От сумы и от тюрьмы, или Как «Азиат» стал «Монголом»

Геннадий Мастрюков (2024)

Это произведение повествует о событиях, предшествующих уже опубликованному роману «Перегонщик». Сотруднику засекреченного подразделения спецслужб Андрею Малышеву предстоит глубоко внедриться в уголовную среду и завоевать славу умного и жестокого криминального авторитета. Для этого ему предстоит провести несколько лет в тюрьме, где каждый день наполнен смертельной опасностью, и может стать последним. О том как ему это удалось читайте в этой книге.

Глава 11. Дела тюремные

В кабинете начальника тюрьмы полковника Барского Виктора Александровича, началось экстренное совещание по поводу ночного ЧП. Правда совещавшихся пока было всего двое.

Кроме полковника в кабинете присутствовал его зам по оперативной работе майор Винник Николай Николаевич, или попросту"Кум", как его за глаза называли и сидельцы, и коллеги.

Барский дорабатывал последний год перед пенсией, торопил и ждал её, нервная работа надоела до чёртиков. Ночное ЧП было ему совсем некстати, всё равно что серпом по фаберже. Так глядишь не с почётом на пенсию уйдёшь, а выпрут по несоответствию, а это и деньги другие, а главное позор.

Винник должен был после ухода начальника занять его место. Это секретом ни для кого не было, офицеры приятельствовали, хотя друзьями их можно было назвать с большой натяжкой.

"Кум"был человеком умным и хитрым. Он бы давно мог"подсидеть"начальника, возможности были. Но события решил не торопить, скоро сам уйдёт, а влиятельного врага наживать не хотелось, связи у Барского были серьёзные.

Кроме того,"кум"на тюрьме фигура не менее, а может и более влиятельная чем начальник тюрьмы. Этакий"серый кардинал", без непосредственного участия которого не происходит ни одно значимое событие.

Фамилию свою Винник полностью оправдывал, говоря проще пил. Нет не запоями, таких в системе не держат. Пил можно сказать аккуратно, с умом. Сильно пьяным его никто не видел, а вот чуть подшофе и с запахом, Кум был постоянно.

Догонялся до упора уже дома. Жил один, ни жены, ни детей, пей не хочу. О том что начальник оперчасти любит заложить за воротник, знали все, и подчинённые, и начальство. Но смотрели на это как говорится сквозь пальцы, пьёт и пьёт, какое кому дело, главное работе не мешает. Ну образ жизни у человека такой, что поделаешь.

Конечно, если тюрьму посещало высокое начальство или прокурорская проверка, тогда держался, а запах устранял косметическими аэрозолями, либо просто"лаврушкой", сжуёт листик и всё, никакого запаха нет и в помине, а в трубочку дышать никто не заставит.

Встретились начальники в коридоре, каждый торопился в свой кабинет. Кум мечтал скорее опохмелиться, а то без привычного допинга и мозги не работают как следует. В сейфе всегда стояла дежурная бутылка коньяка или водки, как говорится запас карман не тянет. И до кабинета оставалось-то всего ничего, а тут полковник навстречу:

— Давай ко мне — говорит.

Пришлось идти. О происшествии оба уже знали, доложили ещё рано утром. Труп на тюрьме, это всегда ЧП, надо было как-то из положения выходить. Кто конкретно виноват в случившемся выяснят потом, а персональную ответственность никто не отменял. А если проще, то за подчинённого отвечает начальник.

— Ну что Коля, доигрался? — начал Барский. — Развёл бардак. Кто за труп ответит? А я тебе скажу кто. Ты и ответишь, а через тебя и мне прилетит. Что конкретно там произошло?

Винник сидел с красной мордой, потел, и мечтал сейчас только об одном — опохмелиться. В больной после вчерашнего голове ничего связного и дельного не возникало.

— Саныч, да я… Я здесь ни при чём. Это не я его туда, сам только утром узнал.

Барский внимательно посмотрел на него, подошёл к сейфу и достал из него початую бутылку коньяка. Налил в гранёный стакан граммов сто и протянул заместителю:

— На, опохмелись алкаш долбаный, вижу что маешься. Хватит мне одного трупа, не хватало ещё чтобы ты у меня в кабинете от сердечного приступа копыта откинул.

Винник благодарно взглянул на полковника, схватил стакан, и одним глотком опрокинул в глотку содержимое. Замер, полминуты смотрел в стол, потом шумно выдохнул, тряхнул головой и рукавом форменного кителя смахнул со лба крупные капли пота, коньячок начал свою работу.

Щёки кума порозовели, глаза прояснились, даже осанка стала другой. От полковника перемены в подчинённом не ускользнули, и он коротко приказал:

— Рассказывай!

— Это Синько товарищ полковник. Он в пресс-хату этого парня засунул, а тот подготовленным оказался.

— Конечно — полковник кивнул на папку, лежащую на столе. — Боевой офицер, спецназовец, воевал. Я уже личное дело просмотрел. Скажи Коля, откуда ты таких недоумков берёшь, как Синько этот? Что конкретно на сборке произошло?

— Да я Саныч толком и сам не знаю. Вроде как нахамил этот парень старлею, унизил при всех, тот его в пресс-хату и засунул. А личное дело его и сопроводительные документы толком даже не посмотрел. Приказал беспредельщикам пресануть его хорошенько.

А тот сам их пресанул. Один труп, двое покалеченных. Ещё один заикаться от страха начал. Из хаты выломился. Там теперь Малышев этот, и ещё один. Того я по просьбе следака туда запихнул, чтобы посговорчивее был.

— Следаку надо дело быстрее закрыть, а если этот убой на себя возьмёт, бабки хорошие обещали. Следак сказал со мной поделится, ну а я бы Саныч тебе занёс, как всегда, ты же знаешь.

— Где сейчас этот Синько твой?

— Я уже за ним послал. Сейчас в порядок себя приведёт и явится. Он даже не в курсе что ночью произошло. Он вчера как этого парня в пресс-хату запихнул, нажрался на радостях и спать завалился. Всю ночь и продрых, Никонов один дежурил, ну и коридорные.

Этот Малышев сначала Беса покалечил, когда тот с заточкой на него кинулся. Его на больничку увели. Оставшиеся трое хотели отыграться, не получилось, он и их. Вот так труп и образовался.

В дверь кабинета нерешительно постучали. Услышав разрешение, в кабинет как-то боком прошмыгнул давешний старлей, из-за которого всё и случилось. Вид Синько имел помятый и взъерошенный, кроме того, испуганный и виноватый. Видимо коллеги успели обрисовать ситуацию.

— Разрешите товарищ полковник? — нерешительно и заискивающе проговорил старлей.

Барский презрительно посмотрел на вертухая, кивнул Виннику, мол твой подчинённый ты и разбирайся, и отвернулся к окну.

— Заходи Синько — ответил за полковника Винник. — Докладывай, как всё получилось. Ты почему без моего ведома и разрешения парня в пресс-хату кинул? Самостоятельным стал? Большого начальника из себя корчишь? Я ж тебя сука…

Синько стоял на ватных ногах потный и красный. Сесть ему никто не предложил, так и торчал посреди кабинета как прыщ на заднице. Состояние и так было, краше в гроб кладут, прапор сволочь какой-то палёнки принёс, а тут ещё и такое.

Чёрт дёрнул с этим Малышевым связаться. И что теперь? С тоской и страхом думал старлей. Только бы не уволили. Заикаясь, хриплым с похмелюги голосом пробормотал:

— Так он борзеть начал товарищ майор, требование не выполнил.

— Какое требование?

— Крест не снял.

— Ага, а ты значит и рад стараться? Власть свою решил показать? Гонор свой тупой? А ты хоть в личное дело его заглянул? В сопроводиловку?

— Виноват товарищ майор, не успел. Потом уже, но подумал, что всё обойдётся, один против четверых не потянет.

— Подумал он. Не уверен я что ты думать умеешь. Правильно говорят, дай дураку каплю власти, он такого наворотит, что дюжина умных не разгребёт. А хочешь я тебя сейчас самого к нему в хату закину? Ненадолго, на полчасика. Лично извинюсь перед ним за тебя дурака, а это скажу в качестве компенсации.

— Он думаю обрадуется. Этот Малышев спец, бить умеет. Он тебя инвалидом сделает, и ни одного синяка на теле не будет. Хочешь?

Синько даже не побледнел, а посерел. Бугристая кожа на лице приобрела серовато-синюшный оттенок, мозг затопила липкая волна паники, ватные ноги почти не держали. Он прекрасно знал, что"Кум"запросто может осуществить свою угрозу.

И ничего с этим не поделать, жаловаться на него не побежишь, сам по уши, да и некому. Сожрёт с потрохами и не подавится. Заикаясь от страха, пролепетал:

— Ннне надо товарищ майор. Простите дурака. Я искуплю… Я что прикажете…

Голос и вид у старлея был такой жалкий, что даже полковник не выдержал. Презрительно на него посмотрев, он бросил:

— Пошёл вон! Потом решу, что с тобой делать — потом сел за стол и спросил майора:

— Что делать будем Коля? За труп ведь отписываться придётся. А скоро прокурорская проверка. Хорошо если из своих кто будет, а если чужие?

Кум опохмелился, поэтому голова привычно заработала. Человеком, как уже сказано он был неглупым и изворотливым:

— А что делать Саныч? В первый раз что ли? По сути, ведь ничего страшного не произошло. Ну труп, ну и что? Кто знает от чего он помер? Может сердечный приступ, может болезнь какая неизлечимая.

С лепилой договоримся, Валера напишет всё что мы ему скажем. Никонов тоже молчать будет, хоть и молодой, а не дурак. Мы все здесь повязаны, поэтому если с умом всё сделать, никто и не пострадает. Синько этому морду набью, а ты выговор объявишь и премии лишишь, в его смену всё произошло.

— Согласен. С этим Малышевым что?

— Малышева в карцер суток на трое. Пусть не думает, что в сказку попал. За что причину найду, потом в общую хату. Второго сегодня в общую. Не получилось, значит пусть следак сам с ним разбирается, чёрт с ними с деньгами.

Барский задумался. Прикинул всё так и этак, а что, дело говорит опер. Действительно ничего страшного и не в первый раз, замнём как обычно.

— Хорошо — сказал Виннику, — действуй. Во вторую пресс-хату пока никого не кидать, пусть всё уляжется. А Синько твой действительно тупица, своими руками нового авторитета слепил. Этого Малышева теперь на тюрьме на руках носить будут, и по зонам слухи быстро разойдутся, встретят как героя.

— Ладно Коля иди. Да, и скажи там кому чтоб Стригунова нашли, пусть ко мне зайдёт. Тоже оборзел, на все хозработы положил, даже снег во дворе не убрали. Запрещёнку проносит внаглую, а на работу плевать. Ну никто работать не хочет.

А парня этого в карцер, правильно. Только не подсаживай ни к кому, хватит. Пусть один сидит, и вертухаям скажи пусть повежливей с ним, а то ещё жалобу напишет и на волю с кем передаст.

— Этот не напишет товарищ полковник, характер не тот.