Спокойных дней не будет. Книга III. Время любить

Виктория Ближевская

Илья и Соня уверены, что должны быть вместе. Но пока он ищет способ исполнить обещание, Соня неосторожно попадает в романтические сети. Арсений, который пытается украсть ее сердце, молод, хорош собой и представляет серьезную угрозу для Ильи. Потерявшая голову Соня совершает ошибки, теряет близких и наживает врагов. Но Илья не сдается, и прямо накануне свадьбы Соне предстоит выбрать свою судьбу. Потому что даже из самого запутанного лабиринта чувств есть только один выход. И этот выход – любовь.

Глава 1. Почти случайная встреча

На мерседес, вставший с включенной сигнализацией в левом ряду, с бешеной скоростью неслись машины, сигналя фарами и лишь в последний момент огибая знак аварийной остановки. Соня подняла стекло, спасаясь от постоянного гула, и с грустью поглядела на подсвеченную приборную панель.

— Илюша!

— Соня, я занят. Позвони через час.

— Нет, постой! — Ее голос в трубке неожиданно взбунтовался. — Мне нужна твоя помощь.

Илья уловил слово «помощь» и вернул трубку к уху.

— Ну и что ты натворила?

— Я стою на кольце в левом ряду между Мичуринским и Ленинским, — четко, как рапорт вышестоящему чину, доложила Соня, но сразу сбилась на скороговорку. — Я понимаю, что это глупо, но у меня проколоты два колеса, а запаска только одна. Да я и одно поменять не смогу… Илюшенька, пришли кого-нибудь из своих парней.

— Вызови эвакуатор.

Илья был убежден, что с этой простой задачей она справится без вмешательства высших сил, но у Сони оказались в запасе весомые контраргументы.

— Мне позарез надо в офис, и я не могу терять время, катаясь по автосервисам.

— Ты у нас самая незаменимая?

В ответ на его иронию ласковая кошечка ощетинилась, как дикобраз.

— Я не стану снова обсуждать эту тему. Если тебе трудно помочь…

— Позвони Тихонову, он все организует.

— Это твои люди, я не могу ими распоряжаться.

— И то верно, а то войдешь во вкус.

В его обширном и хорошо вышколенном войске имелось достаточно бойцов, готовых на подвиги в любой сфере жизни. Она промурлыкала благодарность в замолчавшую трубку и вышла на дорогу. Каждый день у нее накапливалось дел больше, чем удавалось разгрести за восемь рабочих часов, а тут еще такая неприятность. Соня задумчиво потрогала надменно сияющую решетку радиатора и вздохнула, поднеся к уху телефон.

— Тебя плохо слышно. — Директор по персоналу ответил сразу, словно ждал звонка. — Что-то случилось?

— Я застряла на кольце.

— Опять президентов с мигалками катают?

— Нет, на этот раз хуже.

— Что может быть хуже, чем застрять в стихийной пробке по вине правительственного кортежа?

— Только стоять в левом ряду с включенной аварийкой.

Соня попыталась обратить сообщение в шутку, но он не принял подачи.

— Ты попала в аварию? С тобой все в порядке?

— Я проехала по осколкам чьей-то аварии и в итоге осталась сразу без двух колес.

— Я сейчас же приеду, — заявил новоявленный герой.

— Даже не думай! Мне осталось дождаться группу поддержки, которая отвезет меня в офис и займется машиной. Но не ясно, сколько времени это займет.

— О времени не беспокойся. И осторожнее там.

В эту минуту на высокой скорости ее объехала черная БМВ, резко затормозила и, включив задний ход, стремительно приблизилась и замерла на расстоянии метра. Застыв от неожиданности, Соня во все глаза смотрела на незваную гостью.

— Я вижу, вам требуется помощь.

Черные брюки, бежевый свитер-поло, каштановые волосы, небрежно зачесанные назад. В длинных музыкальных пальцах — ключи от машины. Совсем не похож на механика. Праздношатающийся ловелас, не иначе.

— Помощь уже на подходе.

Она отодвинулась к водительской двери, но мужчина шагнул следом, и волнистая прядь упала на его высокий лоб.

— Я не ошибаюсь? Вам требуется эвакуатор?

— Куда приятнее было бы, если бы ошиблись.

— Однако же я прав. Проезжая мимо, я задал себе вопрос, что делает такая девушка в левом ряду с включенной аварийкой.

— Вы поразительно быстро сориентировались в обстановке.

— Просто сориентировался, — многозначительно улыбнулся он, но тут же помотал головой. — Впрочем, нет. Все не так. Странно, что первым делом хочется солгать, чтобы выглядеть в глазах дамы бескорыстным спасителем. Вы скажете, что все мужчины так поступают. Сначала лгут, а потом не знают, как выкрутиться из ситуации, куда загнали себя сами.

— Вы не можете знать, что я скажу.

— Признаться, я ехал мимо по той стороне и увидел вас возле машины. Мысль развернуться и подъехать пришла чуть позже.

— То есть вы, как ангел-хранитель, просто последовали за мыслью…

— Я совсем не похож на ангела. Если только на падшего! — Незнакомец блеснул глазами, но тут же посерьезнел. — Я заметил красивую женщину, попавшую в беду. — Соня уже взялась за ручку, когда он почти выкрикнул сквозь рев проносящихся мимо машин: — Я мог видеть вас раньше? Выставки, презентации, казино?

— Даже странно, что вы об этом спрашиваете теперь. Начали вы весьма небанально. Но я отвечу. Нет, я не бываю на светских мероприятиях.

— Пусть я банален, — согласился мужчина, нахмурившись, как будто пытался вспомнить. — Но ваше лицо мне знакомо.

— Я живу скромно: дом, работа. Нам негде было встретиться.

— И все же я почти уверен…

— Вы заблуждаетесь, — мягко не согласилась она. — К тому же, я бы вас запомнила. У вас необычное… интересное лицо. Удачное сочетание мужественности, породы и интеллекта.

Соня запоздало сообразила, что недопустимо говорить подобные вещи незнакомым людям, но эта эффектная смесь произвела на нее впечатление.

— Спасибо. — Он нисколько не смутился от ее откровенности. — Удивительно услышать такой изящный комплимент от женщины, которая нигде не бывает и не тяготится своим положением затворницы.

— Не бывает и не тяготится, — подтвердила она.

— Но при этом у вас обязывающая машина.

— Ах, так это машина вас обманула? — рассмеялась Соня. — Да, встречают по одежке…

— Уж простите! — Он развел руками и картинно поклонился, а Соня едва сдержалась, чтобы не хихикнуть, как девчонка. — Но я не могу оставить вас посреди дороги одну. Садитесь в машину. Еще довольно прохладно, хотя календарная весна уже давно объявлена.

— Я так и намеревалась сделать.

— Нет-нет, не в вашу. В мою. В вашей сидеть опасно. Вдруг кто-то не заметит аварийного знака. Тогда вы можете пострадать.

— Но если кто-то не заметит аварийной сигнализации и врежется в мою машину, то пострадает и ваша, — заметила благоразумная Соня.

— Вам нечего бояться.

— Бояться? — переспросила она, напомнив себе, что совсем не знает этого человека. — Да я и не успела испугаться.

— Идите за руль, — вдруг предложил он. — Тогда вы сможете сами похитить меня, если захотите.

За рулем его «семерки» в поскрипывающем кожаном кресле было очень непривычно. В машине навсегда запечатлелся запах табака и его одеколона. От кожаной обивки пахло даже сильнее, чем от самого владельца.

Соня воспользовалась ситуацией, чтобы удовлетворить свой автомобильный интерес. Она пробовала настройки кресла, поднимала стекла, управляла зеркалами, включала «дворники» и оглядывалась, пытаясь почувствовать внушительные габариты машины.

— Большая, — уважительно подытожила она и провела рукой по волосам, убирая непослушные пряди с лица.

— Я вспомнил! — воскликнул мужчина и с неподдельным восторгом заглянул ей в глаза. — Я знаю, где вас видел!

— Да что вы? — скептически улыбнулась она, уверенная, что он ошибается. — И где же?

— Вы позволите? — И прежде, чем она успела отстраниться, он провел ладонью по ее волосам. — Тогда у вас были длинные волосы. Вы убирали их вот так. — Он все еще держал теплую ладонь на ее затылке, удерживая вьющиеся пряди. — Очень красивые волосы. Они были забраны назад в такой, как это называется?.. И оттуда падали на спину.

Широко распахнув глаза, она смотрела в лицо мужчине, но не узнавала его. У него были большие чуть навыкате зеленые глаза, щедро опушенные ресницами. И эти глаза сейчас отражали ее заинтригованное лицо. Опомнившись и поборов странное оцепенение, Соня вывернулась из-под его руки. Ничем не сдерживаемые волосы снова упали ей на лоб, и она нетерпеливо откинула их.

— Что вы делаете? — негромко спросила она и заметалась взглядом по приборной доске, избегая смотреть на мужчину. — Так нельзя.

— На вас было длинное черное платье с глубоким вырезом на спине. — Он как будто грезил наяву. — И вы пили апельсиновый сок. Много сока.

— В Питере? — переспросила она, начиная догадываться. — Так это были вы?

— Как ни странно. Надо же, как распорядилась судьба!

— Это случайность, — слегка осадила его преклонение перед фортуной она. — Могло случиться с кем угодно.

— Но случилось со мной. А вы были с мужчиной.

— А вот это вам вообще стоит забыть. — Только теперь Соня почувствовала безотчетный страх, поднимающийся из глубин подсознания. — Простите, но мне надо вернуться к себе. Сейчас подъедет техпомощь.

— Но мы еще даже не обменялись ни именами, ни телефонами.

— Это ни к чему. Мы больше не увидимся.

— Я не могу быть в этом уверен, ведь случай уже второй раз свел меня с вами. И я не хочу упускать шанс.

— Это исключено. Совершенно невозможно! — Соня помотала головой, не поднимая глаз. — Забудьте.

— Но почему так категорично?

— Послушайте меня и не ищите неприятностей.

— Я даже не знаю, чего мне бояться!

— Неприятности будут у нас обоих, — с раздражением пояснила она. — Вы ведь не хотите меня скомпрометировать? — Она открыла дверь и снова обернулась к нему. — Уезжайте немедленно, прошу вас.

Но мужчина, проявляя упрямство отвергнутого поклонника, вышел следом, и они встретились на маленьком пятачке между двух машин.

— Я не представляю угрозы для вас.

— Я знаю, знаю!

Она пыталась поскорее отделаться от настойчивого спасителя, опасаясь, что присланная на помощь команда обязательно доложит Илье о присутствии постороннего. И тогда ей придется объясняться, заново налаживать сложные и хрупкие отношения, снова стать объектом только-только утихнувшей ревности. А если станет известно, что с этим человеком она уже виделась, то под сегодняшнюю случайность будет подведена такая база, что ей вовек не отмыться от обвинений.

— Вы боитесь не меня, — вслух предположил он, и от его проницательности ей стало нехорошо.

— Вы не понимаете русского языка? Боже, ну, что за человек!

— Меня зовут Арсений, — бросил он ей вдогонку. — И я уверен, что мы еще встретимся.

Соня хлопнула дверью и, положив руки на руль, уткнулась в них лбом, спрятав лицо от мужчины и давая понять, что больше не желает его видеть. В ту же минуту гелендваген застыл прямо перед его БМВ, и двое мужчин внушительного вида вышли из передних дверей. Пассажир внедорожника с квадратными плечами атлета и недвусмысленно-угрожающим выражением лица остановился возле владельца БМВ и тяжелым взглядом оглядел того с ног до головы. Сияющие ботинки и непослушная каштановая прядь на лбу не внушали подъехавшим доверия.

— Ну? — спросил амбал и, по-медвежьи изогнувшись, полез в карман. — В чем проблема? — Судя по отработанности жеста, Арсений ждал, что сейчас в лицо ему ткнется вороненый ствол, но на свет появилась пачка «Парламента». — Ну? — повторил выдержавший паузу громила и с наслаждением затянулся. — Чего завял?

Арсений понял, что если его и соберутся убивать, то не здесь и не сейчас. Но ответить шкафообразному телохранителю было нечего. Он пожал плечами и сосредоточился на потоке машин, летящих по другую сторону отбойника.

Решительный Сонин голос прервал повисшую паузу. Соня отстранила хозяина «семерки», как картонную декорацию, и втиснулась между ним и посланцами Ильи.

— Где вас черт носит, Макс? Я уже почти час здесь торчу.

— Да мы в пробку попали, Софья Ильинична, — запричитал Макс и опустил руки по швам, как будто отчитывался перед генералом. — По обочинам пробирались. А выехали сразу, как сигнал поступил. Остановились только сигарет купить.

Здоровенный охранник пробасил все это на одном дыхании извиняющимся тоном, разве что хвостом не вилял. Арсений не без злорадства смотрел в его побагровевшее лицо. Не так просто ворочать тугими мозгами, когда тебя отчитывают, как убежавшую с поводка шавку.

— Два колеса за один раз! — нервно повысила голос Соня. — Конечно, сама виновата, проехала по осколкам, но почему сразу нельзя убрать? Просто черт знает что такое!

— Вы эвакуатор вызвали?

— Нет! — Она вела себя так, будто они были на дороге одни. — Откуда мне было знать, когда вы явитесь? Все, хватит курить. Поехали срочно ко мне в офис.

У Макса явно отлегло от души, да и предмет разговора был понятен и незамысловат, как след от фуражки.

— А он? — Телохранитель в точности исполнил команду и отбросил сигарету, а потом кивнул на Арсения. — Этот откуда?

— Понятия не имею. Пару минут назад остановилась машина, чтобы спросить, не нужна ли мне помощь. Когда вы явились, он уже собирался отъезжать.

— Понятно, — протянул телохранитель и на всякий случай посмотрел на номер БМВ, пошевелил губами, мысленно повторяя набор цифр и букв.

— Ну, так мы едем или будем тут ночевать? Давай ключи от гелена, я сама доеду.

— Было сказано доставить вас до работы, — пояснил обстоятельный посланец и пропустил ее к машине. — Сейчас быстро домчим.

— Наконец-то! — вздохнула она, и, даже не взглянув в сторону случайного знакомого, забралась в услужливо открытую заднюю дверь.

Внедорожник стартовал, сигналя фарами и задними фонарями, и Арсений счел за благо убраться с места происшествия вслед за ним. Возле бирюзового мерседеса остался только квадратный, как засыпной сейф, водитель с крошечным телефоном, зажатым в могучем кулаке.

Соня уже несколько минут наблюдала через стекло «аквариума», как директор по персоналу исполнял замысловатый ритуальный танец возле молоденькой сотрудницы, пришедшей в отдел месяц назад. Он то выпрямлялся во весь рост, являя собой фигуру императора в момент моментальной съемки, то низко наклонялся над ее плечом, рассматривая цифры и графики, предъявленные начальственному взору. Анечка все ниже опускала стильно стриженую головку над своими многочисленными бумагами, а он принимался озабоченно расхаживать вокруг ее стула, как журавль в брачный сезон, заложив руки за спину, и вещал что-то со значительным видом.

Соня тщетно пыталась вспомнить, был ли он похож на журавля, когда год назад решил, что может себе позволить роман с новым офис-менеджером. Она нисколько не жалела, что этот роман так и не состоялся, хотя о нем, как об установленном факте, сплетничали все, кому ни лень. Но поймать «любовников» с поличным не удалось никому. Да и история с приездом в офис полковника Тихонова, и его стычка с директором по персоналу перевела праздные разговоры в несколько иную плоскость. Коллеги заговорили, что у загадочной Сони есть покровитель из самых высших сфер, и рядовому топ-менеджеру из скромной российской компании такое лакомство не по зубам. Собственно, так оно и было. И это обстоятельство в чем-то даже ему льстило, поскольку нужно иметь немалую смелость, чтобы замахнуться на такие вершины, куда простым смертным вход был не просто воспрещен, но даже невидим.

Недоступность Сони заставляла особо сердобольных дам смотреть на Александра Васильевича с сочувствием, в котором он не нуждался. Временами двусмысленность ситуации вызывала у него острые приступы мизантропии, но чаще порождала стремление к отчаянной борьбе с далеким соперником, в которой, как ему временами казалось, он сможет напрячься и победить.

Признание Сони многое расставило по своим местам. И когда имя и положение соперника окончательно вышли из тени, любовный пыл директора по персоналу, который должен был бы разгореться ярче в соответствии с законами жанра, угас.

И хотя фактор риска, знакомый, скорее, по книгам, чем из собственного опыта, и мысль о том, что награда превзойдет ожидания, заставляли вскипать его слегка остывшую кровь, холодная и жесткая расчетливость Сони после неприятно памятного разговора, когда он с гордостью дилетанта предъявил ей свои выкладки, все-таки вынудила его взглянуть на вещи трезво.

Она была из породы женщин, которых невозможно изнурить длительной осадой или богатыми подношениями, если они не приняли тебя, как мужчину. Она влюблялась сразу и безоглядно или оставалась верным другом, несмотря на постоянные атаки с другой, вовсе не дружески настроенной стороны. Александр Васильевич за короткий промежуток иногда нерешительного, иногда почти агрессивного ухаживания открыл перед ней все свои карты, но среди них не нашлось ни одной, способной побить козырного туза, которого она уже не пыталась прятать в рукаве. В какой-то момент, теряя голову от ее внешней близости и абсолютной недоступности, он чуть не сделал ей предложение, но вовремя остановился и напомнил себе, что потерять сытую и привычную синицу, не будучи уверенным в приобретении контрабандного журавля, глупо.

Впереди у него было много времени подумать и смириться с положением безответно страдающего поклонника. И он бы смирился и стал почти ручным, если бы планы начальства по покупке и перестройке нового офиса не заставили директора по персоналу перебросить все силы на другой фронт. Он не сразу понял, что вялотекущая работа, позволяющая мечтать о недостижимом, глядя на предмет своей страсти через стекло, превращается в настоящую битву за место под солнцем. А когда понял, было уже поздно.

После объявления, что компанию ждет переезд и расширение штата, его отдел оказался заваленным работой настолько, что все, что он мог себе позволить всю зиму и часть внезапно подкравшейся весны, — это иногда увидеть Соню где-нибудь в коридоре или на краешке стула в столовой. Теперь уже не несколько раз в день, а всего лишь пару раз в неделю он мог мысленно переместить ее в интимную и раскованную обстановку какого-нибудь шикарного отеля на французской Ривьере, где сам так ни разу пока не побывал. Там, в запредельно дорогих пентхаусах, в бордово-золотом антураже спален он получил бы все, чего был достоин долгие месяцы их знакомства. Все, что обещало ее податливое тело прохладным сентябрьским вечером на пахнущих кожей сидениях его ауди. Обещало, но не исполнило. И тогда, возвращаясь в реальность, в тягостном плену ее рассеянной улыбки, случайного прикосновения или балансирующих на грани двусмысленности утренних шуточек, которым за год она научилась у Кирилла, он отчаянно жалел, что упустил время и не узнал, какое откровение ждало его, имей он смелость настоять на развитии отношений.

Во время широкомасштабного наступления на всех фронтах, которое предприняла весна, стало очевидно, что истерическая срочность переезда откладывается до осени. Однако работников уже успели набрать, не пересчитывая и не сообразуясь с ограниченными возможностями трехмерного пространства офиса. Где и как эти орды помещались в тесных еще задолго до их нашествия помещениях, Александр Васильевич так и не смог понять.

Обстановка в компании теряла признаки цивилизации прямо на глазах.

Выходящий покурить сотрудник поднимал с места до десяти человек, как в партере сельского клуба во время гастролей областной самодеятельности. Офисная техника общего пользования была подвергнута жесткому остракизму со стороны людей и ютилась на подоконниках и под столами.

В результате провальной кадровой политики, слабой мотивации персонала, невыносимых условий существования, больше похожих на выживание, резко выросла текучка даже в самых благополучных до катастрофы отделах. Скандалы и интриги в плотно упакованном, как селедки в банке, коллективе достигли небывалых масштабов и грозили перерасти локальные рамки и вылиться в гражданскую войну.

В туалеты, смешно сказать, даже в мужские, стояли очереди, как в ресторанах быстрого питания. Кофейные автоматы не справлялись с потребностями народа отлынивать от исполнения своих обязанностей в обществе бесконфликтной сигареты и дружественной кружки.

Большинство мужчин, уподобившись изначально привилегированным программистам, массово переходили на вольную форму одежды, ссылаясь на многочисленные опасности, грозящие костюмам в окружении «дошираков» и хот-догов, невесть откуда взявшихся в офисе и заполонивших когда-то чистые и благополучные столы.

Женщины стали прилюдно демонстрировать обновки, как дефицитные товары в годы советской власти, и одеваться, вернее, раздеваться настолько вызывающе, что стиралась четкая грань между работой и досугом в стрип-баре. На одну такую стриптизершу, как на живца, попался не замеченный ранее в пристрастии к женскому полу начальник отдела продаж. Бедняга впервые за много лет увяз в любовных тенетах и даже собрался жениться, пару раз сводив свою пассию в ресторан и один раз в гостиницу. Но тут вмешался бдительный тесть и устроил загулявшему по весне зятю разгон прямо на рабочем месте. Решение проблемы взял на себя финансовый директор Алексей Алексеевич, проверенный годами друг детства виновного. Пассию без лишнего шума выпроводили вон, а на ее место взяли двух мальчиков. К ним начальник отдела продаж личного интереса не проявлял, снова потеряв вкус к приключениям и коротая вечера в компании с прежней женой и бутылкой «Очаковского».

Так изо дня в день когда-то солидная и стабильная жизнь превращалась в наглядный иллюстративный материал к апокалипсису на безнадежно тонущем корабле, где каждый стремился напоследок урвать все, ничего не отдавая взамен.

К восьмому марта, что было символично в период вынужденного усмирения плоти, Александр Васильевич сломался и предложил Соне начать все сначала. Новый виток ухаживаний, посиделки в кино или в кафе, прогулки по окутанному ранней зеленью бульвару. Долгие разговоры об искусстве и случайные касания рук. Или любые другие, даже самые невинные формы человеческого контакта после нечеловеческого трудового дня на Сонино усмотрение. Лишь бы вырваться из порочного круга «работа-дом-работа» с шестичасовым перерывом на тяжелое забытье, когда-то бывшее сном.

И только тогда он, к своему изумлению и стыду, узнал о Сониной жизни то, о чем спросить после новогодних праздников не удосужился. А спросив, сначала не поверил, полагая, что она его разыгрывает, и это новый способ отваживания кавалеров. Но Соня не была склонна к розыгрышам. А после ее натуралистического рассказа о болезни Николая совесть не позволила ему поднять вопрос о новом витке любовной игры.

Теперь, когда жизнь временами казалась ему чертовски утомительной штукой, он поднимал глаза от ноутбука и просто созерцал тонкий Сонин профиль в обрамлении вьющихся волос. И, отгоняя томительные мысли о ее замученном теле, представлял, как спасает ее заблудшую душу из жестоких рук больного тирана, а заодно и другого, похотливого, как сатир, который и в этих трагических обстоятельствах, наверняка, не оставлял ее в покое.

И хотя он не знал, продолжает ли она отношения с братом, он был уверен, что никаких подношений от него, Александра Васильевича, Соня, как и прежде, не примет. И ничего не отдаст, кроме дружеского участия в ответ на его все еще тлеющие, хоть и присыпанные пеплом разочарования чувства.

«И все-таки есть на свете справедливость!» — в шутовской первоапрельский праздник, что было тоже символично, возгласил он, когда бог и генеральный директор снизошли к его пламенным молитвам. Ему в утешение был послан психолог в лице перспективной и хорошенькой Анечки, год назад окончившей университет с красным дипломом и с наивностью молодого специалиста мечтающей гармонизировать отношения в солидной компании, вроде той, что была вверена его неустанным заботам. И поскольку их желания приятным образом совпали, а шеф не успел за два дня передумать насчет новой штатной единицы, Александр Васильевич взял Анечку на работу сразу после первого собеседования, чтобы не искушать изменчивую судьбу.

И как назло, бедная Анечка, напуганная такой нежданно свалившейся ответственностью и гордая вниманием непосредственного начальства, выбрала и без того задерганную Соню в наперсницы.

— Какой потрясающий, необыкновенный мужчина, — с наигранной наивностью выпускницы института благородных девиц разоткровенничалась юная прелестница. — Где таких берут?

— А тебе сколько таких нужно? — рассеянно уточнила Соня, делая пометки в блокноте.

— А сколько есть?

— Он у нас такой один. Исключительный.

— Его бы я взяла, — вздохнула девушка. — Не задумываясь.

Соня ее признанием была повергнута в некоторый шок и взглянула через стекло на Александра Васильевича, который наблюдал за разговором двух женщин, даже не предполагая, что речь идет о его судьбе.

Директор по персоналу, несмотря на обручальное кольцо и даже вопреки ему, Анечке отчаянно нравился, хотя его настойчивость и казалась ей несколько преждевременной и даже слегка предосудительной. Мама по утрам напутствовала дочь раз и навсегда затверженным лозунгом: крутить романы с начальством — дурной тон, чреватый крупными неприятностями. Под неприятностями, конечно, подразумевались, в первую очередь, внебрачные дети, а уж потом — загубленная карьера и девичьи слезы в подушку. Однако в пику маме удачливые подружки утверждали, что в ее возрасте такой флирт является очень своевременным, и ничего предосудительного в нем нет. Они даже советовали не артачиться слишком долго и начать принимать от Александра Васильевича знаки внимания, выраженные в материальном эквиваленте. В свою очередь, неудачливые подружки завидовали и осуждали, вторя маме, и потому были куда менее убедительными.

А сам герой девичьих грез на втором месяце работы новой сотрудницы начал впадать в подозрительные откровения, отлавливая Соню после трудового дня.

Соня, понуждаемая консультировать обе заинтересованные стороны, держалась до последнего и молчала, как старый чекист.

Внутренняя неуверенность делала директора по персоналу изощренным и раздражительным. Вместо попытки раз и навсегда объясниться с влюбленной девицей, он взял на вооружение политику кнута и пряника.

В одну из пятниц уставшая и выключившаяся из рабочего процесса Соня, подперев рукой щеку, безучастно наблюдала новый акт комедии, под названием «служебный роман».

Сегодня был день кнута, которым начальник наставлял молодого специалиста на путь истинный. Анечка подобных игр не понимала, хоть и была дипломированным психологом. Она почти уткнулась носом в пол, и Александр Васильевич не без тайного удовольствия поглядывал на ее круглые колени, едва прикрытые графиками и диаграммами, не прерывая при этом воспитательного процесса и в запале позабыв о стеклянной стене. К заключительному тезису его выступления бедняжка была уверена, что не доживет в коллективе даже до конца испытательного срока.

Соне было смешно и чуточку обидно, как быстро еще недавно увлеченный ею Александр Васильевич переключился на эту девочку, краснеющую при одном упоминании его имени. Анечка требовала ее совета, как поступить, если Александр Васильевич захочет вывести их осторожный интерес друг к другу на новый, сказочно желанный, но опасный рубеж. Соня понятия не имела, что ответить. Сама она никогда не спрашивала мнения других в столь интимном вопросе. Ее чувства к Илье появились в нежном возрасте, когда она даже не могла их сформулировать. А потом эти же чувства, только усиленные во много раз мечтами и пробуждающимися желаниями, как-то очень внезапно сломали все барьеры дозволенного. Спрашивать совета или отступать оказалось слишком поздно, в результате чего к неполным шестнадцати годам она оказалась без памяти влюблена в собственного брата.

Ее интерес к остальным представителям сильного пола служил фоном для этих переживаний. Все стадии отношений с другими мужчинами, будь то семейная жизнь, роман и флирт, были лишь бледными копиями ее неутоленной и, вероятно, неутолимой страсти к Илье.

Александр Васильевич в «аквариуме» сжалился и перестал отчитывать погребенную под горой собственных ошибок и просчетов Анечку. Прижимая к груди пачку листов, она выскочила из его кабинета. Всем, включая и Александра Васильевича, было ясно, что ближайшие полчаса она проведет в туалете, смывая с лица остатки косметики.

Соня решительно поднялась из-за компьютера и постучала в стеклянную дверь кабинета, с осуждением глядя в растерянное лицо директора по персоналу. Он кивнул, и она заняла еще теплое место незаслуженно наказанной Анечки.

— И зачем? — спросила она. — Вот уж не подозревала, что ты садист.

— Я не садист, — угрюмо буркнул он и оттолкнул компьютерную мышь. — Она таких дел наворотит, если я не вмешаюсь… Потом не то что психолог, психиатр не расхлебает.

— Честно говоря, мне должно быть все равно, что тут у вас творится. Но проблема в том…

— Что ты ревнуешь, — закончил за нее Александр Васильевич и, захлопнув крышку ноутбука, наклонился к ней через стол. — У тебя, Соня, безусловный приоритет.

— Оставь свои заплесневелые шуточки, — поморщилась она, закинув ногу на ногу, но не смогла сдержать улыбку. — Я вообще не умею ревновать. Но это к делу не относится. Так вот, я все-таки скажу тебе…

— Знаешь, если ты сейчас станешь объяснять мне, что я аморальная личность с типичными признаками разложения, я скажу тебе что-нибудь грубое в ответ. И буду неправ, а ты обидишься.

— Я не обижусь, — покачала головой Соня и посмотрела на него с сожалением. — Кажется, тебе надо выговориться. Я не слишком подхожу на роль жилетки для взрослых мальчиков. Но могу попробовать выслушать тебя.

— Соня! — Он почувствовал себя малышом, получившим нагоняй от строгой воспитательницы. — Мне не нужен психоаналитик. Мне нужна нормальная женщина! И не в кабинете с разговорами, а сама знаешь где.

— Гормоны разыгрались? — посочувствовала она. — Я тебя понимаю.

— Ты понимаешь? Ты?! Да у тебя их вообще нет! Хотя, — он спохватился и на мгновение зажмурился, отгоняя целую череду образов, — черт, на самом деле, у тебя их столько, что у меня в твоем присутствии слюна течет и брюки рвутся.

Соня даже не попыталась возмутиться из-за несвойственной начальнику пошлости.

— Не в моем присутствии, а в ее.

— Если бы не было тебя, я бы на нее и внимания не обратил. Ты — первопричина.

— Только не надо меня шантажировать, — беззлобно отмахнулась она. — Будет лучше, если ты станешь общаться с ней, забыв обо мне. Ей все равно, женат ты или холост, сволочь или порядочный человек. Девочка не умеет скрывать своих чувств, а ты ведешь себя, как последняя скотина, уж извини. Хочешь завести роман — пригласи барышню на чашечку кофе, своди в театр, полюбуйся вместе с ней на звезды, в конце концов. А если тебя к ней не тянет, так уволь ее, потому что остаться здесь и сохнуть от любви для нее хуже, чем решить, что ты такой же, как и все, бесчувственный и эгоистичный болван.

— До чего ж ты правильная, Софья! — в свою очередь возмутился он. — Боюсь тебя разочаровать, но если мне что-то и надо от женщины, то уж точно не шляться за ручку под луной.

— Не убудет от тебя, если ты прогуляешься с девушкой по ночному городу. И в кафе она тебя тоже не разорит.

— А с тобой мне точно нельзя? — вдруг спросил он, как будто с самого начала не знал ответа. — То же самое, но с тобой?

— Господи, Саша, я надеялась, что ты поумнел! А ты опять за старое… — Соня уперлась ладонями в колени, собираясь встать. — Ладно, разбирайся с девчонкой сам. Только не забудь, что она живая, и ей бывает больно. А я пойду, пожалуй, от греха подальше, пока ты и меня не выпорол.

— Нет, подожди, — занервничал он, вовсе не желая ссориться со своим офис-менеджером. — У меня от всего крыша едет. И этот бардак в компании, и дома черт знает что, и еще ее коленки, будь они неладны. Давно такой дурацкой весны не было.

— Да, пожалуй, — загадочно подтвердила Соня, улыбаясь пестрому ковровому покрытию под ногами.

— По-твоему, я выгляжу полным кретином?

— Я вовсе не над тобой смеялась. Действительно какая-то солнечная активность или что-то в воздухе. Даже на меня оно действует.

Его так и подмывало спросить, не объединить ли им усилия в борьбе с общим врагом — сексуальными фантазиями, но снова скатиться к прежней теме он не решился.

— Хочешь сказать, что и тебе не чуждо ничто человеческое? Снова Брюс Уиллис или в Голливуде появился новый спаситель мира?

— Слава богу, меня спасать не надо.

Она в задумчивости покачала носком туфли, вспоминая события трехдневной давности.

— Так все-таки мужчина? — прищурился шеф.

— Помнишь, я эвакуатор ждала? А незнакомый человек вдруг остановился и предложил помощь. Я даже имени своего не назвала…

— А теперь забыть не можешь?

— Да просто вспомнился, — отмахнулась она. — Похоже, такие случайности происходят, когда ничего уже не ждешь. Происходят и остаются историей.

— Ну, в этом смысле ты у нас точно «исторический человек». Кстати, как поживает твой брат? — Александр Васильевич, наконец, нашел в себе силы задать вопрос, который давно мучил его. — Ты говорила, что все закончилось. Или весна внесла коррективы?

— Илья? — переспросила Соня, отпустив романтизированный образ Арсения восвояси. — Мы иногда видимся в семейном кругу. Но Коля болеет, а у меня совсем нет сил. — Она поспешила поскорее свернуть опасный разговор и поднялась. — И снова об Анечке. Если она тебе не нужна, не морочь ей голову. А если нужна — начни что-то делать. И оставьте оба меня в покое. Я не могу быть посредником между вами.

— Я, пожалуй, приглашу ее в кино, — вслух размышлял Александр Васильевич, пока Соня шла к двери. — Только пойдет ли она?

— Почему нет? Я ведь ходила, — не оборачиваясь, ответила женщина и оставила растревоженного воспоминаниями начальника наедине с самим собой.