Русь Святая, где же ты?
История часто воспринимается нами как что-то отдалённое и отчуждённое, лично нас не касающееся. В то время как в действительности мы полностью погружены в её поток, в её силовое поле. Вообще, феномен истории как научной дисциплины – необычен. С одной стороны, она объект для наблюдений и исследования. С другой, сам исследователь – объект истории, и должен «наблюдать» самого себя в её контексте как нечто отстранённое. Чем же история притягивает, чем завораживает? История – это прежде всего люди, их жизнь, их дела, тревоги, доблести и победы. Но вместе с тем за «спиной» истории угадывается и ещё что-то – какая-то властная сила, неведомая, могучая, неизбежная, провиденческая… Суть истории, место личности в этом потоке, предопределенность и факторы, которые являются движителями и Национальной, и Истории Всего Человечества, – об этом новая книга В. Миловатского – известного писателя, педагога, учёного, философа, чья душа в первую очередь печётся о благополучии и развитии Родного Отечества – Святой Руси… В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Оглавление
- Часть I. Концепция исторического тела цивиты. (О сущности истории[1])
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Русь Святая, где же ты? предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
На пороге
История часто воспринимается нами как что-то отдалённое и отчуждённое, лично нас не касающееся… В то время как в действительности мы полностью погружены в её поток, в её силовое напряжённое поле. Но пробьёт оный час — и от её грозной и неотвратимой поступи содрогается что-то в нашем существе, переворачивается вся устоявшаяся жизнь. Это она, история, как некий рок, взвихривается, надвигается на нас — и никуда от неё не уйти. В подобные моменты мы «эмпирически», всей кожей, вдруг ощущаем её могучую стихийную силу, неподвластную человеку. Но вот минует гроза, жизнь возвращается в «свои» берега (правда, уже в другом, новом русле), продолжается её безмятежное течение — и мы снова, пребывая в обывательском прозябании, не сознаём, что же это было?
Для историков история тоже крепкий орешек. Феномен истории как научной дисциплины — необычен. С одной стороны, она объект для наблюдений и исследования. С другой стороны, сам исследователь — объект истории, и должен «наблюдать» самого себя в её контексте как нечто отстранённое. В одном соединяются объективное и субъективное: «познай себя» встречается с «познай другого». Эта антиномия не может быть решена без того, чтобы не подчиниться доминанте (по A. A. Ухтомскому): «познавая себя, полюби другого», осознавая его собою же, другим Я, чтобы не перейти в субъект-субъектные отношения.
Трудная задача для историка, патриота своей страны, увидеть её — какая она есть — с предельной честностью перед самим собой, перед своей совестью и любовью. Будучи профессионалом, добросовестным учёным, историк вынужден смотреть на родину как бы со стороны; и в то же время, в силу любви к ней, изнутри неё, из своего национального самосознания.
И вот парадокс, чем сильнее и глубже историк любит свой народ, свою культуру и историю, тем больше он способен подняться до понимания культуры и истории другого народа, тем скорее протянет ему дружескую руку. И тогда чужеземец поведает ему о нём самом и о его стране то, чего сам историк не может видеть, так как смотрит изнутри. Да, посмотреть на себя как бы «первым взглядом» дорогого стоит. Дать читателю этот «первый взгляд» — важнейшая задача историографа.
Чем же история притягивает, чем завораживает? История — это прежде всего люди, их жизнь, их дела, тревоги, доблести и победы. Но вместе с тем за «спиной» истории угадывается и ещё что-то — какая-то властная сила, неведомая, могучая, неизбежная, провиденческая. Власть судьбоносная, власть ведунья, власть духа времени. Её как бы нет — и она есть, ощутима на каждом шагу, на каждом историческом этапе. Она далеко смотрит и, не отвлекаясь, ведёт к предназначенному. И мы, оглядываясь, затем удивляемся: «А как же иначе? Случилось то, что должно было случиться!» «Победили гитлеризм… Иначе и не могло быть!» «Обрушилась на Россию катастройка, лукаво названная «перестройкой»… Так это должно было быть!» — твердит бездуховный мир.
Большая история — не сумма многих индивидуальных историй, она — нечто иное, качественно отличное. Да, её делают люди, но она всё же не люди, а нечто особое, некая квази-личность. Иногда кажется, что ею верховодят личности особого рода, и всё же — она идёт своим путём. У неё своя логика, свой характер, свои цели, даже свои «капризы»… Но самое характерное — она по-своему последовательна: сказав А, она непременно затем произносит и Б, и следует далее…
Её коронный ход — произвести на свет некое ключевое событие, сдвигающее отсчёт времени, изменяющее мирочувствие людей: после чего идёт уже иной отсчёт, иные координаты («до» и «после»). Генеральное историческое сознание («национальное самосознание») после свершившегося события становится иным. Кроме того, ключевое событие — это особый исторический текст, некая памятная матрица, символическое «сообщение» моментально воспринимаемое народным сознанием.
Как негодующе писал H. A. Бердяев: «история держит человека в плену». Однако этот «плен» можно понимать как некий инкубатор, «высиживающий» грядущих своих творцов. Отец Сергий Булгаков по этому поводу писал: «История совершается в пределах творения (Божьего — автор)… В этом смысле история есть известное состояние становящегося бытия, в него определённо включённое, как бы дополнительное творение мира в нём самом»[2]. И далее заключил: «Мир проходит путь своего бытия вместе с человеком, который творчески себя самого в этом осуществляет»[3]. Таким образом: «История является в этом смысле самотворчеством человека в мире»[4].
Великие слова! Но как это происходит? Как разобраться в историческом тайнодействии? Что чем движет, и кто правит бал?
Историческое тело цивиты
Итак, история имеет свой характер, свою последовательность в движении к некоей загадочной цели, свой норов и т. д. — живёт и действует, как если бы была существом (разумным ли? — об этом в дальнейшем изложении), квази-личностью. Она неизменно проявляет черты чего-то (или кого-то?) целостного и целеустремлённого. Разве можно это относить ко всей диссипативной истории рассеянного по всей планете человечества? И вообще, как это понимать?
К счастью, историки (и в первую очередь «цивилизационники»: Н. Я. Данилевский, К. Леонтьев, Шпенглер, Тойнби…) давно осознали, что нет единой мировой истории; что история — не сплошной поток событий и деяний планетарного человечества. Отнюдь! Поток разбивается на ручейки и реки, а реки эти суть тела особого рода — исторические тела! История телесна — она совершается в телах и посредством тел, которые я далее называю историческими телами или цивитами[5]. Этот удачный термин («историческое тело») я взял у H. A. Бердяева[6]. Однако честь первооткрывателя самого феномена исторического тела бесспорно принадлежит нашему соотечественнику Николаю Яковлевичу Данилевскому (1822–1885). В своей фундаментальной книге «Россия и Европа», впервые вышедшей в 1869 году, он назвал его «культурно-историческим типом». Он же постулировал основополагающее значение языка для существования этих тел[7].
Дело в том, что история тяготеет к образованию целостностей в виде цивит. Она — не хаос, не «калейдоскоп» событий и фактов; она вообще невозможна вне организованных исторических тел. Чтобы уразуметь это, достаточно вспомнить папуасов Австралии или индейцев Северной Америки, не дотянувших до образования исторических тел…
Исключительное значение исторического тела прекрасно усвоили уже в древнем Китае. Феномен исторического тела они назвали «цзи ти» («продлить тело»). Как они его понимали? В энциклопедии «Духовность Китая» синолог Ю. Л. Кроль объясняет его смысл: ««одно тело» — это не только единство государя с государством (единство в пространстве — автор), но и единство его с его династией (единство во времени — автор), династия в целом казалась состоящей из основателя (имеющего по знамению «мандат Неба» — автор) и «продолживших тело». Считалось, что «…государство и государь суть одно тело; позор прежнего государя — всё равно, что позор нынешнего государя…»[8].
Так было в древнем Китае. А что скажем мы в наше время об историческом теле? Как нам представляется, историческое тело, или цивита (мы будем использовать оба термина) должно быть центральным пунктом всякого исторического исследования.
До сих пор историки (марксисты и немарксисты, последователи «Анналов» и Колингвуда и т. д.) в центре своих штудий имеют «человеческое общество», в основном лишь — социум… После Данилевского, Тойнби, Фергюсона — это уже анахронизм. Чем отличается как предмет исследования концепция исторического тела от взгляда на историю как историю социума, т. е. общества, разделённого на классы, сословия, партии, институты — вообще на социальные группы? Кардинальное отличие в том, что «телесный» подход концентрирует внимание не на взаимодействии социальных групп, а на той повелительной силе, которая угадывается за всеми историческими движениями, но которая стоит не над ними, а внутри них, проницает их.
Историческое тело — это культурно-духовная целостность, воплощённая в материальных атрибутах-носителях, возникающая в ходе исторического процесса, в «рамках» которой история и совершается. Основные признаки этого тела таковы:
1. Вещественность, связанная с творческой деятельностью человека;
2. Структурированность (духовная, социальная и физическая);
3. Наличие культурно-духовного ядра, включающего в себя самосознание;
4. Вословленность; Базирование на символистко-языковой стратегии.
5. Наличие активной исторической памяти;
6. Доминирование духовного начала (квази-личностного);
7. Целеустремлённость;
8. Вовлечение в себя пространства-времени и сопряжение с ним;
9. Форма-образующая тенденция;
10. Предводимость Провидением.
По своему составу, по структуре и функциям историческое тело многосложно и многослойно. Оно — это прежде всего народ; затем, территория и эпохи. В его состав входят города, дороги, биосферно-экологические системы, верхние планетные оболочки (от земной коры до ионосферы)… История в своём движенье объемлет все явления природы и все дела людей — силой своего культурно-духовного поля она втягивает их в свою «орбиту», самой активной силой этого тела является человек (к сожалению, не всегда созидательной и ответственной). Само историческое тело — это прежде всего, сила, сила преобразующая и творческая, а уже затем территория, вещественность и предметность.
Духовные реалии, проносясь сквозь тело, «должны» всенепременно сделать в его предметах свой отпечаток (tip — по гречески), оставить о себе «вещественную память». В этом ощущается настоятельная необходимость быть «воплощённым» (термин в духе понятий Флоренского), реализоваться для всех и на «все времена». И таким образом «закрепиться» в историческом теле. Незакреплённый же в веществе тела цивиты, творческий дух остаётся эфемерным, — не «откладываясь» в материи, он не накапливается в памяти цивиты и утрачивается для неё.
Фиксация проявлений творческого духа — не умертвляет его, а напротив, усиливает, реализует его как историческую силу. Ибо прочная память — это не только хранитель, но и усилитель, и накопитель духовной энергии[9].
Итак, в цивите духовные реалии тесно переплетаются с предметно-вещественным миром. Оттого мы скорбим и негодуем наблюдая проявления вандализма по отношению к культурным памятникам — по сути, это разрушение исторического тела: «Всякое разрушение культуры, — без обиняков, сурово предупреждает Флоренский, — есть эсхатология, смерть зона, конец века»[10].
Важный аспект существования исторического тела — его отношение к государственности. Подчас люди тешат себя близоруким самообманом, что, дескать, государство — это и есть настоящее историческое тело. Да, порой так кажется, но это весьма поверхностный взгляд. Так же ошибочно идентифицируют понятия страна и государство — нет, это разные понятия.
Государство без страны — это даже звучит странно! Страна же без государства, без его властной системы — это случалось. Но поскольку страна нуждается в защите, в распорядительных органах власти, она ими обзаводится. В зрелой стране государственные органы в значительной степени проникаются её духовностью, её самосознанием и характером… В зависимости от их силы и качества государственные органы в той или иной степени координируются с культурно-духовным организмом страны и способствуют её жизнеспособности и целостности.
Таким образом, очевидно, что всякая страна (цивита) имеет две важные и в то же время «конкурирующие» составляющие: государственную и культурно-духовную. Каждая из них имеет свою сферу действия. Они могут быть либо в согласии, либо в диссонансе. Государственную составляющую (гос-аппарат) в своё время К. Маркс не зря называл государственной машиной, существующей для подавления угнетённых классов (в интересах правящего класса). И в этом есть своя правда: действительно, в функционировании правительственной бюрократии, пеницитарной и судебной системах, полиции, и даже армии (как это ни грустно!) есть что-то механическое, кибернетизированное, бездушное…
Совсем другое дело — «гуманитарная» составляющая (культурно-духовная)! В идеальном состоянии она органична и духоносна, чуткая к голосу совести и чаяниям народа, отзывчива на его глубокие духовные запросы. (При условии её праведности.)
Государство (гос-аппарат), есть необходимый инструмент для практической реализации тех целей, которые ставит и подсказывает историческое тело. При таком условии можно сказать, что «государственник» — апологет не государства только, а вообще — цивиты в целом.
Итак, в цивите следует различать первичный фактор целостности и вторичный. Первичный — это культурно-духовная составляющая. Целостность от государства — фактор вторичный, внешний, формализующий (но не формальный!), силовой, механистический. Он — производное от первичного. Но он необходим цивите подобно тому, как яйцу необходима скорлупа.
Концепция исторического тела имеет определённое преимущество по сравнению со множеством других историософских концепций, где тело вообще не принимается во внимание. «Телесная» концепция сосредотачивает внимание прежде всего на категории «целостности», которая неразрывно связана с понятиями органичности и структурированности исторического процесса. За категорией целостности мы выявляем другую кардинальную категорию — самосознание цивиты; за самосознанием — понятие исторической памяти, а следом за ней с необходимостью обнаруживаем понятие вословления истории и т. д. «Мировая история», как, впрочем, и истории отдельных стран странным образом почему-то обходятся без этих важнейших понятий.
Помимо сказанного следует назвать преимущества конкретно-предметного плана. Во-первых, понятие исторического тела (цивиты) — эмпирическое обобщение, адекватно отображающее реальность. Во-вторых, оно является узлом фундаментальных смыслов истории. В-третьих, естественным образом соотносится с природой биологических тел, так как они являются производным выражением одной и той же символистской стратегии. В-четвёртых, концепция цивиты обуславливает возможность трактовать историю в свете символистко-языкового подхода как определяющего. В-пятых, способствует созданию стройной концепции истории.
Чем определяется прочность исторического тела? Прочность, устойчивость исторического тела (цивиты) в решающей мере определяется её целостностью. Степень целостности определяется его бытийственной плотностью, которая в свою очередь зависит от концентрации и активности духа исторического тела. Чем насыщеннее и интенсивнее в нём жизнь духа (сопряжённая со словесной стратегией), тем выше, устойчивее, непоколебимее его существование.
Но есть и другая сторона устойчивости исторического тела — материальная. Исторические тела, как и вообще все живые тела, подвержены потоку «обмена веществ». Что это значит? Историческое тело, чтобы постоянно развиваться, вынуждено пропускать через себя потоки вещества. Вобранная им материя однако не просто проносится через тело подобно сквозняку; нет, она задерживает свой «бег», трансформируясь в предметы жизнедеятельности человека (города, мосты, корабли и т. д.), делается «второй природой» (человеко-исторической), делается «домом» человека-домостроителя. Эта материя даёт возможность человеку (и, конечно, историческому телу) реализовывать домостроительную функцию, быть преобразователем природы. В процессе домостроительства человек в рамках «ипостаси» исторического тела накладывает свою печать на окружающую его природу и тем самым «сообщает» ей свой код, вносит свой смысл в смысл природы. Происходит как бы удвоение творения — о чём писал отец Сергий Булгаков!
Итак, это не просто всё возрастающий поток вещества через историческое тело — это структурирование мира сызнова, на иной, человеческий лад; это вовлечение всей окружающей природы в исторический процесс, в свой смысл — одухотворяющий. Это процесс, в котором материальные предметы благодаря активности исторического тела обретают символические смыслы — сиречь, вословляются. У человечества вырастают материально-духовные крылья для дальних и высоких полётов.
Вот на что способен человек, когда он, будучи разумным телом, включён в другое тело, историческое, тоже — одухотворённое. (Сдвоение тел — одна из удивительных стратегий Всевышнего!)
Не могу не привести образное определение одной из высших разновидностей исторических тел — цивилиты (цивилизации), предложенное современным философом Л. В. Скворцовым: «…образ цивилизации можно определить как гениальный «дизайн», найденная форма гармонии целого, придающего высокий смысл жизни и деятельности всех его составных элементов, в том числе и каждого отдельного индивида. …Цивилизационные метафоры и символы — это реальность духовной общности определённого этноса, имеющая сакральный смысл. Цивилизация как духовная общность — особый феномен, который окрашивает в специфический цвет все основные стороны общественной жизни — семьи, государства, гражданского общества…Вместе с тем цивилизационное самосознание в философии обретает форму Логоса цивилизации…»[11].
В известном нам мире правят бал тела: физические, астрономические, биологические, исторические. Распад или гибель тела — это катастрофа, личная и общая. Надо всячески избегать разрушения исторических тел-целостностей, и особенно — цивилит, высших из них. Ведь они — магистральный путь и способ человеческого бытия.
Пожиратели тел (кем бы они ни были), и в первую очередь, исторических тел, — наихудшие из пожирателей. Уничтожая историческую целостность (цивилиту или цивиту), они тем самым губят сонмы людей, культурные ценности, безответных и беззащитных природных тварей. Это бедствие, ужаснее которого трудно себе что-то представить. Эти хищники уничтожают не просто страны, империи, цивилизации — они сокрушают всё вокруг.
В планетно-земной перспективе история наша есть всевременное, неустанное возведение для человеков и для всей твари земного «дома». Вместе с тем это призвание к всепланетному домостроительству, т. е. — к планетному телообразованию. История человечества суть продолжение истории планеты, в ходе которой планетное тело Земли всё больше вовлекается в историческое тело человечества, неуклонно преобразующееся в созвездие цивилит (соединение крупнейших планетных цивилизаций)[12]. Возникающее человеко-планетное тело призвано продолжить не только человеческое домостроительство, а и — всебиотическое.
Историческое домостроительство реализуется как паритетное домостроительству словесному. В итоге — верим: их сопряжение приведёт к вословлению всесловесной планеты[13]. Главное же, ни при каких обстоятельствах ни на миг не забывать, что впереди нас «ждёт» Великая Встреча; и что, если мы не подготовимся к ней, и не сделаем её своей встречей, то всё намеченное окажется под вопросом. Но об этом в другом разделе.
О ядре цивиты
Может ли клетка живого организма существовать без ядра и хромосом (Эритроциты и бактерии — особый случай.)? Странный вопрос! Конечно же, нет. Ведь ядро содержит основной генофонд клетки!
А что будет, если удалить подобную структуру из тела цивиты? И тут же возникает встречный вопрос: а есть ли такие структуры у цивит? Чтобы ответить на этот вопрос, прежде всего надо констатировать, что ядро исторического тела — отнюдь не ядро биологической клетки: его не положишь под объектив микроскопа.
Трудность ещё в том, что оно одновременно — видимо и невидимо. Можно увидеть города, храмы, библиотеки, людей… Но как увидеть самосознание цивиты, память её, характер, менталитет, творческий потенциал?
Тем не менее, мы уверены, что эти ядра есть, и что из них источаются импульсы волений, творческих инициатив, горячих молений; что именно в них содержится и пульсирует код цивитного своеобразия (цивилизационный код), который делает цивиту цельной, живой и неповторимой.
Откуда эта уверенность? Разгадка в том, что мы сами являемся тем «микроскопом», рассматривающим изнутри своё историческое тело. Весомое слово отца Сергия Булгакова гласит: «Познание есть функция единства Адама, единой человечности, осуществляющейся в таковом. Единый Адам познаёт единый мир»[14]. То есть, всё человечество — «орган» нашего познания каждого из нас. Мы (индивидуально и в соединённости) познаём мир через «микроскоп» всё-человечества. Это соображение даёт нам право обратиться к кладовым общечеловеческих знаний и к спасительной интуиции в наших историософских изысканиях.
Даже представить трудно, как бы могла цивита передавать свою наследственную информацию новым поколениям, не обладая наследственным аппаратом. А есть ещё и другие задачи, требующие средоточия центральных функций! В том-то и секрет долголетия цивит (за исключением случаев исторических катастроф, вызвавших гибель некоторых из них), что у развитых из них этот аппарат есть и исправно работает. Итак, очевидно, что у цивит должно быть ядро.
Какие же особенности, свойства и функции ему присущи? Известно, что сознание (человека ли, цивиты ли), сколь бы высоразвитым оно ни было, без тела и вне тела (имею ввиду не только материальное тело, а и духовное, согласно убеждению святого Игнатия Брянчанинова) оно существовать не может. Странно было бы и представить, например, национальное самосознание равномерно распластанным по всему пространству цивиты. Как утверждает Пауль Тиллих, выдающийся теолог и глубокий исторический мыслитель, историческое сознание «центрируется в исторической группе», «сгущается» в соответствующих центрах цивиты. Это же следует сказать и об исторической памяти, и о словесно-культурном потенциале — все они, как искорки рассеянные по всему телу, сублимируются к специальным структурам ядра. Обычно эти структуры сосредоточены в столицах, но нередко культурно-духовные центры существуют отдельно от столиц (Флоренция, Оксфорд, Санкт-Петербург, Троице-Сергиева Лавра и т. д.). Они сберегают в себе величайшие культурные и духовные ценности (сокровища библиотек, храмов, музеев, университетов, архивов и т. д.) — всё то, что питает и одухотворяет национальный, цивилитный дух.
Материальная составляющая неизбежно наличествует в ядре, ибо она обеспечивает, так сказать, «инфраструктуру» духовной субстанции, что позволяет последней воздействовать на окружающую среду, преображая и одухотворяя её.
Цивитные ядра резко выделяются на общем фоне цивиты прежде всего своим цивилизационным колоритом. Но самое главное — их функции строго специализированы и отделены от многообразных свойств и функций самой цивиты. Между ними существует чёткое, так сказать, «разделение труда». Ядра отвечают исключительно за самосознание, память и символистско-языковой код (как и вообще — за словесность) всей цивиты. А также за её духовность и стратегическую целеустремлённость. Это их главная и исключительная задача. Функции цивит и ядер не должны смешиваться. Ядро не может заменить цивиту, а цивита не может существовать без ядра. (Речь о развитой цивите.)
Ядро, являясь духовно-материальной структурой, источает для цивиты воления самосознания, которые обеспечивают её целостность и развитие. Вместе с тем ядра призваны воспринимать воления горнего мира (Небесной России!). Поскольку культурно-исторический потенциал в разных странах имеет разный уровень развития, цивитные ядра некоторых из них, либо слабо выражены, либо вообще отсутствуют. Это не должно нас обескураживать: ведь и в биологическом мире вполне успешно существуют целые классы микроорганизмов (например, бактерии), не имеющие ядер. Историческое тело, несмотря на свою известную рыхлость, тем не менее имеет определённую плотность, которая обусловлена плотностью его культурно-духовного ядра. Именно в культурно-духовной субстанции ядра, в её слитности, заключена плотность цивиты. Чем содержательнее, богаче и концентрированнее эта субстанция, тем плотнее ядро и цивита в целом.
О целеустремлённости исторического тела
Бесспорно, важнейшим свойством цивиты является её целеустремлённость. Не сказать о целеустремлённости исторического тела — всё равно, что ничего не сказать. Будучи живым и одухотворённым организмом, оно преследует те или иные цели, и прежде всего, — сохранение своей цельности (не случайно эти слова одного корня) и неуклонного восхождения к новым высотам, к более значительному уровню своего бытия. Генеральная цель для него равносильна смыслу его существования, ибо это Зов Провидения, ключ всей динамики, делающей его сгустком бытия, отнюдь не миражом и не призраком. Вопрос жизни и смерти! Правда, сказанное может вызвать недоумение: «Дескать, понятна целеустремлённость Александра Македонского, Ивана III, Петра Великого… но как понимать целеустремлённость страны или цивилиты?»
Дело однако в том, что «центрированное»[15] тело, то есть имеющее самосознание и организующее ядро, и в силу этого, — свойства личностного начала, способно ставить исторические цели. Именно осознающее себя историческое тело предполагает цели и упорно достигает их. Достижение своих целей — свидетельство силы духа и бытийственной состоятельности народа.
Размышляя о значении целей в истории, П. Тиллих глубоко замечает, что в «социальных группах» (у него не было термина «историческое тело») «сила бытия» проявляется в «динамическом процессе принятия решений» по овладению целями[16]. В своём главном труде он[17] неоднократно утверждает, что история целесообразна, так как этого требует целостность исторического тела. Вот его принципиальный тезис: «…лишь присутствие тех действий, в которых имеются цели, делает событие историческим»[18]. И многозначительно продолжает: хотя достижение целей не всегда приводит к желательным результатам, «…однако главное то, что в исторических событиях они являются определяющим фактором. Процессы, в которых не предполагается осуществить никаких целей, историческими не являются.
Человек свободен в той мере, в какой он ставит и преследует цели…Он не привязан к той ситуации, в которой находится, и именно этот выход за пределы является первым и фундаментальным качеством свободы»[19].
Реализует же свои цели человек в процессе исторического бытия. Цели бывают разные — из горнего мира, или из преисподней. Историческое бытие есть, прежде всего, способ реализации горнего призвания к коренному преображению себя и окружающего мира, это — призвание к вселенскому Домостроительству в сотворчестве с Всевышним. Вот в чём основа целеустремлённости истории.
Как замечает Тиллих — всё ещё впереди: «Мир ещё не преображён, он «ожидает» преображения. Однако Дух реально преображает в измерении духа. Люди — это «первые плоды» Нового Бытия, за ними последует мир»[20].
Затем он так формулирует цели истории: первая — история устремлена к центрированности всех групп (то есть цивит — автор); второе — она устремлена «к созданию нового»; третье — движется к «осуществлению» потенциальности бытия»[21].
Но пойдём дальше. И что же мы видим? Тиллих убеждает нас в том, что движение времени в человеке, в конечном счёте, становится осознанным — «… время, которое движется к осуществлению, начинает осознавать свою природу. В человеке то, к чему движется время становится осознанной целью»[22].
Что же осознаётся человеком как предельная цель? И здесь Тиллих выкладывает своё заветное: «… Подобно тому, как историческое измерение включает в себя все иные измерения, так и Царство Божие включает в себя все сферы бытия в перспективе их предельной цели»[23]. Вот она — генеральная цель!
Здесь с удивлением должен отметить поразительное единодушие (возможно — и единомыслие!) с Тиллихом нашего гения отца Павла Флоренского. Вот что он пишет о целях истории: «Цели концентрируются в высшей цели, и будучи связаны между собой, цели образуют единый организм целей, высшее единство целей, царство целей, возглавляемое Целью всех целей, Богом»[24].
Значение Царства Божьего как высшей цели Тиллих подчёркивает неоднократно: «…Жизнь сотворённого (Богом — автор) в целом (и особым образом — в человеческой истории) ежемоментно привносит нечто и в Царство Божие, и в его Вечную Жизнь. То, что происходит во времени и в пространстве (как в маленькой частице материи, так и в величайшей личности) значимо и для Вечной Жизни…всё происходящее в конечном значимо для Бога»[25]. Ибо Царство Божие — «недвусмысленная и нефрагментарная жизнь любви»[26]. Для нас особо важно это сугубое подчёркивание Тиллихом незаменимой значимости для Царства Божьего земной, «грешной» жизни: «Невозможно, — пишет он, — достичь трансцендентного Царства Божьего, если не участвовать в борьбе внутри исторического Царства Божьего. Ибо трансцендентное реально во внутриисторическом. Каждый индивид ввергнут в трагическую судьбу исторического существования…Нет такого человека, судьба которого не испытывала бы влияния исторических условий»[27].
И наконец, о конце исторического времени, об eschatos'e. Как трактует Тиллих, в некий час Земля перестанет существовать в пространстве-времени — она перейдёт в вечность, настанет Вечная Жизнь! Свершившийся eschatos соединит «в себе пространственно-временной и качественно-ценностный смыслы»[28]. Этот непостижимый eschatos хочется назвать соединением несоединимого. Скорей всего, так оно и есть, ибо человеко-ценностные категории находятся совершенно в другой плоскости, нежели пространственно-временные категории — только в Вечной Жизни это соединение, по-видимому, и возможно.
Чтобы подчеркнуть особое значение цели для исторического тела, зададимся вопросом: что такое цель? Цель не для стрелы, не для ракеты, не для учёного, строителя или писателя, а прежде всего, для исторического тела?
Цель вообще — это заданность перехода данной системы (цивиты) из одного состояния — в другое. Это новое состояние, достигаемое не само собой (по принципу «самосборки»), а целенаправленными усилиями самой системы в качестве заинтересованного субъекта (или какого-то стороннего субъекта, связанного с этой системой). Как правило, в результате успешного достижения цели повышается уровень сложности, возможностей, свободы, жизненного потенциала системы-субъекта. И вот что ещё достойно внимания: прежде чем достигнуть цели, субъект должен наметить, замыслить её, т. е. «заполучить» её до её достижения; лицезреть перед собой её эйдос-образ, её «модель»! Благодаря чему выстраивается «мост целевой дуги» между замыслом цели — и ею самоёй, т. е. образуется некая целостность, реализуемая в динамике; целостность, простёртая во времени и в пространстве меж началом и окончанием, — найденное-искомое. Захват пространство-временной реальности в «силки» динамической структуры, пребывающей лишь в состоянии «полёта». Вот в чём сила и тайна цели. Если в историческом деянии есть цель, то значит есть и смысл. Цель неизбежно сопряжена со смыслом. Цель без смысла — бессмыслица, аннигиляция цели.
Думается, не лишним будет сказать следующее. Чтобы быть целеустремлённым, историческое тело прежде всего должно быть словоустроенным. Двигаться к цели можно лишь тогда, когда цель намечена, обозначена, есть. Но чтобы наметить цель, надо осмыслить ситуацию, свои возможности, наконец, своё призвание — необходима мыслительная работа, которая, как известно, без слова не совершается. Кроме того, цель должна быть названа — это уже залог, «задаток» её достижения.
Цель как стержневое понятие сущностно важна как для исторического тела, так и собственно для человека. Человек бесцельный — ничто! Бессмыслица, зряшная суета, летаргия, мертвенность… Человек — это дерзание, стремление, путь. Он обретает смысл в движении к цели, в захваченности ею. Ему предлежит грандиозный Путь, влекущий даже через смерть к великим осуществлениям во Имя Божие! Цели, однако, бывают истинные, праведные и ложные, неправедные. Здесь мы говорим лишь о целях праведных. Сказано: Бог благословляет даже намерения! И ещё сильнее, у Флоренского: цель целей — Бог! Это о праведных целях.
Итак, устремление к цели придаёт смысл историческому движению — смысл же не существует без символистики; символистика индуцирует осознанность действия. Осознанное деяние ведёт к «покорению времени» (В. Н. Муравьёв), к свободе от законов физической необходимости, к духовному миру. История в своей телесности есть всё-охватное целое, которое, следуя волению Провидения, ставит всё более грандиозные цели, Высшее из которых — Царствие Божие.
По толкованию Тиллиха история движется от великого kairos'a (времени Христа) через периоды kairoi (духоносные, благоприятные периоды) дальше. «Ибо хотя пророческий Дух остаётся латентным или даже подавляется
Конец ознакомительного фрагмента.
Оглавление
- Часть I. Концепция исторического тела цивиты. (О сущности истории[1])
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Русь Святая, где же ты? предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
1
Данный теоретический раздел не для лёгкого чтения — это фундамент для возведения сложного сооружения. Как таковой он должен отличаться не изяществом, а основательностью.
9
Интересно наблюдение китаеведа В. В. Малявина в сфере китайской культуры: «Следы ДАО имеют чисто практическую ценность, и состоит она в том, чтобы побуждать сознание к выходу за свои пределы, навлекать обновление духа». В. В. Малявин. Молния в сердце. М. 1997. С. 270.
11
Лев Скворцов. Цивилизационные размышления: концепции и категории постцивилизационной эволюции. М-СПб. 2016. С. 51.
