Спокойных дней не будет. Книга III. Время любить

Виктория Ближевская

Илья и Соня уверены, что должны быть вместе. Но пока он ищет способ исполнить обещание, Соня неосторожно попадает в романтические сети. Арсений, который пытается украсть ее сердце, молод, хорош собой и представляет серьезную угрозу для Ильи. Потерявшая голову Соня совершает ошибки, теряет близких и наживает врагов. Но Илья не сдается, и прямо накануне свадьбы Соне предстоит выбрать свою судьбу. Потому что даже из самого запутанного лабиринта чувств есть только один выход. И этот выход – любовь.

Дизайнер обложки Екатерина Глейзер

© Виктория Ближевская, 2017

© Екатерина Глейзер, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4483-8191-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

— Софья Ильинична, мне надо с тобой поговорить!

Кирилл Рыжиков назвал коллегу полным именем, что было само по себе необычно, и заговорщицки понизил голос, косясь на любопытных соседей по кабинету.

— Говори, — отозвалась погруженная в почту Соня и отправила очередное электронное письмо в корзину. — Ну, сколько можно писать одно и то же!

— Мне надо без свидетелей, — проигнорировав крик ее души, попросил Кирилл.

— Кир, давай твои проблемы решим позже.

— Это не мои, а твои, — возразил Кирилл и доверительно тронул ее за плечо. — Пойдем к Саше, пока его нет.

— Говори здесь, у меня нет времени на конспирацию.

Она окинула его недоумевающим взглядом и снова уткнулась в монитор.

— Я хочу тебе кое-что показать…

— В Сашином кабинете? Очень смешно! Твое кое-что меня не интересует.

— Мое кое-что в рекламе не нуждается, — вспыхнул оскорбленный в лучших чувствах Кирилл. — А вот твое кое-что сейчас видно из Сашиного окна, как на ладони.

— Во время авралов меня не интересуют машины, облака, птички и даже дворники.

— И даже гениальные сыщики, которые за тобой следят?

— Смешно, угу.

Она все еще не вслушивалась в его слова, безжалостно сортируя сообщения электронной почты.

— А заметно, что я смеюсь? — обозленным тоном спросил Кирилл, и на этот раз Соня встряхнулась и взглянула на него с неподдельным интересом.

— И это странно. Обычно ты не бываешь серьезным.

— Наконец-то до тебя стало доходить. Пойдем, ты должна это увидеть сама.

Они зашли в кабинет директора по персоналу, провожаемые заинтересованными взглядами сотрудников. Кирилл плотно закрыл стеклянную дверь и подвел женщину за локоть к окну.

— Видишь серый рено? Он пасет тебя всю неделю.

— В каком смысле пасет?

— Водителей двое, они сменяются через день и фотографируют тебя профессиональной техникой утром, вечером и всякий раз, как ты оказываешься во дворе.

— У тебя разыгралась мания преследования.

— Или твой муж нанял частного детектива.

— Кирюша, мой муж — наполовину растение. Он с трудом может объяснить сиделке, что ему надо в туалет.

— Значит, любовник, — не сдавался конспиратор.

— У меня нет любовника, — помедлив, неуверенно ответила Соня.

— Значит, бывший любовник. Или будущая жена бывшего любовника. Или федералы. Или Моссад. Или даже сомалийские пираты. Но уже неделю за тобой таскается хвост.

— Давай попробуем рассуждать здраво, — помолчав, сказала Соня дрогнувшим голосом, под влиянием внезапной догадки теряя способность к логическому мышлению. — Ну, машина. Ну, торчит под окнами неделю. При чем тут я?

— А вот это как раз мы без труда проверим, — оживился авантюрно настроенный коллега и осклабился. — У меня созрел гениальный план.

Кирилл вальяжной походкой мартовского кота добрел до кресла шефа, развалился в нем, как хозяин, и указал ей на стул. Соня не без сомнений согласилась потратить пять минут, чтобы выслушать его очередную бредовую идею. Но план оказался коротким, как медвежий хвост, и, вняв не вполне обоснованным, но весьма эмоциональным доводам коллеги, Соня согласилась сыграть маленькую роль второго плана.

В обеденный перерыв они вдвоем вышли из здания и направились к воротам, за которыми их пути разошлись. Соня стремительно взяла курс направо, будто опаздывала на свидание, а Кирилл, направился прямиком к месту засады рено. Увидев торопящуюся Соню, водитель занервничал, вывалился из автомобиля и резвым галопом поскакал вслед за объектом наблюдения, придерживая висящий на шее фотоаппарат. Едва Соня и ее преследователь скрылись за углом, Кирилл заглянул в окно машины, где на сиденье лежала черная глянцевая папка. Всего несколько секунд и стальная линейка понадобились тому, кто с детства возился с автомобилями, чтобы папка перекочевала в его умелые руки. Рено, правда, заорал, как потерпевший, но Кирилл без страха захлопнул дверь, полагая, что работающей сигнализацией в наше время никого не удивишь, и неторопливо отправился через улицу в офис, сунув папку под полу пиджака и похлопывая линейкой по раскрытой ладони. Уже в подъезде он не сдержал любопытства, удовлетворенным кивком подтвердив свои подозрения, поднялся в кабинет и стал ждать возвращения Сони. Минут через пятнадцать, потаскав за собой преследователя по переулкам, как матерый заяц неопытную гончую, она вошла в кабинет. Коллега приподнял за уголок улику и потряс ею в воздухе. Соня в несколько шагов преодолела разделяющее их расстояние и протянула руку к документам.

— Вот твоя удачная фотосессия и вчерашний письменный отчет к ней.

Она всматривалась в свое улыбающееся лицо, словно видела его впервые, все еще не в силах поверить в реальность происходящего. А когда заговорила, от металлических ноток в ее обычно мягком голосе по спине Кирилла побежали неприятные мурашки.

— Будь добр, передай Саше, что мне срочно пришлось уехать.

— Но, Соня, давай хотя бы обсудим, — запоздало попытался возразить Кирилл и вздохнул в ее удаляющуюся спину.

Бирюзовый мерседес как в голливудском боевике вылетел с офисной стоянки, едва притормозив на повороте, и Соня в зеркало заднего вида увидела, как рено пытается успеть за удаляющимся объектом наблюдения. Проторчав полчаса в пробках, она добралась до офиса брата, посигналила у шлагбаума и, узнанная охраной, проехала во внутренний двор. Машина Ильи стояла возле подъезда, готовая стартовать в любую минуту, а полковник Тихонов курил на ступенях, ожидая выхода шефа. При виде давнего врага Соня усилием воли вызвала в себе чувства, похожие на праведный гнев и, вместо того, чтобы ехать на отведенное место парковки, перекрыла хозяйскому мерседесу дорогу. Не выключая двигатель, она вышла с черной папкой в руке, и, проигнорировав недвусмысленные знаки охранников, взбежала по лестнице. Павел стоял лицом к зданию, и ей пришлось поднялась на две ступеньки выше, чтобы оказаться в поле его зрения.

— Это твоих рук дело, вояка?

Без приветствия Соня распахнула перед ним папку и с удовлетворением увидела, что не ошиблась. Всегда непроницаемое лицо личного телохранителя Ильи на миг исказилось удивлением и вновь застыло.

— Откуда у тебя?..

— И как давно за мной шпионят твои ищейки?

— Я не уполномочен обсуждать с тобой…

— То есть распоряжение поступило с самого верха?

Сотрудники службы безопасности здания приблизились, и один из них попросил молодую женщину убрать машину, но Павел сделал предупреждающий жест, и оба отступили в ожидании дальнейших указаний.

— И что мы будем делать с этим дерьмом, Тихонов? — поинтересовалась Соня, перебирая страницы с заметками и фотографии. — Я тебя просила забыть о моем существовании. А ты, чертов извращенец, поощряешь в нем все самое худшее…

— Поговорите с братом, — бесстрастно заметил Павел, окончательно взяв под контроль выражение лица.

— Вот и поговорю, дружок, еще как поговорю!

— Софья! — Он понизил голос, стараясь не дать повод к сплетням. — Он скоро выйдет. Поднимись в офис. Ты знаешь, что публичные разборки добром не кончатся.

— Ты мне угрожаешь?

Она окатила своего тайного обожателя волной презрения. Вернувшись к машине брата, Соня уселась на капот, по сияющей поверхности которого проплывали облака, и помахала изумленному водителю. Повел подошел ближе.

— Отдай мне папку и уезжай. Я все улажу и сниму наблюдение.

— И не подумаю. Провалили секретную операцию, так имейте мужество ответить за свои действия, товарищ полковник.

Он не мог отвести глаз от высокой границы ее юбки, обнажившей стройные ноги гораздо выше колен, и, заметив его остановившийся взгляд, она провокационно положила ногу на ногу и принялась покачивать узкой туфлей, грозящей соскользнуть на дорогу. У него сделалось лицо, как у заключенного одиночной камеры в бразильской тюрьме, наблюдающего сквозь зарешеченное окошко оглушительный разгул и многоцветье карнавального шествия и знающего, что впереди его ожидают годы и десятилетия поста.

— Соня, не дури! — наконец, не выдержал он и подхватил ее под локоть, но она вырвала руку и зашипела, как разъяренная кошка.

— Только тронь меня еще раз, плебей!

Охранники, наблюдающие конфликт со стороны, переглянулись, не зная, что предпринять. В этот момент в сопровождении обычной многочисленной свиты, пытающейся на ходу подсунуть под подпись документ, донести мысль, получить последние распоряжения, из офиса вышел Илья Билецкий. Он невозмутимо осмотрел сидящую Соню, потом перевел вопросительный взгляд на Павла, и снова вернул его к сестре.

— Чем обязан высокому визиту?

— Это ты мне скажи, чем я обязана! — елейным голосом протянула она и бросила на капот открытую папку.

Фотографии веером разлетелись по блестящему лаку, как игральные карты, часть их оказалась на стекле, некоторые устремились под колеса. Илья и бровью не повел, только чуть наклонил голову, заняв внутреннюю оборону.

— Хочешь похвастаться удачными снимками? Вот этот мне определенно нравится. Можно попросить автограф?

Она фыркнула и поджала губы. Он сгреб с капота несколько фотографий и одну, с улыбающейся сестрой, сунул во внутренний карман пиджака, а остальные бросил обратно.

— Только эта? Они же все оплачены тобой, братец.

— Все, что есть у тебя, Соня, оплачено мной, — бесстрастно согласился он. — Да и ты сама…

— Как тебя понимать?

— А что в моих словах показалось тебе новым?

— Я не о твоем всеобъемлющем чувстве собственника, — поддела его Соня. — А о нанятых болванах, которые таскаются за мной в ожидании скандала.

Прежде, чем ответить, Илья сделал недвусмысленный жест, и охранники вместе с Павлом мгновенно оказались вне зоны слышимости. Соня поднялась с капота и одернула юбку, а Илья придвинулся к сестре, нарушив ее личное пространство ровно настолько, чтобы они оба почувствовали, что добровольная двухмесячная разлука оказалась не в состоянии загасить пожар их желаний.

— Сначала я получу ответы на свои вопросы.

— Если бы ты задавал вопросы. Вместо этого ты устроил за мной слежку, как будто я… Как будто…

Она почему-то не нашла подходящих слов, но он продолжил фразу за нее, не отводя прищуренных глаз.

— Как будто ты моя женщина, на которую покушается каждый, кому не лень.

— Кто дал тебе право?.. — взвилась Соня, чувствуя, что желание дотронуться до него готово перечеркнуть каждое сказанное ею слово. — Нет, даже не так… Что дало тебе основание думать, будто я совершаю поступки, требующие тотального контроля?

— Ты сама и вся твоя жизнь.

— А ты не мой муж, и у тебя нет права предъявлять мне хоть какие-то претензии.

— Не муж, — многозначительно согласился он и еще сократил расстояние между ними. — И я хотел убедиться, что ты не лжешь мне, как мужу.

— Моих слов тебе не достаточно? Нужен короткий поводок и инструктор к нему?

Когда она прибегала к подобного рода сравнениям, у него возникало почти неодолимое желание пустить в ход другие, гораздо более жесткие аргументы. Но он вовремя включил внутреннюю защиту от перегрева и отступил в прямом и переносном смысле.

— Соня, мне сейчас некогда. Позвони, мы встретимся и все обсудим в другой обстановке. Публичных скандалов нам с тобой не нужно.

— Мне вообще от тебя ничего не нужно! — с вызовом выкрикнула она, и охранники напряженно сгорбились и сделали вид, что не услышали. — Я не стану обсуждать с тобой целесообразность слежки, не собираюсь разговаривать о моем поведении, вообще не желаю общаться на таких условиях.

— Как скажешь, — на редкость покладистым тоном согласился мужчина и сильнее стиснул кулаки в карманах пальто. — А теперь отгони машину и дай мне проехать.

Но вместо того, чтобы выполнить приказ, она сама нарушила границы и подошла к Илье вплотную, держа в руках похудевшую папку, позволившую им встретиться спустя два месяца после ужасной ночи, когда Николая с инсультом забрали в интенсивную терапию.

— Илюша, разве ты не понимаешь, что сам все портишь? Что моя любовь не может вписываться в такие рамки?

— Твоя любовь? Что-то не слишком ты баловала меня любовью в последнее время, — усмехнулся он.

— И ты, конечно, забыл, почему это произошло.

— Я провинился, потому что остался той ночью?

— Ты был ужасен.

— Речь о сексе?

— О твоем поведении, естественно.

— Но секс тебе понравился?

— Не все определяется в постели, — лицемерно вздохнула соблазнительница. — Мы чуть не убили его.

— Ну, не убили же, — хмыкнул Илья.

— Ты не смеешь быть таким… Таким беспринципным чудовищем!

— Уйди, Соня, — попросил давно лишенный близости любовник, закипая гневом. — Не вынуждай меня…

— Хочешь ударить меня?

— Хочешь меня спровоцировать?

— Чего ты добиваешься этой слежкой?

— Мне нужно знать, что ты не ударилась во все тяжкие.

— Боже, я не могу сначала! — простонала Соня и первая пошла на мировую. — Мы ходим по кругу, но я готова простить тебя, если ты сейчас же уберешь этих псов с объективом.

— Я решу, когда мне снять наблюдение.

— Тогда не удивляйся, что и я много чего решу сама! — снова вспылила она, удивляясь его необоснованному упрямству.

— Ты все еще в моей власти.

— Посмотрим, — бросила она с обворожительной улыбкой и, соблазнительно покачивая бедрами, вернулась в тихо урчащую машину под его полыхающим похотью взглядом.

Павел собирал рассыпанные по земле фотографии, пока Сонин автомобиль, вспыхивая стоп-сигналами, выезжал с парковки. Прямо за воротами Соня заметила знакомый рено, вставший на проезжей части с аварийной сигнализацией. Снова перекрыв дорогу мерседесу Ильи, она, не торопясь, вышла из-за руля. Склонившись к открытому окну рено, отчего узкая юбка заманчиво обтянула ее бедра, Соня с презрительной усмешкой бросила ненужную больше папку в открытое окно машины наблюдения.

— Забери свои шедевры, Пинкертон недоделанный. Надеюсь, инстинкт самосохранения у тебя развит лучше, чем рабочие навыки. Потому что если я тебя еще раз увижу, тебе надеяться будет не на кого.

И, не дожидаясь ответа, степенно вернулась на свое место, предварительно оглянувшись на застрявшие сзади машины, и набрала знакомый номер.

— Так что ты хотел мне сказать, любимый?

— Когда мы увидимся? — в свою очередь задал вопрос Илья, проигнорировав ее новую наступательную тактику.

— А когда ты снимешь наблюдение?

— Считай, что уже снял.

— Тогда считай, что мы уже увиделись, — безжалостно усмехнулась она.

— Прошло два месяца, Соня. Я ждал, когда ты соизволишь снизойти до меня. Но в списке твоих дел мой номер даже не тысячный.

— А ты сомневался в каждом моем слове и предпочел унижать меня слежкой.

— Я не собираюсь объяснять мотивы своих поступков и, тем более, оправдываться, — вскипел Илья, понимая, что выглядит жалким.

— Мне не нужны мотивы. Я жду извинений.

— Я не сделал ничего, за что должен извиниться.

Безумие заключалось в том, что он уже и извинялся, и оправдывался, и чувствовал себя виноватым по всем статьям, а она продолжала гнуть свою линию и насмехаться над ним.

— В соответствии с твоей моралью — так и есть, — промурлыкала довольная Соня. — Но если ты будешь стоять на своем, мы не договоримся.

— Я и не собирался с тобой договариваться! — возмутился вконец обозленный Илья. — Что мне сделать, чтобы тебя вернуть?

— Вернуть? — с наигранным недоверием протянула она, едва сдерживая счастливый смех. — Ты опять меня не слышишь, милый. У меня есть два условия для продолжения отношений: ты снимешь наблюдение и извинишься за свою бестактную выходку. В противном случае мы не сдвинемся с места.

— Ты забываешь, что условия в нашей игре диктую я!

— А разве мы с тобой во что-то играем? — Она изобразила максимум непонимания на своем лице, и довольная эффектом, подмигнула себе в зеркало. — Ты просто не получишь того, чего добиваешься.

Ему не надо было быть рядом, чтобы представить ее нахмуренные брови и поджатые в обиде губы. Как назло Павел обернулся и посмотрел на шефа, ожидая, когда завершится эта непристойная торговля, в который тот явно проигрывал вышедшей из повиновения девчонке.

— А чего я, по-твоему, добиваюсь, Софья?

— Меня, мой единственный, исключительно меня! — Она дала волю истинным чувствам и злорадно заулыбалась, представив, в каком бешенстве он слушает это самоуверенное утверждение. — Чем больше ты делаешь подобных глупостей, тем меньше у тебя остается меня.

Илья задержал дыхание, избавляясь от воспоминаний. «Кто еще смеет сказать мне, что я делаю глупости! А ведь права, мерзавка, еще как делаю. Из-за нее одной». В последний раз на белом пледе в ее спальне он пробыл с ней до самого утра. А когда в десять пунктуальный Павел, уставший от ожидания, отчитался, что машина давно под окнами, и Соня опять завела шарманку, что надо ехать к мужу в больницу, он выпустил ее из постели, взяв обещание, что через пару дней они увидятся снова.

— Продолжай, — прохрипел он, пытаясь избавиться от соблазнительной картинки, услужливо подкинутой воображением.

— И однажды меня у тебя совсем не станет, а ты без меня уже не сможешь.

«Не смогу, Сонька. Уже не могу!» Обещание она не сдержала. И, как когда-то, отговаривалась работой, визитами в больницу к мужу, ангиной дочери, усталостью, месячными, сервисным обслуживанием машины, помощью Насте в составлении презентации и чьим-то чертовым юбилеем. Он ревновал ее к каждой отговорке, а юбиляру вслух пожелал такой мучительной смерти, какую только придумало человечество за века истязаний себе подобных. Но даже эта несправедливость не растопила ее сердце, и два долгих месяца тянулись, как жизнь в камере смертников в ожидании исполнения приговора.

— Так что решай: либо у меня есть свобода любить тебя так, как я умею и хочу, либо есть твой жесткий контроль и мое желание избежать его, в котором я буду совершенствоваться день ото дня, — без зазрения совести развлекалась женщина.

«Это так ты предупреждаешь меня, что будешь гулять? Ты смеешь угрожать мне?» Чем он провинился в этом мире, что попал в рабство к бесстыжей манипуляторше, которая жонглировала его чувствами, как огненными факелами, не боясь обжечься? Мысль о потенциальном сопернике заставила его зарычать от ярости, и забавляющаяся Соня не ошиблась в природе этого звука.

— Ни один твой сыщик не поможет вернуть меня, если мы зайдем слишком далеко. Подумай над этим хорошенько.

Когда она завершила звонок и улыбнулась себе от души в зеркало заднего обзора, Илья сунул телефон в карман и обвел знакомый пейзаж за стеклом налитыми кровью глазами.

— Чертова кукла!

— Отменить наблюдение? — уточнил внимательный Павел и первым стал объектом для эмоционального срыва шефа.

— Ты что, не мог выбрать людей с мозгами, а не придурков, которые не в состоянии сохранить в неприкосновенности документы?!

— Я еще не в курсе, как это случилось.

— Да плевать мне, как это случилось! — орал побагровевший шеф. — Я не собирался посвящать ее в мои планы! А теперь она будет шантажировать меня этой наружкой!

— Я сниму наблюдение, — сухо отреагировал Павел, не собираясь оправдываться.

— Вот еще! — молниеносно отреагировал Илья. — Пусть поживет под надзором, ей это не повредит.

— Если она будет знать, что за ней наблюдают, то станет внимательнее.

— А ты думал, я хочу, чтобы она по рукам пошла? — хмыкнул слегка успокоившийся шеф и развалился на кожаном диване. — Пусть боится! Оглядывается при каждом шаге и помнит, что она под колпаком.

Павел пожал плечами, не разделяя уверенности ее брата, что избалованная Соня станет благоразумнее, но противостоять разъяренному носорогу, несущемуся по прериям, не разбирая дороги, не рискнул бы даже стадо слонов. Илья, прищурившись, смотрел за окно с мрачным выражением, но мысли, бродящие в его голове, были далеки от мести и ненависти.

Его Соня, только его, как подтверждал неудачливый сыщик, была слишком хороша, просто безбожно хороша, чтобы ее ненавидеть. Оказалось, что надо лишь увидеть ее после вынужденной разлуки, чтобы понять, что ничего не прошло и никогда уже не пройдет, как ни тешь себя надеждой. Его любовь к ней из легкого недомогания превратилась в тяжелую хроническую болезнь, избавления от которой еще не придумала наука. Требовалось срочно изыскать способ вернуть ее в свою жизнь. Двух месяцев воздержания было более чем достаточно.

А удовлетворенная разыгранным спектаклем Соня вернулась в офис в превосходном расположении духа. Кирилл и Александр Васильевич, как заговорщики, готовящие бомбу для царя, уединились в стеклянном кубе и что-то бурно обсуждали, сдвинув головы и не замечая течения событий в окружающем мире, но стоило ей появиться на рабочем месте, директор по персоналу тут же прервал дискуссию и призывно махнул рукой.

— Уже разболтал? — устыдила она Кирилла, едва глянув на скисшее выражение лица хозяина кабинета.

— Мы тут не сплетничаем, между прочим, а переживаем за тебя, — вскинулся уязвленный Кирилл.

— Дураки вы оба, — сходу объявила она и расположилась в посетительском кресле, вальяжно закинув ногу на ногу и сияя загадочной улыбкой. — Милые, конечно, и славные, даже местами заботливые, но такие дураки!

— Эй, ты осторожнее со словами, а то он тебя уволит! — Кирилл с большим подозрением хмурил брови и пытался понять, что вызвало в ней такой душевный подъем. — Ты убила кого-то?

— Ага, убила и съела! — Она счастливо хохотнула, проигнорировав шутливую угрозу, и поменяла ногу, невольно заставив мужчин посмотреть значительно ниже улыбающихся глаз и губ. — Кое-кого напугала, и поделом болвану, кое-кого неприятно удивила и даже подставила, надеюсь, он сейчас огребает по полной программе, а кое-кого завела и взбесила до крайности. Ну, ничего, это им всем только на пользу. В общем, день удался!

— Давай-ка ты все по порядку, а? — попросил Кирилл, с трудом заставив себя вернуть взгляд к ее сияющему лицу. — Начни с того, где ты была.

— Так я вам все и рассказала!

— Не надо поминутного отчета. Скажи хотя бы, почему твой любовник следит за тобой, — без обиняков спросил Александр Васильевич, отлично зная ответ на этот вопрос.

— Потому что он ревнует, зачем же еще следить?

— И у него есть основания?

— Вообще-то вас обоих это не касается! — Поглядев на их вытянувшиеся лица, она рассмеялась и продолжила, как ни в чем не бывало. — Но, так и быть, я отвечу. Чтобы сходить с ума от ревности, ему не нужны основания. Сам факт моего существования — уже достаточное основание держать меня под контролем и предполагать мою виновность во всех смертных грехах.

— И тебя это не тяготит и не бесит? — от души изумился Кирилл.

— Слегка заводит, — с мечтательным лицом промурлыкала Соня, но вовремя спохватилась. — Но по зрелом размышлении… Хотя нет, вообще без размышлений: не бесит. Скорее, утверждает в мысли, что отношения ровно такие, какими и должны быть. А то мне стало казаться, что я его больше не интересую. — Александр Васильевич смотрел на нее во все глаза и никак не мог понять, шутит она все еще или говорит на полном серьезе. — Но оказалось, что он хитрит и тайно получает информацию из других источников, а я, дурочка, даже не догадывалась.

— Соня, да это вселенская катастрофа, а не любовь! Вся эта слежка, ревность, недоверие, скандалы…

— Все люди разные, Кира. — Соня, похоже, знала об этой жизни что-то такое, что обоим мужчинам было неведомо. — Кому-то нужен тихий омут, кому-то африканские страсти.

— Да уж, тихий омут явно не для тебя, — мрачно констатировал Александр Васильевич и снова опустил взгляд на ее ноги. — И не с тобой.

— Я никому и не обещала легкой жизни! Ну, разобрались в причинах и следствиях, господа психоаналитики? — Она грациозно потянулась, забыв, что помимо двух собеседников за стеклом еще находится куча свидетелей, уперла ладони в колени, намереваясь подняться. — Что лечить меня бесполезно и причитать над моей нелегкой судьбой глупо?

— Поняли, что ты совершенно сумасшедшая, — с легкой завистью сказал Кирилл, и Александр Васильевич принужденно усмехнулся, соглашаясь с его выводами. — То есть безбашенная и непредсказуемая, как олимпийский медведь в небе! Но живи аккуратно, Софья Ильинична. Потому что как только у твоего героя появится основание, а не подозрение для ревности, он тебя убьет, как Рогожин Настасью Филипповну. Или на цепь посадит где-нибудь в Тауэре.

— С чего ты взял, Кирюша, что я дам ему такое основание? Мне сейчас не до того. Муж, дочка. И работой вы меня завалили дальше некуда.

— Ты дашь, — вздохнул утвердившийся в этой мысли Кирилл. — Ты из тех, кто постоянно провоцирует мужчин. Это о таких говорят «chercher la femme»¹. И ищут их всю жизнь.

— И ты? — заулыбалась коварная Соня. — Да, Кирочка? Ты тоже видишь в женщинах корень зла и все равно не можешь устоять?

— Мыслям не запретишь! — подмигнул Александру Васильевичу жизнерадостный Кирилл, призывая того в свидетели, но шеф не разделял его оптимизма. — На твою царскую персону и без меня претендентов найдется вагон и маленькая тележка.

— Обойдемся без намеков, доктор Фрейд! — огрызнулся директор по персоналу и бросил карательный взгляд в исходящий любопытством аквариум, где тут же забурлила привычная трудовая жизнь.

— Твои подозрения безосновательны, — весело опровергла проницательного коллегу Соня, ввергнув шефа в еще большую тоску. — У меня с окружающими исключительно деловые отношения на работе и чисто дружеские на автостоянке по ее окончании. Других нет и не предвидится. Кстати, по фоткам в отчете это прекрасно видно.

— Так и я о том же. Наши чувства тебя не трогают. Потому и слежка тебе не страшна. А когда найдется кто-то, кто отомстит за наши горести и зацепит тебя, вот тогда будь осторожна, Соня. Твой ревнивец устроит тебе заключительную сцену из Отелло.

— Знаешь, Кирюша, — с глубочайшим убеждением ответила рядовой офис-менеджер среднестатистической московской конторы и поднялась, — чем жить в серости и рутине, лучше ярко вспыхнуть и умереть рядом с сильным мужчиной.

— Красивой женщине эффектно умереть не запретишь! Не меньше, чем в объятиях мавра! Но давай ты перестанешь позерствовать и поживешь нам на радость, а?

— Уговорил! Согласна пожить с ним на радость вам!

Соня расцвела лучезарной улыбкой, вспомнив об обещаниях Ильи.

— Эх, тут уж нам ни запретить, ни разрешить! — почти непритворно вздохнул Кирилл.

— Пойду-ка я поработаю. — Соня поднялась, давая коллегам понять, что разговор окончен. — А то вдруг в кабинетах еще и жучков понаставлено, и наши с вами стратегии пишутся на пленку и снова идут отчетами в черную папочку.

— Не удивлюсь, — вздохнул Александр Васильевич, с тоской глядя, как она, встряхнув отросшими волосами, с достоинством выходит из кабинета и прикрывает за собой дверь, даже не обернувшись. — Ну, что думаешь?

— Любовь, — констатировал Кирилл и провел ребром ладони по шее, утверждая смертельный диагноз. — Как минимум неземная. Нам с тобой, простым смертным, не понять.

— Это я и так вижу, что любовь. То есть мои шансы на нуле?

— Извини за откровенность, шеф, ниже. Гораздо ниже. Ты в глубоком минусе… Не сказать бы определеннее.

— Спасибо, дружище, утешил!

— Да я и сам хотел бы утешить, но поражен до глубины души. Думал, она вернется в слезах и обидах, а тут гордость за этого тирана и леденцовое счастье от уха до уха. Разве их поймешь, этих влюбленных принцесс?

— Куда уж нам, в себе бы разобраться! — буркнул Александр Васильевич, и Кирилл, с неподдельным сочувствием похлопав его по плечу, отправился вслед за Соней впрягаться в рабочий процесс.

Илья открыл дверь запасным ключом, рискуя напугать хозяев несанкционированным вторжением в такую рань. Замок громко щелкнул. Незваный гость замер и огляделся. Обитатели дома спали в полном неведении о присутствии постороннего, и он прямиком направился в Сонину спальню, прислушиваясь к звукам в комнатах. Но в шесть утра за всеми стенами было тихо, и он беспрепятственно преодолел длинный коридор, миновал холл и остановился перед знакомой дверью. Внезапно пришедшая мысль, что она может запираться на ночь, заставила его понервничать на последних метрах, но, нажав на ручку, он оказался внутри комнаты с глухо зашторенными окнами и большой кроватью. Сердце нелепо подпрыгнуло в груди и быстро заколотилось, сбиваясь с ритма, и мужчине пришлось замереть, выравнивая дыхание, как после пробежки. «Да что же я разнервничался-то, как мальчишка!» — упрекнул он себя и сделал несколько шагов.

Женщина спала, обнимая уютного плюшевого медведя, и от этой безмятежной картины незваный гость замер, как в музее перед привезенным шедевром. Золотистый медвежонок с большими карими глазами блаженно смотрел в потолок. Если бы она так сладко обнимала его, он бы тоже смотрел с отрешенно-счастливым лицом, а не топтался у ее кровати, как влюбленный дурак. Соня прижимала игрушку к груди, будто боялась остаться одна, и Илья ощутил острый укол ревности, смешанной с удивительной сентиментальностью, которой раньше он у себя почти не замечал. Ему отчаянно хотелось оказаться на месте мягкой игрушки, и это было так глупо и необъяснимо ни с какой точки зрения, что он с досадой потряс головой, отгоняя странное желание. Ему вспомнилась ночь, когда он вломился в ее спальню и взял ее силой… Но сейчас обида, с которой он переступил порог ее дома, растаяла, как и не было, и, присев на край кровати, он любовался ее спокойным лицом в рамке черных кудрей.

Однако, времени до отъезда оставалось все меньше, и минуты утекали с безумной скоростью. Илья склонился над женщиной, как много лет назад в Италии, и поцеловал обнаженное плечо, убрал волосы со щеки, тронул губами висок. Она выпустила игрушку и переплела тонкие руки у него на шее, распахнув дымчатые глаза, в которых все еще бродили сны.

— Я уже устала ждать, что ты придешь!

— Ты ждала меня? — с недоверчивой ухмылкой буркнул он, помня о другом имени, которое она произнесла раньше в подобной обстановке.

— Ну, а кого еще я жду от начала мира по сей день?

Тихий воркующий смех рассыпался мягкими шариками по комнате, и она потянула брата к себе за лацканы пиджака. Он столкнул медвежонка на пол и оказался рядом с ней на подушке, в томительном плену ее рук и губ. И пьянящей паутины слов, которой она опутывала его, забыв неурядицы последних недель.

— Почему же ты не звонишь сама, Сонька? — досадуя из-за неоправданной двухмесячной проволочки, укорил Илья, удерживая ее ласкающие руки. — Ты не хочешь меня видеть?

— Разве не ты решаешь, быть нам вместе или порознь? — заиграла бархатными интонациями Соня.

— Как будто дело не в твоей девической гордости… — проворчал он, попавшись на удочку ее лести.

— Дело в моей женской мудрости, Илюша.

Улыбка не сходила с ее лица, и ему не на что было даже пожаловаться, но брюзгливое настроение не хотело отступать без боя.

— Ты попыталась устроить мне скандал, — напомнил он недавние события и понял, что в ее спальне не может даже рассердиться на это воспоминание.

— Ах, если бы я хотела устроить скандал, любимый, я бы устроила, поверь! А я всего лишь спровоцировала это утро. И если ты готов обижаться на меня за эту маленькую хитрость…

— Сонька, опять ты вертишь мной, как хвост собакой!

— Что ты, милый! Я годами жду и лишь иногда направляю тебя на правильную дорожку, если ты уж очень задерживаешься в пути.

— Что это еще за правильные дорожки! — подозрительно прищурился он. — Не нравятся мне такие игры!

— А я полагаю, что именно такие тебе и нравятся! — Она заговорщицки улыбнулась и прижала его ладонь к своим губам. — И куда больше, чем беспочвенная ревность и идиоты с фотокамерами.

— Однако же иногда я просто схожу с ума, — с мрачным видом признался в своей слабости мужчина. — Ты наваждение, а не женщина!

— Я никогда не давала тебе повода, Илюша!

— Ты сама повод…

— Ты должен больше доверять мне.

— Я сам знаю, что я должен, а что нет, — вдруг рассердился Илья, но поймав ее недоумевающий взгляд, смягчился. — Я сниму наблюдение, если ты пообещаешь…

— Поклянись!

— Сначала ты.

О, сейчас она готова была поклясться ему во всем, что он пожелает! И даже на практике исполнить многое из того, что ему заблагорассудится. И еще наобещать и исполнить то, что ему даже в голову не могло прийти. В его практичную, умную, суровую голову царствующего льва. Она обожала сочинять сказки об иных мирах, в которых они могли бы жить и быть счастливыми. Воплощаться каждый раз в разных телах и эпохах и каждый раз по-разному, но всегда вместе. Но чтобы убедить его в чем-то, увлечь его воображение, заставить верить, нужно было нечто большее, чем просто красивые фантазии и уверения в любви и верности. И каждый раз она изобретала все более изощренные способы, а он, едва выйдя из-под власти ее голоса, скатывался к мелочной подозрительности и сомнениям.

— Посмотри на меня, Илья! — потребовала она на этот раз и приподнялась на локте, удерживая его взгляд потемневшими, как грозовые тучи, зрачками. — Посмотри и признай хотя бы внутри себя: разве я лгу тебе? Я с тобой всю мою жизнь, без преувеличения всю. С первого дня до этой минуты. Так разве кого-то я могу любить больше, чем тебя?

— Я не знаю, Соня. — Ему не хотелось ни эмоциональных разборок, ни вдумчивых диалогов, ничего, кроме как молча держать ее в объятиях и считать именно эти мгновения своим персональным счастьем. — Если думать еще и об этом, то можно спятить.

— Вот и не думай, не думай! Я твоя, и никто не заменит мне тебя!

Она словно кубарем скатилась с небес, снова принялась целовать его, на этот раз всерьез, и мысль о скором отъезде позорно капитулировала, давая волю желаниям. Он прижал ее голову к своему плечу и вздохнул. Когда она говорила так, когда сияла глазами, он верил, даже если смотрел сердито и отнекивался, даже если заставлял ее обижаться и искать новых доказательств, даже если разум нашептывал ему привычные слова о предательстве и лжи. Ее искренности он не мог противостоять, какие бы логичные аргументы не возникали в его разыгравшемся воображении.

— Ты ведь останешься? — с вкрадчивостью хищника, загнавшего жертву в угол и желающего поиграть перед сытным ужином, спросила она, чутко уловив момент, когда он расслабился и почувствовал себя комфортно. — Я позвоню на работу и возьму выходной.

— Мне пора ехать, — с сожалением встрепенулся он, выйдя из забытья, и решительно стал выпутываться из ее рук. — Я заскочил буквально на несколько минут, чтобы сказать…

— Мне не нужны извинения, милый, — проворковала она, на удивление крепко прижимая его к подушке. — Просто люби меня и верь мне.

— Я и не собирался извиняться, — пробурчал Илья, задетый, что она так быстро разобралась в его настроении, словно читала мысли.

— И правильно… Тебе не за что!

Она терлась об него и выпускала когти, и его собственное тело категорически воспротивилось попыткам трезвого ума вытащить его из постели.

— Софья! Ты снова играешь со мной.

— Ну, может, самую чуточку, — с наигранной стыдливостью гетеры созналась Соня и, довольная собой, опять замурлыкала под его помрачневшим взглядом. — Давай ты никуда не поедешь… А я напомню тебе, как это бывает, когда мы снова вдвоем и никого больше нет в целом свете. И солнце светит только для нас. И ради этих минут можно отдать полжизни.

— Обе половины моей жизни отданы работе, — отрезал он, от души ненавидя в этот момент свою работу, самолеты, расписания, референтов и иностранных инвесторов, и посмотрел на циферблат. — Пора!

— Воспользуйся одной из моих… А я пока расскажу тебе, что будет чувствовать твое тело, когда ты позволишь мне расстегнуть на тебе рубашку, потом ремень…

— У меня нет времени на болтовню!

Он почти оттолкнул ее, и где-то вдалеке часы мелодично пробили семь утра, в кармане завибрировал телефон, а Соня зашептала:

— Так я и напомню не словами!

— Отпусти!

Но она не сдавалась, и теперь он знал, что чувствует осажденная крепость, готовая вот-вот пасть под ударами противника.

— У меня переговоры в Женеве, Софья. — И когда она отмахнулась от переговоров и от Швейцарии вместе со всей Европой небрежным жестом, вспомнил и ухватился за это спасительное воспоминание: — Я привез тебе безделушку, такую же, как ты, красивую и совершенно бесполезную.

Движимая любопытством, она ослабила хватку, и Илья полез во внутренний карман пиджака, довольный своей шуткой, памятуя, какую сумму отвалил за этот пустячок. Соня горящим взглядом следила за его неторопливыми движениями.

— Вот. Примерь. А то ты вечно опаздываешь.

— Это потому что забываю о времени, думая о тебе, — прошептала Соня, продевая руку в золотой браслет маленьких изящных часов. — Какая прелесть, милый! Они бесподобны! И точно пришлись на запястье! Буду носить их, не снимая.

Она, как всегда, преувеличивала и смотрела восторженными глазами. Подарок явно пришелся ко двору и вызвал бурю положительных эмоций, но не смог остудить ее неуемных желаний. Соня снова открыла ему объятия, и он остался доволен, что смог угодить своей капризной нимфе.

— Мне пора, маленькая моя, отпусти, — не имея сил подняться, все еще сопротивлялся мужчина.

Но Соня смеялась и не отпускала, взяв на себя роль амазонки. Ее ласки стали слишком откровенными, так что между поцелуями и болтовней ему не осталось ничего иного, как перевернуть ее на спину и снова напомнить упрямой девчонке, кто здесь главный, и кому решать, когда оставаться, а когда уходить. Илья мельком отметил вновь сближающиеся стрелки на Сонином запястье и с показным недовольством признал, что лишние двадцать минут, потраченные на встречу с любимой женщиной, не повредят ее главной сопернице — работе.

Примечания

1

Ищите женщину (фр.)