Башмаки на флагах

Борис Конофальский, 2023

Тяжело выступать против хорошо вооруженного и обученного войска, но еще тяжелее делать это, если твое командование играет против тебя и вместо помощи тебе достаются только проблемы, а твои полки не глядя бросают на самые безнадежные участки. Ярослав Волков не из тех, кто сдается, но возложенная на него миссия оказывается слишком тяжела даже для него.

Глава 6

Весна в этих местах приходила сразу. Вот, кажется, еще вчера ночью вода замерзала в лужах, а тут за два дня и теплый ветер с юго-востока последний лед растопил, и снега больше нет, даже в оврагах не лежит. В первую ночь было туманно, а в следующую так и вовсе ливень прошел. Все, зиме конец. Дороги раскисли так, что только верхом ездить можно. Шубы скоро прятать в сундуки придется.

А поутру из Малена пришло письмо от епископа. Беспокоился он, что господин фон Эдель который день живет в городе, встречается со всеми знатными горожанами и ходит даже на собрания совета.

«Чертов холуй графа».

Да и бог бы с ним, но он все интригует и интригует против Волкова. Говорит, что, дескать, городу не нужен такой беспокойный сосед, что погряз в бесконечной войне, которая еще и соседям отольется неприятностями. Фон Эдель убеждал людей, чтобы с фон Эшбахтом дел не вели и даже ворота ему не открывали, иначе горцы будут думать, что горожане с кавалером заодно.

«Хитер мерзавец, знает, что говорить».

И даже просил слова на совете и убеждал советников не строить дорогу до границы с Эшбахтом. Слава богу, совет его не послушался и советники все больше склоняются к одобрению строительства.

«Конечно, уголь мой в городе увидали, поняли, что я построил пристань, и уже думают, что от меня, с моей пристани, будут плавать по всей реке со своими товарами. Никакой фон Эдель купчишек не остановит, когда те почуяли прибыли».

А в конце письма отец Теодор добавил, что кавалеру лучше почаще наведываться в город, чтобы людишки здешние его не забывали. И «чтобы был он ко всякому готов и держал себя во всеоружии, ибо нет такой другой семьи, как Малены, что так сильна во всяческих кознях и хитростях».

Волков бросил письмо на стол и задумался. Дорогу горожане, наверное, построят, но все равно дело было неприятное. Граф принялся действовать, поместье по-доброму он не отдаст. А еще было плохо то, что бургомистр ему об этом ничего не написал. Волков хотел бы и от него что-то услышать. Молчал, хитрец, хотя не было сомнений, что про дела фон Эделя в городе первый консул знал.

Кавалер уже стал собираться за реку в лагерь — там Брюнхвальд покупал новые телеги за векселя, и чтобы лучше дело шло, Волкову надобно быть там же, — а тут пришел Максимилиан и сказал:

— Кузнец к вам, кавалер.

— Кузнец? Это тот, что из владений барона? Как его там…

— Волинг, кавалер.

— Да. И чего ему нужно?

— Не знаю, приехал на телеге со скарбом.

— Что? Зачем? — Волков встал и пошел на двор. К чему бессмысленно спрашивать у знаменосца, когда нужно спрашивать у кузнеца.

Кузнец приехал не только со скарбом, он приехал с семьей. Дети, бабы. Старуха — видно, мать — на телеге сидела. Все кланялись кавалеру, когда он вышел со двора на улицу.

— Ну, что случилось? — спросил господин фон Эшбахт у кузнеца, когда тот приблизился и поклонился.

— Господин, снова я прошу дозволения у вас поставить кузню, — сразу начал кузнец. — И кузню, и дом.

— Ты уже, я вижу, и скарб привез, и семью.

— Привез, господин, все привез, так как дома у меня больше нет.

Волков молчал непонимающе, ждал продолжения.

— Сгорел мой дом, господин. Сожгли.

— Кто? — первым делом спросил кавалер.

— Не знаю, пришли ночью. Сын говорит, что конные были, говорит, что слышал ржание.

— Надо следы вокруг дома посмотреть было. Если конные, так у них сапоги с каблуками, должны следы остаться на земле, — заметил Волков.

— И я так думал, господин, но ведь под утро начался ливень. Никаких следов не осталось.

— Ах, да. У вас там тоже, значит, дождь был?

— Был, господин, сильный был, из-за дождя-то и живы остались, дом и кузню с двух концов подпаливали.

Кавалер задумался. Если кузнец не врал и не ошибался, то дело с ранением барона и смертью кавалера Рёдля становилось еще более странным.

— Господин, что же мне делать-то, скажите уже, — просил Волинг. — Мне у вас начать можно будет или еще куда податься, там я все одно уже не останусь.

— А сам-то думаешь, кто твой дом подпалил? — спросил Волков, словно не слыша его вопроса.

— Они, — коротко ответил кузнец.

— Они? Кто они?

Кузнец молчал. Он явно боялся говорить.

— Ну, чего ты на меня таращишься? Кто они-то?

— Думаю, то были господа рыцари, выезд барона, — наконец ответил кузнец.

Кавалер засмеялся.

— Зачем им тебя палить ночью? Пожелай они, так и днем твою кузню подпалили бы, а тебя самого на твоих же воротах повесили. Нет, то не люди барона были.

— А кто же? — удивился Волинг.

— А мне почем знать, может, у тебя враги какие есть.

— Да какие же у меня враги? — Кузнец разводил руками.

— Не знаю, не знаю… — Скорее всего, кузнец и вправду не знал ничего, да и кавалеру нужно было обдумать ситуацию. — Ладно. Значит, ты у меня тут прижиться хочешь?

— Да, дозвольте уже поставить кузницу и дом у вас тут.

— Тут в Эшбахте хочешь кузницу поставить?

— Или у реки, у пристани, подумаю пока. Я готов тридцать талеров в год вам за разрешение платить.

— Э, нет, друг мой дорогой, так не пойдет. — Волков погрозил кузнецу пальцем.

— А чего, я барону так и платил, — сказал Волинг.

— Барону? У барона там захолустье, дорога только на юг, к Фезенклеверу, шла, а у меня через пристань телеги поедут в город. Кабак купчишками вечно набит. Ты тут озолотишься. Так что забудь про тридцать монет в год.

— А сколько же денег вам надо?

— Денег мне надо много, но с тебя буду брать три талера в месяц, пока не обживешься да работать не начнешь, а там пересмотрю.

— Ну ладно, раз так, — на удивление быстро согласился кузнец, видно, и сам выгоду видел. — Тогда начну завтра сюда наковальни да инструменты перевозить.

А господин задумчиво пошел к себе в дом и, когда увидал на кухне Максимилиана, который болтал с Марией, сказал:

— Седлайте мне коня, хочу Сыча найти.

Чего его искать — известно, где он ошивался. Кабак его домом был. Трактирщик его уважал и водил с ним дружбу, Сыч с Ежом и харчевались там почти задарма. До кабака от дома кавалера было недалеко, но хромать по лужам да по скользкой глине ему не хотелось, вот и велел седлать коней.

— Ты знаешь, что кузнеца ночью подпалили? — сразу задал вопрос Волков, садясь к приятелям за стол.

— Ишь ты! Нет, не знал, экселенц.

— Теперь он сюда, к нам переезжает.

— Так это ж хорошо?

— Хорошо-то хорошо, но кто его мог сжечь?

Фриц Ламме и Еж переглянулись, и Фриц сказал:

— А вот подумалось мне, что наш приятель-конюх мог осерчать немного на кузнеца.

— Конюх Вунхель? — спросил Волков, удивляясь, что сам об этом не подумал. — А с чего ему кузнеца жечь? Чего ему на кузнеца злиться?

Тут Фриц Ламме и его приятель опять переглянулись. И морды у них были такие, что Волкова осенило:

— Ты что же, мерзавец, конюху талер посулил, на стол его перед ним положил и не отдал?

— Экселенц, да он так спесив был… Корчил тут из себя… — начал было Сыч.

Но тут кавалер схватил его за загривок, за ухо, за шкуру на шее, за жирные волосы своею тяжелой рукой, схватил крепко, зло и встряхнул подлеца. И зарычал:

— Болван, жадный дурак! Выиграл талер, большая прибыль тебе? А мне нужен был человек в замке! Человек мне нужен был в замке барона!

— Так чего, экселенц, — оправдывался Сыч, кривясь от боли, — зато кузнец у нас теперь свой есть.

— Он и так бы у меня был, — отвечал кавалер и с размаху отвесил тяжеленную оплеуху, такую, что шапка улетела на пол с глупой головы, а самого Сыча мотнуло немилосердно.

Еж сидел рядом с Сычом со стеклянными глазами, как будто он тут ни при чем совсем. Народец в кабаке притих испуганно, только Максимилиан стоял да смеялся за спиной кавалера.

Волков вытер руку, уж больно сальными были волосы Фрица Ламме, встал.

— Шубу почисть, болван. — И пошел прочь из кабака.

— Обязательно почищу, экселенц! — крикнул Сыч ему вслед.

— Эх, Фриц, Фриц, доведут тебя твоя жадность и хитрость до беды когда-нибудь, — все еще смеясь, заметил Максимилиан, поворачиваясь и уходя следом за кавалером.

— Да ладно, иди уже! — крикнул ему Сыч, почесывая щеку и шею, поднимая шапку с пола и надевая ее. — Ходят тут, учат еще…

Закончив с Сычом, Волков поехал за реку в лагерь, где уверял нескольких собравшихся купцов, что к маю все векселя свои оплатит. Карл Брюнхвальд тоже обещал, как умел, но обещать он мог плохо, из него вообще переговорщик был так себе. Купец Гевельдас тоже уговаривал собратьев торговать, этот был много лучше Брюнхвальда — собратья купцы ему верили. В общем, двадцать шесть больших обозных телег с полотняным верхом и с колесами, обитыми железом, одиннадцать бочек солонины, сто пятьдесят пудов муки ржаной и пшеничной и две большие бочки свиного жира купцы обещали поставить в течение недели, соглашаясь принимать расписки и векселя.

После, хоть кавалер и устал, а день пошел к обеду, дома Волков не остался. Собрался и поехал в Мален. Епископ был прав, следовало чаще появляться в городе, не то такие ловкачи, как фон Эдель, расстроят его отношения с горожанами. Этот старый пес графа был умен и на многое способен. С собою кавалер взял Увальня, Максимилиана, фон Клаузевица и братьев Фейлингов, которые сами напросились — хотели дома побыть хоть ночку.

Вспоминая предостережения отца Теодора, Волков подумал-подумал да и решил надеть свой синий колет с подшитой кольчужкой. И перчатки с кольчугой. Взял свой пистолет. Береженого, как говорится, Бог бережет. «Если епископ говорит, так слушай его — дурного да глупого он еще ни разу не посоветовал». Также велел всем людям своим хоть как-то защититься и взять иное оружие, кроме их новомодных мечей для костюмов, больше похожих на зубочистки.

Фон Клаузевиц был небогат, и недавно Волков подарил ему отличную бригантину ламбрийской работы — он эту бригантину и надел. Братья Фейлинги тоже красовались в бригантинах, Максимилиан же поддел под колет красивую кольчужку, которую ему давно подарил Волков. А Увалень, Александр Гроссшвулле, недолго думая, натянул свою огромную стеганку, а поверх нее еще и кирасу. И раз уж сеньор велел вооружиться, и шлем с подшлемником нацепил. А еще взял свою алебарду, чего уж там мелочиться. Так и отправился, несмотря на шуточки молодых товарищей.

Дороги развезло так, что даже верхом ехали долго. Едва-едва успели в город до закрытия ворот.

Фейлинги уехали к себе, а Волков даже уже и не знал, куда ему на постой идти. Можно было и у епископа остановиться, и нового родственника можно было визитом порадовать. И решил кавалер ехать к племяннице. Купец Кёршнер дома хорошего для своего сына и его молодой жены в городе не нашел, поэтому купил несколько домишек, что стояли вместе на хорошей улице. Купил, денег не пожалев, да снес их к дьяволу, а на месте, что освободилось, стал строить хороший дом, из тех, у которых бывают широкие дворы с колодцами, и конюшни, и даже сады. А пока такой дом строился, молодые снимали задорого небольшой, но уютный дом.

Урсула Кёршнер и ее муж, хоть и было уже темно, не спали, встречали кавалера и его людей с большим почтением.

Урсула совсем другая после свадьбы стала. Была серьезна, делала ему книксен, говорила такие фразы, которые в устах ее казались странными:

— Велю вам камин топить сейчас же, ночи еще не теплы. Вы мыться любите, так велю еще и воду подать горячую, а для ноги вашей больной в постель скажу грелки класть.

Молодец, она все помнила и знала, что ему нужно. Странно это было, странно, словно тринадцатилетняя девочка играла во взрослую женщину, хозяйку большого дома с полудюжиной слуг. Впрочем, она уже и была хозяйкой дома, а может, вскорости, когда ей и пятнадцати еще не исполнится, станет уже не только хозяйкой дома, но и матерью семейства.

Он подошел и, пока девушка еще что-то пыталась сказать, прижал ее голову к своей груди. Крепко прижал и погладил по волосам, а потом, отпустив, спросил:

— Ну, как поживаешь, моя дорогая?

— А вы знаете, дядя, хорошо, — отвечала она. — Хорошо поживаю, муж мой в своем ребячестве бывает часто глуп, но он человек хороший и добрый, я рада, что вы нашли мне такого мужа. Да и мама к нам наведывается часто, и тесть со свекровью тоже, и братья Людвига Вольфганга, и нас в гости часто зовут, так что живу я хорошо, весело.

Кавалер засмеялся и посмотрел на ее мужа, что стоял тут же. Людвиг Вольфганг Кёршнер улыбался и, кажется, совсем не злился на жену за то, что она называла его глупым. Волков протянул ему руку для рукопожатия. Молодой человек пожал ее с большим почтением.

— Ну, а что у вас на ужин сегодня? А то я и пообедать не успел нынче.

— Я уже велела накрывать, прошу вас и ваших сопровождающих к столу, — говорила юная радушная хозяйка дома.