Лабиринты времени

Валерия Дмитриевна Лагутина (2024)

Земле более четырёх миллиардов лет. Наша цивилизация зародилась примерно триста тысяч лет назад. А что было ранее? На просторах древней Лаурии, омываемой водами бескрайнего океана мирно существовали древние племена и расы. Одни из них были совсем дикими и приносили жертвоприношения спускающимся на землю божествам, другие жили в землянках и занимались охотой и земледелием, а третьи строили белокаменные дворцы и устраивали гладиаторские представления. Но однажды высоко в небе вспыхнула и тут же погасла новая звезда, а затем к человечеству пришёл Красный Шаман и война твёрдой поступью ступила на некогда цветущую землю.Любовь и ненависть, алчность и предательство, доброта и самопожертвование, встречи с необъяснимым и преодоление собственных пороков помогут героям произведения найти себя и стать теми, кем им суждено было стать на самом деле.

Глава 9

Ясно голубое небо рваными лоскутами просвечивается сквозь верхушки вековых деревьев. Солнечные лучи крадучись пробираются сквозь густую листву молодого кустарника, отражаясь всеми цветами радуги на крупных каплях утренней росы. Звонким пением птицы вещают о приходе нового дня и лес пробуждается всей своей звуковой палитрой. Вот и белокрылая бабочка опускает свою головку в только-только раскрывшийся бутон нежного цветка, упиваясь сладким нектаром. Вспорхнув с трепещущегося лепестка, крылатая красавица с удивлением кружится над странным колючим клубком, катящимся через заросли дикого орешника. Не обнаружив в нём для себя ничего интересного, бабочка взмывает в верх и уносится к верхушкам деревьев, а клубок, натолкнувшись на непредвиденную преграду, останавливается. Из-под его колючек высовывается любопытный носик, обнюхивая препятствие, а чёрные глазки-бусинки удивлённо смотрят на невиданного спящего зверя. Быстро перебирая лапками, ёж пробегает вдоль его туловища, останавливается, тянет любопытный носик ближе, быстро дёргая тонкими ноздрями, пытаясь определить величину исходящей от него опасности.

Йорка поднимает веки.

Маленькие чёрные глазки упираются в небесно-голубой взгляд и зверёк, моментально превратившись в колючий клубок, укатывается от греха подальше в сторону от странного существа.

Девушка обводит взглядом местность и, с наслаждением потягиваясь, поднимается. Незнаковый тёмный лес пугает своей природной тишиной. Еле заметный шорох заставляет девушку обернуться и увидеть, как чёрно-рыжий полоз, переливаясь мелкими чешуйками, быстро проползает мимо по влажной траве, дребезжа длинными полосками узкого языка, нисколько не обращая на неё внимание.

Славличанка приседает, собирает ладонью с травы влагу, затем, закрыв глаза, с наслаждением протирает лицо, глубоко вдыхает утреннюю свежесть и, окончательно проснувшись, открывает глаза и осматривается. Ага, когда они утром шли в сторону реки, солнце светило им в спину. Значит… Девушка ещё раз оглядывается, поднимается и уверенно поворачивает в сторону поднимающегося светилы.

…Когда Хайнну по приказу каюма привели в его юрту, она, оглядевшись, сразу сообразила, как можно удрать и, найдя в ней самое тёмное место, откинула покрывающий землю ковёр и шустро заработала маленькими ручонками, отгребая землю от края юрты.

Притоптанная земля плохо поддавалась, но упорная девушка, сжав губы от боли, ломая ногти и сдирая с пальцев кожу, не переставая рыла и рыла, пока, наконец, узкий просвет не появился между юртой и земляной поверхность. Она уже хотела быстренько улизнуть, но в это время со стороны входа раздались голоса:

–Двоих у входа, остальные на дежурство, — узнала она голос Теймура, быстро села у просвета, положила рядом с собой пару подушек и накрылась сдёрнутым с ложа покрывалом.

Моля всех известных и неизвестных ей богов, девушка просила, что бы злодей ни возымел на неё желания и, кажется, они решили ей помочь, потому что Теймур только посмотрел в её сторону и завалился спать. Немного подождав, Хайнна выглянула из-под покрывала, увидела, как грудь закрывшего глаза каюма поднимается и решила, что он заснул. Осторожно, практически бесшумно она юркнула в узкий лаз и, активно работая локтями, вскоре выбралась наружу.

В центре, у погасшего огня прямо на земле спало несколько воинов.

Пробегая между юрт, девушка быстро добралась до окраины когана и там чуть не столкнулась лицом к лицу с делающим обход Курдулаем. Вовремя успев присесть, она прижалась к каменному колодцу и затаила дыхание. Наблюдая за остановившимся в шаге от неё воине, Хайна осторожно отодвигалась за колодезную дугу и, облегчённо вздохнула, увидев, как он прошёл мимо неё и направился к центральному, уже затухшему костру.

Пригнувшись к земле девушка, быстро передвигая маленькими ступнями, выбежала в степь и скоро её тёмная фигурка скрылась между курганов. До соседнего когана была всего ночь ходу и Хайна радостно представляла встречу со своим будущим мужем.

Ветер обдавал её ночной прохладой, развевая подол тонкой рубахи, путающейся между ног. Острые травинки начавшего засыхать ковыля больно резали голые ступни ног, выбивая капельки алой крови. Тяжёлая усталость наваливалась на всё её тело. Но девушка не замечала этого. Перед глазами снова встала жуткая картина с окровавленной головой любимого отца. Зачем он начал говорить! Ну, зачем?! Почему не подумал о ней, о мамке, брате?

Мамка!

Девушка внезапно остановилась.

Как она могла забыть о ней?

Дура.

Только о себе и думает.

Что будет с ней и маленьким братом?

Теймур не простит её бегства.

И девушка представила жуткие сцены расправы с любимыми ею людьми, потом посмотрела на чистое небо, сверкающие звёзды, повернула голову в ту сторону, где далеко за холмами располагалось стойбище соседнего когана, глубоко всхлипнула и, опустив голову, медленно побрела обратно.

Она будто и не заметила приблизившегося к ней всадника, не услышала его слов, не увидела поданную ей руку, даже не разглядела его лицо.

Какая разница?

Не всё ли равно, кто приведёт её к хозяину?

Главное, что бы он сказал, что она вернулась сама и не сопротивлялась.

Главное, что б гнев разъярённого каюма не обрушился на головы родных.

Главное…

Да какая теперь разница? Что для неё главное?

Теперь у неё не может быть главного.

Нужно просто быть послушной и тогда, может быть, будет всё хорошо. Ну, или хотя бы… терпимо.

…Лодка с сидящими в ней купцом, Мудрояром и славличами, уверенно приближалась к ладье.

С палубы, скаля кривые пожелтевшие зубы, на них смотрит пухлый балт в красных, местами выцветших и неумело залатанных, шароварах, с круглым обветренным лицом по имени Малыш. Его голую грудь и выпуклый живот покрывают густые чёрные заросли, а невысокий рост явно намекает на происхождение его прозвища. Рядом стоит нереально тощий, с выпирающими рёбрами и выпученными, как у рыбы глазами, но гораздо моложе, чем его сосед, прозванный с лёгкой руки Малыша, Дохлый. И действительно, это прозвище отражало его самую физическую суть. Настолько бледный и худой он был.

–Эй, там, на палубе, — машет руками Торвальд, — трап спускай!

Малыш на мгновенье исчезает и вскоре за борт вышвыривается длинная верёвочная лестница, уходящая концами в воду.

Славличи переглядываются.

–Милости прошу, — язвительно приглашает купец, указывая на трап и Мудрояр, решительно схватившись за верёвку, поднимается наверх.

Сильно прогнувшись под его тяжестью, трап нерешительно раскачивается и вождь опускает глаза вниз, на несводящих с него глаз людей.

Малыш и Дохлый, видя испуг на лице славлича, громко хохочут, скалясь в кривой улыбке:

–Это тебе не по лесам шастать. Тут сноровка нужна.

Не обращая внимания на их слова, мужчина с трудом доползает по борта корабля и падает в руки принимающих его моряков. А через некоторое время на судно поднимаются остальные славличи и Торвальд.

–Ну, давай, ищи, коли найдёшь, — купец демонстративно садится на бочонок на палубе и обращается к Дохлому: — трюм покажи, как здесь закончат, мать их за душу.

Неуверенно ступая по раскачивающейся на волнах палубе, славличи разбредаются в разные стороны, заглядывая под бочки, мешки и тюки.

–Йорка! Дочка! Ты здесь? Отзовись, коли слышишь!

Безучастно наблюдая за поисками, Малыш переглядывается с Дохлым:

–Случилось чего? — спрашивает он друга.

–А я почём знаю? Я ж всю ночь с тобой кости бросал. Почём мне знать?

–Эй, ты, — Малыш схватил за руку пробегающего мимо балта, поднявшегося на борт вместе с остальными. — Чего за кипишь такой?

–Да, вроде, бабу спёрли. На нашего и грешат, — буркнул тот и ловко подставил ногу под катящуюся прямо на него бочку с вином, уроненную неуклюжим Петро. Но чуток промахнулся и та, прокатившись в миллиметре от его ступни, продолжила стремительно катится к борту, сбивая с ног не успевших отбежать славличей.

–Эй, вы! — закричал Малыш и, рассталкивая поднимающихся людей, шустро подбежал к остановившемуся у преграды бочонку и, ловко перекатывая его на место, заворчал под нос:

–Принесла же нелёгкая! Вот руки бы вам пообрывать, криворуким! — выкрикнул он в сторону молодого славлича и показал большой волосатый кулак:

–Как дал бы щас!

Петро испуганно отступил назад, пропуская моряка, не заметив открывающийся позади себя трюм:

–Я это, того, — залепетал он, но, не успев договорить, упал вниз.

–Вот те!.. Бесы морские! Да что б тебя, неладная!.. Ёк макарёк! — услышали его глухие стоны, смешенные с довольно крепкими словцами хохочущие на палубе моряки.

–Того-того… Смотри, куда прёшь, бестолочь сухопутная! — наклонясь над отверстием в трюм кричит Малыш и возвращается к Дохлому:

–И чего шум подняли? Было б из-за кого! Из-за бабы! Тьфу, — сплюнул он: — Мать их налево.

–Цел? — подойдя к трюму, спросил Мудрояр.

–Да, вроде цел, — раздался из темноты глухой голос Петро.

–Давай, оглядись пока там, — попросил славлич и подозвал соплеменников:

–Давай, по одному. Осторожно только, мать их за ногу. Не хватало ещё шеи посворачивать в ихнем корыте.

И славличи, осторожно спускаясь по лестнице один за другим, вскоре оказались в тёмном, затхлом поиещении.

–Вроде как дочь вождя их, вон того, — кивнул Дохлый в сторону Мудрояра, наблюдая как тот последним осторожно спускается по скрипящей леснице.

На что Малыш, удивлённо присвистнув, поернул к собеседник голову:

–Так на кой он её притащил? Сидела б дома, кур пасла. Ну, или чего они там ещё делают. Пойдём, подсобим, что ли? А то, чую, наведут они шороху, а нам потом разгребать. — И, махнув рукой Дохлому, направляется к трюму.