Небольшие истории

Валентин Пампура

Надеюсь, читая мои рассказы, вы находите в них что-то нужное для себя. И, быть может, они также живут внутри вас и развиваются. А теннисный мяч – это всего лишь отправная точка. Билет на корабль, который отправляется в созданный мной мир. Поспешите занять свои места.

Сторона жизни

Земля была мягкой и теплой. Лопата входила, легко выбрасывая на поверхность жирные распадающиеся комки. Солнце светило ярко весенние деревья сверкали маленькими липкими листочками. Ошалелые от весеннего солнца носились воробьи. Все жило, дышало и бурлило в это утро. Было приятно ощущать, как лопата входит в мягкий жирный чернозем, оголяя корни деревьев и красных извивающихся червей. Мы закончили работу и сели на зеленый ковер, сотканный из тонких и теплых травинок. Мы наслаждались весной солнцем и выполненной работой увенчанной большой черной кучей земли возле аккуратно вырытой ямы.

Расслабленные приятной истомой мы смотрели на синее небо на бурлящую вокруг жизнь и чувствовали, как травяной ковер щекочет нам ладони. А потом пришла машина, это был старый грузовик с полустертыми номерами. Описав круг, он подошел задом вплотную к яме. Из него вышла женщина и направилась к нам. Подойдя к бригадиру, она отдала ему бумагу, он оглядел ее и кивнул нам на грузовик. Мы подошли к нему и открыли задний борт. Посреди кузова стоял грубо сколоченный деревянный гроб. Мы поднялись в кузов. В желтом едва отесанном ящике лежала старуха лет восьмидесяти с острыми заточенными скулами с ввалившимися глазами и тонкой прозрачной кожей изрезанной мелкими морщинами. Ее восковые руки были аккуратно уложены на старое одеяло со штампом стардома. Снимайте, скомандовала приехавшая в грузовике женщина. Мы подняли гроб, и лицо старухи качнулось, руки вздрогнули. Мы поставили гроб рядом с ямой, и только теперь наша яма обрела зловещий смысл. Какое то время солнце еще скользило по безжизненному лицу, пока крышка не стала место. Стук молотков эхом разлетелся, вокруг, распугав воробьев. Он эхом пролетел над землей, и растаял в голубом небе. Гвозди легко вошли в свежую сосну, сверкая серебреными шляпками на солнце. Покачивая на ремнях, мы спустили его в яму. Потом женщина сказала — Пусть земля будет ей пухом — И бросила горсть земли. Все последовали ее примеру. Лопату за лопатой мы забрасывали землю в яму. Сначала она падала, гулко, ударяясь о дерево, а потом до нас доносился только звук рыхлой земли. Закидав яму и выровняв бугор, бригадир воткнул палку с номером захоронения. Потом женщина достала бутылку водки, и разлила всем по стаканам. Мы выпили. Женщина села в грузовик и уехала, а мы пошли по домам. Захмелевший я шел по цветущим улицам наполненными пением птиц и стрекотанием кузнечиков. И вдруг, от всего этого буйства жизни, от выпитого и увиденного, меня стало тошнить. Меня рвало прямо на обочину в свежую еще не тронутую временем траву. Боль гнула меня с каждым новым спазмом. Освобождая от всего лишнего.

Когда все закончилось, обессиленный и трясущийся мелкой дрожью, я вернулся домой. Не раздеваясь, я лег и уснул. Утром я нечего не помнил. На дворе, вставал новый день.