Плата за свободу

Геннадий Мурзин

«Плата за свободу» – это четвертая книга из авторского цикла «Уральский криминальный роман». И, конечно, вновь в основе произведения необычные, почти нереальные криминальные истории. Как и в предыдущем произведении «Без вести пропавший», в новой книге все происходящее, то есть описываемое, захватывает дух. Здесь и честь с бесчестием соседствует, и чистота помыслов уживается с подлостью или предательством, то есть жизнь как она есть, без ретуши и глянца.

© Геннадий Мурзин, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Детективный роман «Плата за свободу» — это предпоследняя книга из авторского цикла «Уральский криминальный роман». Прежде опубликованы отдельными книгами «Псы одичалые», «Кровопийца», «Без вести пропавший». Автор будет рад, если читатели любым способом выразят свое отношение к этой книге.

Глава 1. Зануда

1

Генерал-лейтенант Краснов стоял у окна своего кабинета и, задумавшись о чем-то своем, глядел на Главный проспект Екатеринбурга, по которому гуляли разноцветные всполохи света от новогодней елки, установленной на площади. Он, тяжело вздохнув, чертыхнулся и вернулся за свой рабочий стол, который, по словам старожилов, многих своих хозяев повидал на протяжении длинного своего существования.

Он присел в кожаное кресло с высокой спинкой, придвинул папку с бумагами, раскрыл ее, чтобы просмотреть и подписать срочные документы. Он по обыкновению это делал лишь тогда, когда собирался со службы домой. Именно вечером, а не утром. Почему? Привычка, с одной стороны. С другой же стороны, имелся у него и «шкурный» интерес. Разного рода бумаги, которые ему приходится просматривать ежедневно, редко радуют. Наоборот, больше раздражают и обычно приводят в дурное расположение духа. А потому он не хочет начинать рабочий день с этой, как он выражается, «тягомотины».

Взяв первую попавшуюся бумагу, поморщился, из-за чего на круглом и все еще моложавом лице образовались два глубоких овражка.

— Так и знал! — пробурчал генерал вслух, хотя в кабинете он был один.

У него в руках — рапорт зама, курирующего уголовный розыск, Воробьева, который докладывал, что один из его коллег по ведомству три дня назад, будучи на дежурстве, хорошо нажрался (очевидно, из-за скуки), поехал в таком виде домой на трамвае и там учинил дебош с кем-то из пассажиров. Он был в штатском. Вызвали наряд полиции. Обоих задержали и доставили в дежурную часть Кировского районного управления полиции. Через полчаса задержанных, естественно, выпустили, но по начальству доложили о происшествии.

— Вот стервец, а!? — проворчал генерал по адресу виновника и отодвинул рапорт в сторону, не желая в данный момент принимать решение. Сгоряча, как он считает, такие решения не принимаются; тут нужен холодный рассудок. — Утро вечера мудренее…

Краснов взялся за другую бумагу, лежавшую сверху, но в это время отворилась дверь, и вошел генерал Чайковский.

— Извините, Николай Ильич, что не сразу…

Хозяин кабинета не дал ему договорить.

— Присаживайся! — сказал Краснов и показал рукой на один из стоявших возле стола мягких стульев. — Ничего, Павел Павлович, не к спеху, — он с видимой радостью захлопнул папку с бумагами и отодвинул на край стола. — Понимаешь, решил потолковать по одному чрезвычайно неприятному для всех нас дельцу… Обсудить… Можно сказать, устроить мини-мини военный совет.

Чайковский встревожился:

— Еще одна неприятность? Сегодня?

Краснов усмехнулся.

— Еще какая, причем, бородатенькая.

— А именно?

Краснов не стал отвечать на заданный вопрос своего заместителя, а вместо этого сам спросил:

— Помнишь, как с тобой в паре раскручивали одно дельце, а?.. Сколько с той поры воды утекло?.. Были молодцами, а сейчас… Седина, как говорится, в бороду — у обоих.

— Потерей памяти не страдаю, — ответил Чайковский, не понимая, с чего хозяина кабинета вдруг потянуло в сторону ностальгии.

— Это сколько же прошло?

— Двадцать четыре года, — тут же ответил Чайковский.

— Как молоды мы были… — ужасно фальшивя, пропел Краснов. — Согласись, тогда с тобой славненько поработали. И оба схлопотали первые свои поощрения по службе.

— Не смею спорить, — осторожно произнес Чайковский, понимая, что заход шефа издалека — совсем не к добру.

Краснов с прищуром посмотрел на собеседника и откинулся на спинку кресла.

— Судьба, видно, что через столько лет мы опять в паре.

— Как вы, Николай Ильич, но я искренне рад этому. У нас ходили слухи, что назначат… Я и фамилию не хочу называть… Слава Богу, что…

— Знаю-знаю, Павел Павлович! Но, признайся, Павел Павлович, в главном управлении далеко не все были в восторге и от моего назначения, не так ли?

— Про других ничего не знаю, но что касается меня, то я отнесся спокойно, ровно, не проявив ни восторга, ни уныния или тревоги.

— Спасибо за откровенность.

— Откровенность — это мое несчастье, Николай Ильич.

— Ну, будет… Зачем же так-то?

— За плечами — немалый горький опыт. Ваш предшественник сначала тоже подхваливал меня за откровенность суждений. Потом стал говорить везде, что я его подсиживаю, что мечу на его место. С маниакальной настойчивостью распространял слухи. Я, конечно, говорил ему, что…

— Что подсиживаешь? — Краснов, улыбаясь, смотрел ему в глаза.

— Об этом, — Чайковский шутку не принял, — у меня и в мыслях не было. Просто: с глазу на глаз говорил откровенно все, что думаю, по тем или иным его шагам. Одно из последних моих откровений…

— Ну-ка, очень интересно, — Краснов улыбался.

— Я сказал ему, что не стоит вступать в какие-либо контакты с ОПС «Уралмаш», точнее — с его лидерами.

— И что же?

— Краевский еще больше озлился. Он сказал, чтобы я не лез не в свои дела… Больше не откровенничал.

— Понятно. Хочешь и я отвечу откровенностью на откровенность?

— Как хотите, — пожав плечами, ответил Чайковский.

— Когда мне предложили эту должность, то я не сразу согласился…

— Почему?

— Я знал, что встретят меня в главном управлении, по меньшей мере, настороженно.

— Почему?

— Причина одна: между нашими ведомствами всегда существовала незримая черта.

— А я считал, что мы с вами из одного ведомства — МВД.

— Хм… Теоретически, это так. Однако на практике территориальная полиция всегда ревниво относилась к нам, транспортникам. Так было всегда… Своего рода, конкуренция.

Чайковский возразил:

— Вы преувеличиваете. Лично я ничего подобного не замечал.

— Ну, не надо, Павел Павлович. Вы при первом же удобном случае нам, как говорится, подкладывали жирнющую свинью.

— Повторяю: я таких фактов не знаю.

Тут Чайковский сказал неправду: он, проработавший столько лет в территориальных органах, не раз сталкивался с неким противодействием, неким недоверием территориальной полиции к транспортной. Конечно, все это сказывалось не на официальном, а больше на личностном уровне. Но тем не менее… Начальник Среднеуральского управления внутренних дел на транспорте ревниво следил за успехами и неуспехами своих коллег в области. И, наоборот.

Краснов сказал:

— Два года назад, например, ОБЭП из главного управления, фактически, спровоцировал на получение взятки старшим лейтенантом полиции аэропорта «Кольцово»… Нет, это был далеко, как говорится, не дружественный шаг.

— Разве самого факта преступления не было?

— Не спорю: факт имел место. Подонком, конечно, оказался старший лейтенант. Однако я тогда, как говорится, озлился не на это, а на то, как все было сделано. Извини, подлянку нам подложили. Можно было и иначе то же самое сделать.

— Каким образом?

— Могли совместно провести операцию… Могли нам сказать, поделиться оперативной информацией. Так, нет же! Втихаря, как говорится, провернули. И мне позвонили лишь тогда, когда парень был задержан. Позвонили, а в голосе-то что? Еле скрываемое злорадство.

— Возможно, вы и правы. Не исключено, что наши люди нарушили этические нормы. Но не думаю, что со зла.

— А, ладно, Павел Павлович: кто старое помянет, тому глаз вон.

Чайковский усмехнулся.

— У этой поговорки, как говорит мой друг, есть и продолжение.

— Какое?

— А кто забудет старое, тому — оба глаза вон.

Краснов рассмеялся.

— Павел Павлович, будешь кофе?

— Не откажусь.

— Сейчас скажу секретарю, чтобы приготовила.

Он вышел в приемную и тотчас же вернулся, а через пару минут вошла секретарша с подносом и двумя дымящимися чашечками кофе на нем.

— Я, наверное, не оригинален, но скажу: люблю кофе, особенно черный и особенно крепкий. Знаешь, жизненные силы, как говорится, удваивает, настроение поднимает, — хозяин кабинета сделал пару глотков и поставил чашечку на стол. — Кстати, ты, наверное, торопишься? Домой?

— Да… Не очень…

— Извини… За болтовней забыл о главном.

Генерал Краснов покривил душой: он ничего не забыл, никогда не забывал, особенно, если речь шла действительно о деле.

— Внимательно слушаю, — откликнулся генерал Чайковский и достал из нагрудного кармана крохотную записную книжку и столь же крохотную ручку.

— Понимаешь, сегодня звонил заместитель министра… Выразил, как говорится, недовольство, что мы до сих пор, как он выразился, «не чешемся»… В общем, я с ним согласен. Надо что-то делать…

— О чем речь?

— Ты эту историю знаешь. Полтора года назад Промышленный районный суд Нижнего Тагила освободил из-под стражи под залог в семьдесят тысяч рублей лидера тамошнего преступного мира Курдюкова. Ну, а он, естественно, сделал нам, как говорится, ручкой и скрылся в неизвестном направлении. Объявлен в розыск… Впрочем, ты сам знаешь… какой у нас этот самый «розыск»… Так вот… Крепенько лопухнулись. Надо как-то выкручиваться.

— Собственно, нашей вины тут нет. Я даже подумать не мог, что такого особо опасного рецидивиста суд отпустит под залог.

— И все же обязаны были предусмотреть и этот, хотя маловероятный, вариант. Курдюков — не дурак. Но ведь и мы тоже не лыком шиты. Как говорится, не первый день замужем. Не мне говорить и не тебе слушать, как в таких случаях следует поступать.

— Николай Ильич, вы хотите сказать, что там же, в зале суда его следовало вновь задержать?

— Конечно! Под любым предлогом.

— Ну… не знаю… Для нового задержания нужны новые основания.

— Их следовало иметь… Растерялись, короче!

— То, что местная полиция растерялась от столь неожиданного решения суда, — факт.

— Значит, и ты согласен?

Чайковский кивнул.

— Допустим, не нашли сразу повод для задержания. Однако глаз с него не должны были спускать. Куда бы он делся? Человек, а не иголка… Судья, конечно, хорош. А мы? Ничуть не лучше.

— Я вот о чем подумал, Павел Павлович: не пошуровать ли, как говорится, нам самим хорошенько в Нижнем Тагиле, а?

— Насколько мне известно, там, как вы выразились, «шуровали»…

— Да, но результата же никакого.

— Почему вы думаете, что сейчас результат будет?

— Я склонен полагать: отсутствие результата — это следствие недостаточной квалификации местных сыщиков, их неопытности.

— Если речь идет о сыщиках, то тут все карты в руки генералу Воробьеву. Я же, как вам известно, курирую следствие.

Краснов рассмеялся.

— Ты думаешь, что я ошибочно советуюсь с тобой?

— Конечно.

— Совсем нет, Павел Павлович! И объясню, почему. Я тут подумал: не поручить ли проведение оперативно-розыскных мероприятий подполковнику Фомину…

— Все равно… — со всей решительностью сказал Чайковский.

Краснов в ответ недовольно покачал головой.

— Нет, не все равно! Я советуюсь с тобой потому, что вы друзья, давние друзья. Ты Фомина знаешь очень хорошо. Как думаешь, он справится?

— Если вам интересно мое мнение, то я скажу так: подполковник Фомин сделает все, что будет от него зависеть. На него можно положиться — это точно.

— Ты так считаешь?

— Абсолютно!

— Да, но, рассказывают, он склонен ко всякого рода, мягко говоря, странным поступкам. Мужик, как говорится, проблемный.

— В этом есть доля правды: его иногда заносит на поворотах. Но зато исключительно честный, въедливый, настырный, упрямый сыщик. Если ухватится, то из его цепких рук уже не вывернуться никому. У него и еще есть одно важное качество: голова хорошо соображает. Умеет думать, а это не всякому сыщику дано.

— Мне с ним не приходилось сталкиваться, но я почему-то остановил свой выбор именно на нем.

— Вы сделали правильный выбор. Только разрешите, Николай Ильич, дать вам один маленький совет?

— Ради Бога, Павел Павлович! Для этого, как говорится, и военный совет.

— Не сковывайте его инициативы. Он страсть как не любит опеку. А также предоставьте ему соответствующие полномочия, в том числе и по комплектованию бригады сыщиков. Доверьтесь ему, и он вас не подведет.

— Я подумаю.

— Разрешите идти? — Чайковский встал.

— Конечно, — задумавшись о чем-то и вертя в руках ручку, ответил Краснов.

Чайковский дошел до двери, но, что-то вспомнив, вернулся.

— Николай Ильич, можно личную просьбу?

— Насчет Фомина?

— Да, нет. Говорю: просьба личная.

— Слушаю.

— Разрешите послезавтра на весь день отлучиться?

— Не понял. У тебя же в это воскресенье выходной.

— Да, но… Я весь день буду находиться там, где со мной не будет возможности связаться.

— А сотовый?

— Я, — Чайковский махнул рукой, — не очень-то доверяю подобным штучкам.

— Куда-то едешь? На природу?

— Так точно! С другом решил провести первый день нового года, нового века и нового тысячелетия на пруду, на рыбалке.

— Ты что-то путаешь. Насколько я знаю, все названные тобой события давно уже наступили. Ты изрядно опоздал.

— Я имею в виду православный календарь. А по нему новый год наступит только послезавтра.

Краснов вновь рассмеялся.

— Ничего не поделаешь… Странные мы, русские, люди. У нас все не как у всех. Мы даже новый год отмечаем дважды.

— Так…

— Разумеется, поезжай. Без проблем!

2

В нескольких километрах от южных окраин Нижнего Тагила есть сосновый бор, сохранившийся в своем первозданном виде. Эти места издавна облюбованы горожанами. Есть небольшой поселок Старатель с одноименной небольшой станцией. А на некогда запущенных и заболоченных пустырях (слева от станционных путей) обосновались садоводы и огородники со своими грядками и насаждениями. Справа же, где ландшафт делает крутой подъем, в окружении вековых сосен видны корпуса больничного комплекса местных железнодорожников, построенного с большим трудом на заре перестройки. Если углубиться в лес чуть-чуть дальше и выше, то можно натолкнуться на двухэтажное кирпичное здание, стоящее несколько особняком. Территория вокруг здания обнесена высоким, в два с половиной метра, забором из металлических прутьев. Ворота главного въезда на территорию открываются и закрываются автоматически. В будке — круглосуточная охрана. По вечерам это здание подсвечивается со всех сторон, но особенно сверкает разноцветным неоном фасад и уже издали можно прочитать: ночной клуб-бар «СТАРАТЕЛЬ». Обслуживающий персонал — исключительно горожане. Местных жителей не берут даже на уборку территории. У них, то есть у местных жителей, нет никаких шансов и попасть внутрь, хотя бы в качестве гостей. Поначалу, конечно, такие попытки предпринимались, но все безуспешно. Их встречает всегда один ответ: извините, свободных мест нет. Ясно: клуб для элиты, для нуворишей.

Так что местные дальше сторожевой будки и не бывали. Однако кому-то из них это не помешало послать анонимку: кайфуют, мол, здесь новые русские, а налоги заведение наверняка не платит.

Это случилось прошлым летом.

Налоговая служба Нижнего Тагила отнеслась к сообщению заинтересованно. На сигнал отреагировала.

Первый взгляд — в имеющиеся отчеты и регистрационные документы. Да, такой ночной клуб имеется на учете, но ни о каком кайфе речи быть не может, поскольку по отчетным данным фирма терпит убытки, которые покрывают учредители. Занижают доходы? Вполне возможно. Поэтому решили нагрянуть с проверкой внезапно.

Приехали субботним вечером. И что увидели? Конечно, инспекторов поразила роскошь. Зал выглядел потрясающе. Особенно боковые ниши, в каждой из которых имелся индивидуальный камин с потрескивающими натуральными березовыми поленьями, с глубокими креслами и бронзовыми столиками. Они оценили по достоинству эти зоны отдыха еще и потому, что они могли в одну секунду отделиться от зала довольно плотно задвигающимися шторами. В клубе был один бармен за стойкой (он же и оказался исполнительным директором, то есть руководителем предприятия). Звучала тихая музыка и две, прижавшиеся друг к другу, танцующие пары.

Бармен-директор выложил по первому требованию все документы. Инспекторы сняли показания с кассового аппарата, сверили полученные данные с теми, которые имелись в кассовой книге, где регистрировались ежедневные доходы. Никаких расхождений. Все, как надо. Нарушений не обнаружено.

Разумеется, спросили: зачем содержать убыточное предприятие? Директор сказал, что, по всей видимости, учредители рассчитывали иметь хорошие доходы, но, увы… Учредители полагали, что людей привлечет свежий воздух, уединение и тишина, что ради этого не станут скупиться. Не получилось… Пока. Но учредители не теряют надежды, что огромные затраты окупятся позднее. Когда наступит стабилизация и начнется экономический рост, когда доходы населения позволят гражданам не только достойно зарабатывать, но и достойно отдыхать, развлекаться.

Не застал врасплох исполнительного директора и последний вопрос: откуда у учредителей деньги на покрытие убытков ночного клуба? Он сказал, что точно не знает, так как чужие деньги не считает, но предполагает, что убытки покрываются за счет других успешно работающих фирм.

Проверяющие, уезжая, увозили с собой акт внезапной проверки, в котором значилось: на момент проверки суточный доход ночного клуба составил 826 рублей 44 копейки; плюс выручка, которая будет получена от двух на момент проверки отдыхающих пар, которым счет еще не был выставлен, поэтому и не был, соответственно, оплачен.

Анонимка, по мнению налоговых инспекторов, оказалась плодом больного воображения завистника. И на том поставили точку, а анонимку списали в архив.

3

…К воротам ночного клуба подъехали три иномарки серебристого цвета и с затененными стеклами. Ворота тотчас же раздвинулись, пропуская приехавших. Значит, охрана была заранее предупреждена или знала машины по номерам. Из первой вышли два верзилы в камуфляжной форме и с руками в карманах. Из замыкавшей кортеж машины вывалились точно такие же парни. И только потом появились четверо мужчин из шедшей в середине машины.

На крыльце появился молодой щеголеватый мужчина. Завидев его, один из приехавших гостеприимно сказал:

— Добро пожаловать, господа! Рад буду принять!..

Коренастый детина, смахивающий и фигурой, и лицом на оскалившегося бульдога, прошипел:

— Ты че, в натуре?! Кончай корчить из себя хозяина. Мы здесь такие же гости, как и ты, ясно?! — он повернулся к другим. — Слышали, че, б… ть, несет, а? Мне, братаны, это не нравится.

Один из них, похлопав бульдожьего обличья мужичка по спине, примиряюще сказал:

— Ссориться сюда приехали или как? Не цепляйся к «Спиридону»… Чего звереешь? Он ничего обидного не сказал — ни для нас, ни для тебя.

«Спиридон» заметил:

— Я тоже ничего не понял, «Шило»…

— А!.. Ну, и х…й с вами! — «Шило», зло сплюнув на снег, отошел в сторону.

Они направились к парадному входу, где их поджидал, ёжась на ветру, исполнительный директор.

4

Перерыл на антресолях все и уже несколько раз, но искомого не нашел.

— Вот, черт! И куда запропастились?.. И что за квартира, в которой никогда и ничего нельзя найти?

Из гостиной послышался голос жены.

— Саш, ты что там шуршишь? Что-то потерял? Иди сюда… Титры уже… Скоро появится твой любимец, Юрий Яковлев.

— Да… — неопределенно откликнулся муж, продолжая шуршать свертками.

Жена вышла в прихожую. Глядя на сосредоточенное лицо мужа, которое было таким всякий раз, когда тот решал сложнейшую задачу, с улыбкой и очевидным подколом спросила:

— Ты что, сыщик, ищешь? Улики или вещдоки?

— Еще и шутит, — пробурчал муж. — Нет, чтобы помочь любимому человеку?

— Любимому? — выразив на лице удивление, переспросила жена.

— Разве нет?

— А кто тебе сказал, что да?

— Ну, это ясно и без слов. Любовь — это такая штука, которую не скроешь. Она, ну, любовь, значит, либо есть, либо нет. Третьего, точно, не дано. Кроме того, я мужик, что надо: и кожа, и рожа и все прочее при мне.

Жена, фыркнув, рассмеялась.

— Ты у меня от скромности не умрешь, — и тут жена увидела в углу прихожей рюкзак и рыбацкий ящик. — Ты что?

— Что «что»? Выражайся, голубушка, яснее. Научись формулировать мысль.

— Не придуривайся. Ты куда навострился?

— Понятно, куда: на рыбалку.

— Сейчас?!

— Не совсем…

— То есть?

— Послезавтра… Мы решили провести первый день тысячелетия на льду озера.

— Кто эти «мы»?

— Ну… Мы — это мы.

— Не увиливай! А иначе придется принять меры.

— Ну, значит, я и мой друг.

— А если точнее?

— Ну, значит, я и мой генерал.

— Ха-ха-ха, — заливисто рассмеялась жена. — Вот умора!

— Ты чего так смеешься, а? — муж, обернувшись, строго смотрел на жену. — Смех, не имеющий под собой почвы, — это ненормально.

Жена продолжала смеяться.

— Твой генерал, говоришь?

— Да, а что?

— Он твой?! Ты его, что, приватизировал?!

— Так говорит преданный солдат про своего любимого командира.

— Понятно… Идем. Кино уже началось.

— Нет-нет, сначала дело, а потом уже развлечения.

— Успеешь… Завтра соберешься.

— Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня.

— Фи! Какая банальность.

— В твоих устах, возможно, эта фраза и может прозвучать как банальность.

— Ты на что намекаешь, муженек?

— Я — не намекаю, я — говорю… Любая, самая затасканная фраза в моих устах звучит по-новому — свежо и оригинально.

— Это еще почему, дружочек? — в голосе жены еще явственнее зазвучали иронические нотки.

— Потому! Только мне присуще единство слова и дела, а это уже далеко не банальность, это, смело говорю, — уникальность.

— Ты серьезно?

— Серьезнее некуда, боевая подруга моя!

— Да, ты опасно болен, дорогой! У тебя — прогрессирующая мания величия. По тебе психиатр скучает.

— Возможно… А, черт, куда могли деться?

— Ты что, скажи все-таки, столь усердно ищешь?

— Штаны… рыбацкие… стежоные.

— Ватные, что ли?

— Не придуривайся, жена! Ты прекрасно знаешь, о чем я.

— Штаны-то были все в соплях…

— Не в соплях, как ты изволила выразиться, а в специальной слизи, которую выделяет подлещик в момент снятия его с крючка, то есть в момент наибольшей для подлещика опасности.

— Благодарю за столь научную консультацию. А штаны твои я постирала, высушила и положила в рюкзак.

Жена повернулась и пошла в гостиную, так как краем уха она слышала, что киношные события приблизились к той стадии, когда четверо друзей в канун Нового года уже попарились, хорошо наклюкались, и теперь решают, кому следует лететь в Ленинград.

Муж обернулся, удивленно уставился на безмятежно лежащий на полу рюкзак.

— Да? Надо же! Никогда не догадаешься, куда жена может засунуть нужную вещь. Только ей придет в голову штаны, которые рыбак надевает на себя, спрятать в рюкзаке.

Он специально говорил вслух, чтобы вызвать реакцию супруги. Но та упорно молчала, увлеченная фильмом. Через десять минут к ней присоединился и муж. Он присел рядом с ней на диван, прижал к себе и чмокнул в щечку.

— Ты у меня прелесть.

Жена, не отрывая глаз от экрана телевизора, тотчас же отреагировала.

— А ты у меня чрезвычайно пунктуален и явился…

— Жена! Сколько же раз тебе говорить, что являются только черти в ночь под Рождество.

— И пришел, — поправилась жена, зная, что ее муж страшно не любит глагол «явиться» и производные от него, — точь-в-точь тогда, когда на сцене должен объявиться твой любимец…

— Твоя ирония неуместна, — пробурчал муж. — Герой, которого играет с блеском Юрий Яковлев, положительный во всех отношениях и заслуживает одного — глубочайшего уважения. К такому, как он, любовь не сваливается, как манна небесная; не приходит в результате случайности, глупого совпадения. Он вынужден завоёвывать любовь, отвоёвывать у наглецов, к которым она приходит на блюдечке и с голубой каёмочкой. Его любовь трудна, сложна и требует не только огромных физических усилий, а и приносит массу тяжелейших нравственных страданий.

Жена, выслушав монолог, возразила:

— Сто раз уже это слышала.

— Я вынужден был повторить в сто первый раз, так как к этому меня принудила ты.

— Хорошо… Не мешай смотреть, зануда этакий.

— Вот, видишь? Правда-то глаза колет. И ты ничего другого не нашла, как перейти к прямым оскорблениям.

— Извини, моя лапонька, — жена повернулась и слегка прикоснулась к его губам.

— Сразу бы так-то.

Удовлетворенно сказал муж, ухмыльнулся и уставился в телеящик, где история стала приобретать явно угрожающий характер… Угрожающий для его кумира. Он искренне хотел, чтобы каким-то чудом события пошли по другому сценарию. Чтобы нахала, случайно попавшего в квартиру к красивой и одинокой женщине, выставили за дверь, навсегда выставили. Чтобы намеченные ранее планы у невезучего и столь одинокого его кумира непременно сбылись, и они остались вместе с возлюбленной. Иначе, считает он, все происходящее — грандиозная несправедливость.

5

Четверо приехавших в ночной клуб «Старатель» побывали в сауне, искупались в бассейне и только что вернулись, разомлевшие от удовольствия, в довольно просторную и уютно оборудованную мебелью в стиле «ампир» комнату отдыха на втором этаже. В углу приветливо горели, потрескивая, березовые поленья в камине. Неподалеку был накрыт столик с заливной телятиной, краковской колбасой, мясным салатом и хреном, фирменной водочкой московского завода «Кристалл», светлым французским сухим вином.

Их, молча, встретил, стоя у дверей, исполнительный директор ночного клуба.

— Господа, все в порядке? — наконец, спросил он. — Без проблем?

— Будут проблемы — не станет тебя, — буркнул «Шило», вытирая побагровевшее лицо и бычью шею огромным полотенцем и удобно устраиваясь в глубоком кресле.

Исполнительный директор промолчал. Зато откликнулся «Спиридон».

— А нельзя ли повежливее, сударь? — спросил он.

— С кем? С ним?!

— Почему бы и нет? — «Спиридон» повернулся к исполнительному директору. — А ты можешь идти. Спасибо. Все хорошо.

— Слушаюсь. Но если что, то…

— Не беспокойся. Мы у себя дома.

Исполнительный директор взялся за ручку двери, но его остановил голос третьего, сидевшего с полуприкрытыми глазами.

— Как там, «Кривой»?

— Все в порядке.

— Расслабляются, слышу, — снизу действительно доносился приглушенный гул и музыка.

— Братва гуляет.

— Ну и пусть. Они заслужили отдых. Неделька-то, прямо скажем, была нервная, — «Ангел» посмотрел в сторону «Шило» и криво ухмыльнулся. — Наш коллега, вон, тоже все еще не отошел… Психует… Ты прости его, ладно?

— Я… что… я ничего…

«Кривой» вышел и тихонько прикрыл за собой дверь. «Ангел» вновь прикрыл глаза, наслаждаясь уютом и покоем.

— Может, мужики, вздрогнем, а? По чуть-чуть… А то сидим… Как неродные, — сказал «Шило» и потянулся к бутылке с водкой.

— И жить торопишься, и чувствовать спешишь? — с издевкой спросил, не открывая глаз, «Ангел».

— Нет… У нас — вся ночь впереди. Ведь так, «Спиридон»?

«Спиридон» промолчал, глядя на горящие в камине поленья и думая о чем-то своем. «Ангел» же, открыв глаза и устремив свои серые глаза, отсвечивающие стальным блеском, на «Шило», тихо, но с нажимом заметил:

— Не умеешь ты себя вести в приличном обществе, дорогой. Стыдно! Уроки этикета надо бы тебе преподать. На людей набрасываешься. Ты что? Борзеешь?! Скажи спасибо, что характер у меня мягкий, а то бы… — в голосе зазвучали угрожающие нотки.

— Ну, что вы, братки, на самом деле? Давайте примем по чуть-чуть и забудем, — «Шило» налил себе, а потом и всем остальным. — За союз четырех! И за мир!

Они чокнулись и выпили. Закусывая колбаской, постоянно причмокивая, «Крот» заметил:

— Как ни прискорбно, но я должен согласиться с «Ангелом»…

«Ангел» спросил удивленно:

— Почему «прискорбно»? Разве так уж тебе неприятно соглашаться со мной?

— Не привязывайся, — отмахнулся «Крот». — Это я для красоты так выразился.

«Ангел» усмехнулся.

— Ради красного словца ты не пожалеешь и родного отца.

— Да, будет вам. Я серьезную вещь хочу сказать. Понимаете, мужики, мне вчера рассказывали, как недостойно ведет себя в городской Думе «Шило». Короче, тень бросает на наш союз.

«Шило» побагровел, услышав такое.

— Сбрендил?! Я? Тень бросаю?! «Крот», ты в своем уме?!

— Именно ты. Тебе действительно не хватает воспитания. Вспомни, что ты учудил в Думе три дня назад, а?

— Я?.. Три дня назад?..

— Именно!

— Ничего не было три дня назад.

«Спиридон» поинтересовался:

— Что такое? Уж не мордобой ли устроил?

«Крот» рассмеялся.

— «Спиридон», ты как в воду глядел. Во время дебатов по бюджету города на нынешний год «Шило» налетел с кулаками на депутата от левых, — все заулыбались. «Крот» обвел всех непонимающим взглядом и остановился на виновнике веселья. — А ты-то с какой стати скалишься? Союз позоришь… Тоже мне, народный избранник…

«Ангел» шутливо заметил:

— Одно у «Шило» все-таки имеется смягчающее вину обстоятельство.

— То есть? — спросил «Крот», по-прежнему не понимая причины такого веселья братков.

— Хорошо хоть вмазал представителю левых? — уточнил «Ангел».

— Кончайте ёрничать. Я говорю серьезно… — сердясь, заметил «Крот».

— Ну, если серьезно, — согнав с лица улыбку, сказал «Спиридон», — то мы очень ошиблись в кандидате…

— Твоя, между прочим, идея, — вставил «Ангел».

— Согласен. Но должен вам напомнить, из чего я исходил, настаивая на кандидатуре «Шило». Я считал, что у него, во-первых, рожа очень подходящая — настоящая, мужицкая…

— Только без оскорблений, — «Шило» невольно сжал кулаки.

«Спиридон» оставил его реплику без внимания.

— Наш избиратель на такие рожи клюет: одни в нем видят свою, родственную душу, другие из-за невольного страха, который испытывают, глядя на него, отдают свой голос. Но я рассчитывал, что, став народным избранником, «Шило» будет держать себя в узде. Кажется, я в нем разочаровался: как был мордоворотом, таким и остался.

— Горбатого, как говорится, могила исправит, — заметил «Ангел» и, отпив из рюмки немного, примиряюще добавил. — Ну, хватит о нем. Давайте поговорим о чем-то хорошем. Кстати, не пора ли подать жаркое?

«Шило» обрадовано подхватил:

— А на десерт не помешали бы и наши красотки.

Заметив, как глаза «Шило» загорелись огнем вожделения, «Ангел» пропел:

— Первым делом, первым делом самолеты, ну, а девушки, а девушки — потом…

— Так ведь… Сами знаете: когда лошадка застоится в стойле, то потом ее долго приходится разогревать.

— Кстати, — «Спиридон» обвел всех взглядом, — я тут вел длительные переговоры с лидером «Кавказа»…

— С «Беком», что ли? — уточнил «Ангел».

— Да, с ним.

— Что, «Спиридон», тебе от наших злейших конкурентов надо? — спросил «Шило», угрюмо ковыряясь в тарелке с салатом. — Какие еще переговоры? Давить их надо, давить! Под ноготь их и, как блох, щелкать, щелкать, щелкать.

— Тебе бы только «давить». Я считаю, если, конечно, вы меня поддержите, необходимым с конкурентами договариваться.

«Крот» его сразу же поддержал.

— Плохой мир все-таки лучше самой доброй ссоры.

— Тоже мне, миротворцы, — пробурчал «Шило». — Плохо вы знаете людей с «Кавказа». Они, обнимаясь с вами, в руках держат кинжал, чтобы незаметно, только вы отвернетесь, потеряете бдительность, всадить его в вашу спину по самую рукоять… Доиграетесь, ох, доиграетесь, мужики!

— Не каркай, — буркнул «Крот».

— Мне что… Вам — виднее… Только потом не говорите, что я не предупреждал.

«Ангел» поинтересовался:

— До чего-нибудь удалось договориться?

— Думаю, что да, — ответил «Спиридон». Он налил немного в рюмку водки, выпил, отставил рюмку в сторону, закусил балыком. — Точиев предлагает дельную вещь: обменяться наблюдателями.

— Не понял, — сказал «Шило», уставившись в «Спиридона».

«Шило» неожиданно поддержал «Ангел».

— Если честно, я — тоже. Наблюдатели? Это что-то новенькое.

— Новое — всегда лучше старого, — возразил «Спиридон».

— Может, все-таки объяснишь? — спросил «Крот».

— Смысл заключается в том, что наши ОПС обмениваются наблюдателями, которые присутствуют на заседаниях, когда решается вопрос, который в той или иной мере может затронуть интересы наших конкурентов. Например, когда возникает спор насчет сфер влияния. Или когда надо лоббировать в городской администрации принятие решения, которое отвечает нашим общим интересам.

— С трудом, но понять смысл можно. Ты, «Спиридон», считаешь, что время стихийных разборок прошло, так? — спросил, недоверчиво качая головой, «Крот».

— Если можно, то надо договариваться, — ответил ему «Спиридон». — Настала пора не «мочить» конкурента, где ни попади, а вести диалог.

— Совместные усилия, конечно, эффективнее, однако… Все же больше на анекдот смахивает.

— «Ангел», ты опять не веришь?

— Честно, «Спиридон», нет!

— А ты вспомни, как полтора года назад, здесь же, почти в том же составе я завел с вами разговор о необходимости легализации своей деятельности и впервые сказал о необходимости учреждения и регистрации НТПС. Как идею назвали? Не идиотизмом?

— Это так, но… Это — другое дело… Тогда был прецедент…

— Ты, «Ангел», об «Уралмаше»?

— А о ком же еще?!

— «Уралмаш», действительно, был первым, — сказал «Спиридон». Плеснув в рюмку чуть-чуть водки, он выпил, закусил куском заливной осетрины и продолжил. — Надо идти дальше…

«Шило», мрачно ковыряясь в тарелке в поисках наиболее лакомых кусочков, хмыкнул.

— Чушь собачья! Где это видано, вишь ты, чтобы конкурента допускать в святая святых — в наши планы и задумки?

«Спиридон» ничего не сказал на это: лишь мельком бросил взгляд в сторону «Шило». И наблюдательный человек мог заметить, как в глазах сверкнула колючая искорка, не предвещающая ничего хорошего тому, кому была адресована. Сверкнула искорка и тотчас же погасла. И вновь голубые его глаза заизлучали ласковую теплоту.

Бесшумно отворилась одна из дверей, и появился исполнительный директор. Он нес в руках глубокие тарелки, вилки и ложки для вторых блюд, уполовник. Следом за ним молодой парнишка нес на вытянутых руках большой глиняный горшок, из-под крышки которого шел горячий пар.

«Шило» потянул носом, облизнулся.

— Как сегодня, «Кривой»? Можно жрать твое жаркое?

Убирая со стола грязную посуду с остатками закуски и ставя на ее место чистую, предварительно протерев столешницу и сменив салфетки, «Кривой» сказал:

— Как всегда, господа. По вашему вкусу. Не было претензий раньше, не будет и сегодня.

Исполнительный директор зачерпнул уполовником содержимое горшка и вылил в тарелку. Наверху оказался большой кусище тушеной телятины. По комнате отдыха распространился аромат. Через минуту отдыхающие вновь остались одни. Они наполнили рюмки.

— Выпьем за полезное сотрудничество с «Кавказом», — предложил «Спиридон» и улыбнулся, — если, понятно, вы не против.

— Чушь собачья все это, — сказал, взяв в руку рюмку, «Шило», — но…

«Спиридон» не стал дожидаться окончания речи братана.

— Будем считать: трое — за, один — воздержался. За это и выпьем.

Все чокнулись.

Медленно пережевывая тяжелыми скулами телятину, «Шило» спросил:

— А кто будет официально представлять наши интересы в «Кавказе»? Ведь не я, да?

— Успокойся: только не ты, — громко рассмеявшись, ответил «Ангел». — Ты — не дипломат. Ты — «мокрушник».

«Шило» проворчал:

— Чистюли… Свои ручки вы не станете пачкать… — и презрительно протянул. — Гос-по-да…

«Спиридон» заметил:

— Этот вопрос тоже нам надо решить.

«Шило» предложил:

— Может, «Крота»? Он их всех знает. Ему и карты в руки.

— «Крот» решительно возразил:

— Нельзя! Формально я не вхожу в состав НТПС, тем более в его исполком.

«Спиридон» поддержал его.

— Действительно, нельзя. «Крот», учитывая его специфические обязанности, не подлежит легализации.

«Шило» вновь предложил:

— Тогда — «Кривого».

«Спиридон» снова не согласился с предложенной кандидатурой.

— Не тот уровень. Нужен кто-то из исполкома.

«Шило» обиженно заметил:

— Ну, тогда не знаю. Предлагай свою кандидатуру. Если она у тебя есть.

— Есть такая кандидатура. Она устроит всех. В том числе и «кавказцев». У них не будет, во всяком случае, аллергии. Кандидатура с вполне приличным прошлым. Известен человек общественности как крупнейший советский спекулянт. И его три «ходки на зону» нынче, скорее, достоинство, чем недостаток.

— Это ты, «Спиридон», обо мне, что ли? — догадавшись, спросил «Ангел».

— Именно. А ты против?

— Да, нет. Воля большинства — закон.

«Крот», опрокинув очередную рюмку, поддержал «Спиридона».

— «Ангел» — кандидатура, что надо. Ты прав.

«Шило» тоже не стал возражать.

— И я не против.

— Вот и хорошо: будем считать, что решение принято единогласно.

Наступила тишина. Все с присущей им активностью принялись за жаркое. Минут через пять тишину нарушил «Ангел».

— «Спиридон», когда совет директоров будет утверждать годовой баланс?

— Не раньше марта. А что?

— Скажи, как «общак»?

— А что?

— С «зоны» вернулся «Зуб». Ему надо помочь обустроиться.

— Ты его знаешь? Хорошо?

— А что бы я стал за него просить? Он пригодится.

— Тогда — нет проблем. Скажу кассиру, чтобы выдал материальную помощь. Святое дело. Тем более, что братва, как я понимаю, не станет возражать.

— Мужики, я вам вот что хочу сказать…

— «Крот», ты возражаешь»? — спросил его «Ангел».

— Да, нет, мужики. Я этого братка не знаю… Кажется, никогда не встречался… Кстати, как его фамилия?

— Зубов.

— Нет… да, эта фамилия мне ничего не говорит.

— В чем же дело?

— Я — не о нем. Я — в принципе. Мужики, надо быть осторожнее, когда привлекаете новых людей.

«Спиридон» насторожился.

— То есть?

— Я о том, что кто-то может оказаться подсадной уткой. Он по амнистии вернулся?

— Да, — ответил «Ангел».

— Вот-вот… Тем более… Повторяю: против этого парня у меня ничего нет. Но…

— Не крути… Говори, — «Спиридон» даже рюмку отставил в сторону.

— Может, и не новость для вас, но все же хочу предостеречь.

«Спиридон» поморщился.

— Не тяни кота за хвост.

— Не следует забывать: спецслужбы не дремлют. Особенно во время очередной амнистии. Например, выбирают соответствующую кандидатуру, вербуют, то есть делают своим «стукачом»; потом подводят под амнистию и подсаживают на свободе туда, куда им надо. Таким образом, получают замечательного осведомителя. Такого «стукача», на которого братва и подумать не может.

«Спиридон» согласился.

— Напоминание, как нельзя, кстати. Слышь, «Ангел»?

— В деле проверим. При первой возможности. Хотя… «Зуб» — в доску наш.

«Шило» встал, подошел к телевизору, включил и стал перебирать каналы.

— Братки, — сказал он, — у меня тоже…

«Спиридон» спросил:

— Тоже кому-то потребовалась помощь?

«Шило» зло бросил:

— Не «кому-то», а мне.

— Вот как? Вроде, не бедствуешь.

— Да, но… Парень у меня поступил на экономический факультет Уральской горной академии… На платной основе… Не дешево обходится.

— Сколько? — коротко спросил «Спиридон».

— Сто «кусков».

«Ангел» рассмеялся.

— Не пудри ты нам мозги. Деваха, поди? Доит?

— Честно, мужики!..

«Спиридон» сказал:

— Он правду говорит. Надо помочь. Кстати, братки, после утверждения годового баланса на совете директоров будет поднят вопрос повышения зарплаты. Инфляция. Цены растут, — он улыбнулся и пошутил. — А то ведь будем бедствовать… Как пенсионеры… Или учителя, — вспомнив что-то, посерьезнел. — Раз уж зашла речь о благотворительности… Предлагаю помочь учителям шестнадцатой школы.

«Крот» удивился:

— Почему именно им?

— Потому что я в этой школе учился.

— А чем хуже педагоги, которые нас учили?

— Нет проблем. Предлагайте. Пусть это проходит как наша благотворительная акция. Через наших журналистов гласности предадим. Общественность должна знать благородные акции НТПС «Высокогорье».