Кулёк

Варвара Титова

Сборник рассказов, объединенных единой линией. О студенческой жизни и первых профессиональных шагах выпускницы непрестижных творческих учебных заведений. Действие разворачивается на сломе эпох в лихие 90-е. Это удивительные истории, иногда грустные, но чаще веселые! Продолжение «Записок театрального ребенка».

Елена Львовна и Светлана Леопардовна

В октябре мы начали, наконец, учиться. Наших преподавателей по специальности звали Елена Львовна и Светлана Арнольдовна. С чьей-то легкой руки, после первого знакомства, все стали их называть Елена Львовна и Светлана Леопардовна. Они, казалось, будучи полными противоположностями, многие годы благополучно трудились рука об руку.

Елена Львовна была сама серьезность. При показе отрывка или этюда, она всегда внимательно наблюдала за происходящим из-под очков своими умными глазами, с чуть опущенными вниз внешними уголками век. Это делало ее похожей на бладхаунда. Когда нужно было дать свою оценку увиденному, она неторопливо слегка приподнимала оправу и высказывала свои мысли.

Светлана Арнольдовна, наоборот, была хохотушкой и воплощением эмоциональности. У нее были глаза, похожие на лукавую лисичку и красивые каштановые кудрявые волосы, которые она собирала заколкой на затылке.

Они обе, такие разные, и вместе с тем, единые в своей профессии, учили нас мастерству актера и режиссуре, что называется, «по школе», по Станиславскому. Серьезно, въедливо, по шажочку, мы вместе с ними осваивали театральную науку.

Самое главное, в профессии режиссёра, как и у врача — «не навреди». Не разрушь природную органику, не дай ученику обрасти пошлыми «штампами». Дай возможность развиться внутренним естественным чувствам и действиям.

Когда у нас к третьему курсу заиграла на сцене самая «деревянная» ученица, я поняла, насколько правильно учили нас наши преподавательницы.

— Учитесь наблюдать, — говорила нам на первом занятии Елена Львовна.

— Да, да, — вторила ей Светлана Арнольдовна, — Заведите дневник, и записывайте туда то, что вы видите вокруг. Характеры людей, их повадки, мимику и жесты.

Дневник, я конечно завела. Но после пары заполненных страничек, задвинула подальше. А вот наблюдать за людьми люблю до сих пор.

Первые этюды. Как мучительно было их придумывать. Хотелось показать себя на занятии с самой лучшей стороны и получить одобрение своих учителей.

Потом были отрывки, где приходилось быть режиссером у себя и актером у однокурсников. Наши «мамочки» никогда нас не бросали в свободное плавание. Они так тонко умели выстроить положение на репетиции, что наши, не всегда умелые действия, не давали ощущения собственной беспомощности.

Однажды мне дали роль главной героини в отрывке из пьесы «Дом Бернарды Альбы». Я должна была сыграть младшую дочь пуританского испанского семейства, которая влюбляется в молодого человека, это не одобряют мать и сёстры и доводят в итоге девушку до самоубийства.

Когда мы начали репетировать, у меня ничего не получалось. Тогда Елена Львовна, видя мои неумелые потуги сыграть любовь, сказала:

— Мать, тебе нужно влюбиться, иначе ничего не получится. Или придумать себе влюбленность и попытаться прожить это состояние.

Я всю ночь проворочалась на койке в общаге. «Ну, в кого влюбляться то?» — крутилось у меня в голове. Попыталась повспоминать прежние чувства, но все бывшие объекты моей любви, оказались каким-то жалкими и несимпатичными.

«Надо придумать себе героя, — решила я. — Вот, например, такого, как Абдулов в «Обыкновенном чуде».

Все последующие дни я мысленно влюблялась в актера. И когда на следующей репетиции вышла на сцену с накопленными чувствами, у меня постепенно стал вырисовываться сценический образ.

Появились совершенно другие интонации, когда я рассказывала о своем возлюбленном на сцене. А на показе разыгралась так, что рванула за кулисы якобы «вешаться» так отчаянно, что зацепилась на лесенке подолом юбки за деревянную ступеньку и рухнула кульком за задник.

Из зрительного зала людям было не видно, что я так позорно грохнулась и валяюсь вверх ногами. А меня просто душил смех от комичности ситуации и только что пережитых на сцене эмоций.

— Ты живая? — подползла ко мне Верка, — А то мы тут подумали, что ты убилась.

— Жии… иии.. ваяя! — еле выдавила я из себя, и поползла к проходу на четвереньках, путаясь в злополучной юбке.

С этим задником позже была другая история. Сцена в училище была самодельная, приспособленная. Просто в части зала сколотили помост, повесили по бокам кулисы. Выход был только, с одной стороны. Попасть в другую часть кулис можно было, протиснувшись осторожно между стеной и задником.

Чтобы менять реквизит и декорации для разных отрывков, приходилось перед показом делать технический прогон, чтобы в закулисной тесноте перестановки были незаметными.

Перед показом мы «зарепетировались» допоздна. Все уже валились с ног. В стареньком, тогда еще не отремонтированном зале, из многих кресел повыпадали сиденья. Мы их складывали рядами в проходах и заваливались подремать.

Наконец, репетиция отрывков закончилась и, несмотря на поздний час, технический прогон был необходим.

— Так, — серьезно сказала Елена Львовна, — У кого есть задний проход?

В зале и за кулисами никто не шелохнулся. На помощь пришла Светлана Арнольдовна. Она провозгласила фразу более громогласно:

— Мы еще раз спрашиваем, у кого есть задний проход?!

Кто-то из лежачих в зале ехидненько хихикнул. И тут до всех дошел двойственный смысл данной фразы. Хохотали все так, словно, ни у кого усталости и не было вовсе.