Заповедник потерянных душ

Галина Романова, 2018

Полузаброшенный заповедник издавна пользуется у окрестных жителей дурной славой. Лет десять назад там пропадали люди, преимущественно бомжи. И вот снова в полицию поступает информация о том, что там пропали две пожилые женщины, которые поехали утром по каким-то делам, но к вечеру так и не вернулись. Как утверждают родственники исчезнувших, женщины собирались искать на территории заповедника жениха одной из них, который несколько дней назад отправился туда и больше не вышел на связь…

Глава 5

— Мне больше дел нет, как только старых идиотов по лесам искать!

Капитан Бодряков в бешенстве поддел ногой стул, попавшийся ему на пути от двери к его рабочему столу. Стул взвился в воздух на полметра, совершил стремительный полет до подоконника, ударился о батарею и с подозрительным хрустом на все четыре ножки опустился на пол.

Стул бить было нельзя. Стул был допросным. С хорошей историей. На нем, как утверждал предшественник капитана, все допрашиваемые кололись на раз-два. Бодряков верил и не верил, но стул до сего времени берег. А тут не выдержал.

— Ты чего такой? — Лейтенант Малахова глянула на него исподлобья, а на стул с жалостью, вздохнула. — Мебель-то тут при чем?

Мебель была ни при чем. При чем был начальник отдела, полковник Сидоров, отдавший ему десять минут назад приказ выехать на место предполагаемого происшествия.

— Предполагаемого, Малахова! — У Бодрякова гневно раздулись ноздри и защипало в горле. — Родственники пропавших стариков даже не уверены, что это может быть именно там.

— Там — это где? — Она поиграла авторучкой, зажатой между указательным и средним пальцами.

— Хороший вопрос, Малахова! Вопрос на пять баллов. Где?!

— И?

Она вытянула шею в его сторону, ее глаза смотрели вопросительно и в то же время ободряюще. Так смотрела на него в школе любимая учительница по физике. Смотрела, когда он не знал урока, не признавался и мямлил что-то неуверенное. А ей не хотелось ставить ему двойку, и она тянула его, тянула изо всех сил дополнительными вопросами и таким вот именно взглядом. Физику Бодряков ненавидел. Учительницу любил. Поэтому старался и получал заслуженную тройку вместо неуда.

— В общем, в субботу утром две пожилые женщины отправились в заказник на прогулку, — неприятным скрипучим голосом пробормотал Бодряков, тряхнул зажатыми в руке заявлениями от родственников и закончил: — И пропали.

— То есть не вернулись? — уточнила Малахова, роняя авторучку на пол.

— Нет. — Он швырнул заявления на ее стол. — Ознакомься.

Она резко двинула стулом, нагнулась, достала авторучку, сунула ее в подставку и только тогда взяла в руки два листа бумаги, исписанных дочерью одной пропавшей женщины и сыном другой. Быстро прочла раз, потом второй. Подняла на капитана вопросительный взгляд и спросила:

— А почему мы?

— Вот! — Бодряков нервно хохотнул, засовывая руки в карманы штанов. — Еще один вопрос на пять баллов, Малахова! Почему, черт побери, мы?!

— Мы занимаемся расследованием убийств, Александр Александрович. — Малахова положила заявления от пострадавших одно на другое, выровняла края. — А здесь ерунда какая-то!

— Моя бы воля, Малахова, я бы тебя к награде представил, — прохныкал Бодряков, усаживаясь за свой стол, который стоял напротив ее, перпендикулярно подоконнику. — Мыслишь верно.

— Но с полковником спорить, себе дороже, так?

Она взяла в руки мобильник, проверила зарядку, на день хватит точно, и со вздохом потянулась к своей сумочке, которая всегда стояла на тумбочке в ее углу. Сейчас капитан перебесится, и они поедут. Сначала, разумеется, к родственникам, потом в заказник.

Она не была там ни разу. Знакомые ее знакомых как-то отдыхали там с детьми. Восторгов не было. Лес им показался мрачным, запущенным, тропы — нехожеными. И пока они там гуляли, им все время казалось, что за ними ведется наблюдение. А потом и вовсе им стало чудиться, что в лесу стреляют. А охота, совершенно точно, была в заказнике запрещена. Об этом гласил огромный щит при въезде. Да и охотиться, со слов знакомых ее знакомых, там было не на кого. За время их прогулки им не встретилось ни единого подтверждения, что лес обитаем.

— А стреляли? — Бодряков повернул в ее сторону голову, на миг отвлекшись от дороги.

— Стреляли.

— Или будто стреляли? — уточнил он.

— Точно стреляли… будто. — Малахова неуверенно пожала плечами. — Я же не говорила с этими людьми. Мне просто рассказали. Но вроде там мужчины были, узнали по звуку какое-то оружие.

— Ох, Малахова, — разочарованно протянул Бодряков, сворачивая во двор дома Горяевых. Их обращение в полицию было зафиксировано первым. — Рано я тебя к награде собрался представлять. Все у тебя как-то… Будто стреляли. Какое-то оружие. Никакой конкретики. Может, там, в лесу, сухие деревья валили сотрудники природоохранных структур. А знакомые твоих знакомых придумали непонятно что. Нету там зверья, Малахова. Специально узнавал. Нету! Ладно, вылезай, приехали.

Они выгрузились из прохладного салона в душный летний полдень.

«И правильно, что чистую рубашку не стал сегодня надевать, — подумал, капитан Бодряков, чувствуя, как рубашка от пота тут же прилипла к лопаткам. — Еще по лесу вдруг придется бродить. Там белый воротничок будет некстати».

«Блузка сейчас прилипнет к телу от пота, — подумала Малахова, идя за капитаном след в след. — А под ней старый лифчик, с бретелькой, пришитой контрастными нитками. Не дай бог, заметно будет! А еще и по лесу бродить точно придется».

Дверь квартиры Горяевых оказалась незапертой. Даже чуть приоткрытой.

— Погоди. — Бодряков попридержал лейтенанта за локоть, постучал, позвонил, крикнул: — Есть кто дома?

Дверь распахнулась шире. На пороге стояли двое. Супруги Горяевы, сообразила Малахова. Они запаниковали первыми. Первыми побежали в полицию. И по первому впечатлению горе у них горькое.

Она еле стоит на ногах, бледная, заплаканная, одета как-то несуразно. Короткие джинсовые шорты и длинный шерстяной кардиган.

Он обнимает ее за плечи, тоже бледен, не заплакан, но встревожен. В домашних трикотажных штанах и футболке в обтяжку.

Сложен великолепно, оценила его тут же Малахова. Много интереснее своей жены. Возможно, имеет успех у женщин. Возможно, даже изменяет ей направо и налево. А может, и не делает этого, но жена ему явно не пара. Серой и невзрачной кажется на его фоне.

— Вы из полиции? — Первым спросил мужчина, дождался утвердительного кивка капитана, посторонился, увлекая за собой жену. — Проходите. Проходите. Мы вас с утра ждем.

Они вошли. Сразу за супругами проследовали в гостиную.

Современно, чисто, но не уютно, оценила Малахова, присаживаясь на край прозрачного пластикового стула, который выдвинула из-под стеклянного стола. Капитан от стула отказался, побоялся сломать. Сел на узкий двухместный диванчик. Таких в гостиной было два. И еще два низких креслица на тонких ножках. И еще громадный телик на стене. И на противоположной стене вразброс несколько стеклянных полок, подсвечиваемых холодным синим светом.

— Что можете сообщить по существу вопроса? — начал Бодряков, упираясь кулаками в колени.

На его лице читалась страшная скука, а еще отвратительное настроение, а еще желание послать все к чертовой бабушке. Он с этим боролся, конечно. Малахова видела, что он старается изо всех сил, но выходило так себе.

— По какому существу? — Опухшее от слез лицо дочери пропавшей пенсионерки исказилось от судороги, сделавшись еще более непривлекательным. — Что вы имеете в виду?

— Да! Что? — Шея красавца-мужа дернулась, он возмущенно прошипел: — Мы в заявлении все изложили. Все!

— То есть добавить вам нечего?

Губы Бодрякова раздраженно задергались. И зад его начал непроизвольно подниматься с узкого диванчика. Сейчас уйдет, сообразила Малахова. И они не зададут нужных вопросов. И не получат ответов, по которым можно будет судить: причастны супруги к исчезновению своей престарелой родственницы или нет? Или кто-то один из них причастен или нет?

— Простите, пожалуйста, — Малахова неуверенно улыбнулась. Глянула на красивого супруга Горяевой. — Как я могу к вам обращаться?

— Артур.

— А по отчеству?

— Ой, не надо никакого отчества! — Он поморщился. Прошелся ладонью по плечам и спине жены. — Просто Артур.

— Расскажите, пожалуйста, Артур, все с самого начала. Про утро субботы, — пояснила она, заметив заметавшееся в его глазах непонимание. — Нас интересует все. Интонации, настроение, фразы, шутки. Все!

Бодряков с облегчением выдохнул, снова опустил зад на диванчик и упер кулаки в коленки. Малахова улыбнулась и стала слушать сбивчивый, долгий рассказ. Жена несколько раз перебивала мужа, но по существу, и он не злился.

«Хороший признак, — подумала Малахова. — Видимо, в семье царит взаимопонимание».

— Вот, собственно, и все, — закончил Артур. — Все, что мы знаем. Да, совсем забыл. Чтобы уберечь себя и вас от оскорбительных вопросов, скажу сразу: мы весь день провели на городском пляже. Найдутся ли свидетели, запомнившие нас, не знаю. Но камер там — на выходе аж четыре штуки.

— Как вы, однако, внимательны! — с притворным восхищением поцокал языком Бодряков.

— Ах, оставьте ваши тупые намеки! — неожиданно взвизгнула супруга Артура, вскакивая с места. — Просто мы долго выбирали парковочное место, вот и обратили внимание, что вся стоянка простреливается камерами.

Если Бодряков и обиделся за «тупые намеки», вида не подал.

— Мы непричастны к исчезновению Екатерины Семеновны, — добавил Артур, осторожным, но настойчивым давлением на плечо возвращая супругу обратно на место. — Она — Светина мать. Они очень близки.

— А вы? — спросила Малахова. — Вас она не раздражала? Вдруг приехала. Вдруг поселилась.

— Да я Бога благодарил, что она у нас поселилась! — вдруг выпалил Артур с такой обидой, что Малахова ему тут же поверила. — У нас жизнь сразу наладилась. Мы даже забыли, как скандалить!

— Да, да, верно. — Бесцветные губы Светланы тронула скорбная улыбка. — Артур молился на маму. Она всегда была на его стороне.

Поняв, что говорит о матери в прошедшем времени, она вдруг запнулась, потом ударила себя по губам и расплакалась.

— Зачем она поехала туда? Именно туда? Судя по вашим рассказам, Екатерина Семеновна рациональный умный человек. Что за блажь ехать так далеко ради банальной прогулки?

— Ой, они собирались с Марией Сергеевной собирать какие-то травы, — простонала сквозь слезы дочь Светлана. — Какие-то редкие травы. Я не знаю! Мама не лезла с откровениями никогда. Не в ее правилах себя навязывать. Я не знаю. Но речь точно шла о сборе лекарственных трав. Во всяком случае, так она сказала мне. Но Артур что-то слышал, пока я переодевалась. Сын Марии Сергеевны все отрицает, но Артур же слышал!

— Что вы слышали, Артур? — глянула на него с укором Малахова.

Он что-то знает и молчит, а часы тикают. И шансов найти пожилых женщин живыми остается все меньше. Они ведь могли просто заблудиться.

— Две старые клуши, курицы! — воскликнул Бодряков, усаживаясь спустя двадцать минут в свою машину. — Они просто-напросто могли забрести в чащу и заблудиться. Устать могли. А еще…

— Не забудь про гипертонию, капитан, — перебила его Аня.

Ухватилась за блузку двумя пальчиками, отлепила ее от тела и помотала легкой тканью. Как она и опасалась, блузка прилипла к потному телу, и стежки темных ниток на пришитой бретельке точно теперь видны. Хорошо Бодрякову, кажется, нет никакого дела до ее лифчика. Как и до нее самой. Ему вообще, кажется, нет никакого дела до женщин. Он просто одержим работой. Ему тридцать пять лет, а семьи до сих пор нет. И постоянной девушки тоже. Полковник Сидоров, принимая Аню на работу, вежливо намекнул, чтобы она пригляделась к капитану.

— Он очень хороший парень, Анна Ивановна, — смущаясь, проговорил начальник отдела. — Вспыльчивый, но очень хороший. Порядочный. С такими, как он, прости за старомодное сравнение, только в разведку и ходить.

Вот она с ним и ходила везде: на поквартирные опросы, на досмотры места происшествия, даже в засаде пару раз с ним сидела. И все. Дальше этого дело не двигалось. Никаких театров, кино и ресторанов. Только работа.

— А что ты язвишь, лейтенант? И гипертония, да! — Он скосил на нее сердитый взгляд серых, как пыль, глаз. — Сделалось одной из них плохо, а таблеток нет под рукой и…

— Товарищ капитан, ты что, не слышал, что нам сообщил зять одной из пропавших женщин?

— А что он такого сообщил нам, Ань? — фыркнул Бодряков, сворачивая на шоссе, ведущее за город в сторону заказника. — Что он что-то такое там случайно услышал? Что его теща якобы просила свою подругу не плакать или не расстраиваться, он уже точно и не помнит? Что они обязательно его найдут?

— Ну да. — Она почувствовала, как под воротником блузки сделалось мокро, и тут же вся эта влага устремилась вниз, к лопаткам. И взмолилась: — Включи кондиционер, а!

Он молча ткнул в кнопку и продолжил ворчать:

— А кого или чего его, Ань? Может, они корень жизни собрались там искать? Женьшень какой-нибудь. Или цветущий папоротник!

— Саша, ты злишься, потому что понимаешь, что это не так.

— Нет! — возмутился он. — Ничего я не понимаю! Нет!

— Да, — ответила она спокойно.

— Что да?! — Он едва слышно чертыхнулся. — Просто две старухи отправились на прогулку и заблудились. Или попали в болото. Ты ведь знаешь, что в заказнике есть болото?

— Нет, не знаю.

— Открой бардачок, возьми карту. Меня ею снабдили добрые люди, — ядовито добавил он. Дождался, когда она ее развернет, и ткнул пальцем в самый дальний западный угол. — Вон там. Видишь?

— Вижу.

— Там болото. Непроходимое совершенно. — Бодряков зловеще понизил голос. — Болтали, что в девяностые многих там похоронили. Но не уверен. Болтают просто. Н-да…

— Саша, от дороги, по которой они должны были заехать в заказник, до болота почти двадцать километров, — округлила глаза Аня. — Они не могли туда дойти пешком. Две старые женщины. Да и зачем им туда?

— Вот именно! — гаркнул он и вырвавшись на трассу, прибавил скорость. — Ладно, я уже успел позвонить. Кто-то из местного лесничества должен будет ждать нас на въезде. Поглядим, посмотрим.