Мой пингвин

Артем Тихомиров

Однажды мальчик взял карандаш и нарисовал на листе бумаги пингвина… Подумаешь, скажете вы, ничего особенного! А вот и неправда. Все истории, собранные под это обложкой, особенные. В них все, как в жизни: есть и радости, и печали, и новые открытия, и настоящая дружба. Мои герои обычные люди… и самый необычный пингвин Наполеон. Он умеет говорить, летать, и у него много родственников в Антарктиде. А еще он рассказывает сказки. Уверен, каждый хотел бы иметь такого необычного во всех отношениях друга.

© Артем Тихомиров, 2018

ISBN 978-5-4490-6318-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Редкая порода

Передо мной лист бумаги.

Черным карандашом я рисую на нем пингвина. По правде, пингвин получается ужасный — за него мне в школе влепили бы двойку, но я дома, поэтому могу рисовать любую ерундистику.

Пингвин вертит головой, ищет рыбу, чтобы перекусить. Тогда я беру серый карандаш и рисую рыбу. Проглотив ее, пингвин требует еще. Так он проглатывает целых пять, а потом издает свой особый пингвиний звук. Думаю, звук означает, что пингвин доволен.

Вот теперь у меня есть свой пингвин. Завидуйте.

— Пойдем, — говорю я, и мы идем из моей комнаты в коридор.

Пингвин неуклюже переваливается. Он толстый, и клюв у него длинный. В Антарктиде таких точно не водится, а если и водится, то раз в миллион лет.

Мама чем-то гремит на кухне.

— Мама, — говорю я. — Это пингвин. Можно, он будет жить с нами?

Мама всегда выглядит так, словно упала с луны. Из-за уха у нее торчит карандаш, очки на лбу — и она постоянно их там забывает. Настоящий преподаватель Университета.

Когда мы с пингвином появляемся, мама как раз сжигает яичницу. Дым стоит коромыслом.

Глядит на нас мама и спрашивает:

— И что он будет делать?

— То же, что и я, — отвечаю.

— И в школу пойдет?

Я еще не думал об этом, но почему бы пингвину не пойти в школу? Чем он хуже других? Вот мой одноклассник Федя Ушкин — так ему самое место в зоопарке, в компании с гориллами. И он ходит в школу, при этом по математике отличник.

— Пойдет, — отвечаю.

Чтобы дым улетучился, мама открывает форточку. Прохожие могут подумать, у нас пожар.

— Я согласна, но еще спроси у папы, — говорит мама, раздумывая, что бы еще сжечь на обед. — Твой пингвин не будет пачкать паркет?

Пингвин смотрит на маму черными блестящими глазками. И что-то говорит по-своему.

— Не будет, — перевожу я.

— Тогда идите к папе!

Мы топаем в гостиную. Позади нас мама снова пытается не дать семье умереть с голоду.

— Папа! — Мы с пингвином вваливаемся без церемоний.

Телевизор работает. Папа спит с ноутбуком на коленях.

— Папа! Это пингвин. Можно он будет у нас жить? Мама разрешила.

Папе нужно время, чтобы прийти в себя. В голове у него тоже уйма сложных задач — он программист. Программисты все немного того.

— А он не кусается? — спрашивает папа.

— Нет. У него нет зубов.

Папа указывает на длинный клюв пингвина.

— А это что?

— Клюв.

— Вижу, но таких клювов у пингвина не бывает!

— У моего бывает, — отвечаю я. — Он очень редкой породы. Суперимператорский.

Пингвину нравится это слово, он кивает.

— Если обещаешь, что от него не будет неприятностей, тогда пусть живет с нами, — говорит папа.

Я смеюсь.

— Какие от пингвина могут быть неприятности?

Папа погружается в раздумья.

— Только спроси у сестры. Если она разрешит, тогда пусть пингвин остается.

Танька — противная. Большая и грубая, я с ней часто дерусь. У нее зеленые волосы, глаза подведены черным. Думает, вся из себя крутая, если учится в десятом классе.

За ее дверью гремит музыка. Мы с пингвином стучимся. Танька открывает и орет:

— Чего надо?

— Мама и папа разрешили пингвину жить у нас. Если ты разрешишь.

До Таньки доходит не очень быстро. Пингвин, задрав голову, слушает музыкальный грохот из ее комнаты.

— Какая жуть! — говорит Танька. — Что за урод?

Рассказываю. Она:

— Нет! Никаких уродов! Никаких пингвинов!

— Если не разрешишь, я скажу папе, что ты лазила в его ноутбуке и знаешь пароль. А папин ноутбук — это святое.

Танька становится красная, словно кетчуп.

— Паршивец!

— А потом пойду к маме, и она узнает, как ты стащила из ее кошелька кое-что.

Ясно дело, речь о деньгах. Танька тратит их на всякую ерунду. Этой ерундой завалена и заклеена вся ее комната. Но этой ерунды моей сестре мало — надо больше. И Танька понемногу тянет из родительских кошельков.

— Шантажист! — возмущенно пыхтит Танька. Ей даже пожаловаться некому. Если в гости придут бабушка и дедушка, им она и им сказать не сможет: у них она тоже тянула.

Я улыбаюсь. Пингвин — тоже.

— Ладно. Пускай живет, — рычит Танька. — Но если он будет шастать по моей комнате, берегитесь оба!

Сестра показывает нам кулак.

— Крааа, — говорит мой пингвин.

— Фу!

Дверь закрывается с таким грохотом, что в ванной неподалеку что-то падает.

Знаю! Понял! Танька не очень любит пингвинов, вот в чем дело. Иначе бы с чего ей быть против? Если, конечно, не считать, что она просто противная злючка.

— Ну, теперь ты будешь жить у нас, — говорю я пингвину. Мы возвращаемся в комнату. — Ты рад?

— Крааа… — Пингвин рад.

Сажусь на стул, беру карандаш и рисую целое ведро, наполненное рыбой. Потом я подбрасываю рыбу в воздух, а пингвин ловит ее и заглатывает в один присест.

Хлоп! Хлоп! Хлоп!

Вот такой у меня пингвин.

Завидуйте!