Я полюбила бандита…

Дарина Смирнова (2025)

Изо дня в день я кручусь как белка в колесе, чтобы заработать денег на жизненно необходимую операцию для самого близкого и родного человека, пока не случается эта авария. Честно говоря, я в ней и не виновата даже. Только владелец очень крутого и очень дорогого (чтоб его!) внедорожника имеет по этому поводу свое мнение. Как и по поводу того, каким именно образом я должна возместить ему ущерб. Серьезно? Меня вот так вот запросто средь бела дня, невзирая на крики о помощи, заталкивают в чужую машину и куда-то везут?! Внимание! Содержит ненормативную лексику и откровенные сцены!

Глава 6

Вадим

Это только кажется, что выстрелить в человека просто. Ни хрена не просто. Даже у бывалых парней рука нет-нет да и дрогнет. Когда цыпленок в меня стволом ткнула, я точно знал, что не сможет, хотя было любопытно. Но когда она его к своей башке приставила… Нет, я как бы малость догадывался, что она меня немножечко не хочет. Но то что настолько ей противен, что она готова вышибить себе мозги…

— Дай сюда, дура, блять! — рявкаю на впавшую в ступор девчонку и выдергиваю ствол из онемевших пальцев, мимоходом отмечая, насколько они холодные, — с предохранителя надо снимать, — рычу раздраженно, но уже получается не орать.

Девочка походу в состоянии шока. Охуенно красивое кукольное личико белее мела. Взгляд пустой, бессмысленный, расфокусированный.

— Марьяна. Посмотри на меня.

Осторожно беру ее двумя пальцами за подбородок и заставляю посмотреть мне в лицо. Та неотрывно смотрит на мои губы, словно пытается по ним прочитать, что я ей говорю.

— Я сейчас уйду.

Цыпленок продолжает, не мигая, пялить на мои губы, но слегка хмурится.

— Слышишь меня?

Взгляд отрывается от моих губ и поднимается к глазам.

— Я уйду. Если пообещаешь не делать глупостей. Ты поняла?

Кивает.

Подхватываю ее на руки и несу в сторону комнаты. Девочка никак не сопротивляется. Только прижимает к груди сжатые в кулачки ладони и вскидывает на меня испуганный взгляд.

— Я тебя в кровать отнесу, — поясняю ей на ходу, — трахать не стану, — добавляю на всякий случай. Хочу еще добавить «сегодня», но вовремя себя одергиваю. Пусть сначала в себя придет.

Девчонка настолько маленькая и невесомая, что откинуть покрывало и расправить кровать удается, удерживая ее одной рукой. Укрываю цыпленка одеялом, та вцепляется в него пальцами и натягивает чуть ли не до самого носа.

Несколько секунд стою у кровати, глядя на нее сверху вниз, потом разворачиваюсь на месте и иду к дверям. Проходя по коридору, притормаживаю, резко соображая, поворачиваю и иду в сторону кухни. Наливаю стакан воды, несу его в комнату, ставлю на тумбочку рядом с кроватью и вот теперь уже двигаю на выход. Она ж стакан разбила до того, как попила.

Марьяна

Воды мне принес. Заботливый какой. Наверное, мог бы быть хорошим человеком. Если б не был такой мудак.

Утром я встаю мрачная и озлобленная. Внутри что-то надломилось. Я не выдерживаю. Слишком много всего для меня одной. Вадима в квартире нет. Вчера он просто ушел. И я берусь за то единственное, что еще держит меня на плаву. У меня есть мама. Ей нужна моя помощь.

Я иду в душ, кое-как завтракаю, надеваю блузку, юбку, балетки и в восемь часов выхожу за дверь. Первая консультация назначена на девять, но я все равно опаздываю. В городе ужасные пробки. Закончив с одиннадцатилетним Мишей исправление ошибок в сочинении, выскакиваю на улицу и мчусь на остановку. Там, где казалось, что проще доехать, автобус едет каким-то странным маршрутом, делая непонятную петлю, так что на следующую консультацию я тоже опаздываю. И на следующую тоже. Весь день я катастрофически никуда не успеваю, рассыпаюсь в извинениях, хоть и ношусь с одного адреса на другой со скоростью кометы там, где можно добраться пешком. А там, где требуется воспользоваться общественным транспортом, автобусы и маршрутки, плетущиеся со скоростью сонной мухи, вносят в мои планы свои коррективы.

Домой я заношу себя только в одиннадцатом часу вечера. Жутко хочется пить. Скидываю балетки со стертых до кровавых мозолей ног и иду в сторону кухни.

В кухне горит свет.

Только выключить его сегодня утром я точно не забыла.

За столом в противоположном конце кухни, слева от входа, сидит Вадим. На нем ослепительно-белая рубашка и темно-синие брюки, у него в руках — моя чашка с портретом Сергея Бодрова и цитатой про правду, на столе — бумажная коробочка с мармеладками в виде апельсиновых долек, обсыпанных сахаром, и черная папка в плотной кожаной обложке.

Я вхожу в двери и, едва мазнув по нему взглядом, поворачиваю направо в сторону графина с водой на светло-серой, местами облупившейся, столешнице. Выпиваю полный стакан, ставлю обратно на столешницу, рядом с графином, а затем медленно разворачиваюсь, дохожу до края кухонного гарнитура, начинающегося по правую руку сразу от входной двери, и приваливаюсь к крайнему шкафчику боком, сложив руки в замок на груди. Хмурюсь.

— Как себя чувствуешь?

— Плохо.

— Как мама?

Сначала я решила было, что мне послышалось. Потом подумала о том, какая же я дура, что не смогла вчера выстрелить в этого подонка. Надо было хотя бы ногу ему прострелить. Может, тогда бы на этой равнодушной роже хоть что-то бы отразилось. Вадим с невозмутимым безразличным лицом, словно не замечая, что я его уже четвертовала и скормила акулам, берет из коробочки на столе мармеладную дольку, разжевывает и делает глоток из чашки.

— Это моя чашка.

Вадим разворачивает чашку портретом Бодрова к себе, с пару секунд смотрит, затем делает еще один глоток.

— Он тебе пиздит.

— Мы с ним как-нибудь сами разберемся.

— Может, он тебе подскажет, что вот с этим делать.

Вадим подталкивает ко мне черную папку в плотной кожаной обложке, лежащую на столе.

— Что это?

Одновременно с этими словами я беру в руки папку и открываю.

— Решение о признании тебя виновницей ДТП, — равнодушно жмет плечами мужчина и опять делает глоток из чашки, — заключение о размере ущерба… там много всего интересного.

Я пробегаюсь по сухим официальным строчкам отчета и чем дальше читаю, тем больше у меня глаза лезут на лоб. Сумма ущерба указана просто баснословная. Мне придется не только отдать все, что накоплено после продажи квартиры и отложено на операцию маме, но даже этого будет не хватать.

Строчки плывут перед глазами, в голове нарастает неясный гул, документы в моих руках мелко подрагивают. Внутри кипит злая обида. Никогда еще я не чувствовала себя настолько беспомощной. Ну почему?! За что?! Что я сделала не так?! Боролась из последних сил, чтобы помочь единственному близкому и любимому человеку? Старательно гребла против течения, не думая о том, что меня только сильнее относит назад?

— Я найду деньги, — лепечу ему невнятное, давясь подступающими слезами.

Понятия не имею, где я их найду. Может, продать себя на органы? Пусть сердце заберут маме, а все остальное растащат в счет уплаты долга.

— Может, ты позволишь мне отдавать тебе частями?

— Могу позволить вообще ничего не отдавать.

Я смотрю на него непонимающе. Мужчина не торопится отвечать, с ничего не выражающим лицом разжевывает мармеладку и делает очередной глоток из чашки.

— Я тебе еще в первый день говорил. Разок тебя трахаю и ты ничего не должна.

— Вадим, я…

— Трахаю, сколько хочу, и твоей маме делают операцию в лучшей клинике в самое ближайшее время.

Я ошарашенно молчу. Как же он может вот так вот запросто с этим вот равнодушным непроницаемым лицом манипулировать такими вещами? Я готова хвататься за любую возможность, согласна на любую работу, но вариант стать проституткой, пусть даже очень дорогостоящей, не рассматривала никогда. Это все так унизительно. И вся эта ситуация… До чего же это все унизительно! Точно знаю, что на это сказала бы мама. Она бы сказала, что лучше бы умерла. Сказала бы без ненависти, без презрения и без отвращения. С грустной и печальной улыбкой на лице. И тем не менее я стою, не в силах сказать ему решительное «нет», не в силах выдавить из себя вообще хоть одно слово.

Вадим, словно не замечая моей ошеломленности, последним глотком допивает содержимое чашки, молча встает из-за стола, небрежным жестом бросает на него прямоугольник из плотной гладкой бумаги и идет к выходу из кухни. В дверях останавливается.

— Можешь подумать. Максимум до завтра. Дольше этот аттракцион невиданной щедрости не продлится. Мне эта возня порядком уже надоела. Так что другие предложения будут гораздо хуже.

После его ухода я обессиленно опускаюсь на сиденье стула и беру со стола оставленную визитку. С минуту тупо пялюсь на серебристые буквы и цифры на темно-синем фоне. Громов Вадим Сергеевич. И номер телефона. Пытаюсь собрать в кучу разбегающиеся мысли. Исходя из его слов, в покое он меня в любом случае не оставит. Это не мужчина, а самый настоящий бульдозер. Со сломанной передачей заднего хода. Но все мысли отходят на второй план, стоит мне подумать о том, что мама будет здорова. Цель не оправдывает средства. Сказала бы мне мама. А я понимаю, что у реальной жизни совсем не такие правила, про которые она мне рассказывала все эти годы. Еще в прошлую нашу встречу я готова была лишить себя жизни в ужасе оттого, что меня возьмет силой чужой незнакомый мужчина, а уже сейчас… Чтобы принять решение, у меня уходит, наверное, минут пятнадцать. Или и того меньше.

Я беру в руки свой телефон и отправляю на оставленный номер сообщение из всего двух слов.

«Я согласна».

И застываю с телефоном в руке. Секунды тянутся мучительно долго.

«Я уже уехал. Приеду завтра. Будь готова».