Записки обаятельного разгильдяя

Владимир Викторович Мишустин

У каждого есть такой друг, который всегда с тобой. Это он сам. Так, при утрате своей глубины, эта дружба становится не доступной. И человек, чувствует одиночество. Утрачивается способность получать наслаждение от собственных мыслей, и диалогов с этим, самым близким другом. Хотя, этот источник наслаждения, с одной стороны неиссякаем, а с другой всегда под рукой.

1.12.2015

Я думаю, что боюсь жить один. Но, стараюсь выглядеть так, будто это не так. Оттого, я делаю вид, что я терплю все те проявления, которые мне не нравятся в моей супруге. С эдаким понимающим видом. Боясь себе признаться, что сам к себе, я отношусь плохо. Как, к человеку, не способному и трусливому. Который, только и брюзжит, что ему мешают добиваться больших высот, А, сам, трусливо поджимает хвост, когда впереди нет никаких для этого препятствий.

И вот это уничижительно к себе отношение, и порождает желание постоянно кусать жену и упрекать ее в том, что она меня не любит, или плохо обо мне заботиться.

Мне кажется, ты слишком сильно увлекся тем, чтобы доказывать жене, что ты чего-то стоишь. И от этого своего увлечения, утратил тот путь, на котором это стоило бы делать.

У тебя ведь есть идеи, и эти идеи стоящие. Только, ты отчего-то увлечен, но не ими. Так тоже жить можно. Вместо серьезного дела, кусать близких, и упрекать их в бездеятельности. И от этого, временно чувствовать себя значительным кренделем.

На что ты тогда, променяешь свой путь? На домашние ссоры и дрязги?

Такое чувство, что ты трусишь совершить хоть какой-нибудь шаг. Не какой-то большой, а вообще, любой!

Чего ты так боишься? Что ты не дееспособен? А твоя сущность настолько ничтожна, что не сможешь заработать себе на пропитание? И погибнешь от голода в одиночестве?

Сдается мне, что я вру сам себе. Если бы я боялся голода, или чего-то подобного, то любая работа мне бы подошла. Собственно, ее любой и хватает, для того чтобы себя прокормить.

Это трусость заняться своим делом. Тем, которое тебе нравится и, которое хочешь вести. И даже трусость хотеть. В этом случае, любой шаг, явился бы большим делом. А не, воздыхания и собирания заняться делом «потом», чуть «позже», когда «время придет».