Безупречный злодей для госпожи попаданки

Дарина Ромм (2025)

Я очутилась в другом мире, но вместо прекрасной жизни получила статус бесправной рабыни. Еще загадочное прошлое девушки, в чье тело попала. Не выдержав, я сбежала от жестокого хозяина и теперь на меня идет безжалостная охота. Смогу ли я спастись, ведь мою тайну знает самый ужасный дракон, Главный королевский Инквизитор?

Безупречный злодей для госпожи попаданки

1

Рабыня

— Эй, девка, открывай глаза.

— Говорю, сдохла она.

— Да не-е, живая была — грудь двигалась, будто дышит.

— Где ты у ней грудь нашел!? Одни кости торчат, и грязная, точно бродячий пес. Какого шамса ты ее купил?

— Так дешево отдавали. И дышала она. Говорю, грудь двигалась.

— Дешево… Грудь… Тьфу, дурень. Потеряли монеты из-за тебя… Теперь ещё от тела избавляться, опять деньги тратить.

Мужские голоса то приближаются, то затихают, переходя на чуть слышное бормотание. Я упорно прислушиваюсь к ним, даже когда они удаляются и становятся не слышнее комариного писка. Один голос низкий и гулкий, как эхо в пустой бочке, — это он утверждает, что девка живая. Обладатель второго, высокого и визгливого, хочет избавиться от неё.

Интересно, про кого они говорят? Ведь не про меня же? Я «девкой» была еще в прошлом веке, в прошлом тысячелетии. Мы с подругами ещё шутили, когда двухтысячный год встречали, что пятьдесят лет в одном тысячелетии прожили и в другом еще пятьдесят должны прожить. Я не прожила.

— Девка, слышь, ты правда, что ли, сдохла? Вот ведь гоблин, зараза такая, подсунул дохлятину.

Меня с силой бьют в бок. Больно. И странно — значит, девка, это я? Только зачем же от меня избавляться, если я живая? Или нет? Мне кажется, я умерла. Ведь сердце просто разрывалось от боли, когда я потеряла сознание. Но если я ещё жива, то где врачи, реанимация? А если умерла, меня нужно похоронить по-человечески…

— Давай вытаскивай ее из телеги — вон канава, туда и скидывай, пока никто не видит, — это вернулся высокий голос.

Лодыжку сдавливает, потом меня дергают за ногу и куда-то тащат. Мне больно, и затылок с глухим звуком бьется о что-то твердое. Раз больно, значит, я точно живая.

— Помогай давай. Один ее не унесу — тощая, а тяжелая такая, — пыхтит гулкий голос.

— Ага, охота была руки пачкать — она поди в блохах вся да в лишаях. Сам купил, сам и возись с ней.

— Дурак, один ее пока вытащу да в канаву сброшу, полдня уйдет. Увидит еще кто, донесут инквизиции и заставят за свой счет её хоронить.

— Вот и похоронишь — раз ты ее купил, значит, твоя рабыня. Я здесь не при делах.

— Говнюк! — выплевывает гулкий голос, и меня снова дергают, теперь уже за руку. — Бери за ноги и тащи, пока никто не видит! Притопим ее по-быстрому и свалим отсюда — в канаве воды по пояс, и землюков полно. Сожрут тело, и следов не останется, а мы скажем, что сбежала, если кто спросит.

— Одни проблемы из-за тебя, умник, — цыкает высокий голос.

Еще несколько рывков, и мое тело летит вниз, с глухим «хех» приземляется на что-то твердое. Очень больно. Сознание плывет, и я уверена, что все-таки умираю. Но нет, мои запястья и щиколотки снова сжимают, и я повисаю в воздухе покачиваясь.

— Несем скорее — вон уже повозки показались на краю поля!

До меня доносится запах гнили, тухлой воды и тошнотворно-сладкий трупный. Наверное, это пахнет канава, где полно землюков. Кто это, интересно? Они должны меня сожрать…

— Я не буду близко подходить, край скользкий — еще свалимся, — ноет высокий голос, и движение прекращается.

— Ссыкло тощее, — бурчит второй. — Ладно, отсюда скинем. Раскачиваем и на счет «три» бросаем.

Я пытаюсь пошевелиться и сказать, что я живая, не надо меня в канаву, но язык не слушается.

Мое тело начинают раскачивать и считать:

— И раз… И два… И…

— Что тут происходит?! — ужасный счет обрывает властный мужской голос, низкий и чуть рычащий, будто камни в горах перекатываются. Те, что меня держат, замирают, и от них начинает нести диким страхом, почти ужасом. Я чувствую, как он волнами бьет во все стороны, задевая и меня. Я тоже начинаю бояться — вдруг этот мужчина уйдет, и тогда жуткий счет продолжится…

— Я задал вопрос, — голос звучит очень властно, ему хочется подчиняться. — Что. Здесь. Происходит?!

Если бы могла, я бы заплакала от счастья…

Срываясь на фальцет, высокий голос испуганно тараторит:

— Рабыня это, господин дракон. То есть, господин инквизитор. Это его рабыня, Ганиса… Купил ее нынче утром, а она чего-то приболела. Хотели ее к воде снести, чтобы освежилась.

— Девушку в телегу, — резко командует голос моего спасителя. — Документы на нее есть?

Меня опять качают и сбрасывают на твердое. Снова больно.

— Вот документик, господин инквизитор… Это моя рабыня. Её зовут Федерика. А меня Ганис. Сегодня утром купил ее в Ельне у гоблина по имени Кришц. Можете у него спросить, он подтвердит, — теперь и гулкий голос стал тонким и дрожащим.

— Ты собирался выбросить ее в канаву? — перебивает его мужчина.

— Как вы могли такое подумать, господин инквизитор!? — голос Ганиса взлетает и делается совсем писклявым и испуганным.

Почему же я все слышу и запахи чувствую, но не могу ни пошевелиться, ни открыть глаза? Может быть, я инвалид? Слепой и парализованный…

Все-таки я умерла, и моя душа переселилась в другое тело, теперь я в этом уверена. В другое тело в другом мире — у нас никаких землюков не бывает, и гоблинов по имени Кришц и рабов тоже нет. Я попаданка — такое случается, когда мне поставили диагноз, я много читала об этих вещах. Но почему моя душа получила такое больное и немощное тело, если души всегда переселяются в молодые и здоровые? Или я не заслужила новой жизни?

— Почему она в таком состоянии? — словно вторя моим мыслям, спрашивает мужчина.

Движение рядом. Моих ноздрей касается чуть терпкий, горьковатый аромат. Я будто кожей вижу, как мужчина внимательно меня рассматривает.

— Что с ее глазами? — произносит наконец.

— Болезнь ее свалила, когда везли на корабле. Кришц клялся, что выздоровеет, если полечить.

— Вот и полечишь, — приказывает мужчина. — В городе отвезешь ее в больницу — закон предписывает владельцу заботиться о своих рабах. Если обманешь, не поздоровится тебе. Понял меня, Ганис?

— Как не понять, господин инквизитор! Все сделаю в лучшем виде, — голос снова испуганно взвивается.

Интересно, этот инквизитор ведьм сжигает, как у нас в средние века, или еще что похуже? Неспроста ведь эти уроды так трясутся от страха.

Моего лица вдруг касается чья-то рука. Так неожиданно, что я вздрагиваю.

— Тише, девочка. Сейчас я тебя немного подлечу, а то не дотянешь до города, — голос инквизитора становится совсем другим, мягким и чуть слышным, словно он стесняется так по-доброму говорить.

Мужчина отходит, вызвав в душе мгновенный укол страха — если он уйдет, меня все-таки сбросят в канаву. К землюкам. Но он возвращается, встает так близко, что я снова улавливаю его горьковатый запах. Звякает метал, потом звук льющейся жидкости, и к моим глазам прижимается что-то влажное и прохладное.

— Вот так, сейчас лекарство подействует, и, может быть, сможешь открыть глаза.

Снова металлический звук, и по лицу проходится влажная ткань. Меня умывают?

— Да тебя избивали, похоже, — теперь в его голосе слышна злость. По моему телу от макушки до стоп пробегают уверенные мужские руки. Быстро ощупывают, где-то задерживаются, словно изучают это место, и бегут дальше.

— Ганис! — голос снова звучит резко и властно. — Девушку сильно избили — у нее сломан позвоночник. Это твоих рук дело?

— Что вы, что вы, господин инквизитор! — Ганис чуть не визжит от ужаса. — Такую купил, клянусь бородой праотца!

Наступает молчание, слышно только испуганное прерывистое дыхание… моего хозяина? Ведь, если я рабыня, а Ганис меня купил, то я его собственность? Рабыня по имени Федерика.

Те же мужские руки ложатся мне на солнечное сплетение, слегка надавливают. Низкий голос звучит мягко, словно разговаривает с маленьким ребенком: — Такая сильная и стойкая малышка… Потерпи еще немного — нужно срастить позвонки…

— М-мм, — с моих губ срывается стон, потому что внезапно тело пронзает острая, мучительно долгая и болезненная судорога.

На лоб ложится прохладная ладонь и я слышу шепот:

— Тш-ш, девочка, уже все закончено. Сейчас тебе станет легче…

Под ласковым прикосновением ладони мое сознание опять мутнеет, и на этот раз я отключаюсь…