Человек-Невидимка. р о м а н

Герберт Джордж Уэллс

Новый, адаптированный перевод Алексея Козлова научно-фантастического романа Герберта Уэллса «Человек-Невидимка», изданного в 1897 году. Эра Великой промышленной революции породила как великие надежды на овладение законами Природы, так и великие социальные проблемы, которые в завуалированном виде исследует Герберт Уэллс.

Глава III

Тысяча и одна Бутылка

Вот так и случилось, что двадцать девятого февраля, в самом начале оттепели, этот странный тип выпал из космического мрака в деревню Айпинг. На следующий день его багаж прибыл в почтовом экипаже по такой слякоти, чтобыло удивительно, как его вообще умудрились довезти — и это был очень необычный багаж. В экипаже действительно стояла пара сундуков, которые могли понадобиться разумному человеку, но, кроме того, там была коробка с книгами — большими, толстыми, истёртыми и залоснившимися от сотен рук, инкунабулами, некоторые из которых были просто исписаны непонятными письменами, — и дюжина или более того ящиков, коробок и футляров, в которых лежали предметы, тщательно упакованные в солому. Также мистеру Холлу, когда он с небрежным любопытством теребил солому, показалось, что внутри находятся стеклянные бутыли. Во всяком случае, они позвякивали, как обычные стеклянные бутыли. Незнакомец, по-прежнему до бровей закутанный в тряпки — пальто, шляпу, перчатки и накидку, нетерпеливо вышел навстречу повозке Фиренсайда, пока Холл обменивался с седоком парой словечек, готовясь помочь хозяину доставить багаж в дом. Он вышел, не заметив пса Фиренсайда, который с равнодушным видом шлялся вокруг, обнюхивал ноги Холла.

— Давай, шустрей, тащи коробки в дом! — прикрикнул он, — Я и так уже заждался до одури!

Он спустился по ступенькам к заднику тележки, как будто хотел дотронуться до ящика поменьше. Однако, как только собака Фиренсайда заметила его, она вдруг ощетинилась и яростно зарычала, а когда он бросился вниз по ступенькам, она нерешительно подпрыгнула, а затем прыгнула прямо ему на руку.

— Бей! — хрипато закричал Холл, отскакивая назад, потому что он не умел обращаться с собаками, а Фиренсайд завопил: — Ложись! — и выхватил у него хлыст. Они увидели, что зубы собаки соскользнули с руки, услышали глухой удар, увидели, как собака прыгнула, извернулась и снова прыгнула сбоку, впившись в ногу незнакомца, а потом услышали, треск ткани. Его брюки лопнули. И разошлись по швам. Затем тонкий конец хлыста Фиренсайда достиг его собственности, и собака, испуганно взвизгнув, спряталась под колёса фургона. Все это закрутилось совершенно неожиданно и заняло не более каких-то нескольких секунд. Никто не произнёс ни слова, потом все закричали, забегали. Незнакомец быстро взглянул на свою порваную перчатку и на ногу, сделал движение, как будто хотел наклониться к последней, затем повернулся и быстро взбежал по ступенькам гостиницы. Они слышали, как он стремглав пересёк коридор и поднялся по лестнице, не покрытой ковром, в свою спальню.

— Ах ты, скотина! — заорал Фиренсайд, слезая с повозки с кнутом в руке, в то время как пёс испуганно наблюдал за ним из-за колеса, — Иди сюда, скотина! — снова завопил Фиренсайд, — А не то, хуже будет!

Холл стоял, разинув рот.

— Он укусил его! — взвизгнул Холл, — Я, пожалуй, пойду присмотрю за ним! — крикнул он и затрусил следом за незнакомцем. В коридоре он столкнулся с миссис Холл.

— Собака покусала его.., — доложил он, — немного…

Он шустро взбежал по лестнице. Дверь комнаты незнакомца была приоткрыта, он толкнул её и вошёл без всяких церемоний, готовясь к извинениям и выражению сочувствия. Штора была опущена, и в комнате царил полумрак. Он мельком увидел нечто очень странное, похожее на руку без кисти, машущую ему, и лицо из трех огромных неопределенных пятен на белом фоне, очень похожее на бледное лицо, схожее с анютиными глазками. Затем его кто-то с силой ударил в грудь. Его отбросило назад, и дверь захлопнулась у него перед самым носом. Внутри заскрипел замок. Пациент заперся на ключ. Все произошло так быстро, что у него не было времени что-либо разглядеть и понять, что происходит. Что такое? Какие-то немотивированные движения, удар и в итоге сотрясение мозга. Так он и стоял на маленькой тёмной лестничной площадке, гадая, что бы это могло случиться такое, и что такое он увидел. Через пару минут он присоединился к небольшой группе, собравшейся возле «Кареты и Кобылы». Фиренсайд уже с пылом рассказывал об этом во второй раз. Миссис Холл повторяла, что его собака не имела права кусать её гостей. Хакстер, крупный торговец, владелец соседнего дома, задавал вопросы. Все остальные — Сэнди Уоджерс из кузницы, судья, все, кроме женщин и детей — были в полном восторге от разгоравшегося скандала и шутили, и говорили всякие глупости.

«Попробуй она укусить меня, я бы ей навалял!», «И кому в голову пришло держать такого людоеда?», «Ты и меня сожрать хочешь?», и так далее.

Мистер Холл, наблюдавший за ними со ступенек и внимательно прислушивавшийся в крикам, счел невероятным, что наверху произошло что-то настоль уж примечательное, чтобы рассказывать всем. Кроме того, его словарный запас был слишком ограничен, чтобы в трёх словах выразить свои чувства.

— Он сказал, что ему никакая помощь не нужна! — лапидарно сообщил он в ответ на вопрос жены.

— Нам лучше было бы поскорее отнести его багаж!

— Ему нужно немедленно прижечь рану! — сказал мистер Хакстер, — Особенно если она воспалена.

— Я бы пристрелила псину, вот что я бы сделала! — сказала женщина, высосвываясь из толпы.

Внезапно собака снова начала рычать.

— Пропустите вещи! — раздался сердитый голос в дверях, и на пороге появился незнакомец в плаще, с поднятым воротником и опущенными полями шляпы, — Чем скорее вы принесёте мои вещи, тем лучше для меня! Анонимный свидетель потом утверждал, что его брюки и перчатки были уже заменены на целые.

— Вам больно, сэр? — участливо спросил Фиренсайд, — Я очень сожалею, что так вышло…

— Ни капельки! — сказал незнакомец, — Не беспокойтесь! Он не прокусил! Кожа не повреждена! Лучше поторопись с моими вещами!

Затем он выругался себе под нос, как утверждал мистер Холл. Как только первый ящик, согласно его указаниям, был внесён в гостиную, незнакомец с необычайным рвением набросился на него и стал распаковывать, разбрасывая солому, крафт и тряпки, совершенно не обращая внимания на новенький ковер миссис Холл. Из соломы извлекались флаконы — маленькие пузатые бутылочки с цветными порошками, маленькие и тонкие пузырьки с цветными и белыми жидкостями, рифленые синие пробирки с надписью «Яд», бутылочки с круглым дном и тонким горлышком, большие бутыли из зелёного, толстого стекла, длинные сосуды из белого матового стекла, бутылки со стеклянными пробками и причудливыми этикетками, горшочки с изящными пробками, с затычками из пакли и бумаги, бутылки с деревянными, грубыми крышками, бутылки из-под вина, бутылки из — под салатного масла — он суетился, расставляя их рядами на шифоньере, на каминной полке, на столе под окном, на полу, на книжной полке — повсюду. Ни до кого из присутствующих ему не было дела! Аптека в Брамблхерсте не могла бы похвастаться и половиной такого разнообразия и количества, какое вылетало из рук этого странного фокусника. То еще зрелище. Ящик за ящиком распаковывался, и скрипя начинал демонстрировать внутрености — бутылки, и так до тех пор, пока все шесть ящиков не опустели, а стол не покрылся сухой соломенной стружкой. Кроме бутылок, из этих ящиков извлекли ещё несколько пробирок и тщательно упакованные весы. И как только ящики были распакованы, незнакомец подошел к окну и принялся за работу, нимало не заботясь ни о куче соломы, ни о потухшем камине, ни о коробке с книгами, выставленной на улицу, ни о сундуках и прочем багаже, отправленном наверх. Когда миссис Холл принесла ему обед, он был настолько поглощён своей работой, наливая маленькие капли из бутылочек в пробирки, что не услышал её, пока она не убрала большую часть соломы и не поставила поднос на стол, возможно, не слишком подчеркнуто, видя, в каком состоянии был пол. Затем он слегка повернул голову и тут же снова отвернулся. Но она увидела, что он снял очки; они лежали рядом с ним на столе, и ей показалось, что его глазницы необычайно пусты. Страшно пусты. Тогда он снова надел очки, а затем снова повернулся к ней лицом. Она уже собиралась пожаловаться на солому и грязь, но он опередил её.

— Я бы не хотел, чтобы вы входили без стука! — сказал он тоном ненормального раздражения, которое, казалось, было присуще ему, как ничто иное.

— Я постучалась, но, похоже…

— Возможно, вы действительно так и сделали, но в моих расследованиях… в моих действительно очень срочных и необходимых расследованиях… как бы вам сказать… при малейшем беспокойстве, при скрипе двери… я вынужден просить вас…

— Конечно, сэр! Вы можете повернуть ключв замке, если вы в таком состоянии, знаете ли… В любое время!

— Очень хорошая мысль, — сказал незнакомец.

— На этот раз, сэр, если я позволю себе заметить…

— Не надо. Если из-за соломы возникнут проблемы, запишите это в счет. И он пробормотал что — то, подозрительно похожее на ругательство. Он вёл себя так странно, стоя там, такой агрессивный и взрывной, с бутылкой в одной руке и пробиркой в другой, что миссис Холл очень встревожилась. Но она была решительной женщиной.

— В таком случае, я хотела бы знать, сэр, что вы думаете…

— Шиллинг — я положу шиллинг! Шиллинга, конечно, будет достаточно?

— Пусть будет так, — сказала миссис Холл, беря скатерть и начиная расстилать её на столе, — Вы, я надеюсь, удовлетворены…

Он повернулся и сел, повернувшись к ней воротником пальто. Весь день он работал за запертой дверью и, как свидетельствует миссис Холл, по большей части, молча. Но однажды раздался удар и звон бутылок, как будто кто-то ударил по столу, и разбившаяся бутылка с силой грохнулась на пол, а затем послышались быстрые шаги по комнате. Опасаясь, что «что-то случилось», хозяйка подкралась к двери и прислушалась, не решаясь постучать.

— Я так больше не могу! — как в бреду, твердил постоялец, — Я так больше не могу! Триста тысяч, четыреста тысяч! Огромное множество людей! Обманутых! На это может уйти вся моя жизнь!.. Терпение! Поистине терпение!.. Дурак! Дурак! Какой же я дурак!

В баре послышался скрежет сапожных гвоздей по кирпичам, и миссис Холл с большой неохотой прервала монолог. Когда она вернулась, в комнате снова было тихо, если не считать слабого поскрипывания стула в углу комнаты и случайного позвякиванья очередной бутылки. Все было кончено. Незнакомец вернулся к работе. Когда она принесла ему чай, то увидела разбитое стекло в углу комнаты под вогнутым зеркалом и золотистое пятно, которое было небрежно вытерто. Она обратила на это внимание.

— Запишите это на мой счет! — резко оборвал её постоялец, — Ради всего святого, не беспокойте меня! Если вам причинён ущерб, просто запишите это в счёт! — сказал он и продолжил делать пометки в лежащей перед ним тетради.

— Я вам кое-что скажу… — загадочно произнес Фиренсайд.

Было уже далеко за полдень, и они сидели в маленькой пивной на Айпинг-Хангер.

— Ну? — спросил Тедди Хенфри.

— Этот парень, о котором вы говорите, тот, кого укусила моя собака… Ну, он чёрный… По крайней мере, у него чёрные ноги… Я видел, что у него порваны брюки и перчатка… Вы ожидали бы увидеть что-то вроде мизинца, не так ли? Ну, так там ничего такого не было. Только чернота! Говорю вам, он такой же чёрный, как моя шляпа!

— Боже мой! — воскликнул Хенфри, — Да это же просто кошмар какой-то! Да у него нос розовый, как покрашенный!

— Это правда! — сказал Фиренсайд, — Я знаю! И я говорю тебе, что я думаю… Этот тип пегий, Тедди. Пятнистый! Местами чёрный, местами белый — весь пятнами изошёл. Мерзкое зрелище! И он явно стыдится этого. Он что-то вроде метиса, и окрас шкуры у него неоднородный, а не смешанный. Я слышал о таких вещах и раньше. И, как каждый может видеть, у лошадей это обычное дело!

— Да и ржал он, как кобыла!