Троечник

Валерий Вайнин

Роман о современном враче, который работает в обычной московской поликлинике, но понимает, что современная медицина с ее обилием лекарств отнюдь не способствует стабильному здоровью. Пациентам, которые принимают его взгляды на лечение, он помогает совсем другими методами. Рекомендуется к прочтению в качестве безопасного и эффективного лекарственного средства, так как роман реально заряжает читателя позитивной энергией. Этого так сейчас не хватает!..

Глава 7

Следующим утром, в пятницу, фальшиво насвистывая «Сан-Луи блюз», Антон Климов, как обычно, отправился врачевать тех, кто желал и не желал лечиться. На плече Антона привычно покачивалась сумка, и погода, опять же, стояла изумительная. У подъезда, на тротуаре, глуби с воробьями азартно потрошили хлебную корку. Четыре вороны, сидя на ветке липы, со скучающим видом наблюдали за происходящим.

— Девушки! — обратился к ним Антон. — Вы не в курсе, куда Клеопатра подевалась?

Вороны, вроде, переглянулись. Одна из них, трепыхнув крылом, издала ехидное «кар-р!». Из-за угла меж тем выскочила немецкая овчарка и, радостно тявкая, принялась наскакивать на Антона.

— Уймись, Степанида! — отбивался Антон. — Контролируй свои порывы… Сядь, а то поссоримся!

Собака покорно села, лишь движением хвоста выражая восторг. С поводком в руке, поступью Командора, к ним приближался Сева. В чёрных брюках и белой рубахе, без наплечной кобуры.

— Привет, Антох! — пробасил он. — Дело такое…

— Клеопатру не видел? — перебил Антон. — Плачу́ за информацию.

Сева с высоты богатырского роста воззрился на него в недоумении.

— Какую Клеопатру?… А-а, эту… ворону твою? Для меня, Антох, они все на одно рыло. Тут знаешь…

— Сам ты рыло. Клеопатра умней многих людишек. Если ты этого не сечёшь, тебе никогда не встроиться в Экосистему. Прощай, Сева, ухожу разочарованный.

— Ладно, я не прав. Антон, осмотрел бы ты дочь Ирины Петровны, а? Уж она не поскупится.

Из улыбки Антона веснушки осыпались, как осенние листья.

— Значит так, — отчеканил он, — условимся на будущее. Если я говорю, что частной практикой не занимаюсь, понимай слова мои буквально — иначе поссоримся.

Сева стушевался, как школьник в кабинете директора.

— Антон, бывают ведь исключения. Ирина Петровна тебя отблагодарила бы…

— Сева, я неприметный участковый терапевт. Твоя Медная Леди, конечно же, имеет возможность залучить легион светочей медицины, в которую, как ты знаешь, я не верю. Более того, скажу по секрету, медицина, в современном её состоянии, вредна, ибо способствует деградации человечества. Но, само собой, всё это лишь придурь районного эскулапа. А Медная Леди за свои деньжищи имеет право на сервис по высшему разряду. Улавливаешь? — Изобразив воздушный поцелуй, Антон зашагал прочь.

Вслед ему не раздалось ни воркотни, ни гласа возмущения. Даже овчарка Альма-Степанида не выразила поскуливанием грусти при расставании. За спиной Антона было тихо, и тишина эта звучала как упрёк. Надо заметить, упрёк этот портил Антону настроение, но что поделаешь…

В поликлинике, в родном 23-м кабинете, медсестра Надежда Фёдоровна, распахнув форточку, смотрела на облака в небе.

— Погода — хоть помидоры сажай, — изрекла она после обмена приветствиями. Притом лицо её, симметрично разделённое прямым пробором, выражало непреклонное благочестие. — На дачу бы сейчас. Навозом конским запастись — и в грядку.

С этим Антон легко согласился. В белом халате, откинувшись на спинку стула, размышлял он о Севиной просьбе. Отказ её выполнить оставлял неприятное послевкусие, но альтернативы Антон не видел: по собственным ощущениям, он был ещё не готов любой трудный случай излечивать наверняка.

Пациентов, ждущих приёма, с утра не было.

— Пятница, — прокомментировала медсестра. — Открывать больничный лучше с понедельника. Народ у нас смекалистый.

Антон согласился с этим.

Далее Надежда Фёдоровна завела речь о своих внучатах. Трудно, мол, воспитать детей умными и здоровыми, когда родители их (сын медсестры и дочь) ни особым умом, ни здоровьем не отличаются.

С этим Антон согласился безоговорочно.

Наконец, явилась пациентка. Лет за сорок — невзрачная, тихая, но с достоинством. Королевским жестом она вручила медсестре свою амбулаторную карту.

— Могу я померить давление?

Около двух лет с предсказуемой периодичностью наблюдал Антон вегетососудистую дистонию, с которой женщина эта, судя по всему, расставаться не желала. Однако не хныкала, бюллетень не требовала — лишь проверяла давление и глотала лекарства, как бы намекая доктору: это всё, что от вас требуется, с остальным — справлюсь сама. Что ж, подобная стратегия была лучше, чем никакой.

— Конечно, Эльвира Борисовна. — Антон подвинул стул. — Присядьте и закатайте рукав.

— Вы помните моё имя. — Голос пациентки прозвучал на грани слышимости. — Я польщена, Антон Алексеевич.

Сочинять гламурный ответ Антон поленился. Он просто измерил пациентке давление и объявил:

— Сто тридцать на девяносто. Корвалдин, как обычно?

— Да, как обычно, — столь же тихо подтвердила дама. И, когда Антон выписывал рецепт, промолвила: — Хорошо выглядите, доктор.

Антон пожал плечами. Что-то она сегодня расчирикалась.

Не менее удивлённая медсестра проявила вдруг куртуазность:

— Вы тоже выглядите неплохо.

— В сравнении с покойницей, — отреагировала пациентка, причём на сей раз её голос окреп.

Возражать Антон не стал принципиально.

— Заходите, Эльвира Борисовна, — протянул он женщине рецепт. — Если что — вызывайте на дом.

Благодарность Эльвиры Борисовны была столь тихой, что расслышать её практически не удалось. Стоило этой пациентке выйти, как в кабинет ворвался усач в плаще и с портфелем.

— Здрасьте вам! — гаркнул он молодцевато.

— Куда в верхней одежде?! — рявкнула в ответ медсестра. — Ну-ка, выметайтесь!

Господин в плаще, усы которого свисали до подбородка хохотнул.

— Я же не больной, я только хочу…

— Больной, здоровый — марш в гардероб! — Медсестра привстала в гневе. — Здесь вам не базар-вокзал, мужчина!

Усач вытянул из-за спины букет алых тюльпанов.

— Я только хочу вас поблагодарить, — шагнул он к медсестре. — Вы маму мою кололи, вчера закончили. Кудрявцева Елена Родионовна, помните? Рука у вас лёгкая, спасибо.

Надежда Фёдоровна зарделась как маков цвет.

— Да ладно, ничего особенного…

— Особенная — вы! — Усач положил букет на стол и приоткрыв портфель, глянул на Антона. — Ничего, что я напрямик? Рад бы обставить поделикатней, но, блин… время!

— Нет проблем, — сказал Антон. — Действуйте.

Усач извлёк из портфеля солидную коробку конфет.

— Вот, мама желает вам сладкой жизни. — Он поцеловал Надежде Фёдоровне руку. — Извините, что не снял плащ.

И он умчался так же стремительно, как вошёл.

Медсестра буквально сомлела. Взирая на цветы и конфеты, она попыталась нахмуриться.

— Ладно, с этим разберёмся как-нибудь.

Антон хмыкнул.

— Надежда Фёдоровна, вы похожи на политика, запустившего лапу в партийную кассу.

— Антон Алексеевич, я этого не просила.

— Не просили, но заслужили. Расслабьтесь, моя золотая: просто я ваньку валяю.

Тут походкой манекенщицы вошла Зоя, медсестра доктора Куницына — сменщика Антона по кабинету. Приталенный халат эффектно облегал её фигуру, и волосы, как обычно, торчали в продуманном беспорядке.

— Вижу, здесь гуляют! — объявила она. — Привет всем, кто меня любит!

Надежда Фёдоровна прикрыла конфеты корпусом. Резкие черты её лица будто подмёрзли.

— Рановато сегодня, — буркнула она. — Прямо горишь на работе.

Зоя одарила её улыбкой.

— На участке закруглилась. Пришла вот… э-э… привести в порядок данные по диспансеризации. Вячеслав Иванович велит. «Учись, — говорит, — у Надежды Фёдоровны: она идеал. Доктор Климов, — говорит, её не достоин.» — «О’кей, — говорю, — может, махнёмся? Надежду Фёдоровну — вам, а меня — доктору Климову. Уж как ста-араться буду!» Согласны, Антон Алексеевич?

Антон качнул головой.

— Даже не думай.

— Вот так всегда, — надула губки Зоя. — Снова я отвергнута.

Надежда Фёдоровна состроила гримасу неописуемую.

— Ой, щас разрыдаюсь! Пришла документировать диспансеризацию — документируй, не верти хвостом.

Зоя захлопала ресницами.

— А вы? Неужели всё уже оформили?

— До отпуска ещё. Не в моих правилах тянуть резину.

— Списать дадите?

Антон рассмеялся. Надежда Фёдоровна весёлости этой не разделяла и на медсестру доктора Куницына взирала осуждающе.

— Тебе уже тридцатник, балагурщица. Когда уймешься?

Зоя вздохнула.

— О’кей, хоть чай с конфетами попьём?

Надежда Фёдоровна чисто рефлекторно, видимо, отодвинула коробку подальше.

— Рановато, вроде, для чая.

— Ничего, я потерплю. — Взглядом Зоя указала Антону на дверь, шагнув притом к столу Надежды Фёдоровны. — Какой марки у вас конфеты — «Коркуновъ» или «Красный Октябрь»?

Надежда Фёдоровна, склонясь над коробкой, надела очки.

Антон проговорил в пространство:

— Больных в коридоре много?

— Ни души, — заверила Зоя.

Надежда Фёдоровна пристально изучала конфетную коробку.

— По-иностранному написано. По-немецки, вроде.

Антон встал со стула.

— Поскольку сладкого я не ем, отлучусь ненадолго.

— Валяйте, — отозвалась Зоя. — Нам больше достанется.

Выходя, Антон слышал бормотанье своей медсестры:

— Австрия, кажись. Глянь, Зой, что здесь накарябано…

В коридоре, действительно, было пустынно. Причём не только у двери кабинета, но и в обозримом пространстве. Лишь на мгновение мелькнула коллега-терапевт и, кивнув Антону, скрылась в дамском туалете. Держа руки в карманах халата, Антон прогулялся к лестничному пролёту, огляделся и свернул в тупичок, где, как по заказу, горела только одна из четырёх ламп. Дверь в подсобку была приоткрытой. Помещение завалено было хламом, предметно описать который не смог бы, вероятно, сам чёрт. Отодвинув ведро со шваброй, Антон шагнул к столу, обшарпанному, но крепкому, смахнул с него окурки и посмотрел на часы.

Зоя вошла на цыпочках, закрыла дверь на ключ и яростно впилась губами в губы Антона. Они принялись лихорадочно расстёгивать друг на друге одежду. В захламлённом тёмном чулане будто воцарилась южная ночь, не хватало только звёзд на потолке. Зоя приспустила на Антоне брюки с трусами, а он в свою очередь, ловко стянул колготки и трусики с неё. Вслед за тем она опрокинула его на стол спиной, проворно заняла позицию сверху и, вобрав в себя набрякший мужской член, вскрикнула. Антон запечатал ей рот ладонью. Зоя неистово задвигалась вверх-вниз, вертясь притом, как юла и кусая ладонь Антона, прижатую к её губам. Женщина, казалось, обезумела. И, когда Антон, выгнув спину, весь подался ей навстречу, безумство это достигло апогея. Зоя забилась, точно пойманная рыба, задёргалась, словно в припадке, и рухнула на грудь Антону, царапая ногтями его рубаху. Минуту-другую она приходила в себя, затем, переведя дух, прошептала:

— Умоляю, ещё!

И всё началось с начала, но помедленней и понежнее. И, когда Зоя, умиротворённая и обессиленная, вновь упала Антону на грудь, на сей раз он потребовал:

— Ещё!

Зоя беззвучно засмеялась:

— Доктор, мы рискуем…

Не дав ей договорить, Антон уложил её на стол, ноги её закинул себе на плечи и вошёл в неё стоя. Толчки Антона походили на сейсмическую катастрофу, и штаны его сперва опустились до колен, затем сползли на туфли. Чтобы не заорать на всю поликлинику, Зоя кусала губы. Пика они достигли одновременно, причём Антон — лишь теперь. После мгновений блаженной неподвижности оба принялись деловито приводить себя в порядок. Натягивая колготки, Зоя посетовала:

— Муж так не умеет. Обидно до соплей.

— Уместное замечание, — буркнул Антон, застёгивая на брюках «молнию».

Зоя обвила руками его шею.

— Ты меня не бросишь?

— При первой возможности. Так что брось меня сама.

Она обняла его шею крепче.

— Разве нам с тобой не сладко?

Антон кивнул.

— С медицинской точки зрения — ничего, кроме пользы. Только послевкусие скверное.

Зоя погладила его кудри.

— Знаю, милый. Нам бы с тобой широкую кровать хоть на сутки.

— Столько, боюсь, ты не выдержишь.

— Ты редко меня тренируешь. И никогда не зовёшь к себе домой. Почему, интересно?

Антон чмокнул её в нос.

— Чтобы романтики не утратить. Ну что, разбежались?

Зоя взяла его за руку.

— Скажи честно, мы с тобой друзья?

— До гроба. — Антон сжал её руку. — С чего тебя вдруг на лирику повело?

Зоя помедлила с ответом.

— Сама не знаю… О’кей, выходишь первым. А я почищу тут пёрышки.

Шагнув за дверь, Антон огляделся. Тупичок по-прежнему был безлюден. Антон пробормотал, не оборачиваясь:

— С меня как с гуся вода. Мог бы вернуться на приём со спущенными штанами.

— Вот бы посмотреть! — хихикнула Зоя, запираясь изнутри.

Антон неторопливо направился к своему кабинету. Больных в поликлинике, на глазок, не прибавилось. В коридоре, однако, Антона остановила старушка Земнова, вчера побывавшая у него на приёме:

— Где ж летали, соколик наш?

— Здравствуйте, Анисья Игнатьевна, — невозмутимо ответил Антон. — Неужто прихворнули со вчерашнего дня?

Сухонькая седовласая пациентка в том же строгом платье, с тем же цветастым платком на плечах и в шнурованных ботинках небрежно отмахнулась.

— От старости могила лечит, хворать некогда. Только вот к зубному записалась, коронку подправить.

— Что ж, удачи вам, — попытался ускользнуть Антон.

Однако Анисья Игнатьевна заступила ему дорогу.

— Погоди, и к тебе дело имею. — Старушка поправила на плечах платок. — Как говорится, сделал добро — не жди худа.

— Слушаю вас, Анисья Игнатьевна.

— Полечил бы ты Вальку, внучку моей подруги. Кашляет она, а к врачу не идёт…

— Пусть на дом вызовет: приду — разберемся. Всего доброго, Анись…

— Постой, торопыга! — начала сердиться старушка. — Тебя она вызвать не может. Она с участка доктора Блумберг.

— Извините, — в свою очередь рассердился Антон, — но пациентов с чужого участка я не лечу. Роза Марковна врач с большим опытом, и уж поверьте, кашель она одолеет.

— Ну да, и комар лошадь свалит, если волк пособит.

— При чём здесь комар? Роза Марковна — отличный специалист…

— Уймись ты со своей Розой Марковной! — сверкнула глазами старуха. — Можешь ты просто зайти, осмотреть и лекарство назначить? Мало ли кто к кому ходит. О чём не сказывают, о том и не допытываются. Болтать ведь не обязательно.

Мимо них процокала каблучками Зоя. Щёки её алели румянцем. Глянув на Антона из-под ресниц, она, покачивая бёдрами, направилась в регистратуру. Анисья Игнатьевна, неодобрительно прокомментировала:

— Была бы постель, а милый найдётся. Не туда глядишь, соколик. Как насчёт моей просьбы? — Из потёртого кошелька она выудила не менее потёртую пятисотрублёвку. Само собой, доктор, не бесплатно.

Веснушки Антона покраснели.

— А вот сейчас, Анисья Игнатьевна, мы с вами поссоримся.

Старуха казалась довольной.

— Ладно, Антон Алексеевич, не в обиду. — Спрятав деньги, она извлекла из кошелька клочок бумаги. — Вот Валькин адрес. Заглянешь сегодня?

Антон едва не застонал.

— Ничего не обещаю, договорились?

Анисья Игнатьевна сунула бумажку в карман его халата.

— Хоть ты и крутой чувак, — усмехнулась она, — а с бабой-ягой не сладишь. Сделай так, чтоб девушка не кашляла. — И старуха направила свои стопы к дантисту.

Антон беззлобно про себя выругался.

В своём кабинете он застал небритого пациента, жалующегося медсестре на расстройство мочевого пузыря. Надежда Фёдоровна вела с ним утешительную беседу, завершение которой Антон застал.

–…а после сорока многие мужчины вообще писают затруднённо. Гиподинамия и нерегулярная половая жизнь. — Медсестра бросила инквизиторский взор на вошедшего Антона. — Доктор вам подтвердит: с простатой шутки плохи.

Пациент потёр небритую щёку.

— Что же мне к проституткам ходить? При моей-то малахольной бабе…

— К проституткам направления не выдаём, — отрезала Надежда Фёдоровна без намёка на юмор. Лицо её под седеющим пробором горело миссионерским пылом. — Мы только рекомендуем, а выполнять наши рекомендации или нет — решайте сами. Антон Алексеевич, тут у мужчины проблемы…

— Уже понял. — Антон присел за свой стол, где лежала раскрытая амбулаторная карта. — Сейчас во всём разберёмся.

Антон осмотрел небритого страдальца, выслушал его заунывные жалобы и с чистой совестью направил больного к урологу, для облегчения выписав цистон в качестве мочегонного. Глядя вслед ушедшему пациенту, Надежда Фёдоровна солидно уточнила:

— Простата?

— Как в воду смотрели, — кивнул Антон.

И наступило короткое затишье. Короткое настолько, что Антон не успел даже очистить банан и вскрыть пакет с кефиром.

Очередной пациент, пришедший померить давление, прервал скромный обед врача. Это был хорошо знакомый гипотоник, директор детсада, у которого с утра, по его словам обнаружилась «фатальная слабость и головокружение отнюдь не от успехов». Давление и вправду оказалось пониженным, но в больничном пациент не нуждался: он лишь отлучился с работы в поликлинику и намеревался на работу вернуться. В ответ на предложение врача меньше есть и повысить хоть как-то физическую нагрузку директор детсада только рукой махнул, в смысле «где уж нам». Привычно усмирив благие свои порывы, Антон выписал ему апилак, и они расстались до следующего приступа «фатальной слабости».

— Ну что за люди! — нахмурилась медсестра, осуждая всех, кто к собственному здоровью относится наплевательски. — Для себя же пальцем не шевельнут! Думают, напичкался лекарством — и гуляй!

Антон распечатал наконец пакет с кефиром.

— А сами-то?

Надежда Фёдоровна ждала формулировки обвинения и, не дождавшись, что называется, полезла в берлогу к медведю:

— Что сама?

Вместо ответа Антон не спеша очистил банан и приложился к кефиру. Однако в дверях кабинета возникла старшая медсестра.

— Доктор Климов — к Брагину! — скомандовала она, шелестя накрахмаленным халатом. — Что-то вы, Антон Алексеевич, зачастили.

Надежда Фёдоровна осторожно полюбопытствовала:

— Зачем, Татьяна Олеговна? Не в курсе?

Старшая медсестра колыхнула сдобными телесами.

— В их интимные отношения меня не посвящают: я лишь курьер. Доктор Климов, прервите свой йоговский пир, торопитесь к шефу.

Антон откусил от банана и запил кефиром.

— Нравится мне ваш халат, Татьяна Олеговна, — сказал он. — Можно его потрогать?

Старшая медсестра глянула из-под ресниц.

— В каком месте?

— Вам решать. Давно хочу проверить, хрустит ли он под пальцами.

Татьяна Олеговна отступила в коридор.

— Смотря под чьими пальцами, доктор Климов. Не поперхнитесь молочно-кислым продуктом. — Дверь за ней закрылась.

Антон хмыкнул.

— Как тут не влюбиться!

Надежда Фёдоровна хмуро покачала головой.

— Антон Алексеевич, во что вы опять вляпались?

— Почему вляпался? Может, мне премию дадут. — Антон смял кефирный пакет и бросил в корзину для бумаг. — Сейчас выясним.

— Умерьте там свой гонор, — напутствовала медсестра.

— Буду ниже плинтуса, — пообещал Антон, выходя.

Пациенты в коридоре не толпились, то есть не было ни одного. Словно лимит на хворобы до понедельника был исчерпан. Антон прошагал к лестнице, взбежал на третий этаж и рванул на себя дверь завотделением.

Брагин, сидя на рабочем месте, покусывал зубочистку. Облик его, казалось, детально отшлифован был кинорежиссёром. Великоватый халат нелепо топорщился, галстук где-то сбоку, и проницательные глаза в красных прожилках — крупным планом — взирали на плакатного мужчину, демонстрирующего своё тело в разрезе. И — опять же крупным планом — морщины мыслителя на лбу, возросшем в результате облысения.

— Стучаться надо. — Завотделением фокусировал взор на зубочистке, торчавшей во рту.

Антон вернулся к двери, постучал и молча уселся на стул.

Брагин сломал зубочистку и отбросил. Судя по всему, он уже принял на грудь — голос его звучал хрипло, но язык пока не заплетался.

— Зачем вызвал, догадываешься?

Антон качнул головой.

— Ни сном ни духом.

Завотделением выдержал паузу, распрямил спину и вдруг улыбнулся.

— Плечо не болит. Спасибо.

— Скоро заболит опять, — заверил Антон. — И не только плечо.

— Все там будем, — парировал Брагин. — Разве что за исключением вас, просветлённых.

— Семён Петрович, вы мыслите, как дебил.

После короткой паузы завотделением устало произнёс:

— Дебил, не дебил — время рассудит. — Он придвинул к себе лист бумаги с рукописным текстом. — Валуева Нина Николаевна — диспетчер ДЭЗа. Знаешь такую?

— Продолжайте! — потребовал Антон.

— Что тут на хрен продолжать?! Она такой хай тут подняла…

— Пусть катится в жопу! Я заходил к ней дважды — дверь не открыли! Я позвонил в регистратуру, отметился! Можете проверить!

Завотделением неуклюже изобразил гнев.

— Ах, ты позвонил?! Медаль тебе за это повешу! А вот она, представь, утверждает, что от плохого самочувствия заснула и звонка в дверь не слышала. А ты, плачется она, не только лишил её своевременной медицинской помощи, но не выдал ей к тому же и документ, подтверждающий её нетрудоспособность.

— Я ж её, подлюгу, на улице встретил…

— Ой, Антон, заткнись! За кого ты меня держишь? Думаешь, я поверил хоть слову этой суки? В Минздрав она пожалуется, лоханка дырявая! Но ты, Антон Алексеевич… Ты меня просто изумляешь. Жалко тебе выдать ей траханный больничный лист? Да пусть она трижды с ним усрётся, не то комиссии задолбают нас до посинения. Короче, так… Сегодня же пойди к ней, извинись и оформи больничный вчерашним числом, под мою ответственность. Сделаешь?

Антон встал со стула.

— Извиняться не буду.

Брагин с облегчением перевёл дух.

— Шут с тобой, не извиняйся. Но бюллетень оформи.

— Если дверь откроет. Ночевать там не собираюсь.

— Никто и не требует. Вот погоди, уйду на пенсию, оценишь тогда…

— Все там будем, — передразнил Антон. — Время рассудит.

Завотделением извлёк из ящика стола фляжку со стаканчиком.

— С понедельника. И ты оценишь, как я прикрывал твою одарённую задницу. — Сжав стаканчик в кулаке, он глотнул из фляжки. — Тебе не предлагаю, дабы не спровоцировать шквал нотаций.

Антон топтался у двери.

— Как это, с понедельника? Семён Петрович, вы пугаете или всерьёз?

— Или. Нынче утром в кабинете Шаповалова я встретился со своей преемницей официально. С характером дамочка. Погоди, она построит вас в шеренги и под бой барабанов погонит выполнять инструкции. Ладно, ступай: мне тут ещё прибраться надо.

Антон продолжал топтаться.

— Э-э… Семён Петрович… ничего изменить нельзя?

Брагин поправил съехавший галстук.

— Не нужно рыданий, Антон Алексеевич. Никто не окочурился, не потерял штаны в публичной библиотеке… — Он вытряхнул в рот последние капли из фляжки. — Ступай, говорю. Не то отправлю за бутылкой. — И бросил выходящему Антону вдогонку: — Про Валуеву не забудь! Выдай больничный этой прошмандовке!

Спускаясь по лестнице, Антон осмысливал ситуацию. Жаль расставаться с Брагиным, но куда деваться? Как тонко подметил Ибн Рошда: «Когда нет решения, нет и проблемы.» Часы показывали без десяти двенадцать, притом пациентов у кабинета и в кабинете не было.

Медсестра встретила Антона встревоженно, и Антон вкратце изложил ей суть конфликта.

— Пойду сейчас умасливать эту царевну-лебедь, — подытожил он в досаде.

— Кирпичом бы её по чайнику! — посочувствовала Надежда Фёдоровна. — Не берите в голову, Антон Алексеевич, чёрт с ней! Просто сделайте, как сказал Брагин.

Тут Антон сообщил ей, что с понедельника Брагина отправляют на покой. Известие это, однако, впечатления на медсестру не произвело.

— Ну и ладно, — отреагировала она, пряча дарёные тюльпаны в просторный пакет. — Отдохнёт на грядках, а мы отдохнём от него.

— Чем же он вас так утомил? — язвительно осведомился Антон.

Ответить медсестра не успела, ибо в кабинет впорхнула взбудораженная Зоя.

— А конфеты где? — полюбопытствовала она. — Без меня оприходовали?

Надежда Фёдоровна глянула исподлобья.

— Внуков решила побаловать. Возражения есть?

— Со внуками не конкурирую, — легко согласилась Зоя. — Куницын мой не пробегал?

Дверь распахнулась.

— Куницын твой, — передразнил сменщик Антона ехидным тенорком, — за тобой только и гоняется. Привет всем, кого не видел.

Зоя захлопала ресницами, изображая туповатую секретаршу.

— Ой, Вячеслав Иванович! С этой диспансеризацией у нас такая неразбериха…

Куницын перебил:

— Неразбериху эту зовут Зоя Гринько! — Тенорок его повысился на терцию, притом гладко зачёсанные волосы подчёркивали дряблость кожи. — Где данные по тестам на туберкулёз?! Во вторник я их видел, теперь не могу отыскать!

Зоя продолжала хлопать ресницами, но было заметно, что гнев начальства ей по барабану.

— Вячеслав Иванович, найду я ваших туберкулёзников. Но если будете так орать, я впаду в кому.

Сдержав смешок, Антон обратился к своей медсестре:

— Пойдёмте. Пора освободить коллегам помещение.

Надежда Фёдоровна проворно подхватила свои вещи.

— Ну да, мы ведь ещё вызовы не взяли…

Доктор Куницын указал на корзину для бумаг.

— Опять банановая кожура, кудесник биополя!

Антон похлопал его по плечу.

— Не ворчи, Славик. Скажи лучше, как там вчерашний твой пациент, которого в пот гонит? Иннокентий, кажется?

Куницын испустил вздох.

— Педик этот… Как он меня достал! Зря ты брякнул ему, что он не болен. Во-первых, из-за этого он плешь мне проел. Во-вторых, он болен реально. Дождусь результатов анализов, но и без них мне очевидно…

— Всё, молчу! — Антон поднял вверх руки. — Впредь не полезу! — Он повлёк Надежда Фёдоровну к выходу. — Пока, ребята. До понедельника.

Вслед ему Куницын бросил:

— Слыхал про Брагина? О том, что его на пенсию.

— Проинформирован, — отозвался Антон, и дверь за ним закрылась.

Доктор Куницын, мужчина средней упитанности, воззрился на свою медсестру.

— Ещё и не орать на тебя?

— Желательно, — подбоченилась Зоя. — Я и так работаю, как трактор.

— Трактор здесь неуместен. Не сменить ли тебе профессию?

— Только после вас.

— Может, прекратишь наконец ёрничать?

— Может, начнёте наконец приём? Там вас люди ждут.

Вячеслав Иванович грузно присел за стол.

— Чтоб тебя… Приглашай.

Зоя выглянула в коридор.

— Туберкулёзники есть? — И, перекрывая встревоженный гул, распорядилась: — Если нет, заходите по очереди!

Доктор Куницын тихо застонал. В глазах его, однако, мелькнуло нечто, похожее на улыбку.