Спокойных дней не будет. Книга III. Время любить

Виктория Ближевская

Илья и Соня уверены, что должны быть вместе. Но пока он ищет способ исполнить обещание, Соня неосторожно попадает в романтические сети. Арсений, который пытается украсть ее сердце, молод, хорош собой и представляет серьезную угрозу для Ильи. Потерявшая голову Соня совершает ошибки, теряет близких и наживает врагов. Но Илья не сдается, и прямо накануне свадьбы Соне предстоит выбрать свою судьбу. Потому что даже из самого запутанного лабиринта чувств есть только один выход. И этот выход – любовь.

Глава 4. Утро в зверинце

В субботу они три часа бродили по залам Пушкинского музея. Держались за руки, как старшеклассники, и разговаривали без умолку. Несколько раз она звонко рассмеялась и получила выговор от престарелой смотрительницы египетского зала, которая встрепенулась на своем стуле и решительно направилась к разудалой парочке, чтобы объяснить, что в Храме Искусства, как впрочем, и везде, женщине полагается быть скромной и умеренной в проявлении чувств. Соня вежливо выслушала старушку и извинилась, стараясь высвободить пальцы из игриво настроенной ладони Арсения, на которую то и дело падал суровый взгляд смотрительницы.

— Что ты творишь! — зашептала она, когда они остались одни возле саркофага. — Она нам чуть руки не отпилила взглядом.

— Я боялся, что если отпущу, она заберет тебя в кабинет директора, — шепнул он ей на ухо, и она снова прыснула смехом, спрятав лицо у него на плече.

Соня тянула его к импрессионистам, но он остановился возле розовых французских ангелочков, покрытых складками, как носороги, и долго разглядывал картину с разных ракурсов.

— Тебе нравятся пухлые женоподобные мальчики? — осведомилась она, стиснув его пальцы. — Вот уж не думала.

— Совсем не нравятся. Так же как и мужеподобные девушки. Но посмотри на этот праздник обнаженного тела. Вот уж когда люди не стеснялись своих габаритов.

— Так ты предпочитаешь толстушек, не изнуряющих себя диетами? Так бы сразу и сказал. С завтрашнего дня начну налегать на булочки с маслом.

— Думаешь, ты сможешь достичь моего идеала? — усмехнулся он, скептически осмотрев ее с ног до головы с видом опытного работорговца. — Ну, может, года через полтора-два.

— Я буду стараться!

— Кстати, а какой ты была в детстве? Розовой и пухленькой, как они?

— Да нет, тощей, изможденной и бледной, как поганка.

— Не было у тебя моей мамы. До подросткового возраста у меня были вот такие щеки. — Он показал руками нечто шарообразное возле узкого холеного лица. — И весил я, как начинающая штанга, килограмм восемьдесят.

— Ты шутишь! У тебя такая шикарная фигура. Люди годами зарабатывают их в фитнесс-центрах.

— А тогда у меня была шикарная мама. Она кормила меня на убой, как рождественского гуся, учила играть на контрабасе и сама провожала в школу мимо компании местной шпаны, которая так и поджидала, чтобы оказать дурное влияние на маменькиного сынка, раскормленного до размеров хряка-рекордсмена.

— И что же с тобой случилось потом?

— Ты не догадываешься? Типичный рецепт похудания для подростка пятнадцати лет. Вместо обеда — пачка сигарет, лучше две, вместо контрабаса — карточная колода, вместо школы — чердаки и подворотни, вместо вечернего пирога с мясом или яблоками — порка отцовским ремнем.

— Бедная мама, — вздохнула Соня.

— Я думал, ты пожалеешь меня, — удивился Арсений.

— А чего тебя-то жалеть? Ты ведь похудел и перестал быть всеобщим посмешищем.

— Интересный подход, — усмехнулся он и поцеловал ее ладонь. — Но тебя я взялся бы слегка откормить.

— Ничего, к зиме я поправлюсь, — заверила его Соня. — Вот съезжу в отпуск к морю и стану толстая и красивая, как херувим. Ты же сам от меня и отвернешься.

— Тебе придется очень постараться, чтобы отвратить меня. Хотя, конечно, если поставить такую цель…

— В любом случае, сейчас это не первоочередная задача.

— Успокоила.

Они потратили на импрессионистов больше получаса, а когда положенное время свидания истекло и пришла пора расставаться, он не выпустил ее пальцы.

— Давай поужинаем.

— Увы, мне надо бежать.

— Только не сейчас, Соня. Видишь, и моя рука не разжимается, она срослась с твоей, пустила корни.

— Боюсь, ей придется, — невесело улыбнулась Соня.

— Скорее, тебе теперь придется забрать меня с собой, куда бы ты ни шла.

Арсений все еще пытался шутить, но глаза уже стали серьезными и разочарованными, а пальцы ослабили хватку.

— Я иду домой, — твердо сказала она и вдела руки в рукава плаща. — Ты знаешь.

— И там тебя ждет ребенок и больной муж… — не скрывая разочарования, сам себе напомнил он и тоже оделся, оглянувшись на их отражения в зеркале. — Как всегда.

— Сеня, прошу тебя! — Она легонько подергала его за рукав. — Я тоже не хочу уходить. Но должна.

— Задержись еще ненадолго, — попросил он, чувствуя, что она готова сдаться. — Давай забежим в ирландский паб. Здесь рядом.

— Десять минут в машине, — предложила женщина, готовая к компромиссу. — Это все, чем я располагаю.

— Этого слишком мало.

— Скоро и они истекут. — Она постучала по циферблату часов и взглянула на своего спутника. — Или домой?

— Идем в машину. Только сидеть будем в моей.

Он потянул ее к парковке, не открывая зонта, хотя дождь не прекращался, буквально втолкнул в заднюю дверь и в ту же секунду оказался рядом, повернувшись всем телом и поблескивая белками глаз в полумраке салона за тонированными стеклами. Она испугалась, что он услышит, как колотится ее сердце, и отвернулась к окну.

— Когда же прекратится этот дождь?

— По прогнозу — в середине будущей недели. Ты не любишь дожди?

Он дышал ей в затылок, и она боялась пошевелиться, чтобы случайно не оказаться слишком близко.

— Не знаю. Я люблю воду, как рыба. Но не дождь. Или дождь я тоже люблю…

— Ты не можешь решить, что любишь на самом деле?

— Меня не пускали гулять под дождем в детстве, хотя я очень хотела побегать босиком по траве, по лужам, как это не возбранялось Левушке и даже Марине. Все боялись, что я простужусь. Они были нормальные дети, а я — сплошное недоразумение.

— И с тех пор ты опасаешься, что под дождем с тобой случится что-то плохое? Даже сейчас так думаешь?

— А оно может случиться?

Она спросила это едва слышно и ниже опустила голову, как будто не хотела услышать ответ. Он видел, как поднимаются и опадают ее плечи под мокрым плащом, как подрагивают капли в волосах, слышал настороженное дыхание.

— Нет, — уверил ее мужчина и придвинулся ближе. — Я не допущу плохого. Ты можешь мне верить.

— Я хочу верить, — призрачным шепотом откликнулась она, но Арсений сумел расслышать и развернул ее к себе.

Он снимал губами капли дождя с ее волос, а Соня, закрыв глаза, трепетно отдавалась этим невесомым ласкам, как прикосновениям влажного ветерка на далеком взморье. Потом его поцелуи тронули ее висок, спустились к опущенным ресницам. Он никуда не торопился, хотя оговоренные десять минут безудержно истекали. Гладил пальцами ее длинную шею с бьющейся жилкой, смотрел в запрокинутое лицо. Наконец, она не выдержала этой сладкой пытки и сама обняла его, прижалась, потянулась ждущими губами. Сорок обморочных минут промелькнули, как один миг. Арсений оказался нежным и страстным, но не шел дальше поцелуев, как в фильмах пятидесятых годов.

— Я не нравлюсь тебе? — спросила она, облизнув горящие губы, и отстранилась. — Ты не хочешь меня?

— Здесь? Разве я могу так обойтись с тобой!

— Тогда увези меня, — прошептала она, дрожа от возбуждения. — Поедем к тебе, в гостиницу, на край света…

— И ты не пожалеешь, что поддалась порыву? Не оттолкнешь меня после?

— Я не знаю, — после мучительного раздумья вздохнула Соня и посмотрела в мокрое окно. — Может, сейчас я и ошибаюсь. Но как узнать, пока не совершишь ошибки?

В его квартире сладко и уютно пахло свежей выпечкой, как во французской кондитерской. Соня принюхалась в темноте прихожей и обернулась к хозяину дома:

— Корица?

— Плюшки, — деловито сообщил он, запутавшись в рукаве мокрого плаща. — Моя домработница уже много лет по выходным печет плюшки с корицей.

— Фрекен Бок? — фыркнула Соня и тут же испугалась. — Она сейчас здесь?

— Она интеллигентная женщина и уходит не позже шести, чтобы не мешать мне отъедаться на сон грядущий. — Арсений забросил сухой зонтик в подставку под вешалкой. — Снимай скорее плащ, простудишься.

Но вместе с плащом на пол соскользнул и ее коротенький клетчатый жакет, и внезапно Соня оказалась накрепко прижата к стене сильным, стремительным телом.

— Ты хочешь прямо здесь? — хихикнула она, удерживая от посягательств пуговицы на блузке.

— Я хотел еще в Питере, — жарко зашептал он, целуя ее беззащитную шею в том месте, где тонкая цепочка легла между ключиц. — Чего еще ждать?

— И вправду, — согласилась она, позволив его ладони забраться под одежду. — А может, все-таки в спальне?

— Ты сторонница традиционного секса? Спальня — не единственное место для игр.

— Да, есть еще казино, — лукаво засмеялась Соня, пока нетерпеливые руки избавляли ее от блузки.

— Например, стол для покера… — быстро согласился он. — Я привезу тебя в казино, когда все уйдут.

Между поцелуями он рассказывал, что можно делать в пустом казино, а она вздыхала, погружая пальцы в его каштановые волосы, быстро впитавшие запах корицы.

— Еще немного, и я не смогу находить доводы против близости в коридоре, — простонала Соня, когда узкая юбка упала к ее ногам. — Уйдем отсюда, прошу тебя.

Он без лишних слов вскинул ее на плечо, как ковер, принесенный из химчистки, и понес мимо многочисленных открытых дверей в дальние комнаты.

— Большая квартира. — Она успела насчитать шесть дверных проемов, когда он опустил ее на пол в спальне с наглухо зашторенными окнами. — Ты завидный жених, Арсений.

— Пока еще нет. — Он расстегивал рубашку и зазвенел пряжкой на ремне. — Буду, когда разведусь.

— Ты женат?

Она стояла посреди мягкого песочного ковра и с любопытством смотрела на неубранную кровать в стиле одного из помазанных на царство Людовиков, занимавшую половину комнаты. Слева на стене висело зеркало невероятных размеров, задрапированное тяжелой тканью. На других стенах располагались картины с очень несовременными сюжетами, вроде тех ангелочков и полуобнаженных пышнотелых дев, которых они видели два часа назад в музее. Но в полумраке Соня не могла разобрать подробности сюжетов. С потолка свешивалась золоченая люстра. Другой мебели в спальне не было, если не считать двух антикварных кресел, на которых в беспорядке лежала хозяйская одежда.

— Это важно?

Она не заметила, как он оказался у нее за спиной, пока она изучала убранство комнаты.

— Нет. Просто, ты не говорил.

— Ты тоже много мне пока не рассказала. — Он поцеловал ее затылок, пахнущий духами и дождем, и повернул женщину к себе. — Но я не тороплю тебя.

— Важно не то, что было раньше, а то, что есть сейчас.

— Я думал, ты скажешь о будущем. Женщины любят рассуждать на эту тему.

— Зачем говорить о будущем, которое может не наступить. — Она прижалась к нему сама. — Сейчас я хочу быть с тобой в настоящем.

— Разумное желание, — согласился он и отбросил угол одеяло. — При таком единодушии у нас все получится.

— Все получится, — эхом повторила Соня и обернулась на свое отражение.

И бесстрастное зеркало на миг приоткрыло завесу тайны и показала ей будущее: стройную темноволосую женщину на постели, готовую обрести счастье в объятиях зеленоглазого мужчины.

— Хочешь плюшку? — спросил Арсений и повернулся на бок, глядя на Соню.

— Плюшку? — Она потянулась под его изучающим взглядом и закинула руки за голову. — Пить, пожалуй, хочу, а плюшку нет.

— А я хочу, — сказал он и улегся рядом с ней на спину, мучаясь неодолимой ленью. — И пить. И курить. И тебя, но чуть позже.

— Я тоже попала в список жизненных потребностей?

— Этот список начался с тебя и тобой завершается, ты заметила?

— Боюсь, сейчас я плохо соображаю. Кажется, только что на меня наехал трехтонный автомобиль с шестилитровым двигателем, без тормозов и гражданской ответственности.

— Ты предпочитаешь застрахованные малолитражки с талоном техосмотра под стеклом?

— О, нет! Скажу честно, я против самокатов, велосипедов, мотоциклов и роликов.

— Но ты жаловалась…

— Я не жаловалась, Сеня. Я хвасталась.

— Ну, тогда продолжай. Лесть твоя, о женщина, прекрасна, как героическая поэма о взятии Трои.

— Но Троя превратилась в руины, Елена состарилась, а конеборного Гектора погребли, если мне не изменяет память. Мрачная картина разрушений. Не дай бог на сон грядущий. А ты живой. Просто фантастический.

— Хотел бы я возгордиться, но жизнь научила меня осторожности. А с кем ты сравниваешь?

— Даже не спрашивай!

— Ладно, не надо имен. Просто скажи, сколько их было.

— Сколько? Кажется, трое. — Она снова потянулась и нашла его руку возле своего бедра. — Точно трое. Три волхва. Три тополя на Плющихе. Три мушкетера. Три карты.

— Три поросенка, — презрительно заметил он, чтобы прервать ее ассоциации. — Так это вместе с мужем или без него?

— Вместе, конечно, — обиделась Соня. — За кого ты меня принимаешь! Лучше скажи, сколько красавиц соблазнил ты? Ты ведешь им счет? Судовой журнал?

— Когда-то вел, но на третьей сотне сбился.

— Ты шутишь! — воскликнула она и повернула к нему изумленное лицо. — Я думала, такое бывает только в кино. Невероятно! Ты ведь не мог их всех любить?

— Нет, конечно, не мог и не любил. Правда, на трех из них я был женат, а с четвертой развожусь через пару недель.

— Кажется, я схожу с ума!

Соня села в кровати, потерла виски и обхватила голову руками, как обручем.

— Я шокировал тебя?

Он оказался рядом и обнял ее прохладные плечи. Она покачала головой, словно никак не могла осмыслить услышанное, и подтянула к себе колени, закрывшись от мужчины, как потревоженная ракушка с морским обитателем внутри.

— Я и подумать не могла. Ты не производишь впечатление…

Конец ознакомительного фрагмента.