Тысяча снов. Сборник рассказов

А. Писателев

Мир воображения, детства, любви и фантазии, пропущенный через призму человеческой жизни, в которой все это еще имеет смысл.

Фарфор (Крым)

— Доктор, у меня нет детей. Я начинаю сходить с ума. Я уже не в том возрасте, чтобы…. Я готова даже украсть….

— Украсть? Да вы хоть знаете, каково это? Я понимаю, вам тяжело не иметь ребенка. Но вы только представьте себе каково это потерять его….

Доктор протянул плачущей женщине небольшую книжечку и вышел из кабинета.

Чьи-то незнакомые инстаграмные фото пестрили счастьем, теплом и уютом. Как будто прямо из фото донесся живой смех. Этот смех она уже где — то слышала. Она неудобно сидела прямо на песке, загородив свой взгляд темными широкими солнечными очками, которые устремлялись в экран телефона. Брызги волн заглушали доносившийся издалека звон детской радости. В какую-то минуту ей пришла в голову идея, от которой любой бы ужаснулся, но для нее это показалось единственно верным путем, чтобы быть счастливой. Как когда-то….

По берегу крымской набережной, не спеша, растягивая время в вечность шла женщина, неся за собой неуловимый аромат теплоты ее дома, дымок спокойных вечеров у камина и не разглашаемое молчание о любви своего мужа. Позади нее резвясь и смеясь шла маленькая девочка в розовой кофте, которая игралась с собакой по кличке Чоп. Они шли порознь, думая каждая о своем, занимаясь абсолютно разными делами, но даже так было видно, что эти двое скреплены одной невидимой веревочкой семьи.

Аккуратно вдавливая песок босыми ступнями, маленькая девочка приближалась в отражениях коричневых стеклышек очков Лены. Она надвинула очки выше и внимательно стала всматриваться в лицо маленькой девочки.

Тяжелый аромат ее духов ландыша остановил ребенка рядом, когда женщина и собака проходили мимо. Девочка подошла ближе, стараясь разглядеть глаза этой странной девушки через темные очки.

— Привет. — Вдруг обратилась к ней Лена. — Ты меня не узнаешь?

Девочка сделала шаг ближе и присмотрелась внимательнее. Прохожие шли мимо, не оборачиваясь, вдыхая солнце и глядя на морской ветер.

— Я твоя мама. — Вдруг сказала ей Лена молодым голосом.

Чоп остановился ровно посередине между девочкой и своей хозяйкой, и зафыркал в сторону Лены.

— Садись ко мне на подстилку. Какие у тебя красивые волосы, прямо как мои.

Девочка послушно села на песок, и под тяжестью аромата ландышевых духов устало положила голову на ее плечо.

Чоп загавкал и побежал к девочке. Женщина впереди обернулась и увидела, что какая-то незнакомая девушка гладит девочку, прижимает к себе, а затем встает, забирает подстилку, берет ее девочку за руку и начинает уводить.

— Маша. — Крикнула женщина. — Иди сюда. Маша!

Она двинулась быстрыми шагами за ней, сильнее вдавливая песок под собой истертым протектором подошвы. Когда она их настигла, Чоп лаял так громко, что первых ее слов не было слышно.

–…вы ведете ее? Маша, а ну-ка иди сюда. Чоп, фу! — Но пес не унимался. — Я к вам обращаюсь, девушка. Куда вы ведете мою дочь?!

Лена спокойно повернулась, обнимая при этом девочку за плечо.

— Чего вы кричите? Мы с моей дочерью просто гуляем. — Сказала Лена.

— Бим, фу! — Скомандовала она собаке, и та сразу же упокоилась, завиляв хвостом возле нее.

— Мама…. — Девочка подняла голову вверх и обратилась к улыбающейся ей Лене. — Что эта женщина хочет от нас? Пойдем домой. Бим, за мной.

— Что?! Маша, иди сюда, я сказала! Что происходит?

— Если вы не угомонитесь, я вызову полицию. — Сказала ей Лена и тут же исчезла вместе с ее дочкой, которая стала чужой и Чопом, который стал Бимом.

Она стояла на берегу несколько мгновений, которые оказались часами, абсолютно не шевелясь. Когда она очнулась от этого сна с открытыми глазами, то закричала глубинным голосом ненависти и отчаяния.

Пустой пляж окунулся в эхо диссонанса ее вопля и тихого прилива волн….

Она прибежала домой, где никого еще не было. На столе ожидал свежий ужин, три тарелки и столовые приборы на троих. Ее шаги протирали ковер и вытаптывали беспокойные мысли. «Звонить? Кому? Куда? Кто эта девушка? Почему Маша назвала ее мамой…?».

К шести часам с работы вернулся ее муж. Он медленно расстегивал входную дверь и открывал пиджак, чтобы войти в тепло дома готовым к счастью и любви своей семьи, в которой он никогда не чувствовал себя одиноко, голодно или утомленно. Он не успел снять второй ботинок, как в коридор на встречу ему выбежала его взволнованная жена.

— Саша! Какой кошмар! Наша дочь, Саша! Ее украли! Я была на пляже. Чоп тоже ушел с ней. Она увела Машу, а та называла ее мамой! Какой кошмар, Саша…!

— Что? Успокойся, дорогая. Я ничего не понимаю. Наташа! Еще раз объясни, что случилось? — Закричал он.

Он взял ее за плечи и сдержанным движением усадил на подставку для обуви. Она всхлипывала и закрывала лицо руками, не давая голосу говорить. Саша дал ей понять, что это очень утомляет его, еще минутку и он весь изнемогая от переживания взорвется. Всхлипы маятником затухали в покой и, наконец, она смогла вымолвить.

— Я гуляла с Машей по пляжу….

Сидя на переднем сидении машины, она рассказывала ему все в мельчайших подробностях, тем больше переходя на плачь, чем ближе подбиралась к тому моменту, где Маша ушла с этой девушкой. Саша вел машину очень резко, направляя ее по гладким дорогам напрямик в отделение полиции.

Она не закрыла за собой дверь машины и в накинутом от озноба пиджаке на плечи побежала сразу к дежурному.

— Мою дочь украли! — Ее слезы были уже на пороге срыва. — Украли, понимаете? Что вы сидите?!

Саша вошел в коридорное эхо крика возле дежурного, который сонно пытался понять, что от него хотят.

— Успокойся, дорогая. Тише, Наташа…. От того, что ты кричишь, они не найдут ее быстрее. — Спокойно сказал Саша при виде дежурного.

Дежурный хотел вызвать наряд, но Саша объяснил всю ситуацию, как мог, перекрикивая ее плачь и стоны. (Как он объяснил, двоякая догадка о вранье)

Несколько полицейских вошли из темноты улицы в дежурный участок и принялись составлять протоколы, собирать данные по приметам, описанным Наташей. Полились затяжные часы аппаратного кофе, которое не давало успокоения, но хотя бы немного смачивало мысли.

Полненький высокий слегка гнусавый полицейский, который вел основной протокол очень внимательно спрашивал все детали случившегося, искоса глядя на Наташу. Его взгляд на нее становился тем длиннее, чем короче были ее ответы, которые сопровождались сжатием ее уголков рта от его неловкого взгляда на нее. Но заметив строгий взгляд Саши за ее спиной, он углубился в записи, более не поднимая на нее глаз.

Когда вся информация была собрана и составлены все приметы девочки, Саша намерено громко обратился к ней.

— Успокойся. — Он кивнул головой в сторону полицейского. — Мне кажется таким людям можно доверять, они никогда не обманут. Они ее обязательно найдут. Посмотри на этого полицейского. Он очень простой. Просто изъясняется. Просто одет. Здесь эти бедолаги работают не за зарплату, а за дело. — Прижимал ее к себе Саша, глядя в упор склоненного над бумагами полицейского.

— Надеюсь….

Через несколько часов полицейский вооружился бумагами, взял с собой наручники и удостоверение со стола, вышел в светлеющий коридор и негромко обратился к все еще не спавшим обнявшимся молодым людям. Когда он переводил взгляд на нее, то его голос становился сочувственным, а когда смотрел на Сашу — то твердым и профессионально официозным.

— Простите, я смешно говорю. С самого утра заложило нос. — Прогнусавил он ей и приступил к делу, обращаясь к нему. — По данным характеристикам, мы просмотрели видеозаписи с уличных камер той местности, которую вы описывали. Зафиксировано, что на улице Зеркальной, это в двух километрах от пляжа, около пяти часов вечера из магазина вышли девочка, девушка в очках и собака, и направились в жилой дом через дорогу.

— Это она…. — Она встала и пиджак соскользнул с ее тонких плеч на пол.

— Тогда поедем. — Сказал полненький полицейский ей. — На всякий случай, — он снова перевел взгляд на Сашу, — у вас есть документы подтверждающие личность ребенка?

Она посмотрела на Сашу, но тот нагнулся вниз, чтобы поднять ее упавший пиджак.

— Только дома. Мы находились в таком состоянии, что о документах думать….

— Я понимаю. — Мягко сказал он ей. — Езжайте за нами.

Всю дорогу до улицы Зеркальной они молчали, оба всматривались в яркие задние огни полицейской машины, сворачивающей постоянно в разные стороны.

Полный полицейский вместе с помощником подошли к двери дома, в который, исходя из видеозаписи камеры магазина, вошла девушка с девочкой. Перед тем, как стучать в дверь, полицейский остановился и с выставленной вперед ладонью обратился к женщине.

— Я вас прошу, сохраняйте спокойствие. Мы во всем разберемся правовым путем, без скандалов и ругани. Договорились?

Она кивнула им и незамедлительно последовали четыре громких стука костяшек в деревянную дверь.

Сонная взлохмаченная сном молодая девушка открыла дверь не сразу, мешкаясь шорохами около замочной скважины. При ярком свете лампочки от отрывающейся двери все сощурились, а девушка в двери даже не сразу увидела, кто перед ней стоит.

— Доброй ночи. Извините, за столь поздний визит. Дело в следующем. Эта женщина утверждает, что сегодня днем, на городском пляже похитили ее ребенка: девочка, семи лет, одета была в розовый свитер. С ней была собака по кличке Чоп. Скажите, в доме есть дети?

Где-то на кухне из-за закрытой двери доносился звук скребущихся когтей, глухой собачий вой и скуление.

— Да…. Э…. — Она замешкалась с ответом, не понимая до конца, к чему вел полицейский. — Моя дочь.

— Это моя дочь! Ты украла ее! — Не выдержала Наташа

— Успокойтесь! — Сдержал ее офицер и снова обратился к хозяйке. — Скажите, а можно ли увидеть девочку. Эта женщина утверждает, что это ее дочь.

— С какой стати, я буду будить свою дочь в такое время? Эта какая-то сумасшедшая особа, и я не собираюсь ей доказывать, что моя дочь — это не ее похищенный ребенок.

Полицейские переглянулись между собой с едва уловимым прищуром.

Глаза Лены бегали от одного офицера к другому.

Она изредка клала короткие касания взгляда на Сашу, который смотрел на ее заспанную милую прическу, на ее сонно сгибающуюся отлежанную кожу в уголках рта, на ее неопределимую силу женственности, которая пронизывала его насквозь легким ароматом тяжелых ландышевых духов.

— К сожалению, для выяснения вопроса нам необходимо сравнить девочку с описью заявителя. Вы осознаете, что ваш отказ может повлечь за собой помеху следствию. Камеры наружного наблюдения из магазина напротив зафиксировали, что девочка, попадающая под описания этой женщины, проследовала с вами в этот дом в шестнадцать часов тридцать четыре минуты….

Сонно заволакивая края халата вовнутрь, Лена нервно сдерживала свои движения руками. Эти монотонные слова, которые обоснованно расстилал перед ней гнусавый полицейский все больше действовали ей на нервы и, казалось, еще мгновение и она выдаст себя.

— Таким образом, — продолжал офицер, — нарушение правового и нормативного акта в одном случае….

— Хорошо! — Она выкрикнула и схватилась за ручку двери. —

Подождите несколько минут, я разбужу свою дочь.

Она нервно хлопнула дверью, так что полицейский отодвинулся назад. За деревянным барьером послышалось негромкое: «Маша!». Полицейские оглянулись на Наташу и увидели, как она уже радовалась тому, что все оказалось верным, что сейчас она увидит свою дочь и все сразу же наладится. Полицейский улыбнулся, глядя на нее.

— Маша, да, Маша. Вы слышите это? Она зовет ее. — Радостно шептала она.

За дверью слышались неразборчивые голоса, шепотные наставления и легкие всхлипывания детского будто простуженного носа. Наконец, замок провернулся, дверь дернулась рывком, а затем медленно поползла назад, открывая на пороге девушку и маленькую девочку в розовой пижаме, которая сонно терла глаза указательными пальцами.

— Маша! Маша, доченька! — Закричала ей Наташа из-за двери и бросилась вперед, но полицейские сдержали ее, придерживаясь правовых нормативов.

— Подождите!

Маленькая девочка увидела полицейских, женщину, рвущуюся к ней, парня возле машины и попятилась назад. Она обняла ногу сонной Лены и спряталась за ней, оставаясь в тепле нагретого дома.

— Мама, что эта женщина от меня хочет?

— Я не знаю, милая. Ну, что, офицер? Вы удостоверились? Все в порядке?

— Ты украла мою дочь! Арестуйте ее, офицер. Как ты могла?! Тебя посадят в тюрьму! Маша, доченька, иди к маме. Ну, давай же. Я здесь…. — Она завлекала ее мягкими жестами и улыбалась сквозь слезы ненависти к этой бездушной воровке.

Вдруг девочка испугано вскрикнула и, расплакавшись, побежала вглубь дома. Полицейские растеряно посмотрели на женщину, которая стояла возле них, затем на девушку, которая стояла на пороге. Офицеры, почесав лоб, не могли понять, что происходит не так….

Полненький полицейский повернулся назад туда, где стоял парень. Саша абсолютно отстраненно в это время проверял состояние шин автомобиля, вдавливая их носком ботинка.

— Скажите…. — Начал офицер, не отводя взгляда от молодого человека возле машины. — А…. Может быть, у вас имеются какие-либо документы на ребенка?

Девушка тяжело выдохнула, нервно откинула руки с груди и края халата распустились, оголив страстную пижаму. Только тогда Саша снова повернулся в их сторону.

Без ответа, она углубилась в темноту коридора, оставив дверь открытой. Лена быстро вернулась и грубым жестом протянула офицеру паспорт и свидетельство о рождении, в котором стояла фамилия девочки Маши — точно такая же, как и фамилия этой девушки в паспорте.

Офицер потушил свой фонарик, протянул ей документы обратно и виновато козырнул в полутьму.

— Не смею более вас беспокоить. Извините за….

Но дверь ее порога поравнялась со стеной и хлопком оборвала его речь. Полицейский повернулся в сторону женщины с пиджаком на плечах. Ее лицо скрывали ладони, из-за них тихонько доносился плачь.

— Видимо, обознались. Мы продолжим поиски утром. Вам нужно отдохнуть, вы очень устали. — Он аккуратно развернул ее за плечи и повел к машине. — Мы с вами свяжемся. Она обязательно найдется, я лично проконтролирую выполнение поисковых работ. — Он хотел обнять ее на последок, чтобы разделить ее горе, но Наташа вырвалась и побежала к машине сама.

Саша вел машину молча, игриво постукивая указательными пальцами по рулю. За окном светало, фонари медленно тухли, давая ночи напоследок побыть наедине с собой. Никто из них ни о чем не думал, встречный воздух из окон выдувал все мысли в свежую ночь.

Легкое шорканье по ступеням. Тихое открытие входной двери. Шелестящие звуки снятия верхней одежды. Брызги воды крана в ванной. Воздушные взбивания постели и простыней. Пред сонная тишина….

— Почему ты не звал ее? — Обратилась она к Саше в полутьме, лежа под простыней. — Почему ты стоял в стороне и ничего не делал?

Он смотрел в черный потолок, равномерно вдыхая и выдыхая свои мысли. Казалось, в его выдохах еще витал легкий аромат ландыша, а свет из окна изредка проезжающих мимо машин напомнил луч из открывающейся сонной двери на Зеркальной улице. Наконец, он пересилил чувство жалости к Наташе, повернул голову к ней, шелестя подушкой и негромко сказал:

— Потому что, это не наша дочь…. У нас нет детей и никогда не было….

Она тихо заплакала и отвернулась в сторону, перетянув на себя большую часть простыни. Саша слушал всхлипы и ему было не по себе. Он старался не громко глотать подступивший к горлу ком, но выходило очень слышно. Он закинул руку на ее талию, пытаясь прижать к себе и успокоить, но она резко скинула ее, встала и ушла на кухню.

Ночной свет кухонных софитов осветил чистый, не тронутый со вчерашнего дня стол, за которым так и не ужинали. На столе ждал подсохший с краев ужин, две тарелки и столовые приборы на двоих….

Желтый теплый свет кухни сменился уличным белым, холодным и одиноким. Саша проснулся с тяжелой головой, устало вошел на кухню и опустился на стул, глубоко выдыхая остатки сна.

— Ты так и не спала? — Она не ответила ему, даже не повернулась в его сторону.

Он включил чайник, достал две чашки и стал насыпать ей ободряющее для разговора кофе. Вода закипала и повышала натянутость напряжения в этом долгом молчании. Как только кнопка щелкнула и позволила тишине воцариться вновь, она повернулась и взглянула на чашки.

— Ты насыпал кофе? — Безразлично спросила она.

— Да. Тебе будет полезно.

— Мне будет полезно, если ты будешь вести себя, как мужчина, а не отмалчиваться, когда ты должен….

— Что? Что должен? Врать?

— Хватит называть это враньем! — Закричала она. — Это нормальное стремление к семейному благополучию, когда тебе двадцать девять! Ты не в силах обеспечить нас двоих. И я уже не так молода, чтобы рожать. О каком новорожденном ребенке может идти речь?! Именно поэтому нам нужен уже взрослый ребенок. — Ее истерическая одышка надрывала слова пополам, делая речь все более рыхлой.

— Подожди. Зачем ты затрагиваешь деньги?

— Потому что! Ты восхищаешься полицейским, который «просто простой». Просто простой и все. Ты восторгаешься человеком, у которого ничего нет и который ничего не сделал в своей жизни, чтобы что-то появилось? Он тебе близок, потому что ты сам такой же! — Вскрикнула она.

— Причем тут это?! Ты даже на знаешь этого человека. Как ты можешь о нем судить? И я не восхищаюсь им. Я всего лишь сказал, что таким людям, как мне кажется, можно верить. Разве нет? Разве он не сдержал своего слова и не нашел девочку?

— Ты даже не можешь отвечать за свои слова. — Резко успокоилась Наташа. — Нужно быть решительнее….

Саша ничего не стал говорить, решив, что чем больше он пытается объяснить ей что-то, тем больше она запутывает его, переворачивая сказанное им в ту сторону, в которую нужно было ей. Властный избалованный характер, скрывающийся под тихой гардиной слез и нерешительных желаний, который проявлялся тем сильнее, чем больше она теряла молодость.

Она резко встала, схватила тарелку со стола и бросила ее об пол. Мелкие осколки фарфоровых слез разлетелись по всей кухне, а звон от удара вынесло в открытую форточку взрывной волной на потеху соседским сплетням.

Из окна оголенной форточки подул свежий утренний воздух, который был перенасыщен ароматом тяжелых ландышевых духов. Саша глубоко вдохнул и голова пошла кругом, пульс ударил по тонкой коже висков и разбросал красноту по лицу. Он улыбнулся, выглянул в окно на встречу дню и торопливо встал.

— Мне нужно на работу….

— Сегодня выходной. Суббота. Ты забыл.

— Нет. Не забыл. Мне нужно кое-что доделать. — Он отставил полную чашку и пошел одеваться.

Буквально через минуту он уже стоял в коридоре. Не взяв рабочий портфель, не зазвенев ключами от машины, он щелкнул замком, открыл дверь и уже на пороге обернулся.

— Сама же говорила: «Нужно быть решительнее….»

Хлопком двери затянуло вовнутрь и выдавило остатки аромата ландышевых духов на улицу, вместе с Сашей.

Она оглядела пустоту, в которой повсюду должны были быть разбросаны частицы фарфоровых эмоций на полу, но всюду было чисто. Пустой стул и стол, на котором стоял ссохшийся ужин, одна тарелка и столовые приборы на одного….

— Не так просто, моя дорогая. Я тебе не отдам ни свою дочь, ни своего мужа. — Говорила она в зеркало, замазывая пудрой возрастную невыспанность. — Ты еще молода…. Еще успеешь украсть свое. Так не мешай другим. Ведь, семейное счастье — оно как фарфор. С ним нужно быть очень бережным…. Одно неловкое движение и все, назад уже не склеить.

Наташа спокойно собралась, накинула спортивный костюм, темные солнцезащитные очки и вышла на улицу.

Когда она проходила мимо лавочки со своими соседками, то даже не поздоровалась — настолько сильно она была сосредоточена на своих мыслях.

— Такая молодая, а одевается, будто алкоголичка. — Заметила первая соседка своим седым пенсионным голосом.

— Так, а чего ей. Она еще не замужем, одинокая. Для кого стараться-то?

Небось, в магазин за хлебом пошла…. — Ответила вторая.

— Ну, так, время-то идет….

Наташа двигалась в сторону пляжа по асфальту, на котором все больше и чаще встречался раздутый по всему городу морской песок. Шелест песчинок сухо хрустел на поверхности, под истертыми протекторами ее ботинок, которыми она безжалостно издавала скрип по песку.

— Наташа!

Этот неожиданный оклик сзади пошатнул ее твердость походки, и она замедлила шаг, но не оборачивалась.

— Наташа! Здравствуйте! — Перед ней вынырнул высокий полный полицейский, запыхавшийся от спешки. — Думал застать вас дома, но соседи у подъезда сказали, что вы ушли.

— Да. Я не могла находиться дома…. Одна….

— Понимаю. — Сочувственно сказал он. — У меня для вас хорошие новости. Я кое-что нашел на Елену. Мне кажется это можно причислить к попытке аферы, если только вы…. Как бы это сказать…?

Но Наташа не стала дожидаться продолжения. Она всем телом мягко прильнула к нему и обняла, как в тот вечер хотел сделать он, но не успел.

— Вы мне поможете? — И она сразу продолжила. — На пляже есть кафе, единственно работающее в это время. Зайдите вовнутрь и ждите в кабинке женского туалета.

— Женского?

— Эта аферистка ведь не пойдет в мужской. Идите. Я подам вам знак, когда будет нужно.

— Но…. Как же…? — Растерялся он.

— Ну…. — Она из-под низа посмотрела на него, затем взяла за плечи и приблизилась к лицу. — Нужно быть решительнее.

Ее легкий поцелуй в щеку преобразил полного полицейского в плотный сгусток раскрасневшейся твердости. Он кивнул ей в согласии и почти побежал в сторону пляжного кафе.

Пляж был наполнен прохладными лучами бархатного сезона с ароматом приближающихся холодов. Она села на песок и ждала….

Этот смех Наташа уже где-то слышала. Эти знакомые инстаграмные фото пестрили счастьем, теплом и уютом. Как будто прямо из фото доносился радостный смех. Брызги волн заглушали летящий издалека звон детской радости. В какую-то минуту ей пришла в голову идея, от которой любой бы ужаснулся, но для нее это показалось единственно верным путем, чтобы быть счастливой. Как когда-то….

Вскоре на каемке морского берега стали появляться едва уловимые следы босых стоп. Девушка шла впереди, ее распущенные волосы страстно развивались по ветру, охватывая ароматом тяжелых ландышевых духов идущих сзади девочку в розовой кофточке, мужчину в рубашке с закатанными рукавами и плетущуюся между всеми ними собаку по кличке Бим. Каждый шел думая о своем, но даже так было заметно, что все они сплетены одной неразрушимой ландышевой нитью семьи.

Наташа внимательно смотрела на них через темные солнечные очки. В голове кипело напряжение поджидания верного момента, который нельзя было упустить.

Саша взял за руку маленькую девочку, догнал девушку с развивающимися волосами, и указал на пустые столики прямо на песке, которые хаотично стояли под одной крышей кафе. Их следы согласованно повернули к заведению и оборвались на первой деревянной ступеньке подъема.

— Закажи что-нибудь на свой вкус, любимый. Я сейчас вернусь. —

Сказала Лена и проследовала в уборную.

Пока официант дружественно общался с Сашей и Машей, за их спинами Наташа пробралась по тем же деревянным ступеням подъема и быстро нырнула в уборную.

Дверь скрипнула за ней и посвятила в тишину, где перед первым зеркалом стояла Лена и намеревалась тщательно обрызгать всю себя и особенно волосы из парфюмерного флакончика, на котором красиво плелся рисунок двух длинных зеленых стеблей и белых колокольчиков посередине. Увидев Наташу, она замерла и спокойно опустила руку с флаконом вниз.

— Ах, это ты. — Она улыбнулась ей, как старой знакомой.

— Сначала ты украла мою дочь…. Потом ты украла моего мужа. — Ее взгляд испепелял ее на месте, но не особо действовал против ее безразличия.

— Как тебе живется в чужом счастье?

— Ты и правда сумасшедшая. Хотя мне все равно. Но, знаешь…. — Обратилась к ней Лена. — Счастье только со стороны кажется счастьем, только на фотографиях. Слез проливается намного больше, чем улыбок. И в твоей иллюзии, даже если ты сможешь отобрать моего мужа, даже если ты сможешь обмануть мою дочь, ты никогда не сможешь отнять у меня мою молодость, ты никогда не сможешь обмануть себя….

— Но…. — Она посмотрела на единственную закрытую кабинку, где прятался полицейский. — Есть один аргумент, против которого не надо слов. Схватить ее! — Скомандовала она громким выкриком, но ничего не произошло. — Я сказала схватить! Фас!

Лена обернулась, подумав, что она говорит сама с собой, как и положено сумасшедшим.

— Я сказала арестовать! Взять ее, ищейка! Пес! Ментовская крыса! Я сказала…. — Она расплакалась, и ее скривившийся рот, ее набухшие веки, ее просевший под комом горечи голос, ее измученное лицо отразилось в зеркале так искривлено, что было правдой.

Наташа ужаснулась и медленно отступила назад, прислонилась спиной к стенке и сползла по ней вниз. Лена хотела пожалеть ее, но не решалась подойти ближе. Эти всхлипы плача были вроде выставленной вперед ладони, парализующий действия.

Наташа плакала, а ее правая рука потянулась в сторону. Она нащупала металлическую урну, плотно взялась за грязный ободок, сжала ее, сильно выдохнула вниз, и вскинула голову вперед, готовая к броску.

Резкий шаг и удар ведром с замаха отразились в расширенных зрачках Лены. Лицо Наташи впивалось в ее и было ужасно, но глаза не смотрели вперед, а плавно в этом секундном отрезке времени поворачивались в сторону. Металлическое ведро в сантиметре от Лены разрезало воздух и с грохотом много годичной ненависти врезалось в зеркало. Затем еще раз и еще раз Наташа била им до тех пор, пока из стены не начала сыпаться штукатурка прямо в раковину, где осколки зеркала не стекали в слив.

Лена долго стояла и не могла ничего вымолвить. Наташа громко дышала, плакала одними всхлипываниями носом и каплями слез, которые падали в раковину и успешно стекали в слив. Наташа повернулась к ней, но лицо ее теперь не было таким угрожающим.

Она сочувственно улыбнулась Наташе, спокойно и сдержано, без криков и наигранных эмоций. Рука поднесла флакон выше. Два легких впрыскивания ландышевых парфюмов за мочки ушей Наташи, и один посреди груди, были лучшее, что она могла ей сказать.

И Лена вышла из двери счастливая, одна. Держа осанку, шагом как на крыльях, она плыла к семье не прикасаясь дна, а все прошедшее ей показалось былью.

На сладкий аромат, на ландыша цветок из щели между дверью чей-то взгляд, прикладывался умиленной жалостью. Открылась дверь его, впустив в себя поток парфюмов и укоров целый ряд, но полицейский мог довольствоваться малостью.

— Семейное счастье — оно как фарфор? Согласен со мной? — Спросила она, в пустоту затяжную

— Все правда. Но сервиз обретать всегда надо свой. Не нужно бить посуду чужую…