Вечные деревья исчезающего сада-2 (сборник)

Владимир Шали, 2014

В книгу включены в основном стихи, написанные в период 1970–1990 годов. Последнее произведение «Крест Гермеса Трисмегиста, или 33 Молитвы о Равновесия» – это квинтэссенция мыслей и образов единого цикла «Неразличённый Египет», которому автор посвятил последнее двадцатилетие своей литературной деятельности. Владимир Шали

Тени моих любимых. <Монообраз>

Время кожаных регланов

Унесено рельсами

В железнодорожный архив

Документальножёлтых снимков —

Время кожаных регланов

Возвращается узкоколейками

Лагерей Биркенау и Бжезинка —

Тянутся длинные нити

В чёрные глаза войны —

Где холод и цинизм —

Я не верю в прерываемость событий —

Если в мире жив ещё нацизм —

На большой реке берлинская лазурь —

Вся земля — смешение цветов и наций —

Свет в глазах войны — печей кровавый след —

Кровоизлияний и кремаций —

Образ голубого кабинета

Дно голубого кабинета

Покрыто розовым паркетом —

И красных ламп японский свет

Осветит тех — кого уж нет —

В коротком бежевом халате

Хозяйка — в серебре и злате —

Как римский мальчик — сложена —

Давно в Бжезинке сожжена —

Здесь зимний сад — газон — розарий —

В качалке кружится хозяин —

Поэт — философ — меценат —

Убитый много лет назад —

Но в этом ли разгадка замка —

Между реальностью и сном

Здесь все — хозяин и хозяйка —

Живут во времени ином —

Где веруя — а где не веря —

Где белолицы — где черны —

Здесь европейские евреи

Во времени разметены —

И время словно приглушило

Тех — кто в обличии живом —

И я не знаю — это было —

Или всё сбудется потом —

Монолог немецкого художника 1944 года

Берёт берлинскую лазурь

На белый лист железной кистью

И экспрессионистской высью

Грозу венчает Отто Дикс —

Там Шпрее превратилась в Стикс —

Наполнившись нацистской мыслью —

В Берлин пришла пора любви —

Пора дождей и затемнений —

Горящих окон — нет сомнений —

Стал уже круг моих друзей —

Реальность ставится в музей —

Простые связи не зови —

Ведь ты на море — не на суше —

Коммуникации нарушив —

В Берлин пришла пора любви —

И надо многое забыть —

Подобен мозг застывшей глине —

Лишь только двое могут быть

Соединёнными в Берлине —

Монолог Гёте — гуляющего вблизи концлагеря Бухенвальд

Вот и готова элегия —

Ульрика едет в Карлсбад —

Верно — что карлики гения

Остановили — Я рад —

Вспомнить бы чёрствость любимой

И утаённый рассчёт —

Только опять ястребиный

Сердце качает полёт —

Помнится всё совершённое —

Несовершённое — нет —

Воздуха свежесть —

Юный таинственный свет —

Это равнина ли — небо ли —

Буковый лес — мой предел —

Помнится то — чего не было —

То — что увидеть хотел —

Люди — вы так рассудительны —

Стар я — она молода —

Всё же войти удивительно

В буковый лес иногда —

Мрачные слышу пророчества —

Люди — я вас не спасу —

От моего одиночества

Холодно стало в лесу —

Славно болото осушено —

Что им любовный недуг —

Грозно хранит равнодушие

Ровно посаженный бук —

Бьётся мучительно колокол

Странным звучаньем родным —

Чёрным проносится облаком

Едкий — пронзительный дым —

Чтото творится на свете —

Рано жирнеет земля —

Не наливайтесь — не смейте —

Кровью чужою — поля —

Колокол бьёт — и не спрячешься —

Всюду деревья в крови —

Видно — срубить надо начисто

Буковый лес без любви —

Странная это энергия —

Душам готовит распад —

Вот и готова элегия —

Ульрика едет в Карлсбад —

Монолог «Что же такое дым»

Завтра я стану дымом

И поползу в трубу

Вместе с женой и сыном —

Странный простор во лбу —

Умер — наверное — мозг —

Но не хватает воска —

Чтобы заполнить ту

Тяжкую пустоту —

Что же такое дым — если он едко жирный —

Как растворится он в воздухе — а потом —

Узок ли круг его — или объём всемирный —

Будет ли дым глазами — будет ли дым умом —

Может быть — только ртом —

Жрущим леса и пашни —

Замки и города — свастику и людей —

Тех — кто в нацистском марше —

Думаю я о дыме

И не хочу о пепле —

Можно висеть на дыбе —

Руки мои окрепли —

Только не ради крови

И вьющегося огня —

Весь крематорий в слове —

В дыме моя семья —

Ктонибудь нас поднимет —

Выбелит в злую небыль —

Соединимся в дыме —

Соединимся в небе —

Монолог препарированной головы в Освенциме

Перроны ада принял рай —

Пошли наверх горячим дымом

Останки жён и матерей

В тот синий край —

От птичьих стай неотделимо

Они проносятся теперь —

Передо мной мундир зелёный

И серосиняя стена —

И снова я живу — казнённый —

И держит на губах слова

Отрубленная голова —

Я — препарат — похож на птицу —

Себе в мучениях приснясь —

И каждый вечер врачубийца

Меня приветствует — смеясь —

Был у любимой образ мой —

И вот я только статуэтка —

Подставка — чистая салфетка —

Увенчанная головой —

И странно — там живёт она —

Как полагается невесте —

В голландском городе одна

И думает — кругом война —

И нет его на свете —

Здесь я —

Монолог сидящего у ворот Майданека

Майданек —

Косы моих любимых —

Пепел моих любимых —

С которыми я разминулся

В трёх десятилетиях —

Там сгорели мои дети —

Дети неистребимые —

Что вечными были на свете —

Но встретились у ворот крематория

С газом — огнём и смертью —

Там — верно — и я — задохнувшийся в теле матери —

Плачу внутриутробным воем —

Но меня не достают сапоги карателей —

Которые бьют по животу женщины смертным боем —

Майданек —

Слёзы моих любимых —

Тени моих любимых —

Шесть миллионов убитых —

Бедные дети Земли —

Был я от вас вдали —

Или — может быть —

Я сидел у ворот —

И читал надпись — и не мог разобрать —

Я был никто —

Ни этот и не тот —

Шорох от одежды — идущих умирать —

* * *

Над Киевомградом возникли тревожные тени —

У Бабьего Яра я слышу их мёртвое пенье —

Над жизнью — над смертью —

Из ночи до самой зари —

Из прошлого в будущее

Яром идут косари —

Весь день косари

По оврагу гуляют и косят —

На донышке яра

Ножи свои острые носят —

Дремуче — угрюмо с похмелья бормочут слова —

— Расти — вырастай —

всё равно тебя срежем — трава —

Но гдето под вечер

Усталых любовников пара

Сольётся в кровавых деревьях

Зелёного яра —

Над полем убийства

Их вечная вера жива —

Молчат косари —

Из под ног вырастает трава —

Монолог немецкого заключённого 1938 года

Ломая ограды и своды тюрьмы —

Аккорды Бетховена входят в умы —

Играя лучами то света — то тьмы —

То солнцем — то тенью становимся мы —

То снами — то явью —

То жизнью — то смертью —

То новью — то старью —

То кругом — то вертью —

Охранник воды набирает ведро —

И в дверь каземата тревожно стучится —

И нам предлагает бездонно напиться —

И мы выпиваем и зло — и добро —

Но эта отрава не станет концом —

То мир материален — то снова духовен —

С лохматою гривой и львиным лицом

Запутался в ржавых решётках Бетховен —

Монолог девушки в лагере смерти Биркенау

Бутафорский вокзал в Биркенау —

Нарисовано всё по лекалу —

Баня — Касса — Дежурный буфет —

Только жизни в ногах моих нет —

Предлагают раздеться — помыться —

Верю вывеске — Хочется выть —

Но в пресыщенном взгляде убийцы —

— Вам налево — А значит не жить —

Вам налево — налево — налево —

Слово длится в молекулах — я —

Но толпа — это голая дева

В крематорий ползёт — как змея —

Тает Родина — кто я — не знаю —

Я безвременна — я замолчу —

Бутафорский вокзал в Биркенау —

Я уехать обратно хочу —

Я хочу жить в иллюзии слова

Европейских пяти языков —

Но горит под ногами основа —

Бутафория мёртвых шагов —

Стану полькой — еврейкой и немкой

В час конца со звездой и крестом

И летящей крупицею мелкой

По перрону и вечным хвостом

Голой очереди в крематорий —

Бутафорский вокзал — я твоя —

Самый лживый из всех территорий —

Слово длится в молекулах — я —

Баня — Касса — Вокзал — Мы кричали —

Пропадая в нацистском огне —

Верно — было лишь слово в начале —

И останется слово во мне —

Монолог безымянного убийцы

Убийство неизвестных лиц —

Не больше — чем убийство птиц —

Стреляй — потом вези в жаровню —

И среди этих верениц

Я человека не запомню —

Конкретность жертвы — это страх —

В знакомого направив выстрел —

Ты станешь винтиком в часах —

Сломавшим механизм убийства —

И я бегу от этих глаз —

От этих лиц — и тем свирепей

Их заволакивает газ

И обезличивает пепел —

Но ктото всё же крикнул — Ганс —

И ты пришла — реальность злая —

Пусть крик его в ночи угас —

Он знал меня — и я узнаю

Его — через него — себя —

Себя — которого не вижу —

Я этот голос ненавижу —

Откуда он пришёл — скорбя —

И кто же это крикнул — Ганс —

Мужчина — женщина — ребёнок —

Для миллиона перепонок

Такая музыка — конец —

Да — сотней золотых коронок

Мне в уши впился тот подлец —

Но кто же это крикнул — Ганс —

Пред уходом — перед смертью —

Перед последней круговертью —

Проглатывая серый газ —

Он истину возмездья спас —

И я себя увидел с плетью —

А может — крикнул он не мне —

А Гансу — что сгорел в огне —

Монолог узника — отделившего душу от ног

Какое счастье — нет души —

Нет разума — есть только ноги —

Весь мир в ногах — Они в тревоге

Вдоль главной лагерной дороги

Переползают — слово вши —

Они спасают лишь себя

На перекличке у барака —

Но в них порой рычит собака —

По человечеству скорбя —

Лишь ноги чувствуют побег

И муки переносят стойко —

Над ними мёртвая надстройка —

Уничижённый человек —

Нельзя мне думать о ногах —

Быть может — этим их обижу —

Они лишь думают — я — вижу —

Они лишь чувствуют врага —

Шаги и глухи — и тупы —

И я страшусь — они в обиде —

Я знаю — две мои стопы

Мой торс убогий ненавидят —

Я и молюсь — я им клянусь —

Что силы все из сердца выжму —

Как странно ног своих боюсь

И лютой злобой ненавижу —

Они страшны — когда стучат —

Созвучьем повторяя стражу —

Они бегут — когда кричат —

Они танцуют — как прикажут —

Ну вот и всё — Я жил как мог —

Мне новый день навстречу вышел

И крикнул с пулемётных вышек —

— Ты потому лишь только выжил —

Что душу отделил от ног —