Охота на Ведьму

Джон Максвелл, 2022

"Отдел по раскрытию преступлений с применением магии" работает над делами, в которых представители магического сообщества оказываются либо виновными, либо, напротив, жертвами. И жертвой последнего убийства становится маг, а его убийцей – существо, которое не может существовать даже по мнению магического сообщества. За дело берется лучший детектив отдела, а помогать ему (помимо его же воли) будут отстраненный от дела стажер и сын-первокурсник.

Глава 2. Кощей

Мужчина заказал молочный коктейль и сразу же расплатился. Молоденькая девушка, красота которой пока еще была скрыта обилием прыщей на лице (выдавливаемых чуть ли не каждое утро), тут же приготовила заказ и подала пластмассовый стаканчик клиенту, пожелав приятного аппетита и хорошего дня. Мужчина развернулся и, не успев отойти от отдела мороженого, втянул напиток в себя через трубочку, сразу же после чего его лицо скривилось от отвращения.

Он выплюнул мерзкую жидкость прямо себе под ноги.

— Ты охренела?! — взревел, развернувшись к девушке. — Ты мне че налила? На вкус, как моча!

Девушку звали Софией, и ей было семнадцать. В самом начале, когда мужчина закричал, она не на шутку испугалась. Но теперь, когда он озвучил проблему, смотрела на него со скепсисом и щепоткой ненависти.

Молча, ничего не говоря, она протягивает руку к стаканчику, как бы говоря: «Дай попробую». Клиент отдает напиток, и девушка вынимает трубочку, бросает ее в урну (промахивается, но виду не подает), берет новую, вставляет ее в крестообразное отверстие пластиковой крышечки, после чего пробует.

И выплевывает то, во вкусе чего мгновение назад даже и не сомневалась.

— Это чё такое?! — орет теперь она, трогая губы. — Это Ваша моча?!

Она готова заплакать.

— Ты охренела?! — повторяется клиент. — Я даже шагу ступить не успел от тебя!

Крики продолжаются, девушка начинает плакать, к ним уже стремится администратор и охранник торгово-развлекательного центра.

Гарик, наблюдавший за всем происходящим на расстоянии метров пятнадцати, сидел за своим столиком, ржал во весь голос и потягивал холодный молочный коктейль из трубочки (в те моменты, когда не ржал).

— Заклинание подмены? — вопрос раздается в ужасающей близости от Гарика, от чего тот аж подпрыгивает.

— Твою ж мать! — он испуганно смотрит на лысого мужчину, сидящего прямо за его столиком. И лысого этого он знал очень даже хорошо. — Как ты… как ты подкрался ко мне? Еще и за стол сесть умудрился? Я… никто не может ко мне подкрасться так бесшумно!

Цебермановский тяжело вздыхает. Его взгляд направлен на прыщавую девушку, которая, рыдая, объясняет администратору, что «этот извращенец» споил ей свою мочу.

— Магов тут нет, — объясняется Гарик. — Кодекс я не нарушил. Как и условия… условно-досрочного.

Цебермановский переводит на парня взгляд. Только лишь взгляд — не поведя при этом ни единым мускулом. И взгляд этот, как показалось Гарику, словно таил некий вопрос.

— Ну… тут это так называется. Условно-досрочное, — Гарик глотает слюну — в его горле пересохло, хотя всего каких-то секунд тридцать назад он потягивал краденый молочный коктейль.

— Каким больным на голову нужно быть, чтобы нассать в собственный стакан, а затем сидеть за столиком, ожидая, с кем бы махнуться собственной уриной?

Гарик выглядел озадаченно.

— Ну… с твоих уст… это звучит не так смешно…

— Мне нужна информация.

Гарик облегченно выдыхает.

— Господи Боже… я уж думал, что какой-нибудь пунктик нарушил. Ты меня прям обрадовал сейчас! Прям гора с плеч! Спасибо, бро! — он хлопает Цебермановского по плечу, но тут же встречает самый недружелюбный взгляд из всех, на которые когда-либо натыкался, и потому мигом убирает руку, словно обжегшись. — Сорян! Сорян! Больше не буду! Мамой клянусь!

— Мне нужно точное количество трупов, найденных за последние три года, — невозмутимо говорит маг. — Меня интересуют трупы анорексиков и анорексичек. Все тела, у которых отсутствовала подкожно-жировая клетчатка. Нужны доклады об их вскрытии и, желательно, все паспортные данные, включая адреса. А если еще и координаты смерти будут — то даже скажу тебе: «Спасибо». Но это не точно. Ты же еще работаешь в морге?

Гарик надул щеки и спрятал глаза. Но, даже не глядя на Цебермановского, он чувствовал его пронизывающий, прожигающий насквозь взгляд.

— Выгнали, — признается информатор. — Застукали, как я… ну… ты понял, ее привезли… такую красивую… я не сдержался…

Цебермановский продолжал молча смотреть на этого некрофила.

— Ты хоть представляешь, насколько ты двинутый? — наконец, разрушает он тишину.

Гарик на секунду отрывает от стола взгляд.

— Ты это о природе нашего разговора?

— Я это о природе твоей башки.

Гарик снова прячет глаза.

— Короче, три задания тебе. Первое — трупы. Не знаю, как ты это сделаешь, но ты это сделаешь. И меня не касается, какими путями ты добудешь мне эту информацию. Второе — после выполнения пунктов «один» и «три» — обращаешься к психиатру.

И Цебермановский встает.

— А что за «пункт три»? — не сдерживается Гарик.

— Допьешь то, что у тебя в стакане, — бросает маг через плечо и уходит, засовывая руки в карманы своих брюк, пафосно отбросив при этом назад полы своего плаща.

Живот Гарика скрутило. Ему даже не нужно было смотреть, что находится в его стакане — он уже все понял. Тем не менее, он печально переводит взгляд в сторону отдела с мороженым, где администратор, открыв крышку, смотрит на содержимое «стаканчика Пандоры» — самый обычный молочный коктейль. Затем этот же администратор (с опаской) пробует этот самый коктейль. Затем спрашивает, не издеваются ли над ним эти двое. И теперь уже они по очереди смотрят в стакан, заглядывают туда, затем смотрят друг на друга.

Гарик снова глотает собравшуюся во рту слюну. Он понимает, что Цебермановский совершил обратную подмену, и что его стакан снова наполнен мочой. Его собственной, «свежевыжатой», как он сам назвал ее прямо перед тем, как подменить.

Затем он тяжело вздыхает… и подносит трубочку к губам…

Фелиция тоже подносит к своим прелестным губкам трубочку и потягивает коктейль. Правда, у нее в бокале совсем не то, что у Гарика — у нее безалкогольный мохито. У ее спутника — алкогольный. Сидят они этажом выше.

Их столик располагается на самом краю, рядом со стеклянными перилами, и они видели все только что произошедшее. И слышали (благодаря заклинанию обостренного слуха).

А сейчас видят, как Цебермановский-старший покидает своего информатора.

— Он нас точно не увидит? — спрашивает Фелиция в третий раз.

— Я уже четыре года использую заклинание сокрытия — не подвело ни разу. Даже если прям посмотрит в нашу сторону — все равно не распознает. Оно безупречно.

Фелиция обычно не сомневалась в своем спутнике, но лишь до тех пор, пока дело не касалось ее куратора (теперь уже бывшего) — и потому в настоящий момент почему-то была практически уверена в том, что ни хрена они не сокрыты.

— Да расслабься ты, — тихо говорит парень и касается руки Фелиции.

— Нам нельзя здесь быть. Мне нельзя здесь быть. Может, тебе, как Цебермановскому-младшему, и не будет ни хрена, а вот мне… я даже боюсь представить, что они могут мне сделать, если узнают, что я шпионю за главным детективом Отдела.

— А мы не шпионим, — он убирает руку, берет свой мохито и делает пару глотков. Смотрит, как Гарик извергает струю рвоты на свой собственный стол, а затем снова пригубляет своей мохито. — Мы просто сидим в ресторане и наслаждаемся обществом друг друга. То, что мой отец оказался с нами в одном и том же месте — обыкновенное совпадение.

— Кстати, о твоем отце… он…

— Козел.

— Нет, я не то хотела сказать…

— Гений.

— И это тоже, но еще…

— Козел.

— Да, но не этим словом.

— Мудак?

— Жестокий, — чуть ли не выкрикивает Фелиция. — Он очень жесток. Пить свою мочу заставлять было не обязательно. Наказать можно было иначе.

Цебермановский-младший цокает губами, а затем подается назад, упираясь в спинку стула. Его взгляд направлен куда-то вверх и вправо.

— Отец как-то сказал, — начал он, — что если враг идет на тебя с копьем в руках, то уйти после встречи с тобой он должен с этим же копьем, но в заднице.

Фелиция усмехнулась.

— Я уже это слышала, но… в иной формулировке. Там не было ничего про «задницу».

— А он слишком аристократичен, чтобы говорить такое даме. Я знаю его таким, каким его не знает даже мама. Я вообще знаю его таким… каким его не знает никто.

— И какая из его версий тебе нравится больше?

— Та, что заставляет пить собственную мочу с целью наказания.

Цебермановский поворачивается к Гарику как раз в тот момент, когда того рвет уже второй раз подряд. Подошедшие к нему те самые администратор с охранником требуют прекратить пить то, что он пьет, после чего Гарик открывает крышку, смотрит на оставшееся в стакане количество и, до того, как охранник успевает отобрать стакан, вливает его содержимое в себя, выпивая залпом. После чего блюет уже в третий раз.

И тут у Фелиции тоже начинается рвотный позыв.

— Я больше не могу, — признается она, ощущая, как крутит живот. Отставляет от себя мохито и глубоко дышит. — Больше не могу.

А Цебермановский допивает свой коктейль до конца, продолжая смотреть на то, как Гарика уводят в уборную.

— Что теперь? — спрашивает Фелиция. — Ты сказал, что у тебя есть план.

— Метка, — произносит юный маг и взмахивает рукой, быстро указав пальцем на незадачливого шутника. На короткий миг на его спине вспыхивает алый символ, который мог заметить лишь сам заклинатель.

— Серьезно? — Фелиция оборачивается к своему «бойфренду», как выразился ее наставник днем ранее. — «Пометил» его с такого расстояния? Ты шутишь!

В ответ на это парень лишь самоуверенно ухмыляется.

— «Метку» накладывают с расстояния вытянутой руки! — она не верит. — Ты не мог его «пометить»! Ты врешь! Восьми магам из десяти и вовсе требуется непосредственный контакт!

— А одному из тысячи важно лишь видеть цель перед собой. И вообще не важно, какое расстояние.

— Нет таких магов.

— Есть, — он подзывает к их столику официантку. — И лично я знаю двух. Тебе еще коктейльчик?

Таксист останавливается там, где она и попросила — у клуба.

Она расплачивается и нерешительно покидает салон автомобиля. Очень медленно идет к месту, которое видит впервые, но которое очень отчетливо помнит из собственного сна. Очень живого и реалистичного сна. Она не верит, что что-то могло произойти, но все равно должна убедиться в этом лично.

Клуб сейчас закрыт (как и все подобные заведения в такое раннее время). Но закрыт лишь номинально, ибо двери его распахнуты навзничь.

Она медленно поднимается по лестнице и заходит внутрь. Пара уборщиц моют пол, пара молодых ребят ходят по залу, расставляя стулья. Какой-то красавчик настраивает звук на диджейском столе (ну или что он еще может там делать?).

Ее замечает не очень привлекательный пучеглазый парнишка, который до этого не был ею замечен.

— Привет, ты чего тут?

Он подходит к ней и улыбается своими зубами «в крапинку» — ну, такими, знаете, неоднородного цвета: где-то пожелтевшими, где-то почерневшими.

— Я… — она поежилась и обняла себя за плечи, — тут ничего страшного ночью не произошло? С одним… парнем…

— Ты про того козла, который со второго этажа на люстру прыгнул?

Она чуть было не расплакалась от накатившего на нее облегчения.

— С ним все ок, — говорит разноцветнозубый. Не «окей», а именно «ок». — Даже скорая не потребовалась. Встал и пошел дальше плясать. Так что можешь не волноваться за него. А что, твой родственник?

Она отрицательно покачала головой и прослезилась.

— А можно… мне в уборную? Пожалуйста.

— Да, конечно. Таким… милым девушкам отказать разве можно?

Он провел ее в туалет, но в женский. И она прошла мимо двери в мужской. Той самой двери, что была у нее во сне. Один в один.

— А можно мне сюда? — просит она, указывая пальцем на вход в женскую уборную.

— Ну… вообще она для мальчиков, но… сейчас все равно никого нет, так что… иди, а я тебя прикрою! — он подмигнул ей и широко улыбнулся, обнажая свои «черепаховые» зубы.

Она зашла в уборную. И стояла у входа секунд тридцать. Стояла, как вкопанная. Та самая уборная. Она помнила это место. Точь-в-точь, как во сне. Помнила, где стоял тот самый парень. Павел, да? Где стояла она, когда…

Рукой прикрыла рот, будто опасаясь, что вот-вот вырвет.

Никакого трупа нет. И никаких следов полиции — белого контура там, как фильмах, или желтых ленточек… ничего.

Она покинула уборную, ничего не говоря. Парень с ужасными зубами что-то еще говорил ей, но она не слышала. И на вопрос о ее имени она тоже не ответила. Она просто убежала. Вышла из клуба и пошла прямо. Просто прямо, куда глядели глаза. Словно на автомате. Останавливалась перед пешеходным переходом на красный и шла на зеленый. Соблюдала все правила и была осторожна. Но совершенно не понимала, куда и зачем идет. Ноги, кажется, сами прекрасно понимали, куда ей нужно попасть.

Однако привели они ее в центральный городской парк, где она заметно снизила скорость, а вскоре и вовсе села на лавочку и принялась разглядывать дедушку, бросающего голубям семечки. Горсть за горстью. Голубей этих перед ним было штук тридцать — не меньше. И, кажется, то и дело прибавлялись новые.

— Что со мной? — спрашивает она, но остается без ответа. Дедушка, кормящий голубей, — самый территориально близкий к ней человек, но тоже находится слишком далеко, чтобы расслышать ее слова. — Я же не схожу с ума?

А вот ответом на этот вопрос стал заигравший в ее кармане смартфон.

Она тут же вынула его и посмотрела, кто звонит — это была мама. Видимо, проснулась, и обнаружила, что дочки нет дома. И правда… она ведь не позавтракала. Проснулась, оделась — и тихо покинула квартиру, не оставив даже записку.

Она отвечает на вызов и прислоняет смартфон к уху.

— Ты где? — властный голос матери звучит максимально грозно.

— В парке.

— А меня предупредить? С тобой все хорошо?

— Не знаю, — честно говорит она, а затем слышит, как мать тяжело вздыхает.

— Милая, — теперь ее голос слышится каким-то тревожным, — только не говори, что у тебя снова этот срыв.

— Срыв? — она не помнит никакого срыва.

— Ну да… как в позапрошлом году после экзамена по математике. Когда тебе снились кошмары целую неделю. Ты еще твердила, что убила какую-то девочку… не говори, что это случилось опять, пожалуйста. Тебе же сейчас ничего снова не мерещится?

Она не помнила этого. Не помнила ничего из того, о чем сейчас говорила мать.

— Милая? — голос матери был такой тревожный, что она снова расплакалась. И мама это услышала. — Всё, я поняла. Сиди там, где сидишь. Я сейчас позвоню доктору и приеду за тобой. Никуда не уходи, слышишь?

Она слышала, но ответить не могла. По крайней мере, не голосом. Но зато она очень активно кивала, словно мать могла это увидеть через трубку.

— Я еду, — пообещала мать, и звонок прервался.

***

— Образ номер два, — говорит Цебермановский, сидя за рулем своей «Хёндэ Сонаты» 2022 года выпуска. Слева от него в воздухе парила темно-синяя пирамида. — Количество подозреваемых: четыре. Начать следует с Кощея, так как ранее данный персонаж уже был задействован в подобных преступлениях с использованием Черной магии. Плюс: нежить во всех проявлениях — как раз его профиль. В данный момент направляюсь туда. Поддержка не требуется. Подпись: Цебермановский.

Когда его автомобиль подъехал к высоченным готического вида воротам, те тут же отворились. Так быстро, что «Сонате» даже не потребовалось притормаживать. Затем детектив ехал, кажется, целую вечность, пока, наконец, эти бескрайние поля не закончились, и автомобиль не остановился прямо у входа в огроменный особняк.

Хозяин сих владений встречал гостя в дверях. Встречал лично.

— Что бы ни случилось, — начал оправдываться старик, опираясь на трость, — я тут ни при чем! Я не выхожу из дома лет эдак десять, а дел не веду лед эдак шесть. Даже не консультирую. Лет эдак… три. И ту ведьму ты поймал почти сразу же. И напоминаю — благодаря моей наводке! И я сам позвонил тебе и все рассказал! До того, как ты заявился ко мне. А сейчас… я вообще ничего не делал!

Цебермановский слушал это, поднимаясь по лестнице и заходя в особняк. Словно по своему дому, он уверенно шел к библиотеке, где, как он знал, старый хрен прячет медовуху двухсотлетней выдержки.

— Тогда почему трясешься, костлявый? — бросает он, не оборачиваясь. Старик, громко ударяя своей тростью при ходьбе, едва поспевал за гостем.

— Так врач признал паркинсон!

— Паркинсон? — переспрашивает с наигранным интересом Цебермановский. — И давно это у тебя? Ты хоть лечишься?

— Давно?.. Ну… лет триста последних… сколько я помню… а насчет лечения — это ты ведь так шутишь, да?

Медовуха была там же, где и в прошлый раз — внутри глобуса.

— Ух ты, — почесал почти полностью облысевшую голову Кощей (Кощеем он, естественно, не был, но Цебермановский его постоянно называл именно так). — А я и забыл, что она здесь. Ты когда в последний раз сюда приходил?

— Лет эдак… шесть назад, — спародировал старика детектив, после чего наполнил два стакана.

— Ну… значит… шесть лет тут и стоит бутылка эта… нетронутая…

— Может, у тебя, помимо паркинсона, еще и альцгеймер?

— Может быть… а что это за хрень?

Цебермановский протягивает стакан Кощею, чокается с ним и делает пару больших глотков. Кривится.

— Ну и пойло! Её пить-то вообще можно?

— Смертным — точно не стоит. Нам… да что с нами случится? — старик пожимает плечами и тоже делает глоток. И тоже кривится. — Да, смертным не стоит.

— Короче, я за советом.

— За советом? Ты? Ко мне? — старик чуть было не упал — его трость слегка подкосилась, и тело повело вбок. Но сноровки хватило для того, чтобы удержаться на ногах. — Не верю.

— У меня четыре подозреваемых. Четыре, кто мог бы совершить подобное. Тебя я… уже исключил. Хоть ты и был первым по списку.

— А как исключил? Только не говори, что поверил тому, что я сказал.

— По роже твоей, Кощеюшка.

Старик скривился.

— Не называй меня так… это глупо… и как-то по-детски…

— Короче, ты оправдан. У меня три подозреваемых. Ты что-нибудь слышал вообще? Об убийстве юного мага… как же ж его фамилия…

— Осинцев, — сразу же отвечает Кощей. — И ты знаешь его фамилию. Не играй со мной, мальчишка. Я знаю, что ты ничего не забываешь. И знаю, что я все еще под подозрением.

Цебермановский приподнимает свой стакан и делает еще один глоток. Лицо старика выражает злость.

— Я расскажу всё, что знаю. И я правда ни при чем.

Мужчина опускает взгляд на трясущиеся руки старика.

— Откуда тогда этот страх, старый хрен?

Старик молчит. Делает вид, что не понимает, о чем его спрашивают.

— Ты же понимаешь, старый пердун, что я притащу сюда всех ищеек из Отдела, и они обыщут весь твой сраный замок? Они будут искать, пока не найдут то, что ты прячешь. А когда найдут… я достану твою толстенную папочку со всеми заведенными на тебя делами.

Кощей играет желваками. Смотрит гостю в глаза. Тяжело вздыхает.

— Ладно… я расскажу… вернее, покажу…

— Так бы сразу.

— Но это не связано с твоим Осинцевым. Чертова мразь! — старик ударил тростью по дверному косяку. — Это ж надо было убить этого щенка как раз сейчас! Тварь!

Цебермановский прокашлялся, напоминая, что он все еще здесь.

— Пошли! — выкрикнул Кощей, выходя из комнаты. — Я покажу тебе ее! Чертовы совпадения… случайности… сучьи… потаскушьи… забыл слово! В жопу всё это! В жопу!

Он ругался и дальше, проклиная сначала «злой рок», затем «роковой фатум», затем «фатумную случайность» и «случайную неизбежность». Детектив слушал это, пока они не дошли до лестницы, ведущей в подвал. Спускаясь вниз, старик молчал, но стоило им вновь пойти по ровному полу, как тут же запричитал. Они шли по темному коридору, и там, где они проходили, самостоятельно зажигались настенные канделябры, а затем так же самостоятельно гасли, стоило спутникам отойти на достаточное расстояние.

— Это ведь твои темницы, — говорит Цебермановский.

— А, вспомнил, как сидел в одной из этих камер, да?

— Да. И еще вспомнил, что тебе строжайше было запрещено их вновь использовать.

— Я их и не использую. Просто до места, куда я тебя веду, можно дойти лишь этим путем…

— Считай, что заинтриговал.

— О… поверь… ты не разочаруешься…

Они миновали длинный коридор из пустых тюремных камер и дошли до самого конца, где оказалась еще одна лестница. Винтовая. И снова вниз.

— Еще один подземный этаж? Серьезно? А кто придумал «змейкой» переходы выстраивать?

— Поверь, когда это проектировалось… смысл был. А сейчас… не переделывать же?

Цебермановский осмотрел ближайшие камеры, ничем друг от друга не отличающиеся.

— Так что, лысый, ты идешь? — спрашивает Кощей. — Или уже передумал?

— Если ты морочишь мне голову, водя по своим лабиринтам, старый хер…

— Не морочу я тебе голову! — заорал старик. — Просто то, что я прячу, я мог спрятать только там! Когда ты увидишь, что это… сразу же поймешь. Но не поверишь… своим глазам.

Вздохнув, Цебермановский последовал за Кощеем вниз по винтовой лестнице. Мысленно прокручивал в голове возможные варианты, но ни один из них и близко не приблизился к тому, что он увидел. Такой вариант… она даже и не рассматривал.

Огромнейший подземный зал, выстроенный внутри широченной пещеры, был поделен на две части стеклянной перегородкой. На этой половине была расставлена какая-никакая мебель, включая пару кресел, диванчик, шкафчик с книгами, мини-бар и шикарный шахматный стол со всего одним стулом. Стол этот упирался прямо в стеклянную стену, а единственный стул стоял напротив.

По ту же сторону стекла все было заполнено водой. До самого верха. А шахматный стол словно намекал на то, что единственный соперник Кощея по шахматам находился как раз по ту сторону от стекла. В этом самом аквариуме.

— Ну и… что там живет за рыба? Еще и в шахматы умеющая играть…

Старик на этот вопрос лишь молча улыбнулся. Очень широко улыбнулся.

— Сладкая моя! — позвал он. — Не бойся! Это я!

И вот тут Цебермановский приоткрыл от удивления рот и слегка расширил глаза.

— Невозможно… они все вымерли…

— Да, — облизал пересохшие губы Кощей. — И именно потому… бесценны.

Они стояли перед стеклянной преградой и не сводили глаз от той, что была по другую сторону — от создания, чей вид, согласно авторитетным источникам, вымер еще пять сотен лет назад, — от самой настоящей русалки.

***

«Проснись, дочка!» — раздался голос матери, и она открыла глаза.

— Мама? Что-то случилось?

«Тебе нужно кое-что сделать… для этого… придется выйти наружу…»

— Но ты мне запретила!

«Ситуация изменилась… тебе нужно кое-кого… остановить. Я объясню тебе, что нужно сделать…»

— Да, мама, — она улыбнулась. — Всё, что скажешь.

***

Гарик вернулся домой за полночь.

Он уже кое-что нарыл для Цебермановского — послал несколько запросов по старым контактам, и некоторые из них уже ответили. Именно поэтому вернулся он не с пустыми руками, а с парой папок в руке. Папки были магическим образом скопированы с оригиналов, ведь те он взял буквально на минуточку — «кое-что посмотреть». Но, как он понял, подобных трупов было гораздо больше. И завтра ему должны будут дать ответ.

Он небрежно бросил папки на стол и прошел в ванную, не закрывая за собой дверь — все равно скрываться там было не от кого. Спустил штаны, отлил. Прошел к умывальнику, над которым висело огромное зеркало. Именно в него он и посмотрел на свою рожу, сам себе улыбнулся, после чего открыл кран и принялся мыть руки.

Закрыл кран. И снова посмотрел на свою рожу.

Но только теперь он в ванной был не один — прямо за его спиной стояла девушка с пепельно-белыми волосами. Он вздрогнул от неожиданности и хотел было развернуться к ней, чтобы убедиться в ее реальности, но не успел — что-то толкнуло его вперед, да с такой силой, что он больно ударился о зеркало.

Стекло тут же треснуло и пошло «паутиной» от того места, где он приложился головой, оставив кровавый след.

Открыл глаза и увидел ту самую девушку. Она улыбалась, словно наслаждалась его болью. Он видел ее улыбку в нескольких осколках сразу.

Хотел что-то спросить или сказать, но вновь не успел — лишь заметил, как шевельнулись ее волосы, словно живые. И снова устремился к зеркалу лицом — прямо к ее отражению, разбросанному на несколько крупных осколков. Раздался громкий хруст. То ли это было зеркало, разбившись окончательно, то ли кости его черепа…