Перелётный словарь для почтовой вороны

Владимир Старшов

Автор просит не думать о нём плохо, он не пьяница. Это всё лирический герой, такой-сякой, иногда и чокнешься с ним. Но ответственность за его грехи снять с автора никак невозможно. Стихи окликают поэзию исповедью. И не важно, файлы это или письма в папирусных свитках. Прав Пастернак, книга всего лишь «кубический кусок горячей, дымящейся совести.» Надо только подобрать слова. А словарей теперь, как будто, мало, и — не успеваем…

«По осени, наверно, думать надо…»

По осени, наверно, думать надо

о том, что осень лучше снегопада,

что тугодум — он сам себе как дом,

а время тугодуму только радо,

поскольку и оно кумекает с трудом.

Ну, и так далее, весной о птицах,

в июле на свету настаивать слова,

и старую шинель с горчицею в петлицах

проветривать, чтоб не болела голова.

А лучше вовсе ни о чём не думать,

а взять тростинку, вслушаться и дунуть,

к тому, что выдулось прислушаться, другую

тростинку взять, такую же нагую.

И если кто-то наблюдает, если

ему не безразличны наши песни,

за то что ты всю жизнь дышал в тростинку,

тебя беспутного и милую былинку,

с тобою разделившую твой путь,

он всё же превратит во что-нибудь…

Я шёл, мне дождь за воротник плескал,

мой плащ под ветром на ходу поник,

я видел, что меня искал

в толпе сквозь мокрое стекло глазами проводник,

я вспомнил, боже, ведь сказал Паскаль,

кто мы такие — мыслящий тростник…