Арт-пытка, или ГКП

Антон Рай

Безумно интересный диалог, в котором безумный миллиардер Александр Томский раскрывает сущность созданного им безумного сообщества – ГКП. Для узкого круга читателей, непонятно почему интересующихся философией.

История про любителя дисциплины

Жил-был человек, более всего на свете ценивший дисциплину. Он и сам жил по четкому раз-навсегда установленному распорядку дня, в котором не предусматривалось ни минуты на праздное времяпрепровождение, и всех окружающих пытался вымуштровать на свой лад. Однажды нашего любителя дисциплины, назовем его Дисциплом, назначили начальствовать над группой весьма разболтанных молодых людей. Дисципл не смутился, но даже обрадовался, ведь это не так трудно — построить тех, кто охотно становится в ряд; куда интереснее скрутить дисциплиной тех, кто отчаянно сопротивляется благу упорядоченной жизни. Пусть побрыкаются, потом сами же Спасибо скажут. И вот Дисципл взялся за командование и в короткие сроки добился замечательных успехов, так что группа оболтусов, справиться с которыми считалось невозможным, всё более походила на солдат, слепо повинующихся уважаемому ими командиру. Дисципл был доволен, но однажды, в последний день месяца, ему доложили, что при осмотре вещей такого-то «бойца» была найдена большая, хотя уже и опустошенная бутыль с пивом, — а алкоголь был строго-настрого запрещен Дисциплом. «Пьяный равно безумный», — любил говаривать он. Что ж, такого-то вызвали, сделали ему строгое внушение, инцидент был исчерпан. Но в последний день следующего месяца у другого такого-то снова была найдена злополучная бутыль. Такой-то был вызван, ему было сделано сверх-строгое внушение, инцидент был исчерпан. Но в последний день следующего месяца, как вы догадываетесь, снова была найдена пивная бутыль без уже выпитого пива — у нового такого-то. Тогда Дисципл собрал всю группу и произнес перед ней речь, в которой пригрозил самыми строгими карами всякому, у кого впредь будет найдена бутыль. Но надо ли говорить, что в последний день следующего месяца бутыль опять была найдена. Да, виновника нарушения дисциплины строго наказали, но через месяц всё опять повторилось. Тогда Дисципл вызвал к себе старосту группы и спросил, в чем же тут дело, и почему ему не удается справиться со столь пустяковой проблемой. «Дело в том, — ответил староста, — что у нас сложилась такая традиция, и нарушить ее невозможно, и никакие кары тут не помогут. В последний день месяца мы распиваем бутыль пива: так было, так есть и так будет и не стоит препятствовать этому — да это и не в вашей власти». «Не в моей власти! — вспыхнул Дисципл. — Да это бунт! Вы немедленно отправляетесь на гаупвахту, а я лично буду исполнять обязанности старосты в следующем месяце и уж прослежу за тем, чтобы никакой бутыли в конце месяца не возникло». И Дисципл принял на себя новые обязанности и внимательнейшим образом изнутри следил за тем, что происходит в коллективе. Всё шло хорошо, и ни о какой бутыли никто и не заикался. Приближался конец месяца, Дисципл перекрыл все возможные каналы связи с внешним миром, так что, если бы кто и захотел приобрести бутыль, то у него это никак бы не получилось. Наконец, настал последний день месяца. Распорядок дня, и без того не оставляющий ни минуты на отдых, теперь не оставлял уже ни секунды. С самой побудки и до самого вечера каждый обязан был делать то-то и то-то — при этом каждый должен был оставаться на виду у Дисципла. Приближался вечер. Был произведен тщательнейший обыск личных вещей, и никаких бутылей найдено не было. Правда, некоторые ребята как-то по-заговорщицки улыбались, ну да это Дисципл приписал удовольствию от разрыва с вредными привычками. «Не в моей власти… — удовлетворенно бормотал Дисципл, поздно вечером в отличном настроении возвращавшийся домой. — Это, видите ли, не в моей власти. Всё в моей власти, если только правильно ее употребить». Он открыл дверь, вошел в свою спартанскую комнату, где не было ничего, кроме стола, пары стульев и кровати, а на столе он увидел… вы уже догадались, что — пустую бутыль. Впрочем, не совсем пустую, на донышке еще оставалось немного пива. Рядом с бутылью лежала записка. Взбешенно-растерянный Дисципл прочитал ее: «Уважаемый Дисципл, по традиции мы распили эту бутыль в последний день месяца, а вот вы, хотя уже и много месяцев являетесь нашим обожаемым начальником, до сих пор уклоняетесь от священной обязанности каждой единицы нашего дружного коллектива. Это недоразумение должно быть исправлено: мы специально оставили вам немного пива на донышке. Пейте и помните, что, хотя мы и готовы подчиняться вам, но далеко не всё в вашей власти». Дисципл махнул рукой и выпил остатки пива. Конец истории.

Крот. Так и надо этому надзирателю тюремному. И что должна внушить сия история?

Томский. Да то, насколько бессильным может оказаться всесильный, как кажется, человек, — причем бессильным именно там, где он, как кажется, всесилен. Он думает, что можно щелкнуть пальцами и сказать: «Да будет так». Щелкает, а на выходе — пшик. Поверьте, каждый человек во власти временами чувствует себя таким вот совершенно бессильно-щелкающим пальцами Дисциплом.

Крот. Что ж, поверю. А какой все-таки главный властный кайф?

Томский. Непосредственное влияние на судьбы окружающих людей, конечно. Ты видишь человека и понимаешь, что можешь поднять его на олимп, а можешь в порошок стереть. Эта мысль согревала и согревает всех тиранов.

Крот. Но вы-то не тиран, надеюсь?

Томский. И я надеюсь. Но и для меня самое важное — вторжение в судьбы людей. Поэтому больше всего я люблю… звонить по телефону.

Крот. Звонить по телефону?

Томский. Да.

Крот. Странный поворот. Власть и телефон. Как одно связано с другим?

Томский. Напрямую. Понимаете… как бы получше объяснить… Я думаю, в мире очень много людей, ждущих звонка, который мог бы изменить, даже коренным образом изменить их жизнь. И вот они ждут, ждут и очень часто так ничего и не дожидаются. Конечно, я имею в виду не пассивное ожидание, нет — я имею в виду тех, кто… в общем тех, кто заслуживает, чтобы им позвонили, но им никто не звонит. А так как меня в первую очередь интересуют творческие люди, то, соответственно, главная радость для меня — найти творческого человека, позвонить ему и сказать, что он — настоящий Художник, что мы его заметили, что он — наш. В общем, я бы хотел, чтобы каждый автор, ждущий звонка, этого звонка дождался. А сам я тогда выступаю в роли этакого волшебника, исполняющего желания, джинна из телефона. В этом и состоит для меня главная властная радость. Для этого мне и нужна власть.

Крот. Звучит красиво. Звонить и раздаривать миллионы.

Томский. Да не в миллионах же дело!

Крот. И в миллионах тоже.

Томский. Нет, не в миллионах. Вы, я вижу, так и не поняли ничего.