Кулёк

Варвара Титова

Сборник рассказов, объединенных единой линией. О студенческой жизни и первых профессиональных шагах выпускницы непрестижных творческих учебных заведений. Действие разворачивается на сломе эпох в лихие 90-е. Это удивительные истории, иногда грустные, но чаще веселые! Продолжение «Записок театрального ребенка».

© Варвара Титова, 2018

ISBN 978-5-4490-8721-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Кулёк» — прозвище учебных

заведений культуры. Профессионалы от

искусства презрительно относились к тем, кто

учился, в придуманных Советами,

культпросветучилищах и институтах.

Слово «самодеятельность» считалось мерзким

и пошлым в кругу «великих творцов».

Пойдешь в доярки!

Заканчивать десятый класс мне довелось в обычной подмосковной сельской школе. Это было даже несколько забавно. Первое, что мне пришлось услышать на перемене после «Урока Мира»:

— Шалавы! — вопила на весь школьный коридор наша классная руководительница.

— Не обращай внимания, — сказала мне моя одноклассница, — У Зоси такое бывает.

В целом педагогический коллектив школы был нормальный. Лишь у некоторых училок были свои заскоки. Например, вещая что-то про Шолохова, учительница по литературе могла спокойно сказать: «И пошел он жить в ихову семью». Ранее про нее ходили байка о том, что кому-то в сочинении она снизила оценку за слово «Кронштадт». Она лихо исправила «о» на «а» и объяснила, что проверочное слово «кран».

Еще интереснее была химичка. Из нее просто пёрла фольклорно-народная мудрость.

— Придешь на болоту, увидишь пузурьки, — наставляла она у доски неразумного школяра, — Что это? Мятан!

Ее коронной фишкой был такой стиль обучения.

— Таня, — говорила она в конце урока отличнице, — Прочитай следующий параграф и нам завтра расскажешь.

В десятом классе уже вовсю шло изучение органической химии, но если сама учительница не понимала, в чем там суть сложных формул, то ученики просто валяли дурака на уроках.

Я как-то по глупости попыталась указать на явную ошибку, которую под диктовку учительницы выводила бедная Таня у доски. Но химичка так злобно на меня глянула, что я предпочла на уроках химии заткнуться навсегда.

Еще в начале учебного года выяснилось, что вся система УПК на селе решалась просто. Мальчишки учились на водителей-трактористов, а девочки на доярок. Я, было, попыталась вякнуть про то, что в девятом классе уже начала обучаться профессии секретаря-машинистки. Но мне категорично отрезали — «У нас такого нет!»

— Тогда можно мне на водителя учиться? — спросила я робко.

— Нет, ответили мне в учебной части, — на водителей нужно учиться два года, а ты уже в последнем классе, поэтому только в доярки.

— А что, — дома хохотнула мама, — Ценные навыки, научишься доить коров.

Коров я доить так и не научилась. Нас всего один раз заставили сходить на коровник. Но это было вроде экскурсии, и весь учебный год мы старательно штудировали учебник «Животноводство». Про экстерьер и интерьер коров, устройства доильного аппарата и доильного стакана.

— Если никуда не поступишь, — подкалывала меня мама, — Путь один, пойдешь в доярки.

Мне эти шуточки были обидны до слез. Ну, как это я, с музыкалкой по классу скрипки, хореографией и театром и вдруг на коровник?

Однако, учебный год подходил к концу и уже точно нужно было определяться, куда поступать учиться дальше. Я как-то раз подкатила к маме с мыслями, не пойти ли мне на журфак.

— Ха-ха-ха! — театрально рассмеялась мама, — Ты же сочинения пишешь, как бухгалтерские отчеты!

И я приуныла не на шутку. Училась я хорошо, на одни пятерки. И в принципе, могла смело штурмовать любой вуз. Но, я по натуре, оказалась жуткой трусихой. Поэтому решила идти туда, что мне знакомо с детства, — в театральное.

Я выучила пару монологов из Островского и Жана Ануя. Несколько стихотворений Тютчева с Фетом и басню Крылова «Мартышка и очки». Мама, как актриса, меня профессионально поднатаскала. Но, словно, сама судьба была против моего решения.

Я практически не могла попасть на прослушивания. То электричка сходила с рельсов, то я неожиданно заболевала и теряла голос. То переносили время прослушивания. Какой-то заколдованный круг. Там, где я все же с трудом попадала на прослушивание, на меня нападала какая-то паника и трясун. Чего раньше со мной никогда не случалось.

В общем, в театральные вузы я пролетела. Или, скорее, они пролетели мимо меня. Окончив школу, я беззаботно валялась целыми днями на берегу речки, а по вечерам бегала в местный клуб на дискотеки. Где-то во второй половине июля ко мне решительно подступила мама.

— И что ты думаешь делать? — грозно шипела на меня она, — Правда, что ли в доярки собралась? С серебряной медалью?

Я равнодушно отмахивалась. Мне действительно было наплевать на свое будущее. Но мама не отступала.

— Я тут поговорила с режиссером народного театра из района, он сказал, что можно попробовать поступить в культпросветучилище, там экзамены в августе и можно взять еще целевое направление.

— Я? Массовиком-затейником? — орала я. — Ты меня хочешь запихнуть в самодеятельность?

— Дура! — рявкнула мама, — Зато не потеряешь год и сможешь по театрам ходить, хотя бы.

— Пойду тогда на хореографию, — согласилась я.

На следующий день я взяла у районного начальника отдела культуры заветную бумагу — «целевое направление». Она давала право на зачисление, даже если сдаешь экзамены на трояки, и поехала в училище.

За год в деревне свою хореографическую форму я подрастеряла, конечно. И на экзамене по специальности выглядела неважно. Почему-то всем, поступающим в первом потоке, благополучно влепили двойки.

В училище, на лестнице рыдали девчонки. Они были из подготовительной группы ансамбля «Березка». Мне реветь почему-то не хотелось. Я спустилась вниз в приемную комиссию, чтобы забрать свои документы.

— Вы можете попробовать поступить на другое отделение, — улыбнулась мне девушка из приемной комиссии. — У нас экзамены идут в три потока.

Честно говоря, возвращаться домой, провалившись на экзамене даже в непрестижный «Кулёк» было архи стыдно. И я села переписывать заявление. «Значит, судьба мне пойти в массовики-затейники, — подумала я. — Зато буду готовиться к поступлению на следующий год, и ходить по театрам»

Передо мной висел стенд с образцами заявлений и приемными требованиями. Вдруг я увидела надпись: «Режиссура театра». Я даже не поверила своим глазам. Неужели в «Кульке» такое бывает?

— А у вас есть отделение театральной режиссуры? — метнулась я к девушке из приемной комиссии.

— Да, — ответила мило она, — У нас раз в три года набирают курс два преподавателя.

— А я могу туда попробовать поступать? — у меня от волнения всё сжалось внутри.

— Конечно, — ответила девушка, — Пишите заявление.

На экзамен по режиссуре театра в третьем потоке нас пришло всего пятеро. Я, три девочки и один мальчик.

Нас по одному стали вызывать в аудиторию. Я читала свои монологи и стихи с басней, играла этюды, даже что-то спела и сплясала. Преподавательницы внимательно смотрели на меня, одна из них все время улыбалась.

Наконец, всех прослушали. Девчонки прилипли к двери, чтобы подслушивать обсуждение.

— Про тебя говорят, — оторвавшись от щелки, сказала одна из девчонок. — Говорят, ты Джульетта! И тебя непременно возьмут.

Мне поставили пятерку и сказали, что с удовольствием ждут меня на курсе. Так как у меня была серебряная медаль, остальные общеобразовательные экзамены мне сдавать было не нужно. Так что, можно считать, что я практически зачислена в училище.

Приехав домой, я все рассказала маме. Она очень удивилась, что в культпросветучилище оказалось такое отделение. Хихикнула по поводу Джульетты:

— Да, уж, Джульеттам как-то негоже ходить в доярках! Учись, малыш.

Так я оказалась студенткой первого курса «Кулька», вернее «Кулёчка» на Левом берегу Москвы-реки неподалеку от Химок.