Потом сразу школа, та же тема. Задумался постепенно — сколько в этом смысла. Ну, в эмоциях. Не чувствах, чувствовать я продолжил… вроде. А показывать — нет.

Не знаю, проще ли так, но для фигуры точно полезно — пока жрёшь обиду на тётку, которая обманула с подарком, ничего другого как-то не хочется.

Мама так же думала, наверное. Привыкла, в школе уж точно, сжирать все обиды, не отражать мир на лице. Теперь, как выяснилось, и дома. А потом обиды сожрали её и обрели тело.

А она молча, ничего не расплескав, составила план и всё сделала. Просто, как сочинения, которые она проверяет. И сегодня была спокойной, будто выпустила обратно обиды. Хотите — ловите, мол. Бабушка поймала, но это у неё обычно.

И я, выходит, тоже поймал. Растить в себе, правда, как-то не хочется. Кто б только знал, как от этого избавиться?

Через 2 недели я отправлюсь на Алтай. Ждать. Там горы, два миллиона человек на 150 тысяч километров и какие-то древние родственники, которые меня приютят. У бабушки не останусь, ей теперь самой детоксикацией нужно заняться. У тётьёв и дядьёв — работа. А мне… а мне так и проще даже. Тут бы меня всё равно в квартире не оставили, по крайней мере, в покое. А ведь надо не только жить, но и образование получать. Ну, наверное.

В конце лета, не выдержав напора мотивирующих речей от всех родственников сразу, я составил фантастически подробный план работы над духовным и физическим аспектами своей жизни, но две из трёх олимпиад, записанных в него, я уже пропустил, в секции ЛФК в течение минуты никто не подходил к телефону, а школьные факультативы так и остались неотсмотренными.

В школе умным быть не надо, там надо много знать. Желание узнавать состав каменной соли и уровень защиты от ядерного удара прожило первые недели две, а потом… потом в колду углубился. Решил до ноября платину выбить. И спокойно всё было до сегодняшнего дня.

Даже не то что спокойно, не нужно просто. А сейчас и тем более — чего мне все эти академические ачивки на Алтае. Хорошо, значит. Не просто так приеду, а с платиной.

Теперь действительно спокойно стало. Вроде как понятно всё. Точнее — вообще ничего, но понимать уже не хочется.

Что делать с пойманной обидой — хрен его знает. Но понятно, почему она её в себе таила. Тоже не знала ведь. Потому и не сказала. За два месяца обоих бы сожрало.

Глаза закрылись уже сами.