Договор на любовь

Дарья Белова (2024)

— В обмен на помощь в разводе ты просишь… — слова застревают в горле как косточка. Даже сложно сделать вдох. — Тебя, — заканчивает просто и расслабленно. Я уставилась в его глаза будто никогда в жизни не видела этого человека. Из лап одного монстра рискую попасть к другому. И кто безжалостней — не знаю. — Это жестоко. И неправильно, — упрямо говорю. Влад горько усмехается. На секунду показалось, что он просто пошутил и сейчас возьмет свои слова назад. — Выбирай, Ника, либо с ним, — взглядом указывает на дверь, где несколько минут назад скрылся мой муж, — либо со мной.

Глава 9. Вероника

«Ты сегодня остаешься дома, ледышка. И без сюрпризов. У меня шумоизоляция, да и соседи все на работе. Ключей нет. Жди. Приготовь ужин. Макарошки».

Читаю. Вдумчиво.

Не понимаю.

Закрываю приложение и откладываю телефон. Перед глазами расплываются буквы, а дыхание становится поверхностным, словно я словила горячку.

«Ты останешься дома…»

Эта фраза уносит в прошлое. Я будто переместилась в дом, где какое-то время была счастлива. Передо мной спальня, где я и Тарас… любили друг друга. До потери сознания, до слез, до глупых обещаний, которые никто из нас так и не выполнил.

Может, в этом причина нашего краха?

В какой-то момент муж изменился, стал другим. Когда пришел домой под утро пьяным и, возможно, под наркотой, я выговорила ему все, что наболело: о своих переживаниях, о своей боли, о том, что жалею о свадьбе.

О том, что больше его не люблю.

Та ночь останется в моей памяти навсегда. Его дикие толчки внутри меня, агрессивные, до упора. Он наказывал меня за мою нелюбовь.

Я чувствовала себя тряпичной куклой, которую опустошили, а внутрь забыли набить даже дешевой ватой. Думать о дальнейшем не могла. Казалось, разучилась.

Уваров запер меня дома на несколько дней. В какой-то момент стала ненавидеть стены, которые украшала с любовью и удовольствием, комнаты, обставленные самой лучшей мебелью, вещи, купленные в странах, где мы успели побывать.

Бродила по замкнутому пространству как призрак. Впрочем, такой я и была. Без души, без мыслей, без желания жить дальше. Потому что любовь не просто ушла, она сгорела в ненависти к нему.

Снова открываю телефон и читаю сообщение от Бессонова. Меня накрывает истеричным смехом, потом я плачу, уткнувшись в подушку.

Сердце превращается в потухший уголек. Оставляет черные следы на всех органах и еще противно жжется.

Тело… вялое. Теряю силы от нахлынувших воспоминаний. Ярких, до боли жгучих и царапающих.

И засыпаю.

Просыпаюсь, когда за окном начинает темнеть. Я все еще заперта в этих стенах ненавистной мне квартиры. Вокруг тишина, мое шумное дыхание бьет по барабанным перепонкам.

Ключ в замке заставляет резко вскочить и прижаться к стене. Я запуталась во времени, в днях недели. Меня окружает сплошной туман из прошлого, откуда никак не могу найти выход.

Хочется кричать и биться, вцепиться пальцами в волосы и выдирать их с корнем, а потом орать, пока горло кто-нибудь не вырвет.

Просто очень сильно устала.

— И что это, блядь, такое? — голос Влада грубый. Он злой, как самый настоящий черт. Хотя, выглядит так же.

Я слышала его глухие шаги в коридоре, потом на кухне и, наконец, на пороге его спальни.

В комнате темно. Уверена, что он видит только мой силуэт у окна. Я же, напротив, из-за уличного освещения вижу его отчетливо.

Сейчас он как никогда напоминает мне чудовище, с которым у меня договор.

Украдкой тыльной стороной ладони вытираю дорожки слез. Дышать стараюсь медленно. Внутри адовое беспокойство, а внешне я должна сохранять холодность.

— Я спрашиваю, это что такое? — повторяет сдавленно и двигается в мою стороной.

Дыхание прекращается, кислорода вокруг нет. Я вдруг оказалась на Марсе, где мне осталось жить считанные секунды.

— Ты о чем? — спрашиваю тихо.

Глаза его горят огнем, кажется, они из темно-карих стали бордовыми с красными искрами. Зловеще выглядит.

— Дома тишина, а ты забилась в угол и чего-то ждешь. Я просил тебя без сюрпризов.

И глаза мои рассматривает. Пальцами сдавливает подбородок, лицо мое к себе приближает. Дыхание такое жесткое, что режет кожу.

Влад стал чаще дышать и то и дело на губы опускается. Господи, меня разрывает от ожидания. Что он сейчас сделает?

Ударит? Или поцелует? Первое становится привычным. А второе…

— Что со зрачками? — говорит почти в сомкнутые губы. Но даже так я чувствую вкус никотина. Влад курил. Много. Горечь проникает через клетки и оседает на языке.

Но у меня нет никакого отторжения.

— Ты принимаешь что-то?

Молчу. Он считает, что я приняла наркотики? Поэтому себя так ведет?

— Собирай свои вещи и проваливай, — рычит близко.

Слегка отталкивает и отходит к окну. Плечи высоко вздымаются, как и широкая грудь. Руками за подоконник зацепился и с силой его сжимает. Того и гляди пластик треснет.

Вот он — мой путь к спасению. Дверь открыта, нужно только быстро собрать свои вещи, и я буду свободна.

— Ты подписал договор, Бессонов, — холодно отвечаю, — это значит, что ты обещал мне помочь.

Теперь его очередь молчать.

— Ужин где? Я голодный.

— Какой ужин?

— Я просил тебя в сообщении приготовить ужин, — раздраженно отвечает, — так сложно выполнить свои обещания?

Концовку текста я помню смутно. Мне хватило только начала, где говорилось, что меня заперли. Выхода нет. Стены снова начали давить, а сознание плавилось как металл при тысяче градусов.

— Я не умею.

Вздыхает тяжело и поворачивается ко мне лицом. Руки скрещивает на груди, из-за чего его мышцы кажутся больше. Рисунки татуировки переплетаются. Мне видятся они клубком ядовитых змей.

— Иди на кухню и ставь воду. Сейчас приду и помогу.

Дважды просить не пришлось. Я пулей вылетаю из спальни. Его близость превращает меня в никчемную букашку. Аура у него какая-то дикая, животная и опасная.

Делаю все, как он и сказал. Нервничаю. Постоянно кусаю ногти, заламываю пальцы. Места не могу себе найти. То проверяю, не закипела ли вода, то сажусь на стул и тут же встаю.

Влад возвращается спустя время. На нем лишь черные спортивные штаны. И все.

С меня словно разом снимают тысячи перцовых пластырей с кожей. Жжется все тело. Обвожу его взглядом как картинку карандашом. Слюны во рту становится больше, а горло пересыхает.

По его волосам стекают капли воды и оставляют дорожки на спине и плечах. Бессонов только вышел из душа, а я так погрузилась в себя, что и не слышала шума в ванной.

В воздухе запахло мужским гелем для душа. Морозным, свежем. На разгоряченную кожу оседает, что покрываюсь непрошенными мурашками.

— На, шинкуй.

Достает овощи из холодильника, некоторые подносит к носу и силой втягивает их аромат.

Ухмыляюсь. Это выглядит… сексуально.

— Ну и что встала? Шинкуй, значит, режь.

Опускаю взгляд и иду к столешнице, где Бессонов отложил нужные для пасты овощи, достал разделочную доску и нож.

Чем меньше я сталкиваюсь с ним взглядом, чем меньше на него смотрю, тем лучше. Что-то непонятное он во мне будит. То, что хочется держать взаперти.

Трясущимися руками беру крупную луковицу и начинаю резать. Не получается. Пальцы подводят. Суставы не слушаются, и движения выходят топорными, неумелыми. Хотя, что может быть проще, чем нарезать лук?

— Не так, — психует.

Бессонов становится позади меня. Спиной чувствую рельеф и внушительный бугор между ног, которым он прижимается к моей пятой точке, выбивая оставшийся воздух из груди.

Большую ладонь кладет поверх моей, а другой обхватывает мою руку, которой я держу нож.

Его касания чужие, непривычные. Но так же, как и с табаком, нет никакого отторжения. Только не могу разобраться: это хорошо или все же… плохо?

Влад умело шинкует лук, и отправляет его в разгоряченное масло. То же самое проделывает с другими овощами. Мы так и остались стоять, как и стояли. Я впереди, он сзади.

Снова хочется закрыть глаза и забыться. Как вчера в коридоре. Чувство, что за его широкой спиной безопасно.

Странно… Я ничего похожего не испытывала, когда давно-давно обнимала так Уварова.

— Ты что приняла, Вероника?

Обращение почему-то режет слух. Я уже привыкла к его «Ника». Боже, мне и «ледышка» нравится. А сейчас… Он ведь еще напряжен, дышит мне в шею часто.

— Ничего.

— Не ври мне.

— Я говорю правду. Ничего, кроме витаминов, не принимаю.

Бессонов откладывает нож и силой разворачивает меня. Рукой обхватывает шею и снова приближает к себе. Глаза в глаза, губы в катастрофической близости.

Я не дура. Знаю, как выглядит мужчина, который хочет поцеловать женщину. И сейчас Влад выглядит именно так.

Только не целует. Ждет чего-то. Хотя у него есть на это полное право. Как и иметь меня. Странно, что еще не воспользовался.

Его кожа губ сухая, чуть обветренная. Хочется увлажнить их. Потом корю себя за это желание. Надо помнить, кто передо мной, и какой ценой достается развод.

Бессонов просто касается моих губ. Не более. А мне уже хочется провалиться сквозь землю. Ведь мне приятно. Его касания приятные.

— Доделай тут все. Я сейчас, — быстро говорит и уходит, поправляя спортивные штаны.

Отворачиваюсь, прикрываю глаза и выдыхаю, ногтями царапая дорогущую столешницу. Нож хочется вонзить в деревянную доску со всей силой.

Что сейчас было?

Ужинаем молча, каждый смотрит в свою тарелку. Получилась полная хрень. Я переварила макароны, а соус почти весь выкипел. Но Бессонов ест.

Мы сидим друг напротив друга, между нами расстояние больше метра. Но напряжение гудит как тысячи вольт по проводам.

Никто больше ни о чем не спрашивает, прошлым никто не делится. Два чужих человека.

Доев все до крошки, Влад отодвигает с противным скрипом тарелку и глазами прожигает меня насквозь.

— Ты все? — медленно спрашивает.

Кусок в горло больше не лезет. Я так-то не очень голодной была. Напиталась сжатым воздухом вокруг нас.

Смотрю на Бессонова в полной растерянности.

Кажется, он сейчас встанет из-за стола, подойдет чуть ближе и, не подав руки, скажет: «Идем в спальню».

Влад повторяет ровно то, что и проигрывалось у меня в голове.

Шумно отодвигает стол, возвышаясь передо мной горой, ловит мой испуганный взгляд.

— Жду тебя в спальне.