Золотая бабушка

Грэнди С.

От автора:Однажды я подумала, что пора копить на дом престарелых (хотя до пенсии мне ещё лет сорок). Вела подсчёты, присматривала варианты, откладывала с зарплаты, а потом написала эту книгу. И каждому читателю мне хочется сказать: жизнь только начинается, друг! Ты даже не представляешь, сколько удивительного ждёт тебя впереди.

Глава 2. Рой мух во сне — вам будут массово досаждать враги

А в подъезде было хорошо. Ай! Так хорошо. Прохладно. Если бы только не воняло этой старушечьей сыростью. Но что поделать, дом был намного старше Любови Михалны и видал столько неприятных жильцов, гадивших и в прямом, и в переносном смысле. Старуха, используя стул как опору при ходьбе, ковыляла к выходу. «Зной», — подумала она прежде, чем выйти на улицу, и прихватила соломенную шляпку с цветами. Как только надела головной убор, то сразу почувствовала себя английской королевой. «Да я бы этой Виктории зад надрала», — посмеялась Любовь Михална. Ей королева не нравилась, потому что сочетала в себе чопорность, бездушность и амёбность. Последнее раздражало особенно. Ты, мать твою, королева Великобритании, а не можешь обуздать причиндалы собственного мужа и разгульных сыновей, один из которых обвиняется в сексуальных связях с несовершеннолетними. Позорище. Впрочем, со своей семьёй Любовь Михална тоже справиться не могла, но она и не монарх.

Старуха заблудилась в мыслях и даже не заметила, как очутилась на стуле возле трёх своих подружек, сидящих на скамейке у дома: настолько её веселили всплывающие в голове картинки свергнутого суверена.

— Глядить-ка, кто к нам пожаловал. Неужели Любава? — процедила Марья Петровна, та ещё зараза.

— Здоро́во, старухи.

— Нашлась молодушка. Где потерялась?

— Классику перечитывала.

— Ох! Ах! Любовь Михална! Ничего себе! — восклицающая Нюра (как всегда) была изумительно восклицательна.

— Вместо того чтобы перечитывать старые книжки, которые мы все, — Марья Петровна оглядела Нюру и лузгающую семки Елену, — читали СТОЛЬКО раз, лучше б занялась воспитанием внука. А ещё лучше — сына.

— Ты бы на своих детей посмотрела, чем за чужими следить.

— А что мои? — встрепенулась, даже оскалилась Марья Петровна. — Моя Наташка вот родила!

— Ох! Ах! Счастье-то какое!

— Да она у меня и дом в чистоте держит, и детей воспитывает, и по мужикам не шастает. А Вовка-то какой молодец! Вона деньги какие в дом приносит. Да ещё и метит в мэры города!

— Так Вовка же Наташку бьёт. Это все знают, — послышался голос Елены, которая все это время, не останавливаясь, щёлкала семечки, выглядело это довольно мерзко: в жёлтых зубах застревала чёрная шелуха.

— Э… — Марья Петровна заметно покраснела, — это ж разве бьёт? Если б он серьёзно бил, взаправду, так мы бы и полицию вызвали. А он так… слегка прикладывает и только по делу.

— Это по какому такому делу на женщину руку поднимать можно? — лицо Любови Михалны удивленно вытянулось.

— Ну, всякое в семье бывает. Сама что ли не знаешь?

— У меня в семье такого «всякого» не случалось. Никогда меня муж не бил.

— Ой, — отмахнулась Марья Петровна, — по молодости бабы часто мужиков из-за пустяков тиранят. Выпил с друзьями, вернулся хмельной, а она давай на него кудахтать. Чего человеку — и отдохнуть уже запрещено? Он, конечно, разозлился чутка на это. Но извинился же. Я считаю, что деньги зарабатывает — пусть с мужиками иногда гуляет.

— Так он их не зарабатывает, а ворует. Это все знают. — щёлк-щёлк семки, щёлк.

— А кто сейчас не ворует? — попыталась оправдаться Марья Петровна.

— Но он же, получается, у тебя ворует. И у меня ворует, — недовольно поджала губы Любовь Михална.

— Как это?

— Ну и дура ты, Марья Петровна. Как-как. Да вот так. Сидишь ты на этой лавочке, которая завтра развалится. А ведь со всего дома деньги собирали, чтобы двор в порядок привести. Где лавочка наша? А деньги где? Сколько ты проработала у себя в швейном цеху? Лет пятьдесят? Шторами всю страну обеспечила. И сколько получаешь пенсии? В магазин ты давно ходила? Да и Наташка теперь твоя в этой кабале. Она б, может, и уйти от него хотела. Да куда теперь с двумя детьми без работы и с твоей копеечной пенсией? На панель разве что. И это ещё не самое худшее. Ведь детей-то у неё вообще отнять могут. А Вовке-то ничего не будет. Бьёт — ну и чё? Ничего с этим не сделаешь, вызовете вы ментов, когда «серьёзно» побьёт Наташку. Они штраф выпишут пятьсот рублей и ладно.

— Да ну тебя, Михална! У тебя от зависти скоро рожа лопнет. Моя Наташка пристроена. А Витёк мой в Москве работает. Вот ты и бесишься. Твой Иван-дурак тут на попе своей сидит и на твоей шее. На материной пенсии да акциях существует. Он же на работу почти не ходит. Лентяй и тунеядец!

— Ты в мой огород не лезь, коли в твоём гнили полно. Витёк в Москве наркоманит. А Наташку муж скоро прибьёт. Помяни мое слово.

— Ах! Ох! Девочки, вы что!

Марья Петровна и Любовь Михална с презреньем отвернулись друг от дружки. Но, как водится между «подъездными подругами», ссора их быстро сошла на нет. Других кандидатов в приятели тут не водилось. Брали, что имеется. Пусть даже срок годности истёк.

Вскоре их внимание переключилось на прохожих. Любовь Михална со скучающим видом разглядывала тех, на кого указывала Марья Петровна. Но она совсем не слушала подругу: пыталась среди этих незнакомцев найти того самого Родиона Раскольникова с топором. Так, может, муки её закончатся, и это будет очень литературно. Может быть, даже в газете появится заметочка. И кто-нибудь так же, как и Любовь Михална, прибьёт прессой несколько надоедливых мух.

А как хорошо было в молодости с Ниной! Давно от неё никаких писем не было. Завалена что ли своими делами? Обычно она присылала весточку раз в месяц, а тут три — тишина. И послания Любови Михалны оставались без ответа. Впрочем, Нина напишет, это точно, ведь у них были очень нежные и добросердечные отношения.

Они познакомились, ещё когда учились вместе в академии в Ленинграде. Влюбились в друг друга беззаветно и всюду появлялись вместе. Они даже жили в одной комнате, снимали её у старушки. Хорошее было местечко — Васька! Совсем недалеко от места учёбы, выход был ещё на брусчатку, а не на эти ваши безвкусные плиточные тротуары.

Жаль, Любовь Михална в академии так и не доучилась. Пришлось уехать обратно в родной северный городок, чтобы ухаживать за обезумевшей матерью, которая кругами ходила по дому и никого не узнавала. Только бормотала неясные истории про деревню, про картошку, про чёрный снег.

В Ленинграде Любочке с Ниной было весело. Они всегда встревали в странные истории. Умудрялись прошмыгнуть на самые крутые выставки, на цыпочках проскальзывая мимо охраны. А однажды попытались выкрасть скульптуру аспиранта, который пользовался бешенной популярностью у всей академии. План был прост и незамысловат. Любочка устраивает скандал. Собственно, это она могла сделать всегда на пустом месте. Привлекает всеобщее внимание, а Нина суёт в сумку осла (это и была скульптура) и со всех ног несётся прочь. Всё шло очень гладко, так гладко, что не верилось в удачу! На выходе их поймал сам автор работы. Девочки решили, что сейчас отхватят таких люлей, что никогда в жизни больше не смогут переступить порог академии. Но парню очень понравился спектакль, который устроили проказницы. Он отпустил их с миром, даже осла не забрал. Приятный был человек, с вечно сияющими голубыми глазами.

О нет. Только не о нём.

Что сейчас? Самое главное приключение после переезда случилось с Любовью Михалной полгода назад. Семья улетела в отпуск, оставив пенсионерку одну. Иван предлагал матери поехать с ними, но та наотрез отказалась. Эти ваши Турции — сущий кошмар. Любовь Михална жару не выносила, она всегда была убеждённой северянкой и гордой провинциалкой, что бы это ни значило. Одной дома ей было очень даже комфортно. Книги читались быстрее обычного, даже оттёрла многострадальный махровый коврик в гостиной. На него то потреблудка лак проливала, то Иван — пиво. Любовь Михална как раз дочищала последнее пятнышко, когда раздался неожиданный звонок. Глазка в двери не было, поэтому старуха открыла так — она никого не боялась.

Перед ней стоял невысокий мужчина с идеально ровными зубами, из-за чего был мгновенно окрещён «идезубом». Непонятно только, имела ли в виду Любовь Михална «идеальные зубы» или «идиота с зубами». Впрочем, впоследствии в её воспоминаниях он всплывал как «динозавр».

Мужчина распластался в своей идеальной улыбке и обрушил на Любовь Михалну длинную речь, смысловой нагрузкой в которой обладало лишь одно предложение: «Продаю пылесос». Старуха крайне удивилась. Она думала, что такие горе-продавцы повымерли в девяностых.

— Давайте я покажу вам наше чудо-приспособление в действии! Разрешите пройти?

— Да, проходите, конечно.

Любовь Михална провела продавца на кухню и демонстративно воткнула нож в разделочную доску. Выглядело очень эффектно, хотя секрет был прост: там была выемка, в которую можно было вставить даже вилку. Но на идезуба спектакль подействовал. Ничего себе бабка ловко ножом управляется!

— Пятьдесят лет работала с мясом, разделывала. Живьём, — улыбнулась старуха, еле сдерживая смех, продавец побледнел.

— В общем, э… Наш пылесос многофункционален. Его даже тяжело назвать пылесосом. Супермашина очищает любые поверхности.

— Даже стёкла? — наигранно изумилась Любовь Михална.

— Даже стёкла! — взбодрился продавец.

Он подпрыгнул и принялся чистить окна, которые давно, кстати, пора было помыть, но старухе не хватало сил. Любовь Михална поставила чай, ожидая, что общение будет долгим.

Что это китайская игрушка — Любовь Михална поняла сразу. Благо покойный муж Сашка научил отличать нормальную технику от полного фуфла. Башковитый был мужик. Пылесос, действительно, мог очистить любую поверхность, но прослужил бы не больше трёх недель, а выложить за это чудо продавец просил тридцать семь тысяч. Конечно, столько денег старуха отдавать не собиралась. Ни за что и никогда. Но идезуб должен был хоть немного поразвлечь Любовь Михалну.

— Ой, что-то плохо видно, — огорчённо помотала головой пенсионерка. — А давайте попробуем в зале, там давно не мыла.

Мужчина с энтузиазмом протёр окна и в гостиной. А после с удовольствием избавился от оставшегося пятна на коврике, пропылесосил полы и даже почистил холодильник от наледи. Запыхался он знатно, уже начинал раздражаться и решил, что вредная бабка просто дурит его, но тогда Любовь Михална широко улыбнулась и прижала руки к груди.

— Да за такое и сорока тысяч не жалко! Я сейчас только заначку найду, а вы помогите бабушке, почистите ванну, я вам сверху пять тысяч заплачу.

У идезуба случился прилив сил, и он стал начищать ванную, но уже с помощью обычной тряпки, потому что боялся, что чуду техники скоро придёт кирдык после таких нагрузок.

Тем временем Любовь Михална позвонила в полицейский участок. Всё сложилось очень удачно: у них как раз недавно был коррупционный скандал и хорошо бы очистить репутацию отделения. История про развод на деньги бедной и несчастной пенсионерки — весьма кстати. Для виду та вынула десять тысяч, и ворвавшийся в квартиру мент как раз застал момент, когда она передавала купюры непонятному криминальному элементу. По башке идезубу настучали, а пылесос всё же оставили Любови Михалне. Он сломался через три дня, поэтому у старухи пропала единственная капля сочувствия к идезубу.

К слову, даже телефон Любови Михалны попал в чёрный список мошенников, так как звонили ей очень редко, а совсем перестали после вот какой истории… Заиграла мелодия, на экранчике высветился неизвестный номер, старуха подняла трубку:

— Здравствуйте, вас беспокоит сотрудник «Росбанка». Вы знаете, что вам предодобрен кредит на три миллиона рублей?

Любовь Михална смотрит на номер телефона и понимает, что это кто угодно, но точно не сотрудник банка. Да и не было у неё никогда кредитки «Росбанка».

— Конечно знаю, любезнейший! — отвечает пенсионерка на полном серьёзе.

Голос в телефоне занервничал. Послышалось, как он судорожно пролистывает свои заранее подготовленные ответы на возможные реакции жертв.

— То есть мы можем отдать эти деньги вашему поручителю, Сидорову Петру Валерьевичу? — произносит он в надежде, что старуха просто не так все поняла.

— Конечно, можете. Петрухе от меня привет!

«Сотрудник банка» бросил трубку. Любовь Михална выдохнула и пожала плечами. Обмельчал мошенник. Раньше было лучше.