Рассказики-3. Выдуманные истории

Андрей Сатирский

Некоторые наблюдения из жизни, приправленные дозой легкой сатиры и тяжеловатого юмора.Однако есть повод повеселиться, чего и желает автор читателям. Будьте здоровы! Книга содержит нецензурную брань.

ПОЭТИЧЕСКИЙ ОПУС

В это раннее утро пивбар был почти пуст. Столик в углу заняли Блок с Маяковским. Молчали и подливали себе из большого кувшина. А о чем говорить двум великим поэтам? О бабах? Надоело. Хрустели сушки в крепких зубах, булькало пиво, старая «Спидола» издавала звуки, чем-то похожие на музыку, громко жужжала муха, которая тщетно пыталась нырнуть в призывно пенящийся на рекламном плакате бокал. Идиллия…

Блок вздохнул: — Порою хочется все бросить, уйти туда, где тишина… Но снова в туалет стучится жена.

— А как ты ее ласково называешь?

— Она как-то заявила, что я давно никак ее не называю. Предложила, например, зая, бусечка… А я удивился: — Заябусечка? Прикольно!

— Поссорились?

— Чуть не подрались… С тех пор называю ее березкой.

— Потому что стройная и в сережках?

— Потому что бревно в постели!

— А она как тебя ласково называет?

— Мой дятел! — Блок помолчал и добавил: — А вчера обнаружил мужика в шкафу. Спросил: — «Зачем он тебе?» — а она: — «Это заначка».

— Вот почему ты ходишь в пивбар? — улыбнулся Маяковский.

— Так здесь же музыка.

— А почему не идешь в оперу?

— Там пива нет. Только дороженное шампанское.

— Мог бы и дома попить пива.

— Мог бы, да послать некого, — вздохнул Блок: — Нет, послать есть кого, но не за пивом…

Вздохнул и Маяковский: — Нынче пиво выпускают не по 0,5, а по 0,45! И я сильно завидую тому чуваку, который сидит на разливочном конвейере и отпивает из каждой бутылки по 0,05! А еще и водка по 0,4 да яиц уже не десяток. Женщины тоже далеко не «зайки». Почему?

— Потому что водка по 0,4, — подсказал бармен.

— Мое тело требует пива, — признался Блок: — А сердце желает лирики да любви. Хорошо, что мозг, главный судья, отклоняет протест, поскольку тоже хочет пива, — и хорошенько глотнул из кружки.

Входная дверь с грохотом распахнулась, и в пивбар, тряся золотыми кудрями, ворвался Сергей Есенин. Он широко распахнул руки и двинулся к поэтам с криком: — А с салом налей-ка, кум! Это смесь хохляцкого с узбекским! Новояз, однако, — он с наглой ухмылкой присел за столик, потребовал чистую кружку от бармена и добавил: — Други мои, как жить-то хорошо!

— Ты уже выпил с утра?

— Да. А что?

— Александр, вы видите уникальную личность, — сказал Блоку Маяковский: — Этот мальчик был воспитан в глухой деревне баранами, но успешно адаптировался в современном обществе.

— За такие слова бьют по морде! — воскликнул, приподнимаясь, Есенин.

— Безумству храбрых венки со скидкой! — ответил Маяковский и крепко приложил кулаком прямо в глаз Сергею.

— Он меня ударил! — возмутился Есенин: — Александр, посмотрите, идет ли кровь!

— Тебе, Сережа, кровь очень идет.

— Я слегка погорячился, — признался Маяковский: — Сергей, вы извинения принимаете?

— Нет, только наличные!

— Хочешь еще наличными или лучше пойти на мировую? — поинтересовался Маяковский.

Есенин привычно тряхнул золотыми кудрями: — Да ямбись оно хореем через амфибрахий! Налейте же мне пива!

— Пива великому поэту земли русской! — торжественно провозгласил Блок и налил полную кружку, которую Сергей сразу опорожнил.

— Я не буду вызывать тебя на дуэль, — махнул рукой Есенин: — Никакое оружие не поможет, только ручной пулемет. А на состязание могу!

— И в чем мы можем состязаться? — усмехнулся Маяковский.

— В творчестве! Поэты мы или нет? Пусть каждый сочинит короткий стих про осень, а лучшего выберет Белинский. Осень уже здесь, прямо за окном, а Виссарион сейчас явится.

И впрямь — в пивбар вошел великий критик в промокшем от дождя макинтоше: — Пива мне!

Бармен налил ему полную кружку, и Виссарион, попивая на ходу, направился к поэтам: — Вижу, о чем-то спорите? Я мимо проходил и даже на улице услышал ваши крики.

— Мы решили соревноваться — кто лучше сочинит стих про осень, — сообщил Есенин.

— О, осень! Прекрасная пора, чтобы квасить капусту. Я вот уже третий день квашу, а до капусты руки так и не дошли. Значит, у вас соревнование? Обожаю всякую херню!

— А меня?

— Я про тебя и говорю.

— Вот такая наша жизнь! — возмутился Есенин: — Как конфетка — кому с коньяком, а кому сосательная! И как жить?

— Не знаешь, как жить, — живи счастливо, — заметил Маяковский.

— Хватит препираться, — приказал Белинский, допил пиво и налил еще: — Ближе к делу! Кто начнет?

— Да мы, вроде, пьяненькие, — робко запротестовал Блок.

— Самое то! — возразил Белинский: — Да, осень самая унылая пора, особенно с утра. Но где Пушкин брал освежающий ветерок, Фет багряные узоры, Бунин яркий пурпур, Тютчев легкий дождичек, а Есенин шелковый ковер из листьев? Ясно, что они уже с утра начинали бухать. Так, Сережа? А через бокал водки со льдом любой сезон даже с утра покажется очаровательным!

Есенин глотнул пива и продекламировал: — Улетают птицы, налетела грусть. Листья опадают. Чувствую — нажрусь…

— Пива златокудрому гению! — вскричал Белинский: — И 100 грамм за мой счет!

Есенин встал и раскланялся перед пустым залом. Бармен принес ему рюмку.

— Я, конечно, не обещаю ноктюрн из водосточных труб, — поднялся Маяковский: — Но тоже кое-что сочинил. Слушайте, товарищи потомки, горлана главаря!

— Валяй! — разрешил Белинский.

И Маяковский во всю мощь своего голоса выдал: — Небо стало серым, холодно, дожди… Потянулись в дурку боги и вожди…

— Смело! — одобрил Белинский: — И Володе 100 грамм за мой счет!

— Вы так разоритесь, — заметил бармен: — Водка у нас дорогая, ключница делала.

— Фигня! Наливай! — заорал Белинский: — Не зная ни сна, ни отдыха, при лунном и солнечном свете, мы делаем деньги из воздуха, чтоб снова пустить их на ветер! Пей, Володя! А ты, Саша, чем-то ответишь? Или слабо?

Блок ответил: — Осень. В небе тучки, солнышка чуть-чуть. Хочется на ручки, водки и уснуть.

Поэты оценили выступление коллеги минутой молчания. Белинский одобрительно кивнул: — Явный победитель. Тянет на 200 грамм. Но, может, ты выдашь что-либо на 0,5?

Блок выдал: — Осенний гром люблю за свежесть, за жгучий страх и маету. Ямайский ром — за те же чувства во рту…

— Бутылку ямайского рома Александру! — приказал Белинский.

Быстро разлили ром по кружкам и выпили за здоровье победителя.

— Можно еще стих про осень вне конкурса? — попросил Есенин: — В небе тонут тучи, в лужах небеса. Рвет на жопе Васи Игорь волоса.

— Интересная ситуация, — оценил Белинский.

Блок загрустил и пробормотал: — Еще снятся шикарные сны, где кружат над полями снежинки, но уже не хватает длины, чтобы друга достать из ширинки…

— А я еще могу кое-что достать из широких штанин дубликатом бесценного груза, — признался Маяковский, наливая себе пива.

— Да у тебя в штанах только облако! — засмеялся Есенин: — Потому и Брик тебя бросила.

— Черный ты человек, Сережа, — погрозил пальцем Маяковский: — Веревка по тебе плачет…

Есенин взлохматил золотые кудри: — Сегодня гороскоп был краток, без всяких этих то да се, 12 раз промолвил «Жопа» и все…

— А какое твое любимое состояние? — поинтересовался Белинский.

— Лежу у самой кромки моря немного пьяный, ну, и пусть… То море на меня накатит, то грусть…

— И как ты провел лето, Сережа?

— Взглядом. Шмяк — и уже осень… Не жалею, не зову, не плачу, просто некогда — работаю, ишачу!

— Да, у каждого свои проблемы, — вздохнул Белинский: — У кого-то суп жидкий, а у кого-то бриллианты мелкие…

Блок грустно отмахнулся: — Вертолетов нету, нету яхт и дач, и уже не будет, сколько ни херач!

Допили пиво, и Маяковский радостно провозгласил: — Грусть улетела, проблемам конец, все замечательно — стабилиздец!

Есенин заявил: — Я нынче сочиняю частушки-нескладушки. На завтрак принесла мне гейша две ветки сакуры во льду. Засунь ты эту икебану в… кувшин!

— Не понял, — опешил Белинский: — А рифма где?

— Там, где надо! — отрезал Есенин: — Вот еще, чтобы ты понял… Онегин, добрый мой приятель, любил молоденьких амеб. Отлавливал их в темном парке и… ел.

— Я тоже не понял, — сознался Блок.

— Тогда попроще! — презрительно скривился Есенин: — Идут по лесу братья Гриммы и вырубают топором всех тех, кто был уже написан Перром.

— Сережа, вы поди устали? Давайте я вас подменю, а то вы все один несете херню, — встрял Блок.

— Как я не стараюсь не писать херни, но такие редко выпадают дни, — посетовал Есенин.

Белинский посоветовал: — Есть на свете три пути — верь, надейся и терпи. Есть еще четвертый путь — хрен забей и все забудь!

— Я не расстраиваюсь, — заверил Есенин: — Когда вся грязь народного суда моей душе и сердцу докучала, я посылал всех с радостью туда, где наша жизнь взяла свое начало!

И неистовый Виссарион заключил: — Никто никому ничего не дождик… Выпьем?