Башмаки на флагах

Борис Конофальский, 2023

Тяжело выступать против хорошо вооруженного и обученного войска, но еще тяжелее делать это, если твое командование играет против тебя и вместо помощи тебе достаются только проблемы, а твои полки не глядя бросают на самые безнадежные участки. Ярослав Волков не из тех, кто сдается, но возложенная на него миссия оказывается слишком тяжела даже для него.

Глава 10

Стражники, кажется, в тот вечер все трактиры и кабаки перевернули, у всех ворот были; опрашивали, кто последний выходил из города. Никого из стражи домой не отпустили, на стены свободных поставили для верности — ловкачи могли со стен спуститься по веревкам.

Еще до полуночи к месту приехал и бургомистр. Почему поздно приехал — да потому что сначала, как узнал о случившемся, поехал к епископу посоветоваться. И тот наказал ему привезти кавалера.

— Ждет он вас, друг мой, не спит, — ласково говорил первый консул города.

К тому времени Волков уже совсем силы потерял, молчал все больше, не мог уже ни злиться, ни ругаться, все равно спросил бургомистра:

— Вы дадите распоряжение обыскать дом графа?

— Нет, — сразу ответил господин Виллегунд, — такой серьезный вопрос может решить только совет города. Но не надейтесь. Никто не осмелится даже голосовать за такое — обыскивать дом графа. Нажить такого врага никто в здравом уме не решится.

«Ну хоть не юлит».

Приехала телега.

— Я распорядился отвезти тело несчастного рыцаря для омовения, — сказал бургомистр. — Епископ уже послал людей, чтобы начали читать над ним панихиду, об этом не беспокойтесь. Поедемте к епископу, он ждет вас.

Волков не без труда влез в бедную карету бургомистра, Максимилиан ему помогал. И в сопровождении четырех стражников во главе с сержантом они поехали в дом епископа. Бургомистр сначала думал говорить с кавалером, расспрашивать или успокаивать, но, видя его мрачное настроение, разговорами донимать передумал. Доехали до дворца епископа быстро: было тут недалеко.

Отец Теодор встретил в прихожей, не поленился спуститься. Обнимал тепло, приговаривая:

— Сие все приличия переходит. Буду писать брату моему, епископу Вильбургскому, и самому курфюрсту писать буду.

Волков усмехнулся: «Вот уж оба они и порадуются».

— И бургомистр напишет герцогу, — продолжал отец Теодор. — Виданное ли дело — устраивать нападения на значимых персон прямо в городских стенах.

— Что за пример граф показывает другим господам, — поддакивал бургомистр. — Этак любое дело можно решить наемными бригантами. Ни совет городской не нужен, ни суд. Нанимай разбойников да режь соперника на улице.

Так за разговорами, медленно из-за епископа, они поднялись по лестнице и, войдя в залу, где горел камин, расселись в кресла.

— Ваши люди, кроме фон Клаузевица, живы?

— Один порублен, но жить будет, — ответил Волков.

— Жаль молодого рыцаря, фамилия-то бедная, но славная. Думаю послать к его старшему брату человека с сообщением, — продолжал епископ. — Я сам прочитаю панихиду по нему.

— Все расходы по похоронам город оплатит, совет не посмеет артачиться, — заверил бургомистр.

«Ну а теперь к делу, господа, не для этих панихид вы меня сюда звали».

Так и вышло, слуга принес им вино и закуски, ушел, и епископ, даже не притронувшись к своему бокалу, заговорил:

— Вижу, что спокойны вы, кавалер. Думаю, что слушаете вы нас, слушаете, а сами для себя все уже решили. И вот хотели бы мы знать, что вы решили.

Волков взял свой стакан, стал вертеть его в руках, ничего не отвечая на вопрос.

— Думаем мы, что вы отважитесь на поступок, что повредит вам сильно, — предположил бургомистр.

— Может, и повредит, но кем я буду, если не отвечу на удар? — спросил у него Волков. — Так всякий думать станет, что меня безнаказанно бить можно.

— Уж никто так не думает, — заверил его господин Виллегунд, — иначе как в превосходных степенях о вас сейчас никто и не говорит. Слыхано ли дело, вчетвером дюжину добрых людей одолеть.

Но ни лесть, ни честное восхищение его сейчас не трогали.

— Их было десять, и были они разбойники, — ответил кавалер, но сам сомневался в своих словах, уж больно умело людишки те владели оружием. Нет, не от дорожного промысла те люди.

— Рыцарь, — вкрадчиво заговорил епископ, — бургомистр волнуется, и волнуется обоснованно. Боятся господа советники, что развяжете вы тут войну.

— Так она вроде уже и развязана, — заметил Волков. — Бои у вас в городе уже идут, бургомистр.

— Все так, да, все так, но прошу вас не усугублять, прошу вас не нападать на дом графа, — заговорил первый консул города Малена.

— Не нападать? — удивился кавалер. — Так там, мне кажется, и сидят убийцы фон Клаузевица. И мерзавец фон Эдель, которого я подозреваю в организации нападения, там же скрывается.

— Да, возможно, сие правда, но советники очень обеспокоены. Очень. Уже они собрались и решили поставить стражу у дома графа, — предупредил бургомистр.

— Как проворны ваши советники, когда им страшно, — усмехнулся Волков. — Ночь на дворе, а они уже собрались и все решили.

— Дорогой мой кавалер, коли вы решили с графом сводить счеты, то прошу вас делать это за стенами города.

— Граф делает это прямо в стенах! — воскликнул Волков.

— Прошу вас, кавалер, — бургомистр покачал головой, — боюсь, что этим вы напугаете советников еще больше, и тогда фон Эдель добьется своего.

— А чего же он добивается?

— Добивается он того, чтобы вам воспретили въезд в город, — произнес бургомистр, чуть помедлив.

«Мерзавец, что же ты днем мне этого не говорил?»

— И замок графа брать не следует, — добавил епископ, — этим вы всех против себя ожесточите. За глаза вас и так местные сеньоры не раз величали раубриттером, жаловались на вас.

— Никого из местных я не трогал.

— Верно, но они считают, что вы ворошите осиное гнездо за рекой, от которого все вокруг пострадать могут.

Волков посмотрел на попа тяжело и вздохнул. «Уж не тебе, чертов поп, о том говорить. Сам меня на это только и подстрекал».

— Нет-нет, — словно прочитал его мысли епископ, — я-то вас в этом не упрекаю, сын мой, я-то как раз не против, но послушайте меня, старика, сейчас не отвечайте графу на подлость грубостью.

— Именно так, — поддерживал его бургомистр.

— Вы рыцарь Божий, сиречь Божий агнец, ангел, что злобы не имеет.

— Предлагаете мне все забыть?

— Мы ответим иначе, — снова заговорил бургомистр. — Забегу вперед и скажу вам, что совет уже решил, что выделит треть надобной суммы для постройки дороги до ваших владений. Как сатисфакцию за нанесенное вам в стенах города оскорбление.

«Это дорога вам уже нужна больше, чем мне. Очень вы хотите добраться до реки, до пристаней. А преподносите это как сатисфакцию. Видно, понравился вам дешевый уголь, уже, наверно, купчишки ваши думают сами сюда его возить».

— И когда же совет успел принять это решение? — язвительно спросил кавалер.

— Совсем недавно, — уклончиво отвечал первый консул. — Осталось лишь утром решение совета оформить официально.

— Вот видите, — сказал епископ, — вот вам и ответ графу. Да и фон Эделя сильно покоробит это решение городского совета.

— Вы сказали, город даст треть суммы, — напомнил Волков, — а остальные деньги кто даст?

— О, об этом не волнуйтесь, дорогой фон Эшбахт, — уверил его господин Виллегунд, — на сей раз желающих войти в концессию предостаточно.

Когда бургомистр откланялся, епископ, тяжко вставая из своего кресла, обратился к кавалеру:

— Помните, я говорил вам, что вам будут целовать руки и кланяться, пока вы будете побеждать?

— Помню, — отвечал кавалер.

— Считайте, что сегодня вы одержали еще одну победу. Сатисфакция! — Старый епископ засмеялся. — Купчишки нашли повод строить дорогу, хоть граф и сильно противился этому. Только не испортите все глупым желанием отомстить сразу. Умейте терпеть, умейте ждать. Да, ждать и терпеть. Надо быть очень умным. Умным и терпеливым. Тем более когда имеешь дело с такими змеями, как Малены. Но сейчас они своей этой глупостью, этим разбоем, дали нам хорошие возможности. И мы их не упустим, обещаю вам, кавалер. Ступайте спать, завтра мы нанесем графу большой ущерб. Он еще пожалеет, что осмелился на нападение.

К Волкову подошла монахиня и сказала:

— Ваши покои готовы, господин. Ваш человек уже спать лег.

Да, у него были во дворце епископа покои, но, кажется, Волков уже хотел иметь в городе свой дом, чтобы не ютиться в гостях, а приезжать к себе. Но для этого нужно, чтобы горожане перед тобой не затворяли ворота, как перед буйным и безрассудным. Поэтому в дом графа он, конечно, врываться не станет. Старый поп прав, надо подождать.

Утром уже приехал брат фон Клаузевица с женой, с ним была и сестра. Это бургомистр отправил к ним посыльного еще ночью. Волков и епископ говорили с ними, утешали женщин как могли. Брату же Клаузевица кавалер сказал, что Георг был примером всем остальным молодым господам и что он сам вызвался быть его чемпионом бескорыстно в трудный момент, хотя Волков его о том и не просил.

— Он всегда был таким, — говорил брат.

Родственники не спрашивали у Волкова, кто виновен в смерти Георга, нужды в том не было. Весь город, весь так и исходил слухами, что в злодеянии этом повинен граф и его придворный, фон Эдель.

— Уж и не знаю, как фон Эдель будет выбираться из города, если он еще тут, — говорил шепотом бургомистр Волкову. — Люди злы, и все на вашей стороне, кавалер. Все жалеют молодого фон Клаузевица. Сегодня на рыночной площади какие-то наглецы кричали, что надобно графу запретить въезд в город, раз он так бесчинствует.

Говорил он это таким тоном, что Волкову стало понятно, что не без участия бургомистра в городе так кричали. «Надо же, бургомистр норовит прямо-таки лучшим моим другом стать, впрочем, друг мне сейчас никак не помешает».

Родственники были не против, и епископ решил читать панихиду нынче, отпевать молодого рыцаря прямо сейчас. Ну а что тянуть. В кафедральном соборе епископ велел звонарю играть траурный звон. Рассвело едва-едва, а весь город уже знал о случившемся.

Не то что в церкви было людно — на площади перед кафедралом было не протолкнуться. Те, кого служки и стража не пускали в храм, все равно не уходили с площади. Вся городская знать сошлась в церкви. Была чета Кёршнеров и с ними старший сын, соболезновали кавалеру и семье фон Клаузевица. Но Волков знал, что пришли они сидеть в первом ряду на панихиде. От этого ему стало тошно, но… отказать он им не мог, и когда служки всех рассаживали, Волков сказал, что это его родственники. Кёршнеры посему сидели в первом ряду — с ним, с родственниками убиенного, с бургомистром, с членами совета города, с судьей и капитаном стражи.

Когда все было готово и гроб с телом рыцаря вынесли к кафедре, вышел епископ в своем лучшем облачении. Был он бледен и грустен, но читал ритуал без запинки, звонко, вел дело со знанием. Старик был еще хорош, никто не усомнился бы в его здравом уме в его немолодые годы.

Отчитав панихиду, отец Теодор взошел на кафедру.

— Прежде чем всякий пожелает попрощаться с невинно убиенным юношей, что даже не успел связать себя узами брака, хочу сказать вам, дети мои: пусть тот, кто виновен в смерти его, не надеется на прощение. Не отсидится он в тишине, не замолит сей тяжкий грех. И вина того, кто держал оружие, убившее этого молодого человека, меньше вины того, кто оплатил сие злодеяние. Да-да, дети мои, тот, кто платил, тот и есть истинный убийца. И по полной мере будет отпущено ему, ибо каждому воздастся за содеянное. Не в этом мире, так в мире ином, мире справедливом. Бойся, лукавый человек, не спрячешься ты от глаза Господнего, ответишь ты за смерть юноши славного и честного, ответишь так или иначе.

Конец ознакомительного фрагмента.